Первый бой, глава 2. Первый бой

На Киевском вокзале, несмотря на неимоверно большое скопление народа, Суздальцев  увидел свою мать. Она бежала, запыхавшись, и была не одна. Надя после тяжелых суток, практически на ногах, тоже пришла провожать его.

Офицерам  дали полчаса на прощание с родными. Мать бросилась к Суздальцеву  на шею. Она горько плакала. Уже однажды она так же провожала его отца в ополчение, и от него не было слышно ничего, ни письма, ни какой-либо весточки. Суздальцев  понимал материнскую долю – провожать мужа и сыновей на войну, и поэтому терпеливо ждал, когда она успокоится. Ей нужно было выплеснуть навалившееся на нее горе. Надя стояла рядом и, молча, ждала. Когда мать, наконец, немного отстранилась от него, то он сказал ей:

- Мама, ты, конечно, знаешь Надю, но теперь она для меня не просто школьная подруга и одноклассница, а моя законная жена. Я вчера сделал ей предложение, и она подозревает, что у нас через девять месяцев родится ребенок.

Мать недоверчиво посмотрела на Надю и та в знак согласия кивнула головой. От такой вести  мать  снова зарыдала. Было неизвестно – от радости или от горя. Наверное, от радости. Ведь если ее сын не вернется с войны, то у нее, как у бабушки, будет внук.

Надя тоже бросилась Суздальцеву на шею и осыпала его лицо поцелуями. Ей было необычно чувствовать себя женой и провожать на войну мужа.

Мать ревниво смотрела на сына. Только теперь она поняла, что ее мальчик вырос, стал офицером Красной армии, женился, пусть пока не официально, но все же – вот она здесь, его женщина, провожает ее сына на фронт.

Надя на прощание сказала Суздальцеву:
- У тебя доброе сердце. Наш хирург оценил мой выбор и сказал, что ты спас жизнь человеку, от которого он уже отказался. Снял с его души большой грех. Этот совсем юный мальчик обязательно поправится. Он очнулся и спросил, как зовут того лейтенанта, который спас его. Я ответила, и он хочет своего сына назвать Виктором. Он будет молиться за тебя, - при этих словах она надела на шею Суздальцева  серебряный крестик. – Этот крестик передал тебе, спасенный тобою, солдатик, а зовут его Илья, что означает – Бог мой Яхве. Этот крестик будет спасать тебя на войне.

Хоть Суздальцев был атеистом, но отказаться от крестика он не смог. Каждый человек в душе верил, что есть какая-то высшая сила, которая спасает людей в критических ситуациях.

Незаметно пролетело время. Надя и мать в один голос просили Суздальцева беречь себя на войне, и что они будут ждать его. Быстро обняв еще раз своих женщин, Суздальцев с легким сердцем заскочил в вагон. Он был рад, что по-человечески простился со своими родными и главное, что сказал самые важные слова в своей жизни Наде.

Примерно так же прощались и все его сокурсники по офицерским курсам. Они, младшие командиры, шли командовать взводами и ротами солдат и отстаивать родную землю от врага.
В вагоне Суздальцев разговорился со своим однокурсником Усольцевым Иваном, он был сыном кадрового военного. Отец его был уже генералом и командовал на Южном фронте, где сейчас шли ожесточенные бои. Усольцев стремился попасть к отцу, но как получится, он не знал. Он заметил на шее Суздальцева серебряный крестик и не преминул заметить:
- Что-то я на курсах не видел у тебя крестика. Неужели ты веришь в опиум для народа, в бредни священников о загробном мире?

Суздальцев немного засмущался и застегнул гимнастерку, чтобы больше никто не увидел его крестика.
- Да, нет. Это по случаю, - ответил он и рассказал о прошлой ночи. Вкратце он коснулся и его отношений с Надей.
- Да, неудобно отказываться. Ведь вы с ним стали крестниками. Ты его спас, а он тебя будет спасать молитвами, когда ты воевать будешь, - сказал Усольцев с небольшим сожалением. – А у меня, брат, потомственное. Пока старшим офицером не стану, никаких женщин. Ты знаешь, бабы силы отбирают. Дети там пойдут. Ты не о службе будешь думать, а о жене и детях.
- Мне это уже не грозит. Я с Надей десять лет ходил, рука об руку, а по-настоящему ее полюбил только вчера, когда увидел какой она человек. Золото, а не женщина. Она мне, как Родина-мать, - мечтательно сказал Суздальцев, вспомнив слова раненного солдата о Наде. Как это он сам не увидел?  Он вспомнил слова С. Есенина:
Лицом к лицу лица не увидать,
Большое видится на расстоянии.

Проезжая большую станцию, они не обратили внимания какую, навстречу им в Москву шли поезда, вагоны которых были забиты раненными бойцами. На станции из вагонов выносили, умерших в дороге, солдат. Их было много. Ранения были тяжелыми. А тут еще тряска в пути.

- Для Нади работу везут. Когда же этот поток раненных прекратится? – не удержался Суздальцев.
- Когда фашистскую гадину раздавим. А то, что раздавим, я не сомневаюсь. Россию еще никто не победил за всю ее многовековую историю. Мы всегда Европу от поработителей освобождали. И теперь тоже Советский Союз  и Европу освободим. Ты знаешь, о чем Ленин мечтал? О социализме для трудового народа всего мира, - размечтался Усольцев.
Суздальцев скептически оборвал Усольцева:
- А скажи мне? Нужен ли Европе наш социализм? Зачем силой его навязывать? Я этого не пойму? – спросил он Усольцева.
- Да, несознательный ты человек. Классиков не читал. Да, что с тобой говорить? – махнул рукой Усольцев и отошел от Суздальцева.
За разговорами они не заметили, как проехали Верею и направились к Орше. Вот здесь, на поезд налетели бомбардировщики. Эшелон высыпал на  поле. Укрыться было негде. Суздальцев чувствовал себя «голым», открытым для вражеских пулеметов. Он посмотрел на небо. Прямо на него летела бомба. Он вжался в землю и закрыл голову руками.

Но бомба попала в их вагон. Он быстро загорелся. Пламя было такой силы, что два вагона по обе стороны тоже охватило огнем. Пулеметчики на крыше переднего и заднего вагонов беспрестанно стреляли по самолетам и один из них загорелся. Из самолета вывалился черный комочек и вскоре раскрылся белый парашют.

- Усольцев, побежали, захватим летчика, - предложил Суздальцев и, не дожидаясь ответа, побежал в сторону, куда намеревался приземлиться летчик. У Суздальцева было личное оружие, выданное при окончании офицерских курсов. Он выхватил пистолет из кобуры, снял с предохранителя и побежал по полю. В полукилометре от него приземлился летчик. Пока он отстегивал лямки парашюта,  Суздальцев добежал практически до него.

Немецкий летчик повернулся в его сторону и вытащил из кобуры пистолет. Противники стояли в двадцати шагах друг от друга с пистолетами в руках, не решаясь первыми выстрелить. Но дуэль не состоялась. Немец, увидев, что к его противнику бегут другие офицеры, бросил пистолет на землю и поднял руки. В это время подбежал Усольцев и в упор расстрелял немецкого летчика.
- Что ты наделал? – закричал на него Суздальцев. – Ведь он безоружный?
- Я эту нечисть буду истреблять с лица земли, пока не изведу их всех до одного, - с ненавистью промолвил Усольцев и плюнул в лежащего мертвого летчика.

Суздальцев был поражен. По кодексу  офицерской чести то, что сделал Усольцев -  преступление. Он согласен убивать врагов, но с оружием в руках. А если они сдаются, то нельзя их убивать. С этого момента он перестал уважать Усольцева. Не было в нем человечности. Он с таким же успехом расстреляет и нашего солдата за

малейшую провинность. Для Суздальцева человеческая жизнь – это самое ценное, что есть на земле. А для Усольцева – «пушечное мясо».
Начальник эшелона распорядился, и сгоревшие вагоны солдаты гурьбой сбросили с рельс. Эшелон снова был готов тронутся в путь. Недалеко от Орши офицеров высадили.

Суздальцева, Усольцева и прибывших офицеров встретил  майор, который был представителем полка, он направил их в батальон майора Казанцева. Прибыв в деревню Богачевка, два офицера, которые после размолвки, вызванной убийством безоружного немецкого летчика, всю дорогу молчали, явились в блиндаж командира батальона.

Блиндаж находился за деревней в лесном массиве. Возле блиндажа стояла тачанка времен Гражданской войны, запряженная тройкой резвых лошадей. На тачанке стоял пулемет «Максим».

Казанцев встретил их с широкой улыбкой на лице:
- Наконец-то прислали мне офицерское пополнение. У меня третья рота невезучая. Там уже четвертого командира роты убивают, и в одном из взводов нет командира. Кто пойдет на роту?
- Разрешите мне? – вышел вперед Усольцев.
- Ваша фамилия Усольцев? Это не ваш ли отец генерал-лейтенант Усольцев Дмитрий Николаевич? – спросил майор.
- Да, так точно! – обрадовано по-военному ответил Усольцев.
- Прости, лейтенант. Не могу я тебя поставить на роту. Если тебя не дай Бог убьют, то твой отец знаешь, что со мной сделает? На роте слишком опасно. Возьмешь взвод пока, а там посмотрим? Подожди пока на свежем воздухе, я с новым командиром роты потолкую тет-а-тет, - приказал майор.

Когда Усольцев вышел, то майор доверительно обратился к Суздальцеву:
- Не люблю я генеральских сынков. Гонору вагон, а толку ноль. А тебе он как? Ты ведь с ним на офицерских курсах учился? Да, и замполита тебе дать пока не могу. Не прибыло пополнение, а твой отличный мужик был, да их обоих с командиром роты снарядом накрыло.

Суздальцев рассказал, как Усольцев расстрелял безоружного немецкого летчика.
- Да, брат, намучаешься ты с генеральским сынком? – предположил майор. - У тебя от роты осталось человек сто не больше, а боеприпасы пока есть. Сможешь стоять на смерть, а врага не пропустить?
- Да, товарищ майор. У меня в Москве жена и мать остались. За них я буду сражаться на смерть, - твердо ответил Суздальцев.
- Это хорошо, что у тебя такой настрой. Ну, ладно. Давай посмотрим позицию твоей роты, - сказал майор, и они склонились над картой.
Казанцев дал связного, чтобы два, вновьприбывших, офицера добрались до своих позиций.

Связной оказался словоохотливым. Он рассказал, что Казанцев с времен Гражданской войны сохранил свою тачанку, так как командовал полком в кавалерии, но потом его репрессировали, а теперь с началом войны вернули, чтобы он искупил свою вину.

Свои позиции Казанцев любит объезжать на тачанке. Часто в пути встречал немецкий десант, который расстреливал из пулемета. В общем, боевой командир батальона. А вашей роте, товарищ лейтенант, страшно не везет. Уже четвертого командира убивает. И толковые были офицеры, но по-глупому погибли. В атаку поднимали солдат, а там снайпера, да пулеметы.
- Вы, товарищ лейтенант, постарайтесь не высовываться. Немцы по командному составу в первую очередь бьют, - завершил свой рассказ связной, так как они прибыли на позиции роты.

Их встретил младший лейтенант Симушкин. Он облегченно вздохнул, когда узнал, что Суздальцева назначили командиром роты. Время было позднее. Стало вечереть. Суздальцев приказал Симушкину провести его по позициям. Только глубокой ночью они вернулись в землянку командира роты.

Усольцева оставили со своим взводом.
- Можете идти в свой взвод, - приказал Суздальцев Симушкину.
- Ночью немец не лезет. И завтра только после завтрака попрет. У них немецкая точность. Немец по часам воюет. Завтра ждите атаку в 8-00. У них так заведено. Мы уже привыкли к их распорядку, - сказал на прощание Симушкин.

Зазвонил телефон. Казанцев решил узнать, как Суздальцев принял роту.
- Все отлично. Рота хорошо окопалась. А потом солдаты уже не первую атаку отражают, привыкли, - ответил он Казанцеву.
- Завтра в 8-00 твой первый бой. Лейтенант постарайся быть рядом со взводом Усольцева, что-то у меня душа болит за генеральского сынка. Опекай его. Не дай Бог убьют, как мы перед генералом будем отчитываться? - не приказал, а попросил Казанцев.

Ординарец Суздальцева, молодцеватый донской казак, с шашкой на левом боку, был не очень охоч до разговоров.
- Что ты молчишь Давыдов? Ты случайно не родственник Давыдова, председателя колхоза из Шолоховского романа «Поднятая целина».
- Нет, но о своем земляке, известном писателе, я наслышан, - сказал Давыдов и опять надолго замолчал.

Пока Суздальцев делал обход позиций роты, принесли пшеничную кашу с тушенкой.
Впервые за последние сутки он в сладость поел и сразу сморил его сон.
Снилось ему, что идет он весеннему полю, когда трава еще не пожухла от палящего зноя, а только-только во цвет вошла. А навстречу ему идет женщина необыкновенной красоты, остановилась возле него и говорит:
- Долго я за тобой наблюдала. Сердце у тебя доброе и душа чистая. Свою любимую дочь я тебе в жены дала. Не погибнешь ты, если завтрашний бой выдержишь. Деток моих солдатушек береги, напрасно на смерть не посылай. А за плохих не переживай. Они сами своим дурным характером себя погубят.
- Кто ты, краса, неописуемая? – спросил ее Суздальцев во сне.
- Я твоя Родина-мать. За меня ты завтра в бой пойдешь, - сказала женщина и растворилась, как  будто ее и не было вовсе.

Суздальцев проснулся от того, что кто-то его за плечо тормошил:
- Товарищ лейтенант просыпайтесь. Через час немцы в атаку пойдут. Они никогда расписание не нарушают, - разбудил его ординарец.
Опять на связь вышел майор Казанцев:
- Ну, что, лейтенант? Готов сегодня боевое крещение принять? Еще раз повторюсь, ни на шаг не отходи от Усольцева. Я его после боя к папаше отправлю. Уже со штаба звонили. А ты не боись. Я тебя подстрахую. Тачанка моя на что? С Богом!
- Есть, товарищ майор, - отрапортовал Суздальцев и после завтрака с ординарцем мелкими перебежками добрался на позицию взвода Усольцева.
- Как дела, лейтенант? У меня хорошая новость для тебя. После боя тебя срочно в штаб вызывают. Наверное, к отцу служить пойдешь? Счастливчик ты? – сказал Суздальцев Усольцеву.

Усольцев был бледен, как мел. Его парализовал страх надвигающейся атаки немцев. Он охрипшим голосом, который бывает у людей, объятых страхом, ответил:
- Все в порядке. Только будьте со мною рядом во время боя, товарищ лейтенант. Мне с Вами надежней. А я, как к отцу переберусь, то о Вас не забуду.
- Мне майор Казанцев приказал беречь тебя, как зеницу ока, - ответил Суздальцев. – Так, что я за тебя головой отвечаю.
- Спасибо Вам, товарищ лейтенант, - Усольцев схватил руку Суздальцева и чуть ли не поцеловал ее.

Куда девалась его молодцеватость. Или он только, сдающихся в плен, немцев так лихо расстреливает.

В это время по полю прокатился гул заводящихся моторов. Их рокот стал приближаться с неимоверной быстротой. За клином танков шла, пригнувшись почти по пояс, немецкая пехота.
- Не стрелять. Подпустить поближе. Танки пропустить, а пехоту отсечь и уничтожить! – передал Суздальцев по цепочке обороны роты, которая растянулась почти на полтора километра.

Немцы подошли почти вплотную. Из окопов стали бросать противопехотные гранаты и началась беспорядочная стрельба. Ординарец перед боем дал Суздальцеву немецкий автомат и несколько рожков, на всякий случай. Поэтому Суздальцев начал стрельбу по, бегущим на их позиции, немцам.

Вдруг прямо на них – Суздальцева, Усольцева и ординарца Давыдова, пошел танк. Он шел, как железный дракон из детских сказок, которые Суздальцеву рассказывала в детстве его бабушка. Он тогда с головой забирался под одеяло и дрожал от страха.
Так вот сейчас, этот детский страх охватил Суздальцева. Он не мог смотреть на танк. Ему хотелось выскочить из окопа и бежать, бежать, бежать отсюда куда угодно, лишь бы подальше от этого страшного места.

Но здесь он вспомнил слова старого майора из офицерских курсов: «Ложитесь на дно окопа и ждите, когда танк пройдет мимо».

Суздальцев, забыв обо всем на свете, лег на дно окопа и взял в руки бутылку с зажигательной смесью.  В это время кто-то выпрыгнул из окопа и побежал. Это был Усольцев. Его тут же срезала очередь из танкового пулемета.

Суздальцев еле успел пригнуться, так как танк проехал по брустверу и поехал дальше, перемалывая убитого Усольцева своими гусеницами. Суздальцев высунулся из окопа и бросил бутылку с зажигательной смесью в мотор танка. Танк загорелся и остановился. Пламя стало полыхать с удвоенной силой. Из танка выскочили танкисты и подняли руки.

Ординарец  Давыдов хотел прошить их очередью из автомата, но Суздальцев остановил его:
- Отведешь их в тыл. Обязательно, проведи по деревне. Пусть люди увидят, что мы немцев в плен взяли. Выполнять! – последние слова Суздальцев уже не говорил, а кричал.

В это время в центе обороны роты немцы захватили окопы. И тут произошло что-то невероятное. Из леса выскочила тачанка Казанцева, развернулась и в упор расстреляла немцев. Оставшиеся немцы позорно бежали, теряя на ходу солдат, по которым стреляли солдаты роты Суздальцева.

Танки без пехоты стали отличной мишенью для артиллерии, которая била по ним в двух километрах от поля боя. Сдавшихся в плен танкистов Суздальцев приказал отвести под охраной в тыл.

Первый бой окончился. К Суздальцеву на тачанке подъехал майор Казанцев:
- Молодец! Поздравляю! С боевым крещением! Давай своего Усольцева, я мигом доставлю его в штаб.
Суздальцев устало присел на сидение тачанки рядом с Казанцевым:
- Нет Усольцева. Он не выдержал танковой атаки, выскочил из окопа и его тут же прошили из танкового пулемета. Мало того, танк  раздавил его своими гусеницами. Я танк бутылкой из зажигательной смеси поджег. Он так и остался стоять на останках Усольцева.
- Да, ты что? Это же трибунал? Суздальцев за невыполнение приказа командира батальона: беречь Усольцева, тебе грозит в лучшем случае штрафбат, а, может быть, и расстрел.
- Будь, что будет? Он сам своим дурным характером погубил себя, - ответил Суздальцев, вспомнив слова, которые во сне ему сказала Родина-мать.

(Продолжение 16.03.19.)