Алёшенька - сынок

Детство. Запись из дневника.
 
Середина жаркого лета. Мама ходила с большим животом... Мне ещё нет десяти лет, но я уже понимала что к чему: она ждала ребёночка – шестого в нашей семье...

В один из июньских дней, а точней - 23 июня 1955 года, ближе к обеду, мама подзывает меня:

-- Нинка, поди-ко сбегай к медичке Полине... отдай вот эту записку...

--Только побыстрей!

Оставив маму, лежащую на кровати в горнице, я что есть духу понеслась в другую деревню, находящуюся примерно в трёх километрах от нашей деревни.

Осталось идти совсем немного как вдруг дорогу мне преградили мальчишки. Это были дети Гришки Пятна (такое прозвище он получил из-за большого родимого пятна на лбу у виска).

Они стали бросать в меня мелкими камешками, щепками и мне пришлось отступить назад и залечь в хлебное поле... Я лежала среди пшеничных стеблей и синих васильков довольно долго, крепко сжимая записку в кулачке, пока ребята не скрылись из виду.
 
Фельдшер Полина Дунаева - молодая, красивая кареглазая женщина была уважаемым человеком в наших местах, как и её муж, председатель колхоза - товарищ Дунаев, который своей внешностью был сильно похож на толсторожего капиталиста из журнала «Крокодил».

Как и многие другие, они были репрессированы и высланы в нашу глухомань.
В сталинские времена многим евреям жилось несладко, их притесняли, выселяли с родных мест...
 
Я впервые увидела их роскошный дом. Только у них одних были покрашены белоснежной краской окна и двери, светло-коричневый пол сиял, отражая блики на стены, оклеенные красивыми обоями. Это было что-то!
    
Отдав записку, я  быстро прибежала домой, сказав маме, что медичка скоро придёт, на что мама ответила:

-- Возьми робят (братьев) да подите-ко на улицЮ... поиграйте подольше...

Тон её голоса мне показался странным и это меня насторожило. Мама никогда так со мной  не разговаривала...
После полудня я пришла домой. Мама по-прежнему лежала на кровати.

-- Медичка приходила? – спросила я её.

-- Приходила... - отпив воды из гранёного стакана, мама сказала:

-- Нинка, полезай-ко на пець да поглИ-ко робёнка, опЕть парнёк родивсе...

-- Всё ли у него на мИсте: глаза, нос... Посчитай пальцИ...

Я с волнением залезла на печь. На одеяле лежал укутанный ребёнок и крепко спал...

-- Мама, ой! Ребёночек! Какой он хорошенький! Волосики тёмненькие!

Я разогнула кулачок малыша. Ребёнок крепко ухватился за мой указательный палец, чем рассмешил меня. Слабым голосом мама сказала:

-- Ну вот и ладно...
 
Пока мама болела, дома на хозяйстве была четырнадцатилетняя Дина. В конце августа и она уехала на север в город Воркуту устраивать свою жизнь с целью получить паспорт. Тоже как и старшая сестра Тамара двумя годами ранее в четырнадцать лет после окончания школы-семилетки покинула свой родной дом...

Боже, как грустно! Теперь вместо сестры Дины на хозяйстве осталась я. Мне пока о паспорте думать рано, ведь ещё нет и десяти лет.
 
Папа с возрастом всё более любил своих сыновей, особенно Алёшку, последнего сыночка, шестого ребёнка - мезоньку, как называла его мама. Алёшка больше всех был похож на папу.

Папа, иногда беря сына на руки, приговаривал как когда-то с Геней:

-- Вот бы ещё одного такого Алёшеньку! Или двух...

На его слова мама как всегда шёпотом недовольно бурчала:

-- На которой-то лешой!

Алёша стал ладным, крепко стоящим на ногах, степенным, уверенным в своей правоте, молодым человеком с весёлым, тонким юмором. Алёша – мой самый любимый братишка, мой всепонимающий друг.

Хотя он младше меня на девять лет и три месяца, доверительные отношения у нас с ним проявились, когда он ещё был подростком. И позже, став взрослыми, я приезжая в деревню делилась с ним, обсуждала проблемы. Он внимательно умел выслушать и с умом порекомендовать.