чтобы быльём не поросло 15 03 21019

                СТЕПАН                Степан был жителем города Сорочинска. Во время боев на Орловско-Курской дуге его контузило.                Как инвалида войны, его  на содержание определили, почему-то, в колхоз им.. Валерия Павловича Чкалова, в наш колхоз.

. Ростом был Степан, как сказали бы нынче, метр с кепкой. Да и весил-то  не намного больше суслика. Лишившись  и психического здоровья, и физической силы, бывший акробат-любитель стал для одних обузой, для других забавой.   Наши сельские хулиганы, подростки лет шестнадцати, забавы ради, поставят его вниз головой, скажут: «стоять Степан!» и отойдут в сторонку,-потешаются. Так и торчит Степан посреди улицы вверх ногами, пока кто-нибудь из взрослых прохожих не вернёт его в нормальное..положение.

Однако во время припадков бешенства сила в нём появлялась.  Завалит, бывало, какую зазевавшуюся бабёнку наземь, приставит нож к горлу - зарежу так твою мать! Баба визжит, отбивается - бабе страшно , ножичек хоть и маленький, перочинный, а все-таки нож. Степан-то безумный - может и впрямь в горло воткнуть. Одним словом, женщины и дети боялись Степана больше, чем лешего жившего в ольховой роще.

Склоны увалов, меж которых располагалось село Бурёнино,  покрыты супесчаной почвой. На таких почвах получаются отменные арбузы и дыни. Охранять бахчи всегда поручали деду Садовникову. Но детворы-то в сёлах в послевоенные годы было не меньше, чем мух в коровниках. И всем им сладенького хочется. Деду одному справиться с ними было не под силу.  Зная дурную славу Степана , дед брал его  в помощники. Когда Степан находился на бахче (а он был на бахче неотлучно), пацаны бахчу обходили стороной.
Дед мог из своего шалаша всё лето не вылезать.

К моей тете Ефимии из Ташлы приехал на лето внук, Колька Краснов. Кроме дедушки Павла, у меня был ещё дедушка Фёдор. Кольке дед Фёдор тоже приходился дедушкой, только двоюродным. Огород у него, а вернее у бабушки Матрены, был полон разных вкусностей: малина,  клубника, смородина…самая сладкая морковка тоже была у нашего дедушки Федора.   На моё предложение наведать деда Фёдора Колька согласился.

Дорогу  мы почему-то выбрали ту, которая пролегала позади крайних изб села.
Получилось так, что по правую руку от нас - село, по левую - увал, на котором  бахчи.

Две недели назад, возвращаясь с прополки, я, метров на 50 ниже бахчи, приметил арбузный кустик с двумя маленькими арбузятами. Теперь мне пришла в голову мысль посмотреть, на сколько те зародыши арбузов выросли. Колька был наших кровей-мы считали, что «семь вёрст-не крюк», если можно увидеть что-то интересное. Только на этот раз  совсем рядом с местом, где было интересно ,  находился не какой-то там Змей Гарыныч, а сам Степан!
Самого Степана мы не видим. Возвышаясь над белёсыми соцветиями ковылей, то вправо, то влево перемещается его дубинка. Степана мы боимся, но наше любопытство сильнее страха.
   От окраины села до бахчи кто-то весной проложил плугом борозду. Легли  мы в ту борозду, ползём. Колька впереди - я следом. Мы не видим Степана, Степан не видит нас. Но по дороге с бахчи идут три женщины. Они нас видят хорошо.
Слышу, одна дурёха крикнула: «Степан, вон они!». Я по-плотнее вжался в борозду, но вдруг, увидел голые Колькины пятки пролетающие надо мной. Хотел я окликнуть Кольку, поднял голову. А Степан – вот он! В каких-нибудь десяти шагах.

Бежал я…! Ни камней, ни канав на своём пути я не видел. Земли под собой не ощущал. Не ноги несли -- крылья страха уносили от неминуемой гибели. Степан настигнуть меня, десятилетнего мальца, не может, но и не отстаёт. Я слышу его мат и, вдруг вместе с матом,  через мою голову  летит шишкастая дубина Степана. Не на много успел я отбежать, пока Степан подбирал её.
«Стой, туды-т твою мать!»- орёт Степан и, едва не скользнув по моей макушке, снаряд Степана летит прямо под колени Кольки, Но Колька бегает быстрее, чем летает  дубинка нашего преследователя..
 
 Вот уже и крайняя изба, изба Дорошенковых. Около избы толпятся женщины. «Стой!»- кричит Степан и я, как заяц под гипнозом удава, замер на месте. Оглянуться я не успел - дубинка Степана ударом в плечо свалила меня на землю.

Женщины рядом, но подойти бояться. Слышу их голоса:- «стой, Степан! Брось, Степан!»  Только Степану они не указ. Дубина плясала по моему тощему телу, будто матрос отбивал чечётку на корабельной палубе. В плечо, в спину, в голову сыпались её удары. Боли я не чувствовал, визжал больше от страха.

Краем глаза вижу, приближается дед Алейников с длиной палкой. Его Степан послушался и ушёл на свою бахчу. Его там нашли подростки. Лежал Степан на бахче со ртом забитым пеной. С ним всегда так было, когда  он нервничал.

Визжать я перестал сразу, как только Степан повернулся ко мне спиной. Стал думал: как  явиться домой. Шишмаки  были по всему моему телу. На темени сидела  бульба, которую я не мог прикрыть ладошкой. Этот шишмак мать не заметить никак не могла. А заметив, могла ещё и от себя добавить.

Время было предвечернее, стадо коров возвращалось с пастбища. В стаде был свирепый бугай. Вот на него-то и надо свалить вину Степана, - нашел я выход из затруднения.
И, конечно же, стоило мне переступить порог,  мать обронила внимание на моё состояние. Она спешила занять очередь на сепаратор. И никак не отреагировала на мои объяснения. Молоко \ сепарировали у Завражинвх, это на соседней улице.
 Встреча с матерью прошла без эксцессов. И я уже собирался блаженно отдаться во власть Морфею, на разостланном на полу тулупе, но тут, чуть не слетев с петель, с треском раскрылась дверь. В дверном проёме возникла моя мамаша.

Нет, я увидел не свою, тихую застенчивою   мать-тигрицу готовую за жизнь  своего детныша сразиться хоть с самой смертью.
Оказывается, в очереди ей сказали,- ты что Федосья, здесь стоишь? там у тебя дома твой сын может быть,  умирает. Не дослушав до конца рассказ о моей экзекуции,    мамка ринулась спасать сыночка. Если бы ей по пути встретился Степан, она в тот момент из него рыболовный крючок сделала бы.
Но моя мамка была человеком быстро отходчивым - увидев меня в добром здравии, быстро успокоилась и вернулась в очередь на сепаратор.
По окончании войны, в Москве появился, считавшийся без вести пропавшим, брат Степана. Этот субъект заявил, что это он Тупиков Степан, а тот, что в Бурёнино страдает от увечья, его брат Юрий. Через пару месяцев, тот московский, Степан приехал к нам в село и забрал нашего Степана в Москву на лечение. Только наш Степан до Москвы не доехал. Где-то под Куйбышевым\(Самарой) свалился с баржи и утонул в Волге.         

Вначале мной овладело чувство удовлетворения - мой обидчик был наказан. Но через два-три дня мне стало Степана жалко. И я от всего сердца Степана простил. А простив Степана я сам испытал облегчение-будто освободился от чего-то лишнего.
P.S. Мать братьев Тупиковых, спасая старшего сына от возмездия за дезертирство, его показания опровергать не стала.









В трамвае народу было не много. Я осталась стоять на задней площадке. Но пассажиры, казалось мне, чувствуют запах псины и с недовольством поглядывают в мою сторону.               
Если бы не думка о детях,  утопилась бы в Анхоре. Но мои детки голодали, и я снова села на ту скамейку.
В моей памяти возник образ дяди Вани, и я тогда очень пожалел, что не довёл свой замысел до конца.                --                --Когда мои детки подросли,- уже сквозь рыдания продолжала рассказчица,- сын Катьки открыл им тайну их благополучного существования. И мои дети стали меня презирать. Сначала отказались садиться со мной за один стол, потом и вовсе ушли из моего дома. Теперь я совсем одна и на прощение деток уже не надеюсь.               

  Когда рассказ попутчицы закончился "Максим Горький", уже стоял на полустанке с мягким, милым названием"Чили". Женщины пошли осматривать столы с выложенными на них фруктами и другой разнообразной снедью. Воспользовавшись их отсутствием, я перешёл в другой отсек вагона.
                ПОСЛЕСЛОВИЕ.                                Если Если уж  мы говорим, что ни кто не забыт и ни что не забыто, то давайте будем помнить и о тех, кто родившись в предвоенные годы, в войну  выжил; затевам  поднимал целину, строил новые города, укрощал Сибирские реки, прокладывал дорогу в космос.
О том, что война это не только кров, смерть и страдания, а ещё и падение нравов.    говорить тоже надо.