Как в России за хлебом ездили 9

                Из цикла "Невероятные приключения Расквасова и его друзей"



                РОССИЯ, 1919 год               



… Утро выдалось обычное для гражданской войны -  мрачное туманом,  солнцем без особого блеску и жара, и всеобщим бурчанием  желудков.
В теплушечий   вагон влез печальный, словно примеряющий уже на всех   будущую трагическую судьбу начальник Захар Семенов и сразу заорал голосовым напряжением на всех и особо категорически - на деда Савкова:
- И что это за морды у вас такие? По ним вижу, что революцией у нас никто и не занимается… А ну вставать подъемом! И ты дед вставай пулей! Ты почему вчера по характеру гадом каким-то был? Как буржуазная сволочь!  Во все дырки лезь, везде мне мешал!
Дед Савков, накрытый с головой шинелями и запасной паровозной ветошью отрицающе  заворочался.
- Чего примолк? Э, дед… Ты что там, под одеялами, самолюбованием занимаешься?
- Не… я ишо молодой… и сейчас крепкий – как сушеный горох! Я сам кого хочешь запросто полюбую!
- Это ты на наших харчах окреп, -  согласился и помягчел Захар. - Видал я как ты ухи свинячьи наворачиваешь. Пора тебя и в караул ставить.
- С ружом? С патронами? – приподнялся весьма заинтересованный дед.
- С гитарой! –  заржали отдохнувшими жеребцами просыпающиеся бойцы.
- А бриться надо? Для караула?
- А то! Это как в на свадьбу, али в последний путь – небритым быть не с руки.
- А вот купцы до революции как котам-то морды брили… - тоже проснулся очумелый и не отошедший от просонья Лиходед. – По пьянке. В валенок кота засунут - чтоб не оцарапаться, намылят ему рожу и…. 
- Выходи строиться! – перебил ненужный разговор Семенов. – Сами тут как старые коты, одна вонь и шерсть…
Продбойцы зачесались,  привычно закашляли и зазевали.  Вылезли с матом, справляли  мелкую нужду по вагонным колесам и осям, курили на острый натощак.
Бряцали  винтовки, звенела   вялыми струнами гитара, которую Захар велел  деду Савкову непререкаемым голосом спрятать от греха в пустой мешок.
 Сварили овсяной кулеш  с остатками поросятины и наварили  два ведра чая. Почавкали завтрак и почаевничали, искоса посмотрев на пахучий  саквояжик, с которым Бронислава Джержинская вышла промяться на молодых ногах по  станционной траве в ближайшие заросли кустарников.
 За чаем дед Савков уважительно присунулся к вчерашним странным людям. Повел о себе намекающий разговор.
 - Я тогда в сортире сарказм делал… – обстоятельно излагал дед Савков, умно кося глупым глазом на жующего рабкора Кульманова и питающегося  хлебной коркой его горемычного спутника. – Тут бой начался… С белыми офицерами… Атакой шли!..
- Психической?.. – чавкая, спросил Кульманов.
- Я?.. да что ты.. Какой я «психической»?, Я - здоровый, говорю же в сортире заседал… отбивались гранатой… пострадали все – трое наших бойцов… вместе с командиром…
- А ты ?
- Я, мил человек, рану большую пережил: слабеж и крепеж живота - единовременно! Во как!.. То есть про меня в красную газету обязательно нужно пропечатать!
-  Ну, это надо посмотреть… - посмеиваясь, обнадежил деда Кульманов, - хотя фабула очень интересная…
Вздрогнув от умного слова, дед Савков сразу полез в душу с разговором:
- Можно мне с умным об умном поговорить? Вот ты скажи мне, дорогой пролетарий-писака, почему к старости ухи растут и мохом покрываются? Опять же – нос…

…В зарослях повизгивали, оправляясь, мешочные бабы и им родная мелкая детвора.
А бойцы выходили строиться. На митинг, так как не митинговали уже второй день.
 - Так, – весомо  давая приказ,  начал  Захар Семенов. – Юрчук, Еропкин – мешочников с эшелона – долой! Пущай  пешком идут далее.  Так им и скажи – паровоз  более не ходок. Встали, мол, на ремонт. Это чтобы, ежели они нашу тайну белякам выдадут… Затем –  оба два, а также Босых, Лиходед, Авгеев и товарищи китайцы - мотанитесь в деревню Расквасово… вот она тут по карте… версты  три по  степи, овражкам да балочкам… Реквизируйте  там всех кулачных и подкулачных по полной революционной программе! На предмет гужевых телег для хлеба. Нужно -  три!
-А зерно?
- Сколько будет – все под орлаж подчистить!  Они на земле – выживут. А мы на камнях, шпалах, да рельсах - помрем. И революцию загубим. Старший -  Еропкин Григорий! Слушаться его беспрекословно! Как меня. Теперь здесь… Остаются: товарищи рабкоры – для связи. И варки дальнейшей пищи. Дед Савков – на часах. Остаюсь и я – для обучения товарища Брониславы Дзержинской паровозному движению.  И будущей замены ушедшему от нас товарища Коровина.
Захар  перевел дух и вскрикнул для воодушевления:
  - Помните, что вы – герои! Люди революционного духа!
- Пневматические люди! – вставил  из строя, моргая глазами Афанасий Лиходед:  – «пневмос» – это же по-гречески   - «дух»!
- Я тоже человек пневматический!.. – громко добавил при общем смехе расходящихся отрядников дед Савков, -  так как с вами, дорогие мои товарищи, уже второй день кровь проливаю…
- Пердун ты старый, а не пневматический!.. – махнул рукой Семенов,  - лезешь вечно и революционный настрой портишь! Дайте ему винтовку со штыком! И патрон. Один.  И чеши дед, на вон тот холмик… видишь посередь степи? Оттуда кого узришь – сразу стреляй! Только вверх, стреляй! И к нам сразу беги! Остальные - выполнять приказ!