Разговор с Николаем Павловичем

   Прочитал очень хорошую статью о Лермонтове. После целого оползня нечистот на голову этого гениального человека статья радует свежестью правды, в которой нет места злорадству. Человек отчаянной храбрости. Как при такой тонкой нервной организации можно выдержать все эти кавказские экспедиции, резню при Валерике, партизанские походы во главе отряда «охотников», заслужив при этом уважение этих отнюдь не сентиментальных людей, спать на голой земле, не имея походной палатки. И всё это далеко не при богатырском сложении и здоровье. Если бы я встретился Императором, то сказал бы ему: «Ваше Величество! Вы поступили несправедливо по отношению к поручику Лермонтову. Отослали на Кавказ в действующую линию, отказались утвердить представление на следующее звание и награды, заслуженные им безусловной храбростью, ценою жизни во славу русского оружия. Если он в чём-то и был виноват, можно было употребить более мягкое наказание, например, ссылку в те же Тарханы. Да и в чём было его вина? В желчном обращении к «надменным потомкам» денщиков, торговцев пирожками с зайчатиной? Если Вы отец народа, то обращаться надо с «детьми» по-отечески, наказывать, но не подталкивать к смерти. Где ваша мудрость, великодушие? В отношение Лермонтова вы поступили не по-божески, не по-человечески и просто недальновидно. Гении (а Лермонтов был гений) нуждаются в защите и опеке, пусть и неявных. Их недостатки надо терпеть, насколько возможно. Потому что их достоинства несоизмеримы с их ошибками. Они – цвет нации, а вы срезаете этот цвет серпом смерти. И кто выигрывает? Только серость, невежество и злорадство низких душ».
Надо было так немного: одним кивком выразить своё благоволение – и не было бы унижений и ответного озлобления, изнурительных походов по горам, лечения в Пятигорске, где и случилась эта нелепая трагическая случайность.

О стихах и напоминать не надо. Одно
 
«Выхожу один я на дорогу,
Сквозь туман кремнистый путь блестит,
Ночь тиха, пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит».

искупает все недостатки этого человека (которых, кстати, было не больше, чем у многих других людей, к тому же, не писавших гениальных стихов), одно это стихотворение ставит его рядом с величайшими  ветхозаветными пророками, угодными Богу. Своей жестокостью и нелюбовью вы сделали из него мученика.

Да и с Пушкиным при жизни, а не после смерти, можно было бы быть помилостивее. При строгом запрете на дуэли, вплоть до смертной казни, при хорошо работавшем сыске остановить историю с Дантесом, вышвырнуть этого искателя «лёгкого счастья и чинов» за пограничные столбы еще до выстрела на Чёрной речке не составило бы труда.