Возвращение

     Древняя, но, тем не менее, юная и прекрасная Согдиана, получив грянувшую с небес свободу, начала, как и соседние гордые национальные сообщества, спешно создавать свою армию конца двадцатого века. Роман Залесский, будучи старшим ординатором, уже два срока проносил две большие звездочки, и теперь, получив должность заведующего отделением, спешно направил документы на получение третьей полновесной армейской погонной звезды. Это происходило в то время, когда развал империи осуществлялся стремительно и успешно, и было неимоверно трудно догадаться кому это выгодно. Но закрадывалась мысль, что если все шло стремительно и успешно, значит было выгодно всем. Залесский числился на хорошем счету, поэтому представление визировалось без помех. Однако на завершающем этапе возникли непредвиденные трудности: главному военному начальнику кто-то из специалистов по осведомлению шепнул, что Залесский Роман Трофимович собирается уезжать и солнечной Согдианы в облачную, дождливую местность, где когда-то проживали кривичи, дреговичи, радимичи и прочие племена. Рука главного военного начальника Согдианы остановилась в воздухе, и бумага осталась без его размашистой подписи.
Залесский был один из тех редких офицеров, которые никак не могли понять, что в армии кривая всегда короче прямой. У прямой линии нет выбора, а у кривых не счесть траекторий движения. Чуть притормози и отступи от прямой линии, и все было бы по-другому. Но чемодан уже собран, должность сдана, билеты на самолет приобретены. Столица местности, с которой реки Полота и Западная Двина собирают влагу, встретила переселенца по-осеннему холодно. Все предварительные договоренности были аннулированы по форс-мажорному варианту, но зато, теперь уже подполковник запаса, Залесский мог избрать для дальнейшего проживания, не песчаные резервации, а привольные просторы родных мест.

Природе присуще совершенство, как женщине красота. Кажется бесспорным. Но это лишь предположение автора. Окружающий нас мир в состоянии вечных перемен, а красота — всего лишь блики в реке времени. Возможно, что нет ни совершенного, ни прекрасного, а есть лишь момент нашего восприятия и понимания. Некоторые природные композиции действуют на человека по особому, они гармонизируют душу, доставляют удовольствие. Человек, воздвигая города, по интуитивному влечению к миру прекрасного стремится сохранить восхитительную целебную гармонию земных видов. Людям нравятся не каменные нагромождения людских обиталищ, а талантливые творения зодчих. Зодчие — это те редкие люди, которые способны воздушные замки своего воображения превращать в настоящие шедевры, служащие человеку в одном случае жильем, в другом — местом зрелищ, в третьем — храмом. Зодчество, как и любое другое искусство, способно ориентировать сознание людей по определенным эстетическим направлениям. В свою очередь на архитектурный стиль не может не накладывать отпечаток мировоззрение автора. Вот и получается либо солнечная православная церковь, либо строгий костел, либо устремленный в небо минаретами мусульманский молельный дом, либо сложное буддистское храмовое воплощение миропонимания, либо многое что еще. Благодаря зодчим можно посещать давно минувшие эпохи. Чем не машина времени? У каждого здания свое пространственное звучание. Пройтись по Невскому проспекту — то же самое, что прослушать симфонию. Архитектура вынуждает камень согласиться с мечтой художника. Но, как бы ни впечатлял город, все же нет такого жителя, которого, хоть на краткий период, не влекло бы в те места, где нет многоэтажных рукотворных нагромождений человеческой цивилизации, которая позволяет людям, увы, пользоваться свободой только по очереди. Кажется, что цивилизация способна беспредельно разнообразить человеческие ощущения, но ее блага — это искусственная невесомость, приводящая к физической атрофии, избавить от которой способен только физический труд провинции.
Городские жители мечтают о дачах, сельские — о городских условиях жизни, особенно зимой, особенно в старости.
В деревне Перепелки к моменту развала Союза было всего около десятка обветшавших деревянных домиков, которые поглядывали на юг со склона, устремленного вниз, к осокам, мхам, кустарникам, зыбучей трясине и двум округлым, упорно не зарастающим озерцам с крупными жирными карасями, изредка попадавшими в мережи местных жителей. В пятистах метрах к северу от деревни, рассекая лесной массив, пролегла трасса, идущая от областного центра Фестивальный, минуя районные городки, в направлении столицы. Между деревней и трассой расположился участок земли с востока и запада ограниченный владениями лесничества. Местный совхоз пытался освоить эти свои владения на отшибе: засевал то картофель, то гречиху, то овес. От года к году урожайность была низкой и не оправдывала расходы. К тому же два ручья, один от деревни, а второй вдоль всего участка весной и в период дождей постоянно подмывали лессовую подложку почвы. Намаявшись с этой оторванной от общего массива владений посевной площадью, совхозное руководство решило сдать ее в вечную аренду дачникам и всем желающим из местных жителей. Раздача шла быстро и вскоре свободных наделов не осталось. Залесский Роман Трофимович получил во владение пятнадцать соток в самом центре на возвышении. После увольнения из армии он стал брать суточные дежурства в одной из городских больниц. Используя свободное время, доктор решил облагородить свой участок земли, посадив сад, и возведя на нем строения с общим названием дача. Неподалеку от дачного поселения, всего в семи километрах на юг, в деревеньке Сойки проживали его престарелые родители пенсионеры, что давало определенные преимущества перед абсолютными горожанами. Но абсолютистов было мало, лишь в единичном проявлении.
Шли девяностые годы, инфляция была дикой, зарплата не могла обеспечивать свободу самовыражения и, как обычно, для удовлетворения всего одного своего скромного желания приходилось целый месяц исполнять надобности других. Накопить денег на добротный сруб не было возможности, так как нужно было помогать дочери студентке и жене, решившей остаться со второй дочерью в Средней Азии. Оставалось одно — сооружать каркасный дом, что можно было делать по мере наличия средств. Получив в сельском совете и районном центре все разрешительные документы, в один из солнечных дней лета Роман Трофимович приступил к разметке фундамента под будущее сооружение. Формат строения ему помог выбрать районный архитектор, предложив полистать типовые проекты. Один из приглянувшихся чертежей Залесский перенес на кальку, и теперь руководствовался своей схемой. Он еще не прошел этап осознания того, что дача — это тот особый работодатель, которому мы по своей воле платим больше, чем он нам, что дачное строительство не стройка века, а вечная стройка, прервать которую может только болезнь или старость главного действующего лица.
Залесский вбивал и переставлял колышки согласно замерам, сопоставлял длину диагоналей, натягивал шнуры по наружному и внутреннему диаметрам своего будущего сооружения. Под одной крышей с жилым набором квадратных метров он собирался разместить и подсобное пространство, выступавшее вперед на два с половиной метра за фасадную стену, где могли быть летняя кухня, зимний гараж со смотровой ямой и конструкция входа на чердак или по желанию на второй этаж. Роман Трофимович не торопился и все делал тщательно и аккуратно, как говорят медики lege artis. На ночевку он ездил автобусом в Сойки, а утром с деревенским запасом провианта возвращался на свою базу и продолжал работу. Вечером этого же дня или рано утром на следующий день уезжал на суточное дежурство.
Покончив с разметкой, Залесский приступил к рытью лабиринта под фундамент. После тонкого слоя поверхностного грунта серого цвета шел ярко желтый с оранжевым окрасом лессовый песок. На глубине от семидесяти сантиметров до метра появлялась глина. Этому факту Роман Трофимович обрадовался, так как понял, что вопреки заверениям местных старожилов о том, что в этом месте не будет расти сад, все же заложить его будет возможно. Правда для этого придется хорошо потрудиться, замещая в посадочных ямах безжизненный песок на чернозем до глиняной подложки. В течение двух дней грунт был вынут по всему размеченному периметру и Залесский блаженно распрямил спину. Припрятав инвентарь, Роман Трофимович вышел на шоссе, сел на попутку и вскоре был в городе. Заглянув в один из хозяйственных магазинов, он увидел мешки с цементом с ценниками и решил, что после получения зарплаты, которая должна быть завтра, непременно купит минимум полтонны.
Дежурство было сложным, больных привозили после бытовых травм, дорожных аварий и пьяных драк, безумие которых продолжало тлеть в пьяных угарах, ссоры и потасовки готовы были в любой момент вспыхнуть в коридоре приемного отделения. Накануне, делегированная в больничную кассу старшая сестра получила пачки денег и теперь раздавала всем по ведомости. Роман Трофимович также получил свой заработок. Утром следующего дня, сдав дежурство сменщику, он отправился сразу к торговой точке с уверенностью в приобретении так необходимого ему строительного материала. Мешки с цементом лежали, как и накануне, но, когда Залесский посмотрел на ценник, то потерял душевное равновесия, а с ним и все высокие благостные предчувствия. С равнодушием палача продавец подтвердил цену. За сутки стоимость цемента марки пятьсот выросла в десять раз. Уставшему физически и убитому морально доктору ничего не оставалось, как идти на автобусную станцию и ждать рейса на Сойки. С ним поздоровалась молоденькая медсестра, работавшая в соседнем больничном корпусе. Залесский устало кивнул в ответ.
В переполненном автобусе он ехал стоя, как всегда было много пожилых и немощных с виду. Только, когда появились свободные места, он занял одно из них и сразу же уснул. На конечной остановке в Сойках его разбудил водитель. Прежде чем идти к родительскому дому Залесский решил заглянуть в местный магазин. В продовольственном отделе можно было купить консервы, плавленые сырки, сало, хлеб и водку. Отдельно на полках лежали сухари, бублики, печенье к чаю, конфеты. На противоположной стороне располагались хозяйственные товары: вилы, лопаты, косы, грабли… Взгляд доктора зацепился за три ящика с гвоздями ста двадцати миллиметров, слегка покрытых ржавчиной. На верхнем ящике лежала бумажка с четкой надписью: один килограмм — двенадцать копеек. «Странно, — подумал Залесский, — какая-то советская цена, ведь монеты уже давно не используются». Он подошел к продавцу, худенькой голубоглазой женщине лет сорока и спросил:
— Скажите, пожалуйста, почем гвозди?
— Так там же написано, по двенадцать копеек за кило. Остатки по старой цене.
— Можно купить?
— Забирайте, хоть все. Уже лежат больше года.
— А сколько это будет стоить?
Посмотрев свои записи, и поработав на калькуляторе, продавец назвала стоимость товара.
Стараясь не выдать своего волнения, отдав всего несколько рублей, а вчера он получил сразу пару сотен, Роман Трофимович приобрел около пятидесяти килограммов добротных гвоздей. У соседей он одолжил тележку и перевез товар во двор к своим родителям. Настроение у доктора улучшилось. Он также узнал, что в местном магазине товары можно заказывать по предварительной записи и через некоторое время возвратился в торговую точку.
— Можно ли заказать у вас с десяток мешков цемента? — обратился он к продавцу.
— Пожалуйста, но вам придется еще доплачивать за доставку. Дешевле купить сразу в райцентре. Я могу позвонить и все узнать.
— Буду вам признателен, — заряжаясь оптимизмом, ответил Залесский.
Переговорив с кем-то по телефону, женщина-продавец сообщила, что в районном центре на складах есть цемент по старой цене марки четыреста.
Роман Трофимович воспрянул духом. Через день к родителям должен был приехать брат со своим другом на грузовой машине за картошкой. Ему удалось связаться с братом, и тот привез в Перепелки тонну цемента. Залесский груз оставил в предбаннике у дальних родственников, укрыв его пленкой от возможного протекания крыши.
Дачные мучения моего героя только начались, но он был настроен решительно. Бесплатная квартирная эпопея советских времен закончилась, и дом неподалеку от города помог бы ему решить жилищный вопрос.
Накануне, получив трехмесячное пособие по увольнении, и, взяв десять дней без содержания на работе, Роман Трофимович, навестил жену с младшей дочерью. В поездах до Солнцедара и обратно в то сложное время ездили, казалось, не пассажиры, а их вещи. Люди прятались где-то между тюками и баулами. У Залесского были еще не просрочены документы на проезд членов семьи и отправку вещей, но на семейном совете прийти к общему согласию не удалось. Семья разделилась на два лагеря.
После очередного дежурства Роман Трофимович отправился в местное лесничество, где купил два кубометра подтоварника и жердей для вертикальных стоек каркаса своего будущего дома. Два дня он работал в бору, складывая в кучи хворост и складируя в свои заготовки. Договорился также о доставке со своим знакомым водителем погрузчика.
Двадцать четыре часа работы в больнице были наполнены страстями и событиями. В одной из коллизий Залескому случайно разбили не дешевые очки, благо были простые запасные. Потом одна пьяная девица вцепилась в руки доктора, поцарапав его. Роман Трофимович тщательно промыл руки хозяйственным мылом и царапины обработал йодом. Когда он приехал на свой дачный участок, там уже лежал строительный материал. В течение дня он сложил будущие стойки каркаса в ряд, подложив на второсортные кругляки и начал снимать кору. В связи с отпускным периодом теперь дежурить приходилось через сутки, к тому же приехала жена с младшей дочерью, так что времени для отдыха практически не было. Тещин дом радушно принимал всех. У старшей дочери студентки медицинского вуза была больничная практика. Улучив момент после одного из дежурств, Залесский сошел с автобуса на половине пути к Перепелкам возле песчаного карьера, где уговорил одного из водителей самосвала за умеренную плату сделать левый рейс к его участку. Доехать до места назначения не удалось. Самосвал застрял во влажном русле одного из пересохших к тому времени ручьев. Пришлось оставить песок к огорчению Романа Трофимовича в ста метрах от траншей фундамента. По ходу дела Залесский договорился через день встретиться с водителем самосвала на краю поля возле карьера, где было видно множество камней. В городе Роман Трофимович обошел несколько магазинов, пытаясь приобрести тачку, но все поиски были безуспешны. Расстроенный он отправился на дежурство. Через день пришедшая домой после практических занятий старшая дочь-студентка сказала, что видела в одном из магазинов необходимое отцу и назвала адрес. Залесский помчался в указанный магазин хозяйственных товаров, где приобрел единственный витринный экземпляр легкой добротной тачки, с которым добрался до автобусной станции, а затем до Перепелок. Тачку, как и цемент, он оставил у родственников. Отбыв суточную повинность, Роман Трофимович встретился с водителем, который привозил ему песок, на краю поля и они начали сбор камней. Работа оказалась не из легких, а результат никчемный. Кучка привезенных камней выглядела смехотворно. В Перепелках Залесский встретился с отцом, который привез ему молоко и другие деревенские припасы для передачи в город. Старик обошел место будущей стройки, осмотрел доставленный стройматериал, расспросил про внучек, а затем отбыл в Сойки на рейсовом автобусе.
Около двух недель хозяин вновь обретенного дачного участка не появлялся, так как был занят другими делами. В промежутках между дежурствами Залесский купил для тещи и старшей дочери студентки, проживающей с ней, машину дров, поколол их и, перенес с улицы в сарай. Потом проводил в безоблачный Солнцедар отделившуюся часть семьи, в лице жены и младшей дочери. Только после этого навестил Перепелки. Когда он прямиком через придорожный кустарник и лес подошел к участку, то с изумлением узрел целую гору камней, а возле траншеи под фундамент стояла прямоугольная, напоминавшая корыто, уже изрядно помятая, но прочная сварная конструкция из листового железа для замешивания цемента.
«Да, тут без отца не обошлось!», — с теплой благодарностью в душе подумал Роман.
А дело обстояло так. В Сойках старик Залесский Трофим Иванович рассказал соседям, что сыну нужны камни для фундамента. Те передали дальше по деревне и, примерно через час во двор к нему пришел местный тракторист Калинкин, деятельный и неугомонный человек и, сказал:
— Камней в кустах возле полей не мереное количество. Выписывайте в совхозе трактор на пару часов, ну, и за дополнительную плату, вы же знаете, я дорого не беру, доставлю в Перепелки этого добра столько, сколько потребуется.
Потом к пенсионерам Залесским подошел их коллега по школьной преподавательской работе, еще продолжавший трудиться, и предложил уже не нужную ему емкость для замешивания цемента.
Трофим Иванович, несмотря но, что ему было за семьдесят, чувствовал себя еще бодро и держал со своей спутницей жизни небольшое хозяйство, состоящее из коровы, десятка кур, двух котов и дворняжки. Он также участвовал в погрузке и доставке железной емкости и камней на дачу сына.
Не теряя времени, доктор Залесский приступил к физическому творчеству. На тачке привез мешок с цементом, в железную сварную емкость насыпал восемь ведер песка и два цемента, перелопатил все, добавил воду, снова перемешал. Потом взял деревянную чурку длиной около метра, обернул пленкой и перевязал бечевкой. После этого стал опускать камни в ближайший к нему угол фундамента и бетонировать их. В завершение дела он точно посередине поставил чурку, обложил ее камнями и залил раствором. После затвердевания бетона и удаления деревянной вставки ее место должна была занять угловая стойка каркаса. Поздно вечером пешком, автобусы уже не ходили, Роман Залесский добрался до дома родителей и с благодарностью обнял их:
— Какие вы замечательные у меня старики! Чтобы я без вашей помощи делал?!
— Садись за стол, сынок, покушай, — обратилась к нему мать.
— Зачем тебе пешком ходить? Возьми мой велосипед, — предложил отец.
— Я собирался поехать автобусом, первым рейсом.
— По радио сообщили, что будет солнечная погода всю неделю, а у нас клевер в огороде застоялся, — включилась мать в разговор.
— Хорошо, я скошу клевер, а потом уеду на велосипеде, — согласился Роман.

Родители — это удивительные представители поколения, одолевшего несчетные непредвиденные трудности бытия, они хранители бесценного опыта и, пока они в божественной яви жизни, мы остаемся детьми. Мы привыкаем к их заботе, к их интересу о наших делах, к их присутствию в наших проблемах. Нам, правда, иногда кажется, что они отстали от авангарда наших устремлений, невпопад подают свои советы, путают наши пасьянсы.
Рассвет — всегда неповторимое рождение дня, при этом на глас новорожденного немало претендентов, естественно, что первыми крикунами-вестниками являются боевые деревенские петухи. Наступает утро, просыпаешься — и в душе новенький комплект веры, надежды и любви, и нет вечерней усталости, а есть перспектива озаренная лучами восходящего солнца. Трава густая и сочная, ослепительные фейерверки росы заставляют прищуривать глаза, коса остро наточена, прокосы появляются один за другим.
Еще не исчезла утренняя влага, как Роман услышал голос матери:
— Все сынок, достаточно, а то мы не успеем пересушить.
— Когда с этим управимся, я начну косьбу, а ты после своего дежурства приезжай и мне поможешь, — вступил в разговор отец.
У Романа был младший родной брат Константин, но он со всей семьей готовился к переезду в другую область, поэтому в отавной страде августа не участвовал.
На велосипеде доктор Залесский быстро доехал до Перепелок, снял с багажника сумку с продуктами, где находилась трехлитровая банка молока, хлеб, несколько вареных куриных яиц, свежеприготовленный творог. Отведав молока с черным хлебом, и, укрыв провиант в тени, приступил к работе. Спустя какое-то время послышалось тарахтение. По едва намеченной дачниками дороге уверенно двигалось четырехколесное транспортное средство, окрашенное в зеленый маскировочный цвет военного образца. Оно легко миновало влажное русло ручья, объехало кучу песка, принадлежащую Залесскому, и остановилось рядом с его участком с западной стороны. Роман Трофимович тут же определил, что это транспортер переднего края Луганского автозавода. В девяностые годы списывали немало военной автомобильной техники, в том числе и медицинской, которую за символическую плату продавали всем желающим. Из транспортера вышли двое: мужчина и женщина. Мужчина был худощав, подтянут, выше среднего роста, с короткой стрижкой, седые волосы на его голове уверенно вытесняли остатки черных. Брови были с четкими прострелами белизны. Одет он был в выцветшую от времени и солнца клетчатую рубашку, на которой можно было заметить шрамы штопаний и ушивок, на ногах туфли неопределенного цвета со стертыми носками. Можно было сделать вывод, что своему внешнему виду он не придавал существенного значения. Его спутница была одного с ним роста, в приталенном платье с небольшим скромным вырезом на груди, на ее голове была соломенная шляпа, на ногах коричневые туфли с прочным каблуком. Они посмотрели в сторону работающего человека, затем мужчина громко произнес:
— Бог в помощь!
Роман Трофимович прервал работу, снял перчатки и подошел к паре, прибывшей на транспортере.
— Здравствуйте! Залесский, зовут Роман, по отчеству Трофимович.
— Никифоров, — назвался мужчина и, глянув в сторону спутницы, уточнил Никифоровы.
— Приятно познакомиться! — сказал Залесский и протянул руку для рукопожатия. Ладонь у Никифорова оказалась холодной, хрупкой, слабой, даже какой-то жизненно вялой. — Как я понимаю, мы будем соседями?
— Да, это наша делянка, — и Никифоров движением руки обозначил место их владений.
— А как к вам обращаться?
— Я не представился!? Да, да. Упустил. Меня зовут Семен, по отчеству Михайлович. В общем, Семен Михайлович, — Никифоров глянул в сторону жены, которая внимательно осматривала свои владения. — Как я вижу, земля тут не очень плодородная, — и новоявленный сосед показал пальцем на желтые отвалы песка возле строящегося фундамента.
Залесский продолжил прерванную работу, Никифоров сел в транспортер. Его жена продолжала бродить по участку, изучая каждый стебель, а потом направилась в сухое болотце между деревней и дачными участками, что-то срывая по пути. Примерно через час послышался голос Семена Михайловича:
— Изабелла, тебе не надоело траву собирать?
— Семен, ну куда ты торопишься? Дыши полной грудью. Какой воздух! — послышалось в ответ.
Вскоре транспортер затарахтел, и Никифоровы уехали с переднего края дачных проблем. На последнем рейсе автобуса убыл и Роман Трофимович.

Дежурство шло своим чередом. Одни больные сменяли других. Уже за полночь, когда коридор приемного отделения опустел, в двери показалась страшная фигура человека. По его одежде струйками стекала кровь. Рана была на задней поверхности шеи, которую он пытался прикрыть левой рукой. Мужчина был не менее двух метров ростом, но при этом очень худ. Лицо его было настолько бледным, что, напоминало посмертную маску. Залесский приказал санитаркам немедленно уложить пострадавшего на каталку и везти в операционную. Быстро надев перчатки, он через все слои раны начал прошивать ткани, захватывая в них кровоточащие сосуды, из которых кровь вылетала с шипением, и прочно завязывать узлы. Это удалось проделать быстро и своевременно. Пострадавший, осознав, что спасен, тут же «отключился». Приведя его в чувство, Роман Трофимович продолжил уже с обезболиванием хирургическую обработку раны, снимая предварительно наложенные швы, и заменяя их новыми. Из последующего опроса удалось выяснить, что это случилось во время драки с неизвестными в соседних дворах. Пострадавшему удалось вырваться от них. Вдогонку ему крикнули: «Добежишь до травматологического пункта, будешь жить!»
Прибывали еще больные с травмами, ранами, слезами, слюнями и пьяными воплями. Утром Залесский сел на автостанции в рейсовый автобус и проспал до самых Соек. Затем докосил родителям клевер, помог сложить копны и начал собираться на следующее дежурство. В связи с периодом отпусков работать приходилось через сутки. При этом Роману Трофимовичу для качественного завершения работ не хватило двух мешков цемента, их пришлось покупать в городе, грузить на ручную тележку, везти в багажном отделении рейсового автобуса, а затем от шоссе снова на тележке транспортировать на участок. Только к середине сентября ему удалось забетонировать участки траншей под фундамент для всех вертикальных стоек. В один из солнечных дней начала осени он выбил из застывшего бетона деревянные вставки-кругляки и на их место начал вставлять свои заготовки. Для установки трех вертикальных восьмиметровых мачт, обозначавших своими концами конек крыши, пришлось звать на помощь соседей. Чтобы вертикальные части каркаса дома не шатались и стояли вертикально, Залесский вбивал клинья и местами заливал цементным раствором. И вот оно торжество: доктор-строитель отошел метров на сто в сторону и полюбовался лесом вертикально стоящих стоек каркаса своего будущего жилища.
Еще до отъезда супруги и младшей дочери в Солнцедар, Роман Трофимович попытался найти съемное жилье для ночевок перед дежурствами. Создавать неудобство теще, где жила также дочь студентка, он не хотел. В центре квартиры были не по карману, и он отправился на окраину города, где располагался домостроительный комбинат. В одном из дворов он заговорил со старушками, поинтересовавшись, не сдает ли кто комнату. В ходе разговора доверительно сообщил, что он бывший военный, что в совершенно далеких и чужих краях осталась половина его семьи в составе жены и дочери. Он же после увольнения решил остаться на родине. В ответ было невнятное уклончивое бормотание. Тогда Залеский пошел в решительную атаку и выложил главный козырь, сказав, что работает врачом в городской больнице. Старушек, словно подменили. Предложения посыпались одно за другим. Одна из бабушек с участием поведала, что ее недавно умерший супруг тоже был военным, служил неподалеку от Солнцедара, что у нее четырехкомнатная квартира на третьем этаже, а в соседнем доме проживает сын с семьей. Старушка, ее звали Анна Матвеевна, предложила пройти в дом напротив и осмотреть жилье. Залесский выбрал самую маленькую комнату и уведомил хозяйку, что будет ночевать только перед дежурствами, а это три раза в неделю. Анна Матвеевна назначила можно сказать чисто символическую плату, чему доктор был весьма рад. Теперь можно было заблаговременно добираться до города, высыпаться перед дежурствами и своевременно прибывать к месту врачебной деятельности.
Критически оценив свои строительные конструкции на отделении, Роман Трофимович собрал инструменты, лопаты, лом, погрузил все в тачку и отвез на хранение к соседям в деревню до весны.
Весь октябрь и три недели ноября в промежутках между суточными дежурствами Залесский трудился в местном лесничестве, где купил около десяти кубометров подтоварника и тонкого леса для продолжения сооружения каркаса. Было также приобретено пять кубометров зрелого леса с целью распиловки на доски. Воздух в лесу был чист и свеж, быстро снимал усталость. Работа в бору без чрезмерных усилий доставляла удовольствие. Сразу же забывалась человеческая агрессия и пьяные людские безумия приемного отделения и травматологического пункта.
А как, порой звонко раскатисто в бору разносилось эхо! Отражение, будь то лучей света в зеркале, или звука в лесной ложбине — иллюзия, но зато самая настоящая. Мы существуем в отраженном мире и не жалуемся Богу на необъективность.
После того, как хворост был убран в кучи, наступил этап трелевки заготовленного материала к местам подъезда транспорта. Это был тяжелый труд. Вначале нужно было накинуть на конец бревна петлю из прочного тканого материала, похожего на вожжи, а затем постепенно рывками переместить кругляк в нужное место. Этот метод годился только для тонких и легких бревен, для более тяжелых нужен был конь, или трактор. В конце ноября по договоренности с отцом тот приехал к месту трелевки на лошади. С помощью лошадиных сил были перемещены в общие кучи тяжелые кругляки и бревнышки, лежащие на отделении. Назад ехали уже затемно. Стоял легкий морозец. Конь шел медленно по дороге домой, покачивая головой. Отец отпустил вожжи и не подгонял усталое копытное четвероногое. Доктор Залесский продрог, спрыгнул с телеги и дальше шел пешком. Вскоре закончился лес, слева осталась в сумраке деревня Перепелки, а справа за хвойным массивом местное озеро. За следующей деревней до самых Соек раскинулось ровное поле с редкими кустарниками. Взошла полная луна, небо было безоблачным. Сухие стебли травы, покрытые инеем, сигналили веселыми серебристыми блестками.
— Теперь тебе материала хватит? — спросил отец сына после долгой паузы молчания.
— Хватит. Даже останется. Я взял про запас, — ответил Роман.
Вечер был фантастически красив. Свет луны был настолько ярок, что кусты и рощицы различались до самого горизонта. Тень пешехода, ездока и лошади, как и полагалось, двигались рядом. Отец неожиданно запел. Это была песня бес слов, какая-то мелодия души. Роман, затаив дыхание, слушал напев. В тот момент он ощутил удивительное единение с природой и понял, что обязательно должен осуществить задуманное и довести его до логического завершения.
Через два дня приехал на тракторе Калинкин, посадил к себе в кабину Залесского, ждавшего его на шоссе после трудовых суток, и они отправились на лесную делянку. После изматывающей ручной погрузки к месту стройки было доставлено два прицепа строительного материала, который представлял собой сосновые стволы длиной по четыре метра, диаметром примерно от пятнадцати до двадцати пяти сантиметров. То, что было меньшего диаметра, от пяти до пятнадцати сантиметров, предназначалось для всевозможных вставок в каркас строения и для изготовления лестниц. Вместе с трактористом Роман Трофимович доехал до Соек. Бессонное дежурство и работа в лесу его так утомили, что зайдя к родителям, и, поужинав, он лег на диван и проспал до утра. Впереди было много дел, поэтому еще затемно его разбудила мать, и он первым рейсом автобуса поехал в лесничество, где договорился о доставке погрузчиком четырех кубометров леса на пилораму в Сойки. Рядом с лесничеством находилась машинотракторная станция. Там у местного кузнеца Залесский заказывал скобы и уголки для крепления своего сооружения. Готовые изделия он уже перевез, а теперь зашел забрать оставшуюся часть. Рассчитавшись двумя литрами горькой сорокаградусной, он с тяжелой сумкой, наполненной железом на попутке доехал до Перепелок и затем с частыми передышками доставил все на свой участок. После этого возвратился в родительский дом, а вечером отбыл на съемную квартиру.
До открытия в реанимации токсикологического отделения в травматологическом пункте была комната, куда помещали на носилках пьяных с ушибами и ссадинами на голове, не способных самостоятельно держаться на ногах в силу неумеренного прима горячительного. Неофициально это помещение называлось греческим залом. Заступив на смену, Роман Трофимович первым делом заглянул в античные хоромы и обнаружил там лежащего на носилках человека. Он был неконтактен и лишь что-то мычал в ответ. После тщательного осмотра, неврологической и ультразвуковой диагностики стало ясно, что у больного имеется внутричерепная гематома. Он тут же был переведен в хирургическое отделение для экстренной операции. Потом опять больные, консультации, сшивание ран и так до рассвета.
И вот Роман Трофимович уже на своей стройке, переодетый в армейский ватник, обутый в валенки, на голове шапка-ушанка дышит морозным свежим воздухом. Первым делом он натянул вокруг стоек шнур на высоте семидесяти сантиметров от грунта. Отходя в стороны, глазомером убедился в его горизонтальном расположении, после чего прочно приколотил гвоздями уголки ко всем деревянным вертикалям. Вынул из тайника купленную накануне ножовку с крупными зубьями, по мерке укоротил бревнышко и аккуратно поместил его на уголки между двумя стойками, затем зафиксировал скобами. Падал снег крупными неторопливыми хлопьями и повисал клочьями на ветвях елей и сосен, ягоды рябины кое-где окрашивали в оранжевый цвет безлиственные кустарники.
Неожиданно послышался собачий лай. Сквозь ближайший осинник, сбивая с веток налипший снег, стремительно прыжками промчался олень. За ним, безнадежно отставая, гнались две местных собаки, одна лохматая черная, вторая гладкошерстная рыжего цвета.
Потом снова тишина и лишь кружение в воздухе снежинок.
В течение двух дней нижняя обвязка была готова. После очередной смены Залесский сделал четыре лестницы для работы на втором уровне. Затем на высоте двух с половиной метров от нижней обвязки он прикрепил уголки и стал помаленьку помещать на них бревна уже несколько меньшего диаметра, чем внизу, фиксируя их скобами. На верхнюю обвязку ушло около недели. Их лесхоза районного центра по просьбе и за финансирование отца Романа Трофимовича тракторист Калинкин привез прицеп горбыля, досок третьего сорта, обычно идущих на дрова. С их помощью Залесский окончательно укрепил и выровнял каркас, образуя треугольники путем приколачивания досок к стойкам и горизонтально расположенным фрагментам каркаса. Потом очередь дошла до балок пола и потолка. По потолочным перекрытиям Залесский сделал настил, прикрепил намертво к нему лестницы, которые опирались на восьмиметровые мачты. Все было готово к заключительному аккорду.
И вот через сутки утром, выйдя из рейсового автобуса, доктор Залесский, утопая в снегу, направился к своему сооружению. Дул легкий ветерок, падали одинокие снежинки. Так как длительной работы не предстояло, он решил не переодеваться. Заготовки уже были подняты на второй уровень, уголки на вершинах восьмиметровых стоек прикреплены, оставалось только поднять поперечины наверх и зафиксировать их. В тот момент, когда он вбивал скобы в первую поперечину, обозначавшую северную часть конька, поднялся шквалистый ветер, пошел густой снег и мачты заходили ходуном. Залесский не на шутку испугался и даже хотел прервать работу, но собрав волю и силы в кулак завершил, хоть и с риском, начатое дело. Затем передвинул лестницы, зафиксировал их и поднял вторую поперечину. Каркас был готов. В течение последующей недели он ставил и укреплял дополнительные стойки, обозначавшие проемы окон и дверей.
Миновал декабрь, а с ним и новогоднее дежурство Залесского. На пилораме в Сойках в начале января удалось привезенный лес распилить на доски, которые тут же были перевезены и сложены для просушки во дворе родителей Романа. Без раскачки в свободное время ручной пилой доктор Залесский в течение двух недель напилил реек, брусков и прочего, обработал их рубанком, подравнял фуганком и сделал добротные двойные рамы в переплете для всех окон. Еще несколько дней ушло на пару дверей и ворота в гараж-сарай. По сравнению с предшествовавшей работой остекление рам пошло за удовольствие.
В один из вечеров Залесский приехал на съемную квартиру. Везде горел свет. К нему в коридор вышел Александр сын Анны Матвеевны и сообщил, что его мать умерла, а гроб с телом и принесенными венками стоит в зале. Так он называл самую большую комнату из четырех.
— Мама перед смертью, когда еще была в сознании, попросила меня сохранить за вами жилье до тех пор, сколько это вам будет нужно, — тихо добавил Александр.
— Спасибо! Возможно, до весны я у вас поживу, — ответил Залесский.
Заснуть доктор уже не смог и, как только прозвенел первый трамвай, отправился на работу.
Начался февраль. То подмораживало, то мели метели. После очередного дежурства в один из вьюжных дней Залесский приехал в местное лесничество и договорился о заготовке двух десятков жердей для стропил. Лесной участок оказался отдаленным. И, если заготовка материала и последующая очистка от ветвей заняла всего несколько часов, то на поиск хозяина с лошадью в соседнем селе и перевозку ушла целая неделя. Теперь основные строительные и подготовительные работы были завершены, и Залесский большую часть времени стал находиться в городе. Заказал себе новые в пластмассовой оправе очки, пару раз сходил в кино, привозил продукты дочери и теще, на съемную квартиру с разрешения Александра привез шесть мешков строительной извести. По одному мешку в течение месяца перевез все в Сойки к родителям. После этого поблагодарил Александра, заплатил за прожитое время и покинул квартиру. Теперь он ночевал либо у родителей, либо у кого ни будь из друзей и знакомых, либо, в крайнем случае, в ординаторской больницы.
Когда сошел снег, Роман Трофимович с удвоенной энергией принялся за обшивку каркаса. Потом соорудил стропила из жердей, выстлал их досками, а поверх досок приклеил битумом рубероид. Теперь непогодь была не страшна. В начале июня, когда накрапывал небольшой моросящий дождь, Залесский продолжил выбрасывать через оконные проемы и двери плодородный, травяной грунт за пределы дома. Работа была тяжелой. В проеме гаражных ворот неожиданно показалась фигура его дальнего родственника по отцовской линии Долгова Григория Ивановича, проживавшего в Перепелках. Ему уже было более семидесяти лет.
— Здравствуй, Роман! — поздоровался он со строителем.
— Добрый день, Григорий Иванович.
Залесский перестал махать лопатой и распрямил спину. В тот момент в носу он почувствовал влагу, провел пальцем, это была кровь. «Давление подскочило», — мелькнула догадка.
— Нельзя так напрягаться. Здоровье надорвешь, не заштопаешь. Да что мне тебя учить, ты же сам доктор.
— Я себя чувствую хорошо. Просто слизистая высохла и сосудик лопнул.
— Ты чернозем вынь, а могильник не трогай. Весной тут верховодка долго стоит. Вода будет в подполье, — посоветовал старожил.
Залесский понял, что переусердствовал и вынул немало лишнего грунта. Это впоследствии пришлось исправлять.
— Я уже, пожалуй, делаю лишнее, — согласился он со стариком.
— А я тебя не учить, а сам за советом пришел. Несколько дней назад упал, теперь ребра болят. Ты не можешь меня посмотреть.
При осмотре у Григория Ивановича на месте ушиба был синяк, прощупывалось сломанное ребро.
— У вас ребро сломано, — сказал Залесский и спросил: — Кровь не отхаркивалась?
— Нет, только дышать мешает, больно и спать лежа не могу. А мне что — лежать надо?
— Да нет, наоборот надо двигаться.
— Ну, вот, а то старуха все лежать советует.
— Надо бы в больницу показаться, снимок сделать
— Нет, в больницу не поеду. А когда заживет?
— В вашем возрасте недельки через три-четыре.
Удовлетворившись ответом, Долгов ушел.
В тот день доктор Залесский больше не трудился, а отбыл в деревню к родителям.
Из Соек Залесский на тракторе привез оконные и дверные блоки и установил их в каркасе дома согласно чертежу. Теперь строение можно было даже замыкать.
На соседнем дачном участке теперь стал регулярно появляться транспортер переднего края. В апреле Никифоровы посадили белые сливы, смородину, начали делать грядки под клубнику. Не отставал от них и Роман Никифорович. Он выкопал полтора десятка лунок под яблони и груши, приобрел саженцы в питомнике, высадил черную и красную смородину. Приезжала из Соек мать и помогла с посадкой целого ряда красных слив по краю участка. Дачная жизнь набирала обороты. Появились новые соседи: с северной стороны уверенно столбил место для дачи грузин из десантной дивизии в звании капитана, одетый в камуфляжную военную спецодежду. О том, что это представитель юга, можно было догадаться по едва уловимому акценту, по носу, напоминавшему горный хребет и по наследственной поросли на лице, которая после бритья не добавляла белизны коже щек, а становилась похожей на татуировку. Грузин в противовес своим многочисленным долговязым собратьям был невысокого роста, чуть более ста шестидесяти сантиметров, но зато с массивным торсом, мускулистыми руками, напоминавшими клешни краба и кривыми прочно стоящими на земле ногами.
Представитель юга знакомиться не торопился, а начал столбить свой земельный надел. Залесскому вспомнился первый курс, работа в колхозе по уборке картофеля. Тропинка воспоминаний стелилась в прошлое, и под светлыми лучами полдня образы были видны отчетливо и полно.