Пролог

Там, за белым туманом


Всё, что происходит в явном мире, - происходит в пространстве сознания
и ограничено лишь разумом и мерой допустимого, то есть совестью…

Автор 

Пролог

- Что это такое, молодой человек?! – вскипел профессор, потрясая худыми руками над головой. - Что за работу такую вы преподнесли, старику? Какое право вы имеете писать то, о чём не имеете ни малейшего представления, тем более делать по этому поводу какие-либо безосновательные умозаключения! – профессор встрепенулся точно большой филин, словно пробудившись от своих собственных слов, и скорчил, совершенно не соответствующую его положению, гримасу, выпучив глаза и поводя из стороны в сторону головой. В этот момент Виктору показалось, что старик лишился рассудка, он весь трясся, говорил сбивчиво и резко, периодически вставляя в свою речь какие-то птичьи интонации.
Виктор попытался было что-то возразить, оправдаться и доказать заносчивому профессору, что он, как, собственно, и все студенты его курса, опирался на существующие и вполне авторитетные источники, но старый профессор не позволял вставить и слова. Он почти кричал, не ограниченный даже рамками своего профессионального положения, извергая из своих недр совершенно непонятные Виктору эмоции. Казалось, что, не имея за плечами должного образования и воспитания, он бы просто кинулся в драку. Виктор никогда не видел профессора таким. Всегда размеренный и плавный семидесятилетний старик вдруг сорвался и пошёл вразнос.
- Из-за таких… как вы, молодой человек, гибнет Россия, гибнет великая культура, традиции, разрушается мудрость древнейшей на Земле и могущественнейшей цивилизации!.. Авторитетов каких-то выдумал, словно бы они вообще существуют, в этой, давно проданной и перекупленной недолюдками стране! – кипел он, сверкая уже красными от бешенства глазами. - Вы… - он ткнул худым пальцем в направлении Виктора, - что вы знаете о Руси, о её истинном наследии, о великих богах, волотах, о предках о своих что знаете?… Вы прадедушку-то своего вспомнить не сможете, а туда же… Что вы можете сказать или, что могут сказать ваши дутые псевдоавторитеты о сущности великого некогда народа, наследников бореалов?! Ничего?.. Ага, ничего!.. Ничегошеньки, ни они, ни вы не в состоянии сказать и даже помыслить… тем паче, не станете, до тех пор пока вам платят, пока ваши жизни приправлены суррогатом прогнивших насквозь ценностей, навязанных вам извне, а ваши мозги промыты вот такими вот авторитетами – врагами… на генетическом уровне ненавидящими свой собственный народ… всей этой, ни к ночи будет сказано, интеллигенции. Все эти… - профессор махнул куда-то за спину, – упыри и прохвосты, продававшие во все века великое наследие. Я-то уже старик, но того хуже, что вы, молодые люди, не способны даже приблизиться к тому пониманию, которое надлежит величайшему на земле народу и его не убиваемому генофонду. Что?.. Вам нечего сказать? А я вам вот что скажу… - профессор приостановился, переводя дух. Виктор вновь попытался оправдаться, подняв глаза до сих пор опущенные к полу, но профессор взревел ещё пуще прежнего:
- Молчите… молодой человек! Молчите! Не смейте возражать старику! – он захлопал ладонью по столу и звуки его хлопков разнеслись по пустой аудитории. - Вы думаете, наверное, что старик совсем спятил и не отдаёт отчёта в своих словах и действиях?! Это не так, молодой человек! – профессор потряс сухим пальцем у лица Виктора. - Старик просто устал молчать, глядя на то, что делают с его родиной, а вам этого, видимо, и не понять. Вам даже не понять, что слово “родина” может быть не только красным словцом, а ещё и частью человеческой души. А вы вот скажите, молодой человек, вы когда-нибудь были за Камнем, ходили ли по Печоре и Вишере, топтали ли землю Сибирскую?.. А может быть вы гуляли по Поросью, Суле, на Днестре были?.. А может, молодой человек, вы поднимались в горы Алтая и топтали землю Саян?.. Были ли вы там, где живут настоящие русские люди, – последние из оставшихся на этой чертовой планете, русские?.. А может слово “русские”, вы тоже в своей душе уже перечеркнули? А… вы ведь даже не заметили, как из вашего паспорта убрали графу национальность, как вас взяли под контроль и поставили на колени, возле корытца, заполненного до отказа западным и китайским барахлом! Ну, согласитесь ведь, не заметили?! Вы не заметили, как упростился ваш язык, как ваши девчонки повыскакивали замуж за богатых кавказцев и китайцев, как у руля мощной некогда державы встали отбросы хадаба… Вы не заметили этого и не заметите, как вашим детям и внукам будут вшивать в тело микрочипы! Всё это ваше безразличие и абсолютнейшая вера в эти бесконечные псевдонаучные, псевдорелигиозные и оно приближенные авторитеты, которые своими ложными догматами промыли всем вам мозг и оставили подыхать, окружив вас прелестями западного образа счастья и успеха! Где вы были? А если были то, что и чем, чёрт побери, вы видели?! Вы вообще где-нибудь дальше МКАДа бывали? – последнюю фразу профессор прошипел по змеиному, оборвав её крепким хлопком ладонью по столу.
В следующий момент профессор резко повернулся спиной к Виктору, легко прокрутившись на одной ножке стула. Виктор даже и не думал, что в старике может быть такая сила и ловкость. Казалось бы, на мгновение, поправ все законы гравитации, старик подлетел в воздух и стул вращался по никому неведомым законам на одной ножке сам по себе, тогда как тело старца нисколько не мешало, а лишь усиливало это вращение. У Виктора закружилась голова, ему показалось, что хлопни старик чуть покрепче, и стол бы проломился, а стариковский финт со стулом у студента вообще не укладывался в голове. Как такое может быть? Как престарелый профессор сделал то, что даже молодому и крепкому гимнасту Виктору, не по силам.
В аудитории на какое-то время повисло гнетущее молчание. Виктору показалось, что старый многознающий профессор, что-то шепчет, бормочет, иногда даже тихо рычит. Старик сидел спиной к Виктору, сгорбившись и положив жидкую всклокочённую бородёнку, на тощую петушиную грудь. Его лысая головка наклонилась так низко, что, казалось, ещё чуть-чуть и она отделиться от тела, от худой шеи и покатиться по полу аудитории. Но этого не произошло. Через некоторое время профессор встал, прошёлся до окна, вернулся, приоткрыл дверь в коридор, как будто проверяя, не подслушивает ли кто, закрыл её. На лице старика, в глубоких морщинах, затаилось какое-то волнение, тайна и глубочайшая печаль, которую Виктор не мог разгадать, ухватить её причину и понять. Выцветшие до прозрачно-голубого цвета, глаза старика как будто не воспринимали мира вокруг. Они блуждали по окружающим вещам, как будто ища поддержки и опоры, но их блеск, на грани безумия, говорил о том, что внутри старца происходят какие-то события, разгадка которых Виктору никак не давалась.      
Немного успокоившись, помотавшись без дела по аудитории, старик присел на край стула и откинулся на его спинку. Оттолкнувшись ногами, он на некоторое время повис на двух ножках, тогда как две другие оставались на весу. Это зависание продолжалось слишком долго, чтобы быть простым совпадением. Плавно вернув на место стул, профессор, остро резанул взглядом по глазам Виктора, а после, стал пристально разглядывать его лоб и голову. Глаза старика слезились толи от перевозбуждения, толи от, действительно наличествующей в его душе, тайны:
- Молодой человек, - эмоционально зашептал он. – Если в вас есть хотя бы доля уважения ко мне, к кафедре, к своей земле, к дедам и бабкам, я уже не говорю о тех, кому имя пращуры… уезжайте из Москвы! Собирайтесь прямо сейчас, сегодня и уезжайте… бегите из этого страшного города, из этих уже погибших мест. Спасайтесь! Спасайте себя, своих детей и внуков, спасайте… от этой раковой опухоли, которая распространяет своё тлетворное влияние на всё, …на всё до чего может только дотянуться. Спасайтесь, пока есть что спасать… свою душу! А она, как я вижу, у вас ещё достаточно чиста, чтобы было, что спасать! Возьмите с собой всё необходимое, всё самое-самое, что посчитаете необходимым, и отправляйтесь на восток. Там, да-да, только там вы найдёте Россию – ещё не умершую, ещё пока живую, наполненную истинным светом изначалия. Ту, Русь, то Светлое Место, которую хранит само небо, сам Род, от пагубных посягательств цивилизации, ибо в ней и лишь в ней грядёт спасение всему человечеству, – старик почти задохнулся от своей тирады, выдавленной громким шёпотом. - Вот так, молодой человек, когда вы побываете в России, возвращайтесь и расскажите об этом людям! Тогда, если я буду ещё жив, и вы захотите вернуться, я вас выслушаю, приму работы любые, – он выдержал паузу – если, конечно, у вас вообще возникнет желание что-либо писать!.. Уезжайте! – как будто утвердившись в чём-то, цокнул он.
Виктор изумлённо, как загипнотизированный, смотрел на профессора. Старик же опустил голову, мечтательно что-то бормоча и закатив, как сумасшедший глаза.
- …сумерки закончились, и ночь уже близится к зениту… посох, шнур и кольцо… пылают жаровни, свет…сияет на водах, клубится над ними пар… - только и сумел различить Виктор, в невнятном бормотании старика.
Он явно больше не был расположен к разговору. Виктор подошёл к профессору почти вплотную, но тот, ни на что не реагировал. Голова повисла на тонкой шее, седая бородёнка растрепалась и безжизненно лежала на узкой груди. Виктор присел, пытаясь заглянуть в глаза профессору, но это было невозможно. Профессор постоянно что-то бормотал, с кем-то спорил. Его тощие руки, с большими жилистыми ладонями, постоянно двигались, выписывая в воздухе какие-то осмысленные знаки. По спине Виктора пробежал холодок, волосы встали дыбом, голова слегка закружилась, и стены аудитории поплыли. Он всегда знал, что старый профессор странный и немного сумасшедший человек, но чтобы до такой степени, он и не догадывался. Ему показалось, что старик играет с безумием, с дикими эмоциями, которые вились вокруг, дёргая за какие-то незнакомые, но очень болезненные нити души. Виктор, отошёл немного в сторону и затих, стараясь, справится с наваждением, борясь за свой рассудок, за трезвое восприятие действительности.   
Старик громко запел что-то на древнерусском языке, соскочил со стула и пустился в пляс. Виктор аж подскочил на месте, почувствовав болезненный спазм внизу живота. Старик закружился волчком на месте, хлопая в ладоши и приседая, завывая какую-то очень и очень древнюю русскую песню. Ничего подобного Виктор никогда не слышал и не видел…

* * *

…Сын благополучных родителей, преподавателей престижного учебного заведения Москвы, действительно дальше ближнего Подмосковья нигде не бывавший и живший практически в идеальных условиях, сейчас был на грани безумия, столкнувшись с чем-то непостижимым, даже сверхъестественным.
Старик продолжал свой дикий пляс, встряхивая седой бородёнкой и распевая какие-то древнерусские заклинания.
- …ы вэсльях тэ зрячэтэ …плакаста зэла до днэсэ, а тэ до ыма бяшэть… о животэ твэм вэчнэм до конца конец… - долетали до слуха Виктора обрывки фраз.
Наверное, если и были когда на земле скоморохи или ведьмаки, то, по всей вероятности, они делали что-то подобное. Виктор замер, ощущая спазм внизу живота и подступающую тошноту и безумие, сдерживая желание пуститься в пляс, копируя старика, передразнивая его, кривляться, падать, вставать и кружиться юлой.
Старик в этот момент выписывал что-то ногами, строил рожи и завывал, иногда срываясь на какие-то выкрики. Его тело двигалось совершенно отдельно от ног – вращалось, крутилось, но самым впечатляющим в этом маскараде было то, что в течение всей пляски глаза старика были закрыты. Он двигался легко и быстро, так как не смог бы двигаться и молодой. Он подпрыгивал вверх и практически бесшумно опускался на пол, танцуя и, Виктору показалось, что старик уже заполняет собой всю аудиторию. Множество людей плясало вокруг. Молодые и старые отзывались на пляс старика-профессора, и Виктору показалось, что и он сам пустился в эту сумасшедшую пляску, погрузился в лавину звуков и потерялся там, растворился, перестал быть Виктором. Откуда-то издалека послышался звон бубенцов, размерный и чёткий, как это бывает на масленицу, когда тройка белых лошадей бежит по кругу, катая весёлые парочки. Старик что-то бубнил, рычал и гремел. Только сейчас Виктор увидел в руках старика бубен. Профессор с неуёмной энергией колотил в него и Виктору казалось, что бубен громыхает, словно первая весенняя гроза. Старик закружился на одном месте и взвился в воздух под самый потолок, завис там на некоторое время и опустился мягко и плавно, словно в замедленной съёмке…

* * *

- Молодой человек! – услышал Виктор издалека. – Молодой человек, что с вами?
Виктор встряхнул головой и увидел перед собой спокойно сидящего на стуле профессора.
- Вам не хорошо? – спросил он, разглаживая седую бороду и хитро улыбаясь. – Скажите, разве я не прав? Вам обязательно нужно съездить в глубинку, в самое сердце России. Мы в своё время всегда совмещали теоретическую работу с полевой. Современная молодёжь только ссылается сейчас на давно устаревшие работы. Съездите, поработайте! За границей, поди, не раз были, а по России не шибко путешествовали. Вам это на пользу пойдёт. Вы могли бы сделать большой вклад в науку, если бы накопили достаточное количество полевого материала.
Виктор испуганно озирался по сторонам.
- Да, - закончил профессор – выглядите вы не важно, но всё же если последуете моему совету, то не пожалеете. Идите, умойтесь и подумайте над тем, что я вам сказал.
Виктор встал со своего места. Для него было большим открытием то, что всё это время он сидел на стуле и никуда не вставал. Некоторое время понадобилось, чтобы вспомнить, где находиться дверь в аудиторию. Дойдя до двери, он повернулся к профессору.
- Я обязательно подумаю над вашими словами! – сказал он.
- Подумайте-подумайте! – усмехнулся в усы профессор и лукаво подмигнул Виктору.
Стирая пот со лба, Виктор едва доплёлся до умывальника и сполоснул холодной водой лицо. Вода неприятно, словно кипяток, обожгла, но облегчения не наступило. Стены вокруг всё ещё плыли, голова кружилась, и Виктору казалось, что ноги ступают в какую-то мягкую плоть, а тело двигается как в глицерине. Плотная и вязкая среда обступала его со всех сторон и воздух, казался настолько плотным, что даже вдохнуть его было сложно.  В ушах играли бубенцы, и непрестанно гремел колокол. Он пытался разобраться в своих ощущениях, гасил их, как мог, но безуспешно; воздух с трудом, словно некий твёрдый элемент, проходил в лёгкие, и это заставляло хватать его ртом, подобно рыбе, выброшенной на берег. К горлу периодически подкатывал комок, то усиливая ощущения плотности, то отпуская, в связи с  чем, подкатывала лютая, сосущая тоска невероятной силы и требовалось масса усилий, дабы сдержать слёзы. Всё повторялось вновь и вновь, словно пульсом недавно услышанной песни, словно откровение, теплящееся где-то внутри, но не находящее выход наружу.
- Уж часом не заболел ли я?! – думал Виктор, волоча ноги по коридору, и испугано озираясь по сторонам, пытаясь найти всему случившемуся хоть какое-то объяснение.
Что-то в этом профессоре Виктору казалось необычайно правдивым, а что-то дико безумным и пугающим. Профессор казался странным перевертышем, стоящим на голове и смеющимся над своим социальным статусом, своей весьма успешной научной карьерой, над студентами и коллегами. На самом деле этот старик был не простым профессором-многознайкой, не был он из среды тех учёных, которые сидят на своих видавших виды диссертациях и кичатся своим бесконечным величием.
Виктор начал судорожно вспоминать, что знал об этом старом профессоре, что слышал о нём от сокурсников. И как оказалось, это было чрезвычайно малым количеством сведений о жизни уже пожилого и весьма известного человека. Виктор читал некоторые работы профессора, но не мог припомнить, чтобы в этих работах, было что-нибудь особенное. Все знали, что старик, блестяще защитив свой кандидатский минимум, ещё в советские послевоенные годы на много лет исчез. Где он был и что он делал, не знал никто. Друзей у профессора не было, поэтому некому было рассказать правду о старике. Он вернулся в Москву, когда конвульсивно уходила старая власть, оставляя после себя устойчивый запах тоски, духовного голода и одиночества каждого внутри толпы. Этот голод коснулся и научной среды, и профессор оказался весьма уместен, удобно примостившись в русле новых изменений, касающихся всех отраслей без исключения. Устроившись на кафедру, он начал преподавать и студенты с восхищением внимали его простым и незатейливым лекциям. “Старик” - так уважительно называли его студенты. Его боялись и любили, но никто не понимал, считая его чудаком.
- Что, Старик башку промыл! – вывел Виктора из тяжёлых дум Толя.
Только сейчас Виктор понял, что сидит на подоконнике, и невидящим взглядом ерзает по грязному окну. Толька, как это частенько бывало, подкрался незаметно и ткнул Виктора в бок.
- Да… – пространно было начал Виктор, но умолк. В конечном счёте, чем может помочь Толя? Расскажи Виктор о своих переживаниях, об этом необычном разговоре со Стариком, Толя лишь посмеётся и порекомендует ничего крепче сигарет не курить.
- Он это может, только тебя, вижу я, он сильнее, чем обычно других зацепил! – процедил сквозь зубы Толя, осматривая Виктора с ног до головы.
- Он отправляет меня на полевые работы!
- Хорошее дело! С кем едешь?
- Один!
Такого никогда не было, чтобы кто-то из студентов отправлялся “в поле” один. Всегда есть учебная группа, чёткий регламент и программа работ. В данном случае это и Толе показалось странным.
- Хм?.. – выдавил он из себя, - Куда отправишься?
- Пока понятия не имею куда, он велел… - Виктор ненадолго задумался, вспоминая слова профессора о спасении и бегстве – …выбрать самому! Вроде говорил что-то о Печёре, Вишере и ещё о каких-то, честно говоря, я толком не понял.
- Слышал, что дремучие места, но я не знаю никого, кто бы там из наших работал – Толя многозначительно поднял взгляд к потолку, как будто что-то вспоминая.
- Видимо я буду первым – скривился Виктор, устремляя свой взгляд сквозь окно, - хотя пока сомневаюсь…
- Хм, что же у этого Старика на уме? – поднял брови Толя.
Этим вопросом задавались многие, так как было заметно, что Старик держится особняком от всей профессуры. Про него вообще мало кто и что знал, - он был «тёмной лошадкой» во всей этой понятной всем жизни. Виктор задумался о том, что не помешает со Стариком ещё раз пообщаться, спросить его мнение о направлении работ, куда и зачем ехать, что искать, с какими материалами работать.
- Чёрт его знает! – тихо отозвался Виктор. – Но то, что-то в нём не всё так просто… это точно… или может это со мной что-то? Мне нужно поговорить со Стариком! – резко выйдя из задумчивости и сорвавшись с подоконника, почти бегом направившись к кабинету Старика. Толя остался стоять у окна, удивлённо вытаращив глаза.
Виктор пересёк пустой, гулко отзывающийся на его шаги, институтский коридор и почти бегом приблизился к дверям аудитории. Остановившись ненадолго, чтобы отдышаться, он постучался и сразу же нырнул в логово Старика. Старик, подбоченившись, стоял у окна, глядя куда-то вдаль.
- Молодой человек, я вам укажу, куда вам не помешало бы съездить, - начал он, не поворачиваясь, – Я вижу, что вы обладаете некоторой необычностью и я вам дам рекомендательные письма. Хотя, - задумался он, – я тоже бы с вами хотел поехать, но это уже невозможно.   
Виктор, удивлённый замер возле двери. Откуда Старик узнал, кто конкретно зашёл в аудиторию, когда даже не удосужился взглянуть в сторону дверей.
- Чего вы пытаетесь добиться? – тихо, почти прошептал Виктор.
- Я бы хотел, чтобы вы, молодой человек, открыли истину и увидели на какой земле вы живёте. Старик развернулся на каблуках и прошёл по аудитории. – Неужели вам никогда в голову не закрадывались мысли о своём происхождении, о своём народе, о земле, на которой живёте? Вы, городские жители, создания потребительского общества, где всё пропитано продажами и покупками, но когда-нибудь всё это закончится, поверьте старику… всё это закончится, а когда это закончится, то с чем останетесь вы? Ни с чем! Молодой человек, старик очень переживает за то, что останется после него… и мне бы очень хотелось дождаться вас и услышать от вас рассказы о вашем путешествии, но… - Старик сделал паузу, - видимо, это уже невозможно.
- Если честно, я ничего не понимаю… - начал было Виктор, но Старик перебил:
- Не нужно… не нужно ничего понимать. Познакомьтесь с истинной реальностью и если захотите возвращайтесь… Сами всё поймёте… Всего хорошего – закончил разговор Старик, открывая перед Виктором дверь. 
Виктор вышел из аудитории, находясь в полной уверенности, что в скором времени продолжит разговор со Стариком, возможно, найдёт его адрес и зайдёт к нему в гости, лишь за тем, чтобы получить ответы. Тяжесть на сердце и вопросы, на которые он не мог получить ответа, заставляли Виктора вновь и вновь вспоминать и проживать разговор со старым профессором, но, всё же, как часто бывает в мире, острота ощущений, в связи с пережитым, постепенно забывалась, и лёгкость повседневности доказывала свою власть над сознанием.   
Гнетущее состояние постепенно рассеивалось, и вот уже Виктор начал узнавать в окружающих людях друзей и знакомых, мир вновь стал ломким и прозрачным, а приглашение друзей на вечеринку, уже воспринималась, как бытовое событие. Всё возвращалось на свои места, медленно, но верно забывалось и воспринималось как, давно увиденный, страшный сон. Виктор продолжал жить своей студенческой жизнью, эпизодически лишь мысленно возвращаясь к разговору со Стариком. Старый профессор с Виктором более не обмолвился ни, одним словом. Намёков же, которых Виктор ожидал услышать от Старика, не последовало, и через некоторое время студент успокоился. От вечеринки к вечеринки, от лекции к лекции, прошло никак не менее месяца. Старик молчал по поводу не сданной работы, а Виктор был только рад этому. Всё так бы и продолжалось, если не произошёл один случай, который полностью перевернул всю жизнь студента. Кто знает, возможно, для мира в этот день исчез один из виднейших учёных, а может быть и нет, но всё началось именно в этот день…

* * *
 
Осеннее утро выдалось пасмурным и промозглым. Виктор, ежась и пряча голову в плечи, вышел на улицу и одинокой тенью побрёл к старому приятелю, который уже давно поджидал его. Вчера Толька позвонил и потребовал зачем-то срочной встречи, утверждая, что ему есть, что сказать из того, что Виктору покажется крайне интересным. Его голос был встревоженным, говорил он полушёпотом и так, как будто его кто-то подгонял. Виктору это показалось странным и потому, он не смог отказать во встрече товарищу. В связи с этим были пропущены очередные пары, хотя об этом Виктор переживал меньше всего, так как, после вечернего застолья и после того, как выпивка и «танцы на столах», завершились лишь к утру, ему не очень хотелось тащиться на лекции. Понятно, что веселье устраивается обычно по весне, когда учёба уже за спиной, впереди каникулы, но это не про бравых парней и адски притягательных девчонок выпускного курса. Разве может остановить какая-то учёба молодую кровь, жаждущую самых необычных экспериментов с активными веществами и проверки своей социальной адекватности возрасту и времени. Нет, этих старшекурсников не остановить, и если уж они в загуле, то на лекции придут, лишь избранные заучки. У последних потом можно будет списать лекции и поставить в зачётку известную запись, о том, что всё не так плохо и что всё-таки этот человек чему-то научился, помимо алкогольных возлияний и заигрывания с красотками. Чего приспичило этому смутьяну и забияке, каковым слыл Толя, устроить встречу в это промозглое утро. Он что, начал учиться и изменил жизнь, или есть действительно что-то важное? А может за этим всем стоит что-то другое?
Виктор вяло приподнял ворот плаща, съёжился и медленно, глядя в землю, двинулся в направлении места встречи. Холодный воздух неприятно проникал под полы и ворот, в связи, с чем Виктор мысленно ругал Толю за назначенную встречу. Вместо того чтобы отоспаться, он спозаранку вынужден был вытащить себя из дома и волочиться в какой-то парк. Но всё же, что-то заставило Виктора выйти из дома и отправиться на встречу.
“И почему в парке? - думалось Виктору – Что за шпионские игры? Неужели для встреч нет более тёплых и уютных мест, где, например, наливают кофе, пиво, да и к чёрту кофе, главное, чтобы не поддувало?”
В какой-то момент Виктору вспомнился вчерашний вечер. Всё было бы в нём хорошо или, точнее, как обычно, если бы Светка не показалась ему такой разболтанной и грязной и если бы весь народ, из тех, что собрался в маленькой комнатушке студенческого общежития, не был таким отталкивающим и, как казалось Виктору, туповатым. Вечером всё было как обычно, закупились спиртным, приволокли из соседних комнат кое-что съестное, гитару. Народ собрался, как обычно, разнокалиберный и считающий себя творческим. Но что-то произошло с Виктором. А может с его сознанием некая неведомая сила провела грандиозный эксперимент, задавшись вопросом, а что будет, если один из этих весёлых дебоширов вдруг изменит угол зрения на происходящее. И вот в самый разгар вечеринки у Виктора перемкнуло и, будучи всегда заводилой, он отодвинулся в максимально дальний и тёмный угол, уныло рассматривая собравшихся.
“Кто они такие? – думал угрюмо Виктор – Почему они здесь все собрались? Что их связывает? Алкоголь, травка, музыка, которую у них принято считать хорошей. Что, чёрт побери, здесь делаю я?”.
Некоторые представители собравшегося народа периодически подходили к Виктору, но он лишь отшучивался или отмалчивался. Ему казалось, что он оказался ни в том месте, ни в то время. Люди, которые его окружали, казались ему грубыми и поверхностными. Светка опять перебрала и устроила игру “в бутылочку”. Она громко смеялась, развязно и расслаблено выпаливала из себя непристойности, что лишь группировало вокруг неё ещё большее количество ребят. Виктор не мог на это смотреть, что-то гнало его из этой комнаты, от этого здания и он, тихонечко выскользнув в коридор, под предлогом, что ему необходимо отдышаться, вышел на улицу. Был уже вечер. Тихий дворик перед студенческим общежитием был устлан осенней листвой. На кусте акации, чуть поодаль удобно примостилась ворона и, нахохлившись, эпизодически издавала нечленораздельные звуки.
- Ты тоже так думаешь? – спросил Виктор, обращаясь к вороне. Ворона косо посмотрела на студента, лениво разворачиваясь к нему боком. – Что со мной происходит? Может это уже старческий маразм? Но веришь – нет, они все в один миг стали чуждыми мне. Мне захотелось домой. Они веселятся, глумятся, а я не могу на это смотреть. Это пустое и глупое создание – Светка, да и Танька не лучше. А народ перепился и ему хорошо. От чего хорошо? Они ведь ничего не понимают!..
Ворона издала нечленораздельный звук. Виктору показалось, что она спросила:
- Ну, а ты лучше что ли? Всю жизнь тасовался с этими громыхалами, а сейчас, надо же, чистеньким стал. Давно ли?..
- Что значит, давно ли?.. – приподнял брови Виктор.
- То и значит! “Каждый из нас рано или поздно встаёт на путь, с которого уже никогда не вернётся обратно. Тогда человек, ступивший на него, уже не услышит журчание ручья, не почувствует запахов трав и не увидит белизны снега. Он, конечно, увидит что-то другое, возможно это будет красота, которой нет в этом мире. Кто знает?
Но человек! Человек живёт так, словно будет жить вечно. Будто бы он никогда не дойдёт до черты, а будет всё время переживать, ощущать, чувствовать и мыслить так, как это происходит в обычной жизни. Это далеко не так. И человек об этом знает, и притворно иронически ухмыляясь на слова: “мы все умрём”, чувствует, как горлу подступает тоска, как сердце захватывает одиночество. Они приходят почти незаметно. Они тихонечко заползают в едва приоткрытое окно человеческой души из мрака непостижимого мира. Они начинают скрестись мягкими коготками в самой глубокой её части и шепчут о том, что когда-нибудь придёт конец, – всему конец. Из этого нет никакого выхода, ведь человек не способен совладать даже с малой толикой того, что его ожидает. Он может смириться, плакать, стенать, ползая по грязному полу своего сознания. Он может понять только одно: в этой жизни он не приобрёл ничего. Ему нечего взять с собой в это вечное путешествие, в путешествие из которого нет возврата…”.
Виктор замотал головой. Было ощущение, что в его голову забрались совершенно не принадлежащие ему мысли. Что-то пугающе инородное вклинилось в его сознание, поселилось в его мозгу, рассказывая то, до чего Виктор бы сам никогда не додумался.
“Что за наваждение? – испугался Виктор – Вроде выпил немного, а белая горячка тут как тут”. Мысль о белой горячке слегка согрело сердце Виктора, так как если это болезнь, то есть и лечение. А если это не болезнь? От одной этой мысли Виктора бросило в пот. Он поднял глаза на акацию. Ворона уже куда-то девалась, но Виктору, почему-то подумалось о возможности того, что её просто там никогда не было.
В этот момент в кармане зазвонил телефон:
- Вить, - громко зашептали в трубке – мне нужно срочно с тобой увидеться… завтра… утром. 
- Это кто? – не понял Виктор.
- Толя это, Толя – зашипели в трубке.
- Толь, ты чего, шутишь?
- Витя, - заскрипел телефон – я не шучу. Мне нужно срочно с тобой увидеться. Последнее время происходит что-то странное и мне нужно с тобой пообщаться без лишних ушей.
- Ладно, я приду – с трудом согласился Виктор.
- Хорошо, тогда завтра в нашем парке. Приходи один. И пожалуйста, отнесись к моей просьбе серьёзно – закончил Толя, положив трубку.
Виктор держал телефон перед глазами, тупо взирая на отражённый номер. Толя звонил не со своего номера. “Может ни у меня одного горячка началась? – подумалось Виктору”. Но всё же, он однозначно решил прийти на встречу, чтобы выяснить, в чём дело и, в крайнем случае, отсчитать Толю за неудачную шутку. Встряхнув головой, Виктор громко выдохнул и вернулся к развлекающимся товарищам. Весь вечер он пил, потому, проснувшись с утра в одной из комнат студенческого общежития, он чувствовал, мягко сказать, не важно. Посмотрев на часы, он к своему великому неудовольствию вспомнил о разговоре с Толей и, одевшись, вышел на улицу…

* * *

- Пойдём куда-нибудь в кафе – предложил Толя, подойдя к лавке, на которой полулежал Виктор.
Виктор, молча, поднялся и побрёл вслед за, почти бегущим, Толей. Голова болела безумно, что заставляло идти медленнее и плавнее. Пронизывающий ветер нёс холод к самым костям и, зябко кутаясь, Виктор постепенно прибавлял шаг, стараясь догнать Толю. Зайдя в кафе, тихое и уютное, после уличной непогоды, товарищи заказали чаю, со словами «покрепче и погорячее».
- Чего тебе надо? Откуда такая срочность? – вяло спросил Виктор, отхлёбывая из кружки бодрящий напиток.
- Я должен уехать… - ёрзая на месте, выпалил Толя.
- Чего так?
- Ну, короче, помнишь Кирилла? Он из старших, приходил к нам?
- Ну, да…
- Я кое-что брал у него, под реализацию… короче, товар пропал!..
- Толя – сморщился Виктор. – Какой товар? Куда пропал?
- Хм… ну, я брал у него травку. Потом, так сталось, вчера утром просыпаюсь после клуба, а несколько пакетов, что я брал под реализацию, нет. Кто-то спёр.
- Так ты пойди к Кириллу и поговори.
- У того разговор простой – деньги гони…
- Ну и?..
- А денег нет…
- Ну и сколько может стоить травка, чтобы ты так суетился. Скинемся – выкупим тебя! – посмеялся Виктор.
- Хм… ну, эти несколько пакетов… там не совсем травка была.
- Вот, чёрт – выпалил Виктор.
- Ага. И цена у неё такая, что мы с тобой её выкупить никак не сможем.
- И что делать?
- Он мне скрутит башку, если узнает, что ни денег, ни товара больше нет. Так что я уезжаю.
- Куда?
- Сначала к бабке, а там видно будет.
- Вот чёрт!
- И… да… вот ещё что… Вик, ты меня уж прости, но я тебя за гаранта, в наших делах с Кириллом, назвал.
Тут Виктора, как кипятком окатило. Он и не знал, что ему сделать с Толей, то ли придушить сейчас же, не ожидая приговора Кирилла, то ли немного подождать.
- Ты свихнулся? – выпалил он. – У меня, что своих проблем нет, чтобы ещё с твоими поставщиками разбираться.
- Ну, прости… - заискивающе протянул Толя.
- Чтоб тебя… - зашипел Виктор. – То есть, - продолжил он после недолгой паузы, - что мне тоже что-то нужно решать – либо деньги за тебя отдавать, либо мотать куда-то.
Толя заёрзал на стуле и потупившим взором скользил по столу.
- Ну, ты, брат, подстава – завёлся Виктор. - Короче, решай сам свои проблемы, я пошёл. Он резко встал из-за стола, чуть было, не опрокинув стул, на котором сидел.
- Виктор! - окликнул Толя, когда тот уже был, выходил из кафе. Он же не стал оборачиваться, только услышал, что Старик хочет его увидеть.
Выйдя на улицу, Виктор вжал голову в плечи и, не имея никаких сил злиться, отправился, куда глаза глядят, пытаясь решить мысленно проблему, в которую его погрузил давний товарищ:
«Идти к Кириллу – это только подписать себе приговор. Не идти – не найдя Толю, Кирилл возьмётся за меня и тут уж пиши пропало. В отличие от Толи природа не наградила меня способностью выкручиваться из всяких, подобного рода, передряг…».
Немного побродив в окрестностях университета, зайдя в пару кафе, выпив несколько кружек кофе и чая, посидев на лавке, он зашёл в холл университета.
- Ого, молодой человек, - услышал Виктор знакомый голос. Старик размашистыми шагами шёл по университетскому коридору. – Ваш товарищ, наверное, передал вам, что я хотел бы вас увидеть, тем более в свете того, что, насколько я понимаю, у вас появились какие-то проблемы.
Виктора передёрнуло. Откуда этот старик знает всё. Может, существуют те, кто ему всё происходящее докладывает.
- Нет, - обрубил немой вопрос Виктора, профессор, как будто прочитав мысли Виктора. - Мне никто ничего не докладывает, просто старик достаточно давно живёт на земле и кое-что повидал, чтобы уметь видеть проблему или её отсутствие, радость или горе на лице человека. И хватит об этом. Я по делу. Вот вам два письма: одно Степану Фёдоровичу – в Сыктывкаре, а второе, хм… передашь Ангелине, когда будешь на месте. В общем, друг мой, берите сейчас с собой диктофон, видеокамеру, запасайтесь ручками и тетрадями, грузитесь в поезд в направлении Сыктывкар. Там вот по этому адресу, что указан на конверте, найдёте Степана Фёдоровича и молча, отдадите ему это письмо. Дальше он сам знает, что делать, ваша задача, лишь подчинится тому, что он будет говорить. Удачи, вам, молодой человек!..
Вот так, без каких-либо компромиссов, без выяснения пожеланий самого Виктора, старый профессор, отправил студента в далёкое путешествие.
- А как же… - начал было Виктор.
- С вашими родителями, с вашей учёбой, а также с вашими иными проблемами, все вопросы улажены. Со спокойной душой садитесь в поезд и отправляйтесь в путь…

Глава 1. Степан Фёдорович

Поезд задержали. Бродя в окрестностях вокзала, Виктор постоянно силился понять, как профессору всё удавалось так ловко и легко решать. И почему он, Виктор, вообще решился на такое странное путешествие, смысл которого так и оставался для него не ясным. В своих размышлениях и колебаниях, с рюкзаком наперевес, он зашёл в какую-то забегаловку.
- О, Витёк! – оторвал от раздумий резкий и грубый голос.
Обернувшись, Виктор увидел, Кирилла собственной персоной, которого знал постольку, поскольку тот был в постоянном общении с Толей. Всё внутри сжалось и напружинилось.
- Не дрейфь, Витёк – грубо продолжал Кирилл, заметив напряжение последнего. – Все вопросы утрясены и твоему корешку ничего не угрожает! Но, насколько я слыхал, этот проходимец смотался из города - грубо заржал он.
- М-да… - выдавил из себя Виктор.
- Я же сказал, не дрейфь. Ни тебе, ни этому болвану, ни хрена не угрожает. Какие-то суровые «папики» за вас впряглись и компенсировали мои убытки, что я от этого потенциального глухаря, понёс. Так что вы свободны. А компенсация добрая была, так что я готов тебя по этому поводу даже угостить.
- Нет, спасибо! – вежливо попятился Виктор.
- Ну, как знаешь! – заржал Кирилл, выходя из забегаловки.
У Виктора, как камень с плеч упал. Он решил тут же позвонить Толе, сунулся в карман за телефоном. Нет телефона. Он обрыскал все карманы, вывернул весь рюкзак – нет телефона. Он точно помнил, как брал его с собой, как обычно в левый внутренний карман, но его там не оказалось. Глянув на часы на здании вокзала, хорошо обозреваемом из окна забегаловки, он понял, что уже ничего решить не сможет. У него не оставалось ровным счётом никакого времени.
«Куда же мог подеваться этот телефон – думал Виктор. Вытащили его что ли, как-то, а я не заметил…».
Подходя к перрону, на котором уже стоял поезд, он предположил, что телефон мог вытащить Кирилл. «Но он вроде и близко не подходил. Может в электричке метро, когда я задремал?..». В конце концов, предъявив документы, Виктор нашёл своё купе, бросил рюкзак на одно сидение, сам с усталым видом сел на соседнее. Только сейчас Виктор обратил внимание, что купе было пустое. За окном моросило, отчего окно, в которое выглядывал Виктор, казалось грязно-серым. В какой-то момент Виктору нестерпимо противным стал этот город, в котором он родился, вырос, куда из далёкой донской станицы на заработки, прибыли его родители, да, так и остались здесь. Здесь родился Виктор, здесь родилась и его сестра. Лишь временами, выезжая на дачу в Подмосковье, они соприкасались с природой, всё остальное время проходило в этом городе.
Только сейчас Виктор ощутил, как невыносима Москва, какими серыми выглядят её улицы, как озабочены лица у людей, идущих на встречу. Некоторое время назад, по телевизору показывали, что в земле, под жилыми зданиями, начали появляться трещины. Виктору тогда подумалось, что было бы, наверное, забавно, если бы часть Москвы ушла под землю и нерушимость этой страны – страны-города или города, который представляет интересы целой большой страны, ушла бы так же под землю. «Никакого патриотизма…» - подумалось тогда Виктору.
Поезд толкнуло раз, второй, третий, и он тронулся, оставляя где-то позади, этот грязный и серый город – столицу великой страны. Соседи по купе так и не объявились. Виктор лёг, закинув руки под голову, а рюкзак так и оставался стоять на соседнем пустом месте. «Вот было бы хорошо, - подумалось Виктору – если бы со мной ехала какая-нибудь симпатичная девчонка…». С этими мыслями он погрузился в сон…

* * *

Виктор бежал по свежескошенной траве, а влажный и духмяный воздух, наполнял его грудь такой жизнью, которой он попросту никогда не знал, будучи до мозга костей жителем большого города. Свежесть, лёгкость, травный аромат; Виктор и не помнил, когда бы он испытывал что-то подобное. Яркое солнце было в зените, а из-под дальних кочек, вылетали какие-то птицы, со свистом устремляясь диагонально вверх.
Виктор добежал до холма, взобравшись на него, он остановился, задыхаясь от количества воздуха и зримой картины. Всюду, вплоть до линии горизонта, раскинулся лес. Кроны деревьев достигали, казалось, самого неба. Лес жил. Виктор чувствовал, какую-то дремучую, первобытную жизнь, начинающуюся сразу же за стволами первых деревьев. Место же, где он бежал, казалось небольшой, выкошенной, чьими-то руками, поляной. У Виктора защемило что-то внутри, как будто какие-то воспоминания пытались проникнуть наружу, выдавить из его глаз слёзы, но не могли. Виктор попытался погрузиться в себя, в свои ощущения. Он сел на верхушке холма, глядя вдаль, на линию горизонта, за которою уходила лесная чаща.
Только сейчас Виктор услышал тишину, которой был наполнен весь обозреваемый им мир. Тишина, показалась Виктору некоей большой птицей, которая укрыв мир своим крылом, лишила его всякого звука. Даже то, что ветер, птичий присвист, жизнь в лесу и на поляне за спиной Виктора, создавали какое-то движение, они не создавали шума, как это происходит в крупных городах. Всё равно, сколь бы ни была активной жизнь, в каждом звуке здесь, таилась тишина. Грудь Виктора переполнилась торжественностью и покоем. Он запел. В жизни, он никогда не пел, а тут запел. Слова как будто откуда-то из глубины шли сами собой и укладывались в ладную мелодию. Он слышал себя как будто со стороны, удивляясь, что этой песне отзывается вся природа. Запел лес, запели птицы и звери в лесу. Виктору показалось, что он даже видит, на какой-то дальней поляне волка, который поддержал его песню густым и бархатным воем.
Откуда-то с востока (Виктор удивился, откуда он знает, где здесь восток) потянуло прохладой. Что-то из глубины существа, подняло его. Он встал и скрестил руки на груди, продолжая свою песню. Пульс песни усиливался, голос Виктора становился всё более и более громким, заполняя, казалось, всё пространство, между землёй и небом: «Всей силой земли и леса/Всей мощью луны и солнца/Такова моя воля…»… Виктор резко раскинул руки в разные стороны, одновременно отмечая, как с одной стороны солнце начало стремиться к закату, а с другой, напротив, луна выявилась на небосклоне.
Туман скользнул внизу, у холма, и белыми прядями опоясал лес, холм, отчего создалось впечатление, что Виктор стоит на его поверхности. С одной стороны у него оказалось заходящее солнце, а с другой – восходящая луна. Виктор продолжал петь, когда с удивлением обнаружил, что где-то посредине и вдали оранжевые остатки света солнца, и чуть голубоватое сияние луны, соединяются. Сплетаясь подобно паутинкам, два света сошлись между собой, сплетаясь, соединяясь и формируя постепенно образ. Перед глазами Виктора выросло гигантское светящееся древо, перевёрнутое корнями вниз…