Love story бывают странные сближенья

Очень нужно, чтобы кто-то кого-то любил.
Незаменимых людей нет. Есть неповторимые

Глава из мемуаров Я вышла замуж за романтика

Вместо пролога

В архиве Маврика я нашла такие записи, сделанные его рукой.
«Я вырос тогда, когда люди еще верили в любовь, следовали хорошим
манерам. Когда еще верили данному слову больше, чем заверенному печатью нотариуса. А слово делового человека ценилось дороже золота».

Безмерно мало нужно людям:
Вода и хлеб,
Трава и снег.
Да знать, что где-то
Тебя любит
Такой же человек
(1999)

Жизнь каждого человека извилиста и сложна. Но когда смотришь на нее с высоты своего возраста, то понимаешь, что есть в ней своя какая-то прямая линия.
Это не объяснение в любви, а объяснение в судьбе Маврик несколько раз как бы подшучивал надо мной:
— Что ты записываешь в дневник? Все, что не о нашей любви, не стоит того, чтобы оставлять в памяти...

Все самое счастливое в жизни начинается со слова «вдруг.

Апрель 1996 года. Телефонный звонок.
– Доброе утро! Звонит Маврик Вульфсон. Вы знаете такого?
– Да, слышала, – от растерянности я улыбнулась в трубку.
– Мы ведь не дети ждать, чтобы нас кто-то знакомил… Давайте встретимся.
Сегодня (его дети задумали организовать нашу встречу).
– Ой, только не сегодня, – от неожиданности я пыталась понять, как себя вести. - К сожалению, весь день расписан.
– Когда же?
– Трудно сейчас сказать... Пожалуйста, перезвоните через пару дней.
Он позвонил через час:
– Ну почему вы не хотите встретиться? Это ведь вас ни к чему не обязывает и вы ничем не рискуете.. Не отказывайте, пожалуйста…
Договорились – завтра в парке, напротив гостиницы «Латвия», в 13.00. К назначенному часу я опоздала минут на десять. Транспорт. Издалека, с другой стороны бульвара, вижу – он в нарядном синем пиджаке „club”, светлых брюках, как мне показалось, нервно прохаживался взад-вперед.
– Добрый день!
Он стремительно обернулся и… поцеловал меня в щеку(?!).
– Прогуляемся вдоль сквера, не возражаете?
Дошли до канала близ американского посольства. Сели на скамейку.
Беседуем…
– Мне помнится, дорогая, в основном говорила ты, почти не давая мне вставить и слово, – шутил он позднее.
Наверное, так и было. От смущения я тараторила без умолку о журналистской работе, о себе, о семье. Вдруг он посмотрел на часы и сказал: Спасибо, что пришли. Очень рад встрече. Но, сожалею, должен уйти у меня урок немецкого.
– ?! Разошлись, и я поняла, что мы совершенно разные. Он тоже потом скажет: пришли с разных планет.
«Да, мы вначале сомневались, Сближались, расходились вновь.
Но этих дней я не жалею – в них наша родилась любовь» .
Маврик Вульфсон, 1999).

Бывают странные сближения
Началом многих начал числится одиночество. Даже у самых близких, которые тебя любят, своя жизнь и свои повседневные заботы. И любят они по-своему. Пожилой человек, потеряв свою половинку, с которой прожита жизнь, даже внуки-правнуки нажиты, не может долго оставаться одиноким. Должен иметь свою пристань, место, куда возвращаться, где его ждут и где он нужен. С годами все труднее найти свою духовную половинку, того, с кем ты останешься в конце пути…
«После многих жизненных потерь и переживаний я чувствовал себя очень одиноким и по совету близких людей написал анонимное брачное объявление в одну из солидных газет. Пришло около 80 писем от женщин с разными судьбами и характерами… Понял, что многие разгадали мое имя. Это было как раз в пору предстоящей нашей с тобой первой встречи. Тогда, возле гостиницы, в кармане у меня лежали и несколько свежих писем. Но после нашей встречи мне не захотелось уже ни звонить, ни знакомиться ни с кем», – из записей Маврика Германовича.
…Папка с этими женскими письмами сохранилась в архиве. Я открыла ее только после ухода из жизни.
==============================

«Типичная ошибка многих женщин: со страху или от волнения с первой секунды знакомства они начинают говорить очень много и производят впечатление агрессивных, нервных, а мужчины не любят чувствовать себя добычей или жертвой. Они предпочитают выглядеть всезнающими и сильными». Я прочла это наставление в одном женском журнале через девять лет после той нашей первой встречи. Оказывается, я сильно рисковала напугать его своей неумеренной болтовней. К счастью, он, кажется, слушал меня вполуха.

Из его записок, которые я прочитала только теперь:
«Я знал тебя только по мимолетным встречам на собраниях журналистов, по материалам в русской «Диене», которую изредка читал. Поэтому наше первое свидание вспоминаю, как встречу с чужой женщиной. Однако на долгие годы мне в память запали и сама встреча, и скамейка где-то недалеко от Эспланады, на которую мы тогда уселись, чтобы лучше рассмотреть друг друга в тот апрельский день 1996-го.

Тогда я не промолвил почти ни слова, а просто вслушивался в твой голос, в слова, которые лились из твоих красивых уст. Мое молчание не было высокомерием. Это было элементарное мужское желание подробнее изучить твою внешность. Я любовался твоими карими глазами, пышными золотистыми волосами, высокой грудью, стройным станом и ногами…

Помню, что свое упорное молчание я завершил неожиданно для тебя:
товарищески погладил тебя по голове. Ты улыбнулась, а я невольно подумал, что это рыжее золото мне бы ласкать всю оставшуюся жизнь.

Расстались мы оба задумчивые и какие-то расстроенные. Я уже знал, что ты собираешься в гости в Америку, и подумал, что эта встреча для нас обоих останется, пожалуй, лишь эпизодом. Она четко обозначила ту пропасть, которая разделяет людей разной ментальности и предупреждала, что путь к взаимопониманию был бы непростым.

…Домой пришел с противоречивыми чувствами. Однако сама встреча чем-то очаровала меня. И не только твоей яркой внешностью. Мною внезапно овладела тревога. Впервые остро ощутил, что не хочу тебя потерять…

И я снова позвонил».
Позвонил в тот же вечер. – Когда мы могли бы встретиться?

Встретились еще раз, потом еще и еще. На концерте в зале «Аve sol» к нам подошли его дочь Ирена с мужем.
– Мы приехали за папой. Вы домой? Мы вас подвезем…
Потом были смотрины – семейный поход в кино вшестером: две внучки Маврика с друзьями и мы… Встретились на творческой встрече с рижским актером Аркадием Астровым. Сошлись во мнении, что он замечательно читает Шекспира. Потом нас пригласили на вечер памяти художника Михаила Йо в Музей театра им. Эдуарда Смильгиса…

А потом… что-то щелкнуло в нас обоих
– Мои на два дня уехали в Саунагс, на дачу. Приглашаю к себе. У меня есть еще кое-какие дела, – как бы невзначай, словно мальчишка, сказал он.
– Нет-нет... Вот справитесь с делами и приходите ко мне на чай.
И он пришел, потом еще раз
.

КАКИМИ РАЗНЫМИ ПУТЯМИ…
Письма – свидетели мира души и духа

У меня уже давно был заказан билет в гости к дочери в Америку.

– Как, ты улетаешь? Теперь, когда мы нашли друг друга! Понимаю, семья, дети…Надеюсь, скоро вернешься. Когда я бывал в командировках, через три дня, максимум –неделю тянуло домой, и я возвращался.– В такой дальний край на три дня, неделю?! В прошлый раз в Америке я пробыла полгода, поездила, полетала по стране.

…Все же я поменяла дату и улетела на две недели позже.
Вслед через океан полетели и его письма. За месяц я получила их семь. И в каждом призыв:

«Мы так поздно встретились, у нас осталось мало времени. Мы должны быть вместе».
В одном из писем были стихи:
«Какими разными путями
Я шел к тебе, а ты — ко мне,
Чтоб на последнем перекрестке
Сказать: мы вместе!
И бросить вызов миру и судьбе.
Мы поздно встретились с тобою…
Такие разные миры.
Такой неведомой тропою
Пришли друг к другу из ВЧЕРА».

Приписка сверху: «Писал два дня».
«Дорогая моя, любимая!
Безумно скучаю по тебе. Минутами кажется, что с ума схожу. Хотя
много работаю и стараюсь не думать о том, что произошло. А произошло очень простое – встретились и расстались…
Я очень сдал после твоего отъезда».

…Как умирающий от жажды, тоскующий по ласковым словам, я радуюсь каждому твоему намеку на то, что и ты, моя любимая, думаешь о нас. Твое письмо читал с таким волнением, словно оно решало мою судьбу – жить или томиться в сомнениях. Я думаю не о своих чувствах – я люблю тебя нежно, страстно и очень эгоцентрично – хочу тебя только для себя. Но понимаю, что у нас различная направленность, ментальность, понимание жизненных ценностей. Ты общительная, полная энергии – дай Бог мне от тебя всем этим заразиться. Но сумею ли?»

«…Часто чувствую себя потухшим вулканом (не в личном плане), часто взываю к Всевышнему, стараясь представить себе наше общее счастье. Отсчитываю дни до нашей встречи, и настроение улучшается с каждым вычеркнутым днем...»

«…Ты пишешь, что у тебя так было в молодости. У меня – так всегда, когда любил. А тебя люблю, может быть, последней любовью, которая дана мне трудной судьбой. А на такой долгий срок с теми, которых любил, прощался только раз – когда ушел на войну».

«…Я один. В рыбацкий поселок не собираюсь. С тобой это было бы и хорошо, и романтично… Ты пишешь: «Разлука поможет нам проверить себя, свои чувства». Понимаешь, мне эта проверка не нужна. Мне кажется, и ты, несмотря на наши большие различия, тоже не считаешь нашу встречу случайной. Просто встретились двое совершенно разных людей и полюбили друг друга. Так ведь бывает в жизни! Это не сулит очень спокойной жизни, но и разрывом не угрожает. Если их взаимные чувства не изменятся. Я ни на минуту не сомневаюсь в себе – разлука (жестокая!) ударила, конечно, по мне, но отнюдь не изменила мои чувства».

«…Сижу один в своей комнате, и минутами мне кажется, что теряю
рассудок. Наверное, я чересчур сильно сориентировался на тебя, отвергая всех, кто хотел ко мне приблизиться».

«…Часто думаю о том, что в моем возрасте и душевном состоянии такая разлука – тяжелая болезнь. Речь идет не о верности, а о том, как я доживу. Я не ищу ни развлечений, ни других людей. Все время в мыслях с тобою. Смотрю в тоске на телефон и вспоминаю, как часто из него звучало: «Это я». А теперь все на бумаге».

«…Сегодня получил твое письмо из Лос-Анджелеса. После твоего отъезда прошел чуть ли не месяц. Такой для меня трудный. Живу я странно. Встаю и думаю: скорее бы дождаться вечера. В Торе сказано, что такими становятся несчастные люди. Наверное, это так… Нагружаю себя разными делами. Однако доминанта-подавленность остается. …Ты не поверишь мне, но пока пишу, сердце у меня то дрожит, то замирает».

«…Был полтора дня с Юрой (сыном – Э.) и его семьей на Колке. Но без тебя это показалось мне странным… Кроме того, там похоронено много прошлого – печального».

«…Легко тебе из далекого Сан-Франциско, Сан-Диего советовать: “Садись за книгу!” А можешь себе представить, какой будет книга, которая родится в такие часы и дни? Я просто не решаюсь. Чтобы не потерпеть еще одно кораблекрушение. При чем тут мужество? Первую книгу – английскую я написал после смерти Сони (первой жены, с которой счастливо было прожито более полувека – Э.). И получилась она угрюмой и мазохистской. Теперь, в полном одиночестве, вряд ли способен перешагнуть через себя – писать раскованно и с юмором, как это понравилось бы издателю, читателям. Нужно равновесие, а оно основательно нарушено».

«…Иногда ты мне снишься, а просыпаюсь, и на душе кошки скребут.
Наверное, заслужил. Я тебя безумно полюбил и от этого страдаю.
Завтра напишу еще. Целую твои глаза, руки, губы…
М.
P.S. Неужели ждать еще месяц? Здесь открытое море… С закатами…»

«…На полтора дня уеду в деревню с Дитой и Айваром (внучкой и ее мужем – Э.). Буду опять косить и продолжу обустраивать твою комнату. …С Ирочкой обсуждали, как сделать лучше. Хотя, зная тебя, сомневаюсь, что найдешь здесь покой... Ведь, как вернешься, сразу захочешь написать обо всем интересном, что видела, пережила. Закрутишься в звонках, статьях. Я просто завидую тебе! И это не шутка, не сарказм – сумею ли так энергично шагать с тобой в ногу? Не представляю тебя в сельской тишине – да еще и без компьютера! Когда только лес да море. Очень хочу, чтобы ты здесь отдохнула, купалась».

«…Конечно, я надеюсь, что твои чудесные качества: живость, неиссякаемое профессиональное любопытство, стремление всегда быть в центре событий, упорство и большая работоспособность расшевелят меня, и «из искры разгорится пламя» не только личных эмоций (их у меня хватает!). Оживится интерес к жизни и очень захочется еще раз построить общую для нас основу для нового жизнетворения. Но эта длительная разлука, поверь мне, не самое подходящее для осуществления моего желания. Знаю, все это звучит странно, но я думаю, что ты так и не поняла, в каком состоянии я был, когда начались наши встречи. И тебе нелегко отвечать на мои печальные письма. Но именно они отражают не мимолетное умиление, а мое постоянное состояние. Не удивляйся, что пишу коротко. Потому что мне трудно по-русски излагать свои мысли. Все кажется банальным… Моя цель не жаловаться, а объяснить, чтобы ты меня поняла».
«…Не беспокойся, я не зазнаюсь от того, что моя любимая пишет мне нежные письма, оставаясь за океаном. Слова зачастую – опиум. Пока ты их читаешь, сердце от радости трепещет, а потом – жестокая реакция. Неописуемое, но реальное одиночество…»

«…После твоего телефонного звонка очень обрадовался и одновременно смутился. Мне вдруг показалось, что твое согласие вернуться раньше ты приняла под моим нажимом. И хотя я бесконечно рад, ужасно боюсь, смогу ли чем-то возместить то, от чего ты отказываешься. В этот самый трудный период моей жизни я действительно страшно тосковал и в телефонных разговорах всегда был удрученным. Просто не умею скрывать свои чувства. Это не мужественно, но, очевидно, я не справляюсь. Даже в общении с посторонними грызет тоска по тебе, и они замечают, что мои мысли далеко. ...Когда пишу – волнуюсь. Кажется ты рядом, а затем… тебя нет».

«…Нервы потрепаны, а ты заняла в моей жизни место единственного
человека, который, может быть, сумеет вдохновить меня на второе дыхание. Вот какой я эгоист! Очень надеюсь, что простишь мне сокращение своего визита в Америку…»

«…Я очень благодарен твоей Ларисе (моей дочери – Э.) за то, что она тебя поняла. Надеюсь в следующий раз навестить ее вместе. Мои дети к моей привязанности относятся положительно, но и настороженно. Они не одобряют мою «позднюю страсть», считая, что такое может разрушить меня».

Из письма в канун встречи:
«…Меня все время мучает мысль о том, что я как бы шантажировал тебя, умоляя сократить срок расставания, что ты от многого отказалась, чего я не смогу тебе заменить. Потому что чего-то другого, кроме любви и нежности, я тебе дать не могу. А достаточно ли этого? В разлуке – да, чтобы чувства тлели. А в твоей бурной, почти ежедневной схватке с твоим призванием и твоим умением из малого сделать читаемое, значительное и интересное? Если мне удастся быть тебе нужным, а не пятым колесом у телеги, это для меня станет вторым дыханием… Меня опять хотят втянуть в политику. Однако я изворачиваюсь. Жду новой весточки от тебя. Когда открываю конверт, хочется плакать. Верю и очень надеюсь, что с твоей помощью, твоей энергией я восстану, поднимусь еще раз… Очень надеюсь, что не сразу ты сядешь за работу, хотя понимаю, что свежие впечатления и воспоминания надо сразу запустить в компьютер. Я и в свой тоже вставил русский шрифт – сумеешь работать у меня. Сам же предпочитаю писать по старинке, от руки.

Ты спрашиваешь, что я делаю, чем занимаюсь? В июле стартуют девочки (внучки – Э.). Одна – в университет, другая – в художественную школу. Всюду большой конкурс. Занимался с Сабиной – сегодня успешно сдала последний вступительный экзаменам в университет… Два раза в неделю даю уроки немецкого… Завтра защита у Диты (в Латвийской академии художеств – Э.). В стране ничего не меняется… Все рядом и далеко. Все мысли все время с тобой. Жду не дождусь… Обнимаю, нежно целую. М.»

«...Не веди счет письмам и количеству знаков. Каждый по-своему выражает свои чувства и мысли. А когда будем вместе, у нас будет общий счет и, надеюсь, общие интересы… Люблю тебя, моя хорошая. Целую все, что мне дорого. М.»
Домой, к судьбе!
Очень скоро я объявила:
– Улетаю домой, к своей судьбе!
– Что-нибудь случилось? – забеспокоились дети, внук.
– Да, случилось! Но это так просто не объяснить. Лучше прочту вам одно из писем. Поймете сами.

И прочла. Взволновало и их.
– Понимаете, это не объяснение в любви, а объяснение в судьбе.
=============================

Бабье лето. Лариса Персикова.

Осень выкрасила листья колдовским каким-то цветом. А это значит -очень скоро бабье лето, бабье лето…Осенние свадьбы.…И невеста не должна быть ослепительно молодой-мы неуклонно движемся к европейским стандартам.

Три года назад , сразу после своей свадьбы с Мавриком Вульфсоном, известный журналист Эмма Брамник призналась мне:

-Когда Маврик уходит из дома, я стою у окна и машу ему рукой. А он переходит на другую улицу, снимает шляпу и низко мне кланяется. Прохожие, наверное, думают , что он сошел с ума…

Еще не осень. На двоих им нет и ста пятидесяти лет.

Вести сегодня. Настроение недели. 9 сентября, 2000. № 211(345).