Уроки не физики

Часть 1

Девятиклассники сидели на уроке физики. Каждый из них думал обо всем на свете, но только не о физике. Это был золотисто-желтый октябрь. Между кленовых листьев синел в окне кусочек осеннего неба, а солнце пускало игривых зайчиков на стены, парты и доску так, что едва были видны выводимые медлительной рукой физика формулы. Да и кому в этом классе было дело до электрических цепей, кулонов, электронов и всего другого такого скучного и неинтересного. Все уже давно забили на физику, потому что еще с седьмого класса, когда начался этот предмет, читал его Александр Викторович – человек как бы и не злой, но было в нем что-то такое, что навсегда заклеймило физику как неинтересный предмет, который надо пересидеть. Вряд ли кто-то в этом классе мог ясно сформулировать, что же было не так с Александром Викторовичем, однако урок физики для каждого оказался на периферии учебного процесса, заняв свое «почетное» место среди уроков музыки, трудового обучения и изобразительного искусства. Пожалуй, именно из-за такой бесцветности учителя даже прозвище к нему не прицепилось. Ни одно! Ни хорошее, ни плохое. Александр Викторович и все тут.

Первого сентября до девятиклассников дошел слух, что Александр Викторович уволился. Слух быстро подтвердился, когда на первый урок физики в 9 «Б» классе пришел другой учитель – Прокоп Миронович. Он был низкого роста и совершенно неатлетического сложения, которое бывает у людей, предпочитающих больше двигать извилинами мозга, чем бедрами (хотя, согласитесь, одно другому не мешает). На его носу сидели роговые очки, о которых дети много читали в русской литературе (да, те самые «роговые очки» на носу княгинь и князей), а сейчас получили возможность увидеть их воочию: оправа из рога была большая и толстая, такими же толстыми были линзы почти квадратной формы. Если б сбросить учителю лет так двадцать, он бы очень напоминал Шурика из «Операции Ы» в тех огромных очках. Потому очень скоро девятый «Б» стал называть физика Шуриком. Но и это – не самое страшное. Мужчина был одет в глуповатый свитер с оленями, что вызывало чрезвычайный диссонанс с бабьим летом за окном. Даже оливковый цвет, созвучный бабьему лету, не мог спасти свитер. Впрочем, если бы на дворе была зима, вряд ли свитер выглядел бы менее нелепо. Словом, такого персонажа ни один ученик класса не мог воспринять всерьез.

После первого урока стало понятно, что Шурик очень терпимый к ученикам, даже слишком. Если предыдущий учитель всегда задавал классу какие-то сложнейшие задачи, которые сам же и решал на доске, не заботясь о том, чтобы научить подростков делать это самостоятельно, то с новым учителем классная работа сводилась к решениям простых задач, которые математически были легкими и потому не нуждались в особом шевелении мозгами. Обычно новая тема начиналась с задач, которые заключались в простой подстановке данных в формулу. Дети сразу начали подозревать, что такой подход был несколько примитивным, однако вряд ли можно было найти кого-нибудь, кто не согласился бы с тем, что физика стала более близкой и понятной. Несмотря на такой качественный «физический» сдвиг, урок не продвинулся в статусе по иерархии, так и оставаясь среди последних где-то вместе с рисованием.

Катя сидела на первой парте, но даже это не мешало ей смотреть на небо за окном, а не на доску. Небо навевало романтическое настроение и отдаленно напоминало лето, когда можно было забыть не только о физике, но и о математике, академконцертах, олимпиаде по языку, неадекватной биологичке и всех других побочных эффектах школьного обучения.

Кате пришло в голову замечательное сравнение открывающегося вида за окном с украинским флагом (ведь нашему знамени он нисколько не уступал своей желтоблакитностью), когда вдруг она услышала свое имя и встрепенулась. Прокоп Миронович вызвал ее к доске. От внезапного переключения с собственных дум на физику Катя даже вспомнила, что учили они сейчас закон Ома. И поблагодарила себя за это... Вот только в те две секунды, пока она доходила до доски, поняла, что совершенно не помнит, что чему там прямо пропорционально, а что обратно пропорционально в электрической цепи. В голове все смешалось – сила тока, напряжение и сопротивление. Казалось бесполезным делом пытаться воспроизвести их взаимозависимость: времени на раздумье уже не осталось. Хорошо, что благодаря визуальной памяти Катя знала, какими буквами обозначалась та же сила тока, напряжение и сопротивление. Но что это дает? Формулу из букв она явно не сможет составить – до таких высот ее визуальная память почему-то не дотягивала, а зря. Девочка пыталась вспомнить эту проклятую формулу, но в голову приходили только факты из жизни самого Георга (или Герберта?) Ома, о котором ей было интересно читать в учебнике по физике. Этот Ом почему-то считал, что мир злой и враждебный. «Неудивительно», – подумалось Кате, ведь ученого травили «глубоко религиозные люди», которым было трудно согласиться с тем, что природой правят не Божьи законы, а те, которые сформулированы каким-то безумным ученым. Катя никак не могла понять, почему так трудно было предположить, что закон Ома тоже от Бога. Удивительно, сколько девочка могла подумать за те секунды, пока направлялась от первой парты до доски.

Прокоп Миронович начал читать задачу: «Какое сопротивление имеет вольтметр, рассчитанный на 150 В, если сила тока в нем не должна превышать 0,01 А?», а Катя записывала за ним:

Дано:
U = 150 B
I = 0,01 A
R – ?

Когда девочка увидела эти три буквы в «Дано», то поняла, что ей попалась задача, в которой нужно было просто подставить данные в формулу. Однако формула так и не всплыла в памяти. «Эпик фейл, – подумала девочка – задача элементарная, и ту сейчас решить не удается». Вздохнула. «Для решения этой задачи нужно знать закон Ома, – начала, было, Катя, – а формула закона Ома ...». Тут ученица замолчала. Мозг так и не предложил стратегии, как выкрутиться из этой ситуации. Ребята на первой парте пытались подсказать, но в этой стрессовой для Кати ситуации их слова оказались белым шумом. Ей ничего не оставалось, как честно признаться, что формулу она не помнит. «Я только знаю, что сила тока прямо пропорциональна то ли напряжению, то ли сопротивлению, но не помню чему именно, к сожалению», – виновато сказала девочка. Она была уже готова к тому, что Прокоп Миронович, как и предыдущий учитель скажет что-то вроде: «Садись, дщерь», имея в виду: «Иди на место, маленькая дуреха, и дай другим дурням тоже осрамиться у доски». Но учитель улыбнулся и сказал: «Ну, Георгу Ому («Он же Георг, а не Герберт» – осенило девочку) понадобилось много времени, чтобы понять и вывести закон, который мы сейчас называем его именем. Поскольку мы не можем повторить его путь, да и необходимости такой нет, нам остается смиренно пользоваться открытием немецкого физика, запомнив суть этого открытия. Я понимаю, Катя («О, Господи! Этот учитель назвал меня по имени» – мелькнуло в голове девочки), что ты, конечно, знала б закон Ома, если бы полжизни проводила эксперименты с электрической цепью. Но поскольку ты только в начале жизненного пути и физика далеко не первое, если не последнее, что тебя интересует, то, понятное дело, ты логически не можешь вывести эту формулу. То, что ты знаешь, про что этот закон, уже не шутка. А сама формула все равно долго в памяти может и не задержаться. Я подскажу тебе ее:

I = U / R

Конечно, если вы будете знать ее, это упростит всем жизнь, – обратился учитель уже к классу, – не нужно будет искать шпаргалки по всем карманам на контрольной или исписывать руки формулами. Но оставлю это на ваше усмотрение. Думаю, Катя, тебе уже нет необходимости вычислять эту задачу на доске. Давай спросим у одноклассников, например, у Кирилла, какое сопротивление должно быть в таком вольтметре?» – закончил свою речь Прокоп Миронович. Кирилл назвал правильное решение: R = 15000 Ом, или 15 кОм.

В том, что результат представила не Катя, а ее одноклассник, не было ничего унизительного. Учитель не хотел тратить время на вычисление, когда ученица и так понимала, что делать, и это, в конце концов, было мудро. Катя решила на доске еще одну задачу, но уже о количестве электронов, которые должны пройти через поперечное сечение спирали в кругу электрической лампы, и ждала приговора – «семь»? «восемь»? «На сей раз я не снижаю высокую оценку за незнание формулы, ставлю "десять". Но давай договоримся, что в следующий раз, если не будешь знать формулы, придется поставить оценку пониже» – произнес учитель. Катя была не против, молча кивнула и села на свое место. Ей вдруг захотелось вникнуть в то, что происходит на уроке. Кроме того, сейчас она была уверена, что закон Ома и его формулу она запомнит на всю жизнь: «Сила тока в участке электрической цепи прямо пропорциональна напряжению на этом участке и обратно пропорциональна сопротивлению этого участка: I = U / R». И еще она почувствовала какую-то жалость к Шурику. Не таким уж и плохим учителем он был: какой-то слишком добрый и нетребовательный, но это не повод его не любить.

Часть 2

Тот день ничем не выделялся среди других школьных дней, разве что для Кати он был немного полегче – не было алгебры и геометрии. Она любила математику, но опасалась ее, точнее не ее, а учительницу математики, которая одним своим драконьим взглядом могла заставить остыть все внутри. От такого холода не спасало даже то, что учительница была огнедышащим драконом. Поэтому настроение у Кати было возвышенное и расслабленное. Единственное, что смущало – это маленький червяк, который точил ее сердце – ведь физику она так и не выучила. Снова. «Будь она неладна, эта физика, – думала девочка. – Меня недавно вызвали, может, на этот раз должны оставить в покое». Зато в тот день был английский, который девочка очень любила. Она даже немного ждала урока. Особенно ее привлекала перспектива еще раз спеть «Show must go on» Куина и «Umbrella» Рианны – две песни, которые они учились не отставая от исполнителей воспроизводить на последних двух уроках.

Какой же для Кати был облом, когда с самого утра перед первым уроком в класс пришла завуч и сказала, что английского сегодня не будет, потому что учительница заболела. Зато, вместо инглиша будет физика. Перспектива двух физик – по расписанию, да и еще дополнительно – мало кого обрадовала в 9 «Б». «Сидеть на двух физиках – это просто капец!» – начала жаловаться Катя своей подруге Юли. Та на мгновение застыла, призадумавшись, и выдала абсолютно бредовую идею: «А давай всем классом прогуляем физику, а Шурику скажем, не знали о замене!» Катя уже готова была категорически возразить подруге, как проходивший мимо Сашка услышал Юлины слова и сразу за них вцепился. «Прогулять физику? Это же классно! Шурик все равно никому не будет жаловаться на нас, а мы затусим на сорок минут, все равно никто ту физику не выучил» – начал рассуждать Сашка. «Но ...» – пыталась вклиниться Катя, однако ее прервал Носок, Коля Носко, друг Сашки, который ухватил обрывки разговора. «Носок, слышишь, что говорю. Девочки предлагают прогулять физику» – начал объяснять Сашка другу. «Я ничего не предлагаю ...» – снова начала Катя. «Идея! – оживился Носок. – Я стрельнул у предка несколько сигарет, поэтому можно в овраг пойти». «Мне совсем не нравится» – все же смогла вклиниться девочка. «Покурить или прогулять физику?» – начали троллить Катю ребята. «Вообще-то обе идеи тупые – строго сказала девушка, – нашли когда идти курить, хотите, чтобы снова разборки в классе были? Будете вонять, как паровозы. Ивановна сразу унюхает, снова родительское собрание соберет...» Катя не смогла договорить, потому что ее перебил Носок: «Да чего ты так боишься. Зажуем. А о физике надо с другими поговорить. Эй, пипл, гуляем физику?» – крикнул он. Сначала на его слова среагировала группка ребят, увлеченная в этот момент каким-то роликом на ютубе, затем вокруг главного промоутера прогуливания начал собираться весь класс. «Значит, слушайте. Есть план. В следующий перерыв мы просто не вернемся сюда, а идем гулять дальше. С чего бы нам сегодня страдать на двух физиках из-за того, что англичанка заболела? Придем к Шурику по расписанию, упадем на мороз, типа не знали о замене. Он нас не сдаст, вот увидите».

Сразу нашлись те, кто с радостью поддержал идею: «Идем, решено!» – начали кричать. «Тсссс ..., успокаивал одноклассников Носок, – Ивановна может прийти раньше и услышать». Где-то издалека тихо зашелестел Петин голос. Петя очень редко его подавал, поэтому все сразу обратили внимание на столь экстраординарную ситуацию. «Эм ... Так нам же достанется ... Может, не будем этого делать, а?» «Не ссы, Петя! Говорю же, что физик не такой, он стучать не будет! – продолжал Носок. – Есть еще такие, кто боится?»

Катя не боялась. Ни одной клеточкой своего тела не боялась. Они столько всего чудили в классе, и столько было тех воспитательных часов, что перспектива еще одной казалась обычным явлением. Ее мучило другое: как смотреть в глаза Шурику после такого. Ее внутренний взгляд воссоздал в памяти низкую, немного согбенную фигуру в оливковом свитере с оленями, добрые глаза под толстыми очками, понимание и сочувствие, которое передавал тихий голос. После того урока, когда физик не посадил ее с двойкой и никоим образом не унизил за незнание закона Ома, Катя уже не могла относиться к нему как к функционеру или просто как к голове, которая говорит 40 минут и исчезает до следующего урока физики. Он увидел в Кате человека, поэтому и она невольно начала в нем видеть нечто большее – чудаковатого дядю, который, видимо, одинокий. Ибо какая жена позволила бы ему приходить в таком глупом свитере. Так получилось, что на том уроке прояснились отношения не только с физикой, но и с самим физиком.

Пока такие мысли роились в ее голове, одноклассники, похоже, приняли решение. Сейчас вот должен быть ее, Катин, выход, дабы она высказала всему классу, что Шурик не заслужил такого отношения, и даже если кто-то не сделал домашку, вряд ли он пострадает, поскольку не в стиле учителя ставить двойки, а желающие покурить могут это и после уроков сделать. И еще много что могла бы сказать... Но все эти мысли так и застряли во рту, поэтому их пришлось глотнуть, едва не подавившись. И Катя неохотно поплелась на улицу за остальным классом, чтобы не вернуться на урок с этого перерыва.

Чтобы прогул никто не заметил, решили пойти в соседний двор, где был уютный поломанный бювет с лавочками под навесом. Большинство пребывало в эйфорическом возбуждении. Еще бы, решиться на такое приключение! Здесь был и риск, и обман, и запрещенные удовольствия. Потому Сашка с Носком решили, что им не обязательно идти в овраг, чтобы покурить, можно и здесь при всех – все равно никто из учителей не увидит. Начали играть в крокодила. Катя очень любила эту игру. Впрочем, сейчас ее взгляд никак не мог сфокусироваться на игроке, который показывал слово. Да, мысли о физике хаотично крутили колесико фокуса на ее объективе. Как она ни старалась, но внутренне быть с классом ей не удавалось. Она была с Шуриком. Спонтанно у нее возникло раздражение по поводу того, что из-за этих мыслей она пропускает все наслаждение от такой необычной ситуации: они всем классом ВМЕСТЕ играют в крокодила, наслаждаются хорошим осенним днем. И Саша здесь, с ним вполне можно сейчас заговорить, или, угадав слово, загадать следующее, например, heavy metal. Сашке, любителю Metallica, точно понравилось бы. Вместо этого она сокрушается из-за какого физика, который одеться толком не может. Катя отмахнулась от этих мыслей как от надоедливой мухи и решила-таки угадать, какое там слово, чтобы хотя бы в игре продемонстрировать свою симпатию к Саше.

Впрочем, коллективный энтузиазм начал понемногу угасать к концу урока, когда уже пора было возвращаться в класс и принять приговор судьбы, который мог быть любым: как абсолютно безболезненным и незаметным, так громким, скандальным и неприятным. Коллективным разумом решили, что все придут в класс «на морозе», будто ничего не произошло, даже если там будет физик. А если тот будет что-то спрашивать, скажут, что не знали о замене. Ребята 9 «Б» смешались с кучей школьников, вышедших на улицу во время перерыва, и понемногу начали заходить в школу. Впрочем, никому не хотелось подниматься в класс на втором этаже. Носок резко свернул налево, сказав, что ему надо отлить. За ним потянулось еще трое одноклассников, которым также вдруг очень захотелось в туалет. «Эээ... – закричала Катя, – Носок, ты куда, мы же договорились все вместе заходить в класс!». Носок продолжал свой ход в уборную, делая вид, что не слышит слов одноклассницы. Группка девочек, которая зашла лишь в помещение школы, резко сдала назад, сказав, что перерыв еще длится и нечего им сейчас возвращаться в класс, и вообще, это можно это сделать через 5 минут, после звонка. Все волшебным образом рассосались по школе, и Катя с Юлей оказались вдвоем перед лестницей, ведущей к их классу на втором этаже.

Девочки посмотрели друг на друга. Не приходилось сомневаться в том, что как для одной, так и для второй, эти ступеньки стали сейчас адовыми. Катин кадык шевельнулся, а выражение ее лица было каким-то тупым и растерянным. Она очень бы не хотела, чтобы Саша видел ее с таким лицом, но, несмотря на это, лучше бы он был здесь, вместе с ними. Праведный гнев начинал подниматься на него изнутри Катиного существа. «И где его носит, говнюка такого? Один из первых кричал, что надо прогулять. Носок-то, ясное дело, он бы смылся в любом случае, но Саша? Он не такой ... » – думала девочка. Гнев на Сашку сменила обида на класс, который исчез в самый ответственный момент. И куда делась та крокодилья коллективность в бювете, которая еще десять минут назад позволяла чувствовать вселенское единение всех со всеми? И почему она, Катя, будучи с самого начала против этой идиотской идеи, должна первой подниматься в класс, где, вероятно, сидит Шурик, который точно захочет знать, что случилось с 9 «Б»? Мозги упорно твердили, что и ей надо выйти на улицу, дождаться звонка и уже вместе со всеми зайти в класс, дабы не стать козлом отпущения. Однако сердце почему-то звало вперед к адовым ступенькам. Из-за этих мыслей ее лицо менялось очень быстро. На нем проступала то ярость, то раздражение, то, увы, растерянность. Но ноги шли сами, и она не очень отдавала себе отчет, почему так получается. «А Юлька пусть как хочет. Хай остается со всеми, трусиха. Такая мне подруга. Сама подняла бучу, сама же и спасовала» – думал Катя по пути наверх. Впрочем, Юля смиренно шла за подругой, и, похоже, ее лицо менялось с той же скоростью.

Катя не умела строить стратегий или действовать с расчетом, ее истинные мысли всегда выдавало тело и интонации. Вряд ли эта ситуация станет исключением, и потому она поднималась по лестнице, как в тумане, не имея представления о том, как себя вести и что говорить, если спросят. Впрочем, интуиция у девочки тоже была – «дай Боже», поэтому сейчас она просто шла за этим иррациональным чувством внутри почти так же смиренно, как и шедшая за ней Юля.

В классе одиноко сидел учитель. Они замерли на секунду, поздоровались и пошли к своим партам. Учитель поздоровался в ответ. Кате было трудно смотреть на него, и она сводила все взгляды к минимуму. Однако этого хватило, чтобы уловить в его глазах печаль, похожую на ту, что была в глазах у ослика Иа из мультика про Винни Пуха. «Где остальные из класса?» – печально спросил учитель. Катя понимала, что сейчас нужно проявить непринужденность и легко сказать, что, пожалуй, другие еще не вернулись с перерыва, однако, как и подозревала, оставаться непринужденной в такой ситуации было трудно. Поэтому она, запинаясь, промямлила что-то вроде «Они ... они, видимо, на улице все». «Понятно», – сказал на выдохе учитель и начал подниматься из-за стола, глядя на Катю. «Ну, ладно, они пустоголовые, а ты?» – Кате показалось, что именно это она прочитала в глазах учителя. Она как бы и хотела что-то сказать, но опять не смогла. Перед дверью учитель обернулся и снова сказал: «Ясно. Что ж, готовьтесь к следующему уроку», и вышел. Еще никогда Кате так не хотелось услышать, что озорной горе-девятый «Б» класс будет вызван к директору, что классу поставят воспитательный час и назначат три дополнительных уроки физики. Вместо этого прозвучало это печальное «ясно». Из дверей осторожно выглянула голова одного из одноклассников. «Ну что, его нет?» – обратилась голова к Кате. «Что, не видно!» – буркнула девочка и принялась вытаскивать из рюкзака учебник по физике.

Этот урок физики по всем внешним признакам напоминал все предыдущие, но первые слова Учителя сделали его особенным. Он сказал: «Поскольку вы решили, что вам не нужна помощь в освоении электростата, оставляю его на самостоятельную проработку. Несмотря ни на что, я готов помочь с этим в мои «учительские часы», о которых вы знаете – каждый вторник и каждую среду с 15 до 17. Особенно это нужно тебе, Саша, если ты все же решил поступать на прикладную математику. Тебе нужно будет писать ЕГЭ по физике. Советую учить все систематически, чтобы через два года только совершенствовать мастерство, а не подтягивать хвосты. Ты, Юра, тоже заинтересован, если хочешь связать свою будущую профессию с точными науками». Это было сказано спокойно, но с той знакомой грустью в голосе и глазах, которую Катя первая из всех увидела. После этих слов в классе повисла тяжелая атмосфера, причем не всем хватило ума понять ее источник. Класс в этот раз был на удивление тихий и как-то аномально смирный. Впервые за всю историю физики в девятом «Б» появились добровольцы, которые захотели выйти к доске или выразить свои идеи по поводу возможных вариантов решения задач. А после урока кто-то из ребят взялся помочь Учителю занести принадлежности в учительскую.

Часть 3

В школе сегодня был праздник – традиционная осенняя ярмарка. Ученики любили ее по многим причинам, и вовсе не только потому, что уроки были сокращены. Больше всего им импонировала игра во взрослую жизнь и перспектива заработать свои первые деньги. Каждый класс украшал свою классную комнату, придумывал концепцию «предприятия» и давал ему название. В таких многочисленных «предприятиях» по школе продавали разнообразные товары и услуги. Что до товаров – то упор делался на hand made. Юные хозяева и хозяйки, поупражнявшись дома в кулинарии, выносили свои шедевры на продажу. Столы в классах были заставлены кексами, чизкейками, тирамису, макарунами, тертыми пирогами, бисквитами, муравейниками и многоцветными стаканами с желе. Кое-где предлагали поесть что-то посерьезнее – драники, вареники, крученики с мясом и грибами, блины. Едой, конечно, не ограничивались ярмарочные предложения. На импровизированных ярмарочных прилавках можно было найти вышитые салфетки, серьги, сделанные из керапласта, толстые узорчатые бусы и браслеты из бисера, сплетенные ученицами школы, раскрашенные глиняные и деревянные изделия. Кто-то предлагал свои услуги набойщика тату, кто-то из девушек был искусен в мехенди – индийском искусстве росписи хной по рукам, кто-то мог даже нарисовать портрет. Иные за символическую плату учили делать японских журавликов и лягушек, кто-то учил декупажу и предлагал купить красивые ретро-ящики собственного производства. Осенняя ярмарка в школе ничем не отличалась от знаменитой Сорочинской ярмарки. Здесь так же можно было собрать последние сплетни, одеться в вышиванку и даже увидеть нечистую силу в виде завуча. Каждый мог проявить свои таланты и даже получить деньги за это. Учителя также становились активными участниками этого действа, они помогали ученикам и не стеснялись опорожнить свои кошельки перед ними. Ученикам нравилось как продавать свои изделия, так и покупать чужие. «Ты был в 9 «А»?» «Нет, а что там?» «Они кафешку замутили со свечами. Затемнили окна, включили романтическую музыку и предлагают имбирный чай с фирменными кексами. Каждому десятому гостю угощение бесплатное. Пойдем, покажу!» Подобные разговоры можно было слышать везде по школе.

Катя традиционно продавала свои хенд-мейд открытки. Их охотно покупали, и девушка радовалась, что не зря сидела неделю до позднего вечера, фигурно вырезая картон, лепя на него куски ткани, ленты и пуговицы. Вдруг она увидела, что к ней приближается Шурик. «Надо же, куда делся его свитер?» – была первая мысль девушки, на которую тут же наложилась другая: «О, он не один ... А кто это с ним? Неужели жена? И никакой он не одинокий!» Шурик, одетый во вполне аккуратный кофейный свитер с выглядывавшим из-под него снежно-белым воротничком, подошел к Катиным открыткам под руку с симпатичной женщиной «за сорок».

- Прокоп Миронович! Добрый день! – вскочила Катя с места, чтобы поздороваться с учителем.
- И тебе добрый, Катя! Хорошие у тебя открытки!
- Спасибо! Рада, что Вам нравится.
- Я возьму две – сказал Шурик и потянулся за кошельком.
- Нет, не стоит. – Катя спонтанно коснулась его руки, останавливая жестом. – Вы можете взять просто так любые, которые понравятся, хоть все!
- Почему же, дочка! За такую красоту хочется поблагодарить.
- Это мы Вас должны благодарить, – виновато сказала Катя. – Благодарить за то, что вы не пошли жаловаться завучу за наш прогул. Мы очень виноваты перед Вами, пожалуйста, простите.

Катя почувствовала, как ее лицо наливается краской. Не сказать, что эти слова дались ей легко, но она почти сразу почувствовала облегчение, даже телесное. Будто то, что сжимало ее долгое время, отпустило свою мертвую хватку. Катины слова услышала Юля, которая сидела рядом, делая портрет очередного заказчика. Она оторвалась от работы и присоединилась к беседе:

- Нам не следовало прогуливать тот урок, Прокоп Миронович. Нам действительно досадно.
Стоявший, оказывается, неподалеку Сашка тоже вмешался:
- Конечно, этим мы не искупим нашу вину, но позвольте нашему классу угостить Вас. Думаю, никто не будет против. Выбирайте на наших прилавках все, что пожелаете, пожалуйста.

Петя-молчун, сидевший рядом с Юлей, тихо сказал:
- Давайте я насыплю Вам орехов-великанов. Они у нас на даче растут. Таких Вы никогда не видели. Вооон крупные!

- Это пустое, – начал учитель. – Спасибо, ребята! Абсолютно не стоит! Мы с Мартой – и он шутливо посмотрел на свою жену – в любом случае что-нибудь купим, здесь значительно дешевле, чем где-либо. Но раз так просите, могу принять в подарок только одну открытку (уж очень красивая!), и один орех (уж очень большой!), а в остальном уж извините. – И он с широкой доброй улыбкой, которую ученики еще не видели, посмотрел по очереди на Катю, Юлю, Сашу и Петю.

- В следующий раз, как будете прогуливать, то хотя бы предупредите, чтобы я не сидел и не ждал в классе, как дурак, – шутливо сказал он, подмигнув Кате, и наладился было идти, как Катя окликнула его:
- Прокоп Миронович, а открытка?
- О да ... Пусть будет вот эта – и он, взяв открытку, направился под руку с женой осматривать остальные прилавки 9 «Б».