Глава 10. Встреча у Собора

  Прошло ещё некоторое время. Георгий ходил на работу, полностью закрутился на лекциях, занятиях и с головой ушёл в написание диссертации: во всём этом нужно было навёрстывать упущенное.
А Кот, Петька - целыми днями шлялся по городу. Он хотел вспомнить хоть что-нибудь... “Жорик  работает, у него предсессионная запарка – студенческие курсовые, зачеты... А я? Как мне жить без документов, не зная, кто я такой? Вдобавок, явно я - лишний здесь,” - характер у Петьки, как он себя теперь называл, явно портился от безвестности и неприкаянности. Он чувствовал себя лишним, ненужным.
 «Да и, человек ли я? - с грустью думал он. Человек - животное социальное, как говорили древние. А я... Возможно, кот, который почему-то очеловечился. Получил дар речи. Жорик говорит, что такое невозможно: так сказала Мнемозина. Но, ведь она - всего-навсего... кошка? Вроде бы, я вспомнил имя: Петя. Но, во-первых, это единственное, что я помню о себе. Во-вторых, я мог его просто придумать. Ну, есть ещё абстрактные знания многих вещей и предметов, не доступных кошачьему пониманию. Но, могли же они просто стать результатом странной магии? Не думаю, что это сложнее, чем преобразовать кота в человека. Только, каким силам и зачем всё это было нужно?»
В целом, Петька постепенно впал в депрессию. Он пока не работал. Хотел  устроиться где-нибудь, хотя бы торгашом или грузчиком на рынке. Подработать немного. Но, совершенно без документов нигде не брали. Что делать? Всякий раз, каждое утро, как на работу, он теперь выходил на улицу. Если вставал совсем рано - то через окно. Но чаще, уже попозже и под видом Жорика. Он шатался практически бесцельно, будто в поисках приключений. И вскоре осознал, что, должно быть, если он раньше был человеком, то когда-то учился в этом городе. Слишком хорошо знал район, прилегающий к вузу. А раз он здесь жил или учился – то должен же вспомнить ещё что-нибудь? Или, на худой конец, встретиться с кем-то, с кем вместе учились в институте, к примеру.
   Тем не менее, никто из бывших знакомых, если таковые и были, или не попадались ему на глаза, или не узнавали его. У Петьки стало складываться  впечатление, что он полностью изолирован судьбою в этом времени: без прошлого, без будущего. И отсутствие прошлого перечёркивало наличие будущего. Петька сейчас не знал никого, кто бы не относился к жизни Жорика и не являлся частью его жизни. Но он не хотел оставшуюся жизнь быть только тенью, двойником своего друга.
  Первейшей своей задачей было «найти себя»... Где, в каких закоулках при этом искать? Он упрямо шатался по улицам, всё более и более теряя надежду.
Была уже середина декабря, когда однажды он сбрил усы, не стал надевать тёмные очки, надел новые, им самим купленные тоненькую куртку и джинсы - то есть, оделся так, как никогда не одевался Жорик - и ранним, ещё тёмным утром вышел через окно. Он долго гулял по запутанным и заброшенным дворам, мусоркам, подъездам: местам, знакомым в бытность котом. Ещё раз восстанавливал хотя бы память кота, пытаясь перепрыгнуть через эту память.
«Что я помню?» - анализировал Петька.
Заправка. Мнемозина. Снова - лесополоса, пробежка в сторону автовокзала...
А там начались обычные для любого бездомного животного, бесконечные приключения: побывал он в должности привокзального кота,  а потом - хлебнул житья-бытья у жалостливой старушки, которая взяла его к себе… У этой хозяйки уже оказалось дома семеро голов кошачьего племени, и она держала их всех во встроенном шкафу – кладовке своей однокомнатной квартиры.
  Потом был побег от бабки, скитания по городу: он жил и в дворницкой, и в котельной, и в строительном вагончике, и даже при каком-то магазине - везде, где привечали и кормили, и пока не выгоняли. Весна перешла в лето, и кот-Петька, вдохнув воздух свободы, отправился и вовсе в степь - на вольные хлеба. Мышковал, прятался от людей, ночевал в лесополосах, на деревьях…  А ближе к осени прибился к какой-то даче. Где, пока было более-менее тепло, ещё можно было существовать, потому что по выходным, а иногда и чаще, на дачу наведывались хозяева и кормили приблудившегося кота. Но  потом стало холодно и голодно, пришли первые ночные заморозки,  зарядили затяжные холодные дожди - и ему пришлось вернуться снова в город. На этот раз, ему повезло, не долго несчастного кота  мотыляло по улицам: вскоре его подобрал Жорик. К этому времени, должно быть, Петька-кот давно уже успел позабыть о том, что когда-то был человеком. Если он и был им...
Ничего, что было ранее кошки с заправки, он так и не вспомнил.  Мнемозина сказала, что сняла поставленный ею блок... Значит, теперь блок ставит только он сам. Кто ж ещё? Видимо, не изжил в себе кошачью трусливость. Что же тогда там такое, за этой, кошачьей, частью его жизни? Кто он? Убийца, маньяк, или же - чья-то жертва? Почему он ничего не помнит, в конце-то концов?
    Погода явно испортилась и стояла на редкость преотвратная. Середина декабря, а зимой и не пахло: слякотно, грязно; дул сильный, пронизывающий ветер… Постепенно Петька узнавал знакомые двери тех помещений, в которых бывал и жил, иногда издали видел знакомых по кошачьей жизни людей и собак, которых раньше боялся… В отличие от Жорика, он был котом тёртым, со стажем. Мнемозина упоминала, что их встреча была весной... Значит, это с весны он был котом и жил на этих улицах.
     Где-то в середине дня он решил пойти к Собору. Там зачем-то перестилали древнюю каменную мостовую, закатывая её остатки в асфальт. На высоком бордюре небольшого скверика сидели два парня с длинными волосами. Один из них был черноволосый, длинный, худой и мрачный, с гитарой в чёрном футляре. Другой - светловолосый, весёлый, чем-то похожий на баптиста.
- Закурить есть? – спросил мрачный, когда Петька проходил мимо.
  Бывший кот как раз недавно купил с горя пачку с нарисованным на ней раком лёгких. Хотя до этого не курил: во всяком случае, после того, как побывал котом. Вот раньше – бог его знает. Распечатал курево, протянул ребятам. Сам сел рядом, тоже прямо на бордюр и впервые попробовал затянуться. Получилось, не закашлялся. Но было очень противно.
   - А тебя, случаем, не Петей зовут? – спросил похожий на вампира, в чёрном пальто. Он выглянул из-за второго, позитивного и белобрысого,  в сине-белой куртке.
  «Очень даже может быть», - хотел радостно ответить Кот, но промолчал. Осторожно кивнул: “Угу”. Сердце ёкнуло. Вот, опознали люди: впервые, не как Георгия. Быть может, потому, что облик поменял? Причём, на желаемый?
   - Если не помнишь, я – Иван. А он - Костик. Мы вместе однажды тусили. Не помню, у кого. Кажется, у Лёхи, художника. И в Ростове, у Алика. Мы туда вместе с Костиком как-то нагрянули. А ты у Алика жил, из дома тогда ушёл. Ты же ростовский? – продолжал разговор весьма приметный, высокий и колоритный парень.
   - Ага, - наугад подтвердил бывший кот. - А на гитаре кто из вас играет? – спросил он наобум, а сам тихонько переваривал полученную информацию: «Петя. Из Ростова. Жил у Алика… Уже хоть что-то. Буду держаться этой версии. И уверенней называться Петькой».
  - Костик, - отвечал тем временем Иван, – Не слишком хорошо умеет, так и не доучился. Ты же слышал их, они пели тогда вместе с Гердой. А чаще – в Подвальчике выступали. Там тоже пели: про чёрного кота и розовую кошку. И про то, что все хотят секса. Борис Видко, хозяин подвала, чуть чаем не подавился от такого репертуара.
   - Были времена…, - ностальгировал Костик. – Пока Герда в Израиль не укатила… Эх… Теперь мы с Ванькой в хоре петь пытаемся. В Соборе. Пономарями подвизались.
  - Но закончим, я смотрю, очень скоро свою песенную карьеру. Руководительницу хора, классную такую, интеллигентную и талантливую, - пономари и дьячок, почитай, съели. Не приглянулась она им чем-то. А какой был хор! Заслушаешься. Особенно, по вечерам. Так слаженно пели; люди в Собор потянулись – только, чтобы пение послушать. В Изерлон с выступлениями наши ездили. И здесь на сцене выступали, в театре и в институте. Вот с ней мы и начинали, и с ней бы я попел, она хорошо голос ставит, - вздохнул Иван.
  - А что случилось?
  - Батюшка ей указал на дверь… Без объяснения причины. Ну, а мы то уж знаем, что случилось. Дьячок нашёл на лестнице винтовой, что в Соборе на звонницу ведёт, целую гору бутылок из-под спиртного. Позвал батюшку и показал: мол, вот что эти, певцы, не все из которых – православные даже, здесь творят! А это, понятное дело, вовсе не они понатащили: люди интеллигентные, сюда петь приходили, а не пить. Нет, виновник - один из пономарей, убогонький такой, что и не подумаешь… Он водил сюда по ночам, как за сторожа оставался, бугаев сторонних, за деньги. Те на колокольню лазили, сверху на город посмотреть. И выпивали – свой кайф нашли, чтобы, значит, в Соборе, - пояснил Костик. - Ну, и пономарю наливали да подкармливали его.
   - А что ж вы не сказали?
   - Во-первых, Русанов - пономарь тот, значит, нам по секрету всё рассказал, так что ж его, сдавать, что ли? Он нам каялся, можно сказать. Ему и самому было жалко, что так вышло. А, во вторых – не всё ли равно. Это был для дьяка лишь повод. Не в этот раз – в другой что-нибудь бы сморозил. Да и нас бы взял на заметку и тоже выставил при случае. Это сейчас мне – почитай, что по барабану. А тогда я из дома уходил. От матери. И с отцом тоже был в ссоре – он не рад был моей «духовной карьере», так сказать. В общем, обретался у друзей. И деньги пономарские были не лишние. Жил на них да на степуху. Я ещё тогда вуз не закончил.
  - Сейчас он, как и я, тоже учится. В Свято-Тихоновском. Для Костика – это второе образование, стройфак он в этом году закончил… Вот мы и поехали этим летом поступать, вместе. Для меня – богословский институт и служба в пономарях – единственное, что за душой. А так, какая ещё учёба - у меня ребёнок родился. Ещё живы с женой, потому что родственники, почитай что, содержат, - пояснил Иван.
  - Костя, а по профессии что не пошёл? – спросил Петька.
  - Выпендривался он. У него папаша – босс один, в строительстве. И, хотя с мамашей в разводе, деньгами всегда поддерживал изрядно, участвовал в воспитании, как сейчас говорят. В институт пристроил – это при его тогдашнем аттестате и загулах… Да, Костик? Но, наш герой решил в то время интересней как-то пожить. Вот, в пономари и подался… И…, - начал было Иван.
   - А ещё, записались мы с Ванькой, кроме этого, недавно в казачество, - продолжил Костик.
  - В казаки вступили? – уточнил Петька.
  - Ага. Ну, а тут батяня меня встречает и вдруг хвалит… И снова мне подмаслил: попал я сразу в верхний эшелон. За работу с молодёжью там теперь отвечаю. Так что, скоро прощай, тусовка! Прощайте, майки с Че Геварой, с перевёрнутыми пентаграммами, репертуар из Егорки Летова… Серьёзным человеком заделаюсь. Видaл когда-нибудь казачков местных? На лимузине, а не на лошадях, рассекают… И грудь – сплошь в медалях. Ряженые, словом. Открыл я как-то ненароком шкаф в кабинете у начальника – а оттуда пустые бутылки так и посыпались! Полный шкаф пустых бутылок. И все из-под водки…
   Костик неожиданно притих.
   - Ну, а ты, Иван, значит, только пономарём в Соборе? – поинтересовался Петька для продолжения разговора.
   - Ага. Костик хочет меня при казачестве пристроить. В средства информации. Буду мультимедийным и прочим журналистом, по всему региону, если ничто не помешает. Ну, а пока – нищ, как церковная крыса, - усмехнулся Иван.
  - Вот что, ребята! Спасибо за разговор. Берите – дарю, и Петька протянул им початую пачку.
  - Думаю, ещё встретимся. Пока! – отсалютовал Костик. - Мы теперь часто в Ростов будем наведываться, и к Алику - тоже заедем всякий раз.
  - Ступай с миром, - хорошо поставленным басом, напутствовал Иван, и перекрестил Петьку.
  И Кот пошёл бродить дальше. Сердце подпрыгивало у него в груди, выстукивало марш: «Петька… Я – Петька… Из Ростова. Интересно, а сюда, в этот город, я как попал?» - кружилось у него в голове. Но имя у него было... Реальным.  Точно, не сам его придумал. И это - уже кое-что.