Страшно везучая г-жа Т. Гл. 4

- «Слово – столь же опасное оружие в руках мага, как и меч в руке воина…» - прочла Эдвина вслух и, задумавшись, замерла. Затем резко обернулась и воскликнула недоумённо: - А как слово может быть «в руках»? Не правильней было бы сказать «на устах» или типа того?

- А? Что? – от звука её голоса Филин, сидевший в кресле у тлеющего камина, весь встрепенулся и вцепился обеими руками в подлокотники. Кажется, он так и не дочитал свой конспект по Проклятиям и опять задремал. В последнее время это входило в привычку. Образ жизни и строгое расписание воинов так выматывало их с Ридэмом, что в свободное от тренировок время им было крайне сложно уделять время чтению и зубрёжке. Впрочем, Филу было явно сложнее: на первых же занятиях, несмотря на хорошую физическую форму, в испытаниях на выносливость он проявил себя довольно средне. Что именно командиры Силлер и Этмир, ответственные за воспитание магов-воинов, заставили их делать, парни особо не рассказывали, но, судя по всему, проблемы со зрением Филина сыграли свою роль в первом же зачёте. Худшим он, конечно, не был, но отчего-то серый воин Этмир после этого всерьёз решился на первокурсника «поднажать», увеличив нагрузку на него как физическую, так и психологическую. Весь сентябрь Фил становился всё мрачнее день ото дня и не особенно стремился к доброжелательному общению с соседями. Но, когда приблизился октябрь, он вроде бы немного адаптировался и даже начал получать кое-какие прибавки к стипендии за свои заслуги. Вот только теперь, когда начались письменные зачёты по общим теоретическим занятиям, он вновь оказался в отстающих и попросил Эдвину с Томасиной иногда заниматься с ним по вечерам, не давая уснуть или отвлечься. Девушки согласились, хотя задачей это оказалось куда более сложной, чем они предполагали: когда Филин засыпал в кресле или даже посреди разговора, им становилось так жаль его, что они не всегда решались потревожить его покой. А иногда даже не успевали заметить, когда он отключался. Как сейчас.

- Может, ещё кофе? – предложила Томми, разглядывая бледного и измученного соседа, всеми силами старавшегося прийти в себя. Фил кивнул и тут же поднялся с места.

- Я сам сварю, а то опять усну…Ты будешь?

- Давай, - Томасина не хотела пить кофе, ей и без того плохо спалось в последнее время, но не поддержать его она не смогла. Пусть идёт на кухню с мыслью о том, как проявляет галантность по отношению к своим соседкам. Возможно, чувство ответственности убережёт его от дремоты над газовой плитой…

Первый месяц учебы выдался непростым для всех обитателей Ведьминой Топи. Да и для самого дома, судя по всему. Кое-как отремонтированное старое деревянное здание постоянно продувалось едкими холодными сквозняками, скрипело и стенало от своей нелёгкой судьбы. В дождливые дни здесь пахло сыростью и плесенью, а в сухие – жжёной пылью и немного дёгтем. Лампочки в плафонах постоянно жужжали и мерцали, а тепла чугунных батарей еле-еле хватало, чтобы обогреть маленькие спальни. Содержать всё это великолепие в чистоте тоже было непросто: вечно занятые и уставшие Ридэм и Филин не волновались ни по поводу графика уборки, ни по поводу готовки или хотя бы вытирания грязной обуви о коврик при входе. Исправлять это при помощи магии Томасина, естественно, пока не умела, и совместное проживание, начавшееся с весёлым дружеским настроем, постепенно обзавелось плотным комком взаимных обид и претензий. И, как бы ей не было жалко Филина, самой Томасине в студенческом городке жилось ничуть не лучше. Особенно с тех пор, как у первого их сокурсника случилась Волна. И этим сокурсником был Ридэм.

- Добрый вечер, - стоило лишь подумать об этом, как он вошёл в гостиную, бодрый, весёлый и красивый. От вида его довольной улыбки Томс стало тошно.

- Ладно, я пойду. Всё равно уже ничего не запоминается, - отложив в сторону конспект по Звездному Чтению, Томасина встала с дивана и демонстративно направилась вон из гостиной. Она не видела этого, но была уверена – Рид едко усмехнулся, а Эдди вся побагровела от напряжения. В последнее время это стало привычной картиной. Быстро прошмыгнув через холодный и мрачный холл, она буквально вбежала в столовую, а затем – в кухню. Уставший Филин гипнотизировал турку на плите. Стараясь выглядеть непринуждённо, девушка облокотилась на мойку рядом и слегка похлопала парня по плечу: - Компания нужна?

- Дай угадаю - ты от Рида сбежала? – совершенно проигнорировав все потуги соседки изобразить дружелюбие, сухо парировал Фил. Улыбка мигом схлынула с лица Томми.

- Я не сбежала. У меня принципиальная позиция.

- Да, я помню. И она включает в себя бегство и обиженный вид по любому поводу?

- Я думала, ты на моей стороне! – разочарованно всыкнула губами Томс, но не обиделась. Странное дело, но на Фила обижаться она так и не научилась. В течение сентября её успел выбесить и Магрэм со своей откровенностью (порой, весьма неуместной), и… Ридэм, конечно же! Последний отличился больше всего. И объявленный ему бойкот, перекочевав в октябрь, длился уже третью неделю, наполняя Ведьмину Топь напряжением и тревожностью, но ничего поделать с этим Томасина пока была не готова.

- Я ни на чьей стороне, - напомнил Филин терпеливо, разливая сваренный кофе по чашкам. – И, хотя я понимаю твою позицию, хуже от этих протестов пока стало лишь тебе одной.

- Вот как? – девушка иронично хихикнула, но быстро сникла. Парень был прав. И совсем не в том смысле, в каком она смогла бы это признать. В качестве доказательства этой горькой правоты живот Томми громко заурчал и спровоцировал болезненный спазм. Она была дико голодна. Видимо, именно потому, что в последний раз нормально ела примерно…три недели назад…

Поначалу всё было более менее терпимо: парни начали уходить по утрам на час-полтора раньше, чем они с Эдвиной. Теоретические занятия постепенно даже увлекли. Предмет под названием «Гадание» сразу же стал для Томми одним из любимых. Как минимум потому, что у неё в этом деле имелся кое-какой опыт. А потом она неожиданно открыла для себя Проклятия – предмет, являвшийся своеобразным двоюродным братом Слова. Но, если на уроке Слова госпожа Астрид учила тому, как устроены священные писания, молитвы и песни, то Тёмная Ведьма Фреа работала с конкретной специфической направленностью слов – их способностью наносить вред. И хотя сначала это могло показаться пугающим, в итоге всё оказалось несколько иным. Фреа была исключительно приятной и располагающей молодой особой, которая рассуждала о своём предмете одновременно рационально и обаятельно. Она не призывала студентов учиться наводить порчу. Напротив, она учила «знать врага в лицо» и, понимая структуру магического дурного слова, уметь различать их виды и, что самое главное, уметь избавляться от их губительного воздействия. На её лекциях Томасина иногда даже забывала о конспектировании и просто увлечённо слушала, как ровный и в тоже время мягкий голос Фреи разливается по аудитории.

Спустя две недели учебных занятий, начались первые письменные задания, которые теперь повторялись раз в пять-семь дней. За счет них преподаватели оценивали уровень теоретических знаний студентов, и по их результатам к концу сентября был сформирован табель успеваемости. А вот уже от цифр в табеле зависел размер первой стипендии каждого отдельно взятого первокурсника, и тут Томасина обнаружила себя отнюдь не в лучшем положении. Небольшое пособие ей обеспечили успехи в Гадании и Проклятиях, но остальные предметы шли со скрипом, а преподаватель по Управлению Энергиями, кажется, заметил, что вместо плановых медитаций девушка иногда просто проваливалась в сон. Она оправдывала себя тем, что говорил он нудно, а сама медитация представляла из себя сеанс группового ничегонеделанья с закрытыми глазами под странную музыку. От обилия благовоний у неё начиналось кислородное голодание, и познавать нирвану что-то никак не получалось!

Так или иначе, на руки она получила всего пятьдесят драхм, что, как выяснилось, по меркам студенческого городка было сущей мелочью. Закупка продуктов, предметов гигиены и всяких важных мелочей для дома съела фактически две трети всех её денег, но её бы не так сильно угнетало это, если бы не Рид с его успехами и патриархальными замашками.

Волна случилась с ним как раз в тот день, когда у них должна была быть первая контрольная по Некропистимии. На занятие он не явился, как и на все последующие. Оказывается, почувствовав себя несколько странно, он сам пришёл в лазарет и поинтересовался у дежурной медсестры, не может ли у него быть Волны. Медсестра изумилась такому подходу, но в итоге диагноз подтвердился. Как оказалось, столь спокойное восприятие Волны – это огромная редкость для первокурсника, ведь обычно первые толчки магии в человеке проявляются в виде нервных срывов, болезней, лихорадок, видений и приступов паранойи. А этот засранец даже не побледнел! Более того, неделю спустя (что, в среднем, на две недели меньше, чем положено) он преспокойненько вернулся к занятиям, а уже в конце сентября получил самую высокую стипендию на курсе – почти двести драхм. С момента Волны всё у него складывалось до странности идеально: самые высокие показатели среди воинов, самые лучшие оценки по теоретическим предметам, а ещё, конечно же, всеобщее внимание и интерес. Слух об одарённом первокурснике, который с волшебной лёгкостью преодолел свою первую Волну (да ещё и раньше всех) мигом облетел Институт. Казалось, все хотели с ним подружиться, пообщаться или хотя бы улыбнуться. Почти все первокурсницы, не считая Эдвины и Томс, старались найти повод заговорить с ним и познакомиться поближе. Его постоянно расспрашивали про его жизнь, прежнюю профессию и родословную. Он уворачивался от этих расспросов, но делал это так ловко, весело и харизматично, что не оставалось никаких сомнений – популярность вовсе не тяготила его. Быть может, даже наоборот…

Первое время она не тяготила и соседей по Ведьминой Топи, но добавила сумятицы в их отношения с окружающими. Как и предсказывал Магрэм, их отдалённый, расположенный рядом с жутким болотом, домик начал отчего-то становиться популярным местом прогулок симпатичных дам. Те, «устав с дороги», просились в гости на чашечку чая, естественно, в надежде застать Ридэма и завести с ним милую беседу. Грамотно рассчитать время получалось не всегда, поэтому иногда эти визиты затягивались до глубокой ночи, а после их ухода первый этаж становился похож на помойку – весь в рыжих глиняных следах от обуви, мелком мусоре и с горой немытой посуды. Когда же Эдвина с Томасиной перестали визитёров впускать, те… просто стали заходить без разрешения. Это было не так уж и сложно провернуть, ведь замки в Ведьминой Топи играли роль, скорее, декоративную, нежели практическую.

По результатам довольно напряжённого и пассивно-агрессивного домового совета, соседи приняли коллективное решение замки поменять. Все скинулись, и кошелёк Томс стал легче ещё на несколько драхм. Вот только к тому моменту, как на входной двери появился новенький и довольно массивный серебряный замок, оказалось, что одного его теперь уже недостаточно…

На первый курс хлынули Волны.

Один за другим студенты исчезали из поля зрения. Некоторые уходили красиво – с криками, воплями, приступами, конвульсиями, сыпями, лихорадками, спазмами и прочими спецэффектами. Одна серая волшебница прямо посреди лекции по Неживому начала фонтанировать кровью из ноздрей, и от этого яркого зрелища поплохело, кажется, даже вечно безразличному господину Казерусу. Иные студенты исчезали всё же где-то за кадром – просто не выходили на занятия. А потом возвращались посвежевшими, бодрыми и… другими. В этот момент Томасина особенно сильно пожалела о том, что жаловалась на недостаток магии в стенах Института.

В том числе и потому, что некоторым особенно настойчивым поклонницам Ридэма больше не нужны были ключи, отмычки и правила хорошего тона, чтобы входить в дом на берегу квакающего болота. Однажды, возвратившись домой после лекций, Томс увидела, что входная дверь открыта нараспашку, в окнах горит свет, а из холла доносятся чьи-то голоса. Это не насторожило бы её, если бы только она не была на сто процентов уверена в том, что дома никого быть не могло. Филин и Рид были на тренировке с другими воинами, а Эдвина в Доме Исцеления на уроках магического врачевания, положенных целителям.

С трудом Томс заставила себя подняться по скрипучим ступенькам крыльца и войти в холл. Первым делом по носу ударил резкий аммиачный запах, а затем по стенам разнёсся чей-то жутковатый смех, дребезжащий и металлический. В гостиной и в столовой были люди, они громко разговаривали, пользовались посудой из стеллажа, брали книги с полок. Никто даже не взглянул на девушку, изумлённо наблюдающую за этой наглостью. Сама она так обалдела от увиденного, что потеряла дар речи. Попытавшись сделать шаг в сторону кого-то из незваных гостей, Томс почувствовала, как под ногами что-то хрустнуло. Стекло. На полу валялись какие-то расколотые баночки, а от осколков во все стороны растягивались едкие зеленоватые лужицы. Видимо, этот гадкий запах исходил от них. Нервно она отпрянула и вздрогнула всем телом. Дом был наполнен густой и тягучей энергетикой, совершенно чужеродной и совершенно невыносимой. От неё сдавливало в груди и накатывало чувство тревоги, потели ладони и спина.

- Эй! Что вы тут делаете? – наконец, голос вернулся к ней, хоть и дал петуха посреди реплики. Разговоры визитёров вдруг смолкли. С двух сторон от неё – из столовой и из гостиной – выглянули заинтригованные лица. Да, они не были растеряны или смущены. Никого из этих людей не беспокоило недовольство Томасины. Только сейчас она заметила, что на неё смотрели не только первокурсники – компания собралась пёстрая и разношёрстная. И все они таранили её взглядом, не моргая и не двигаясь. Некоторые даже улыбались.

- А что, кто-то против? – нагловатым тоном спросил один из визитёров, невысокий округлый парень в черной форме, нагло ухмыляясь.

- Да! Я здесь живу, - изумлённо вскинув брови, попыталась объясниться Томасина, но всеобщее внимание давило на неё и выбивало из колеи. Голос дрожал, как и колени. Ей было страшно, и она только сейчас в полной мере это осознала. Набравшись ещё немного воли, она выдавила из себя истерично: - Выметайтесь! А то я позову Дежурного!

- Попробуй выйди сначала, - рассмеялась первокурсница, вечно набивавшаяся Томасине в друзья с целью познакомиться с Ридэмом. После Волны она очень изменилась: прежде румяная, пухлощёкая и холёная, как матрёшка, она теперь сильно похудела, лицо её осунулось, а глаза как будто выкатились и приобрели жуткий желтоватый цвет. Кроме того, Волна подарила ей весьма полезное умение – заставлять предметы двигаться силой мысли. И, хотя она не часто использовала этот талант на людях, сейчас она продемонстрировала его во всей красе: двери дома захлопнулись, отрезая Томми путь на волю, а половые доски под ногами принялись вибрировать и жужжать.

Взвизгнув от ужаса, Томасина ловко увернулась от рук нескольких хохочущих визитёров и бросилась к лестнице. Взбежав на второй этаж, она в два шага преодолела расстояние от дребезжащих ступенек до своей комнаты и поспешила запереться в ней. Но, стоило ей повернуть затвор в замке, как он сию же секунду со звонким щелчком развернулся обратно. Она схватилась за него обеими руками, изо всех сил пытаясь победить непослушный механизм, но вспотевшие пальцы скользили, а оказавшийся во власти гадкой девицы затвор наотрез отказывался исполнять свои основные функции. За дверью было слышно топот множества ног с гомоном голосов, и от этого становилось тошно и страшно до помутнения в глазах. Стараясь побороть подступающую дурноту, Томс стала толкать окружающие её предметы мебели – комод и кровать – баррикадируя дверь. Ничего другого в голову больше не шло, хотя она и понимала, что та вредная девица при большом желании сможет справиться и с этой преградой.

Люди за дверью что-то говорили, смеялись и улюлюкали, словно кучка пьяниц на дне города, но вламываться в спальню пока не спешили. Томасина же отчаянно размышляла о том, какие ещё варианты спасения (кроме прыжка в окно) у неё могут быть. Оказалось, никаких, и от этого стало невыносимо жарко и душно, а ноги подкосились. Медленно она сползла на пол возле громоздкой конструкции из мебели, отделяющей её от толпы психов, наделённых магическими способностями и упивающимися своим превосходством. Она слышала их шаги и скрип половиц под тяжестью ног, и этот звук сейчас казался ей худшим на свете.

- Тук-тук, Томасина, - негромко позвал кто-то из-за двери, и голос этот, глубокий и холодный, как сталь, показался до боли знакомым. – Сложно быть смелой, когда бежать некуда?

Сирена негромко рассмеялась, а затем обратилась к визитёрам натренированным командирским тоном:

- Сворачиваемся, ребята! Здесь становится скучно!
 Толпа шумно двинулась прочь со второго этажа, но почему-то от этого не стало спокойнее. Томс так и сидела в своём укрытии даже тогда, когда в доме всё стихло, а тьма за окном расплескалась по округе, словно чернила. Когда она вновь услышала чьи-то шаги и голоса, то ещё долго не могла сообразить, что принадлежат они возвратившимся с занятий соседям. Кто-то толкнул дверь, и та с треском врезалась в сдвинутый комод, пробуждая девушку от странного тревожного сна, сковавшего её сознание.

- Томс! – Филин стоял по ту сторону баррикады. – Ты здесь? Томс!

- Да… - тихо, почти шепотом отозвалась Томасина, стараясь не расплакаться.

- Что здесь произошло, Томми? Ты в порядке? У тебя Волна?

Интересное было предположение, учитывая, что на первом этаже соседи застали полнейший бардак. Но никакой Волны не было, зато было хулиганское вторжение тех, у кого она уже прошла. Ребята отпаивали бедную напуганную девушку горячим травяным чаем (купленным в городе, пайковой по-прежнему невозможно было пить), успокаивали и обещали с самого утра отправиться с жалобами во все инстанции, но легче от этих слов Томасине не стало. Её так колотило и бросало в дрожь от одного лишь звука скрипящих половиц, что Филину пришлось притащить из своей комнаты матрас и заночевать у неё на полу в качестве гарантии защиты. Сначала ей было страшно, а потом, ближе к утру, в ней созрела злоба, бессильная и беспомощная, а потому крайне жгучая. Она всё думала об этой гадкой девице с её телекинезом и желтушными глазами на фоне обтянутого кожей наглого лица. Ведь она ошивалась в районе Ведьминой Топи именно потому, что Ридэм так наслаждался своей минутой славы. И, пока он купался в потоках всеобщего восхищения, эта негодяйка всё тут разнюхала, а потом привела эту толпу!

Впрочем, это не было основным катализатором их ссоры. Надо отдать ему должное, на следующий день после этой неприятной истории именно Рид первым делом отправился с жалобой к Дежурному и выяснил, что от непрошенных гостей дома студентов куда лучше защитят специально заряженные кристаллы, нежели новые замки и массивные конструкции из мебели.

На внеочередном домовом совете было принято решение обзавестись защитой для дома магического характера, и после этого денежные запасы Томасины испарились окончательно. Тут, конечно, Магрэм им оказал содействие - показал самую захудалую и потерянную в переулках студенческого городка скудную лавочку, где продавались самые дешёвые кристаллы. Хозяин лавки – странноватый тощий дядька в толстенных роговых очках – торговал, в основном, «пустыми» минералами, то есть не заряженными на ту или иную программу. К счастью, несколько защитных камушков для дома у него всё же нашлось, и вскоре двери Ведьминой Топи для чужаков и незваных гостей были наглухо закрыты. По крайней мере, так предполагалось.
Вот только жизнь легче не становилась. Обедневшая Томасина изо всех сил вгрызалась в теоретический материал, который Рид и другие студенты, пережившие Волну, щёлкали, как семечки. Казалось, информация теперь отпечатывалась в их головах мгновенно и навсегда. Это раздражало. Конечно, это смело можно было бы считать завистью, но ведь ожидалось, что Волна рано или поздно настигнет каждого. Так почему же одним студентам полагались все привилегии лишь потому, что их накрыло чуточку раньше?

Кроме того, ко всем прочим её проблемам с учёбой и стипендией прибавилась паранойя. То и дело Томс ловила на себе взгляды: этой желтоглазой девицы во время лекций или Сирены в те дни, когда приходилось идти в Дом Оккультных Наук на встречу факультета. Откровенной враждебности ни одна из них не выказывала, а Сирена так и вовсе словно затаилась, предпочитая тихо наблюдать издалека. Но Томми чувствовала. Она ощущала, как за ней тихонько следят, и в такие моменты тело её покрывалось холодным потом.

По возможности, она старалась держаться рядом с Эдвиной или парнями, но часть их учебных дисциплин всё же сильно разнилась. Например, Эдвина не посещала предмет под названием «Тёмное врачевание», так как он напрямую противоречил светлой целительской магии. Вместо него у неё на неделе было с десяток целительских лекций, из-за которых ей часто приходилось оставаться в Доме Исцеления дольше, чем это полагалось остальным студентам. Дела у неё тоже не клеились: будучи самой юной в своей целительской группе, Эдди никак не могла найти общего языка с сокурсниками, те просто её не воспринимали всерьёз. Несмотря на рвение в учёбе и энтузиазм образцовой школьной старосты, теория магической медицины в её голове не укладывалась. Бедная девочка стала совсем тихой и вечно сутулилась, словно на спину ей давил тяжкий груз. Тем не менее, упорство и бесконечная зубрёжка обеспечили ей стипендию на уровне средней, на два десятка драхм выше, чем у Томс.
Мелочь за мелочью, неудача за неудачей, а так же финансовая несостоятельность превратили Томасину в один сплошной комок нервов. А потом случился скандал, начавшийся как мелкая бытовая ссора, сделавшая жизнь в Ведьминой Топи и вовсе невыносимой.

Точно вспомнить, с чего всё началось было сложно. Томми в тот день вернулась с собрания факультета, на котором прекрасная госпожа Аберина долго и упорно хвалила успехи кого угодно, но только не Томс. Кажется, она уже и имя её забыла, настолько незначительной стала фигура девушки на фоне более продуктивных и одарённых тёмных колдунов и ведьм. Конечно, время от времени Аберина подбадривала словами «Если у кого-то ещё не было Волны, не переживайте – рано или поздно эта дурь доберётся и до вас!», но обращалась она при этом как будто в пустоту. Оно и понятно – среди тёмных первокурсников лишь одна Томасина до сих пор не побывала на «больничном по волнительным обстоятельствам», как его обзывали студенты. И это угнетало. А лекции выжимали все силы, ничего не давая взамен. Сакральных знаний в том числе. Только всякие схемы, типы, виды, классификации и прочую ерунду.

Усталость, старая подруга, возвратилась к ней. Та самая, что мучила и убивала её изо дня в день ещё до поступления в Институт. И в тот вечер, придя с собрания, она по привычной старой схеме доковыляла до дивана в гостиной и, рухнув на него всем телом, пролежала так до тех пор, как в дом не вошли Филин и Рид. Они тоже были уставшими и не в очень-то радостном настроении, но передвигаться и разговаривать могли. А ещё топать по полу в грязных ботинках, оставляя повсюду эти злосчастные следы густой рыжей глины.

- А что, ужина не будет? – спросил Ридэм с усмешкой, пока Томс с огромным трудом поднимала своё налитое свинцом туловище с дивана и всеми силами старалась не обращать внимание на тикающую жилку на лбу.

- Что?.. – переспросила она растерянно, словно и не расслышала вопроса соседа. Тот без тени смущения его повторил, а затем добавил весело:

- Ну, ты же приходишь раньше всех. Неужели так сложно приготовить что-нибудь к нашему возвращению?

- А…эм-м… - задумавшись на мгновение над словами парня и теми странными нотками, которые, как ей показалось, проскользнули в них, Томасина нахмурилась. – Прости…а ты мне кто? Муж?

- Что? – Ридэм небрежно скинул с плеч новенькую серую куртку (приобретённую со своей повышенной стипендии) и бросил её на одно из кресел. Девушка проводила этот его жест взглядом и поняла – назад дороги нет. Дух её словно сорвался в пропасть и в падении набирал скорость, как какой-нибудь космический шаттл.

- Я говорю, что ты мне не муж, не брат и не сыночек, чтобы я круглыми сутками здесь убирала и готовила, - цедя сквозь зубы каждое слово, произнесла девушка медленно. Она встала с дивана и быстрым яростным взором окинула гостиную. Случайно поймавший этот взгляд Филин хотел было что-то сказать, но, вовремя передумав, поспешил ретироваться.

- Ну, справедливо, конечно, - согласился было Рид, но голос его прозвучал по-странному спокойно и насмешливо. – Вот только…

- Только что? – с вызовом поспешила переспросить Томс, решительно приготовившись к любому возражению.

- Вот только ты посещаешь меньше занятий, приходишь раньше, а ещё вся еда в доме приобретена отнюдь не за твой счёт, - скрестив руки на груди, словно строгий отец семейства, ровно проговорил Ридэм, и уголки его губ вздернула едкая насмешка. – Так что ты немного не в том положении, чтобы выделываться, верно?

- Вы…вы…выделываться? – задыхаясь на полуслове, выпалила девушка. Слова Рида как будто прибили её к полу, попутно вышибая весь воздух из лёгких и ошпаривая их горячей водой.

- Ага, - парень кивнул, возвышаясь над своей изумлённой собеседницей. – Но ничего, Томс, я тебя прощаю. А теперь можешь пойти и исправить ситуацию.

- Пойти…куда? На кухню? – осторожно переспросила она после небольшой паузы, ощущая, как её обожженное нутро наполняется той самой злобой, что зрела в ней все эти ужасные недели. Не успел Рид почувствовать, откуда идёт подвох, как девушка добавила с презрением: - Туда, где мне самое место, так по-твоему?!

- Я этого не говорил, но…

- Но не пошёл бы ты, Рид! – Томасина выплюнула эти слова, как проклятье, и отшатнулась от попытки парня приблизиться. – Скажи на милость, дружок, это Волна сделала тебя таким или ты всегда был гадким домашним тираном?! А, может, это у вас дома так устроено, что женщина – прислуга, а мужчина – пуп земли?!

- Обвинения в сексизме? О, как свежо, - парень попытался внешне сохранять свой спокойно-ироничный настрой, но было видно, что слова о доме задели его. Во взгляде его проскользнула слабость, и тёмная ведьма ухватилась за неё, как за свою единственную ниточку.

- Да-да, точно же! Ты из тех драгоценных мальчиков, на которых матушки, бабушки и тётушки молятся, смахивают пылинки и готовят к жизни, где всё будет крутиться только лишь вокруг него, такого талантливого и великолепного!

- Хватит.

- Нет! – рыкнула Томс, словно дикая кошка. – Нет! Нет! Я устаю не меньше твоего, понятно? Я читаю и читаю эти чёртовы конспекты, пока кровавые слёзы не пойдут из глаз, а ты два раза чихнул и сразу получил повышенную стипендию и звание Студента Месяца! И ты, конечно же, уверен, что это нормально! Что так и должно быть, ведь ты у нас мистер Великолепие по праву рождения!

- О, так мне нужно извиниться за то, что я одарённее, чем ты? – зелёные глаза Ридэма потемнели от возмущения, а челюсти напряжённо сомкнулись. Гадкой и ироничной насмешкой над всеми словами Томасины казался тот факт, что от злости этот всеми обласканный колдун становился как будто даже ещё красивей и внушительней. На мгновение ей даже показалось, что он стал выше ростом.

- Не помешало бы для начала извиниться за то, что натравил на меня толпу своих отупевших от Волны поклонников! – решив сделать ход конём, Томс извлекла давно заготовленный козырь из рукава. Ридэм на мгновение как будто почувствовал укол вины и еле заметно поджал губы, но затем вдруг снова нагло усмехнулся.

- А, может, это Сирена их сюда привела, чтобы припугнуть тебя? Наверное, её тоже бесит, когда кто-то лезет не в своё дело!

- Даже если и так, то я пострадала лишь от того, что пыталась помочь беззащитному человеку, - как ни странно, но ответ у Томасины давно был наготове, потому что она прокручивала этот разговор в своей голове не одну тысячу раз. – Я влезла в чужие дела, но я пыталась поступить правильно! Но, если же они оказались здесь не по приказу Сирены, то именно потому, что ты упивался всеобщим вниманием и тем, как все эти девочки кружатся вокруг тебя и поют дифирамбы! Очень благородно, Ридэм. Под стать великому воину!

- Так ты все выводы обо мне уже сделала?

- Ну, ты сам мне помог. И знаешь что? Мне ничего от тебя не надо! Ешь сам свою еду, мистер Великолепие!

- Отлично! – пожал парень плечами, как будто удовлетворённый таким исходом. – На один раздражитель меньше!

И с того дня они почти не разговаривали. Томасина пыталась перетянуть на свою сторону измождённую и подавленную учебной нагрузкой Эдвину, но безуспешно. Выразив своё мягкое сожаление по поводу их с Ридэмом ссоры, целительница не приняла в итоге правила бойкота. Она продолжала жить, как раньше, только теперь ещё и взяла на себя обязанности по приготовлению ужина и кое-какой уборке. От этого зрелища у Томс всё внутри горело от стыда, поэтому иногда она тайком всё же протирала пыль, ополаскивала посуду и смывала гадкие глиняные следы в прихожей и гостиной, пока никого не было дома.

С питанием дела обстояли несколько сложнее. Довольно быстро Томс привыкла к столовской еде и даже примерно понимала, в каких из учебных корпусов кормят вкуснее. В Доме Жизни подавали отличные поздние завтраки с фруктовыми соками, йогуртами и батончиками из овсяных хлопьев и ягод. А вот обеды ей больше нравились в Доме Оккультных Наук, где никогда не жалели мяса и прилагали к нему отменный красный соус с пряными травами и луком. Но оказаться в Доме Жизни к позднему завтраку, а в Доме Оккультных Наук к обеду получалось не всегда. Так, постепенно срастаясь со своим бойкотом и безденежьем, Томасина научилась любить сытный, хоть и похожий на клей, суп в Доме Материи. Оказалось, это было чуть ли не самое энергоёмкое блюдо в мире – наполняя желудок, это мутное картофельное варево подавляло аппетит на пол дня. Радости оно не приносило, но хоть не давало думать о пустом кошельке и желании продать свою гордость за пирожное с заварным кремом. Ридэм всё это время как будто издевался над ней, то и дело принося Эдвине в подарок замысловатые плитки шоколада с ягодами малины, которые та с щенячьим восторгом принимала. Позже она, конечно, предлагала Томс кусочек, и бедной тёмной ведьме приходилось прилагать чудовищные усилия, чтобы не согласиться. Никогда в жизни она думала, что так зависима от еды. В прежние времена родные подтрунивали над ней из-за худобы, а коллеги по работе иной раз фыркали под нос что-нибудь вроде «небось не жрёшь ничего?». Вот только питалась Томасина нормально и не упускала случая время от времени побаловать себя чем-нибудь сладким, а в периоды стресса набивала себя зефиром и шоколадом чуть ли не до тошноты.

Теперь она старалась даже не ходить лишний раз по улочкам студенческого городка, ограничиваясь лишь учебными корпусами и домом. Уровень стресса в её жизни не снижался, а средств не было не то что на зефир с шоколадом, но даже на пачку лапши быстрого приготовления на ужин. Она уходила спать голодной, утром ехала на учёбу, не позавтракав, а занятия отнимали у неё столько сил, что учебное питание никак не могло восполнить нехватку энергии. Краше она от этого явно не становилась…

- Эй, ты ещё здесь? – голос Фила заставил её вздрогнуть и очнуться от своих долгих размышлений. В руках у него были две стареньких бледно-зелёных чашки из столового серванта, наполненные густым отварным кофе. Девушка с благодарностью приняла свою порцию напитка и попыталась улыбнуться, подёрнув уголки бледных губ.
Они не пошли в столовую, потому что в тесной кухне, хоть и негде было присесть, но было гораздо теплее, чем в более крупных помещениях дома. Забравшись на высокие столешницы, парень и девушка лениво свесили ноги и в тишине сделали по глотку горячего горького напитка. Филин заваривал очень ядрёный кофе, чёрный, как сама ночь, но Томс нравилось такое исполнение. И Фил ей нравился тоже, хотя она старалась не задумываться об этом надолго. Просто в его скромной компании ей всегда становилось как-то…лучше. Бывало, она даже забывала о том, как плохи её дела за пределами этой кухоньки.

- Хочешь посмеяться? – грея руки о свою чашку, улыбнулась девушка с горечью. Фил молчал, и по своему опыту она знала, что так он выражает свою готовность слушать.

– Тогда…в первый день учёбы Магрэм позвал меня покататься с ним и сказал нечто такое…совершенно идиотское!

- Ты ведь не о пропавших девочках говоришь? Я поспрашивал у второкурсников. Они подтвердили, что это не сказки, - подал голос парень, но Томми поспешила отмахнуться.

- Нет. Я про другое. Он всё распинался про шлейф, типа как от духов, который тянется за каждым человеком. Говорил, мол, по этому шлейфу о человеке можно многое сказать. А у меня, по его утверждению, был шлейф везучести! Можешь себе представить?

- А ты думаешь, это не так? – негромко хмыкнул Фил, сделал ещё один вдумчивый глоток и, извернувшись корпусом, зачем-то полез в один из навесных деревянных шкафчиков над мойкой.

- Филин, о чём мы говорим? Я единственная тёмная ведьма на своём факультете, у которой ещё не было Волны. У меня самые низкие показатели успеваемости, а жуткая второкурсница Сирена чуть было не скормила меня толпе психов. Это, по-твоему, похоже на везение?

- Не знаю, - извлекая из шкафа пухлый коричневого цвета бумажный пакет, отвечал парень. – А что, если везение должно проявляться в чём-то другом? В чём-то, чего ты пока не замечаешь или не знаешь.

- Например? – вскинув одну бровь, усмехнулась Томми. Филин в ответ кинул пакет прямо ей в руки. Тот оказался довольно увесистым, а от бумаги пахло чем-то сладким. Как будто корицей и жжёным сахаром.

- Например, тебе могло повезти с соседями.
Осторожно Томасина развернула пакет у себя на коленях, обнаруживая внутри несколько неровных кусков пирога, щедро набитого начинкой из яблок и грецкого ореха в карамели. Пьянящий сладкий аромат, вырвавшийся на волю, медленно расползался по кухне, и рот девушки мигом наполнила слюна. Нервно сглотнув её, она подняла сверкающие от боли и радости глаза на своего собеседника.

- Откуда это? Ты же сам почти все свои деньги потратил!

- Оказалось, есть лазейка, - как ни в чём не бывало, отвечал Фил, забирая себе самый маленький угловой кусочек лакомства. – За низкие показатели или в качестве наказания воинов иногда отправляют на принудительные работы. Кого-то в столовые на раздачу, а кого-то даже в частные лавочки в городе – товар разгружать, прибираться и так далее. Меня сегодня с другими ребятами послали во второй половине дня в булочную рядом с площадью Часов. Надо было помочь хозяину перетаскать кое-какие ящики и мешки с мукой, а он отдал нам немного списанной выпечки. Всё по-честному, и Рид не при чём, поэтому тебе не придётся жертвовать своими принципами.

- Я не могу принять, - покачала головой Томс, чувствуя звон слёз в горле. Запах у пирога был волшебный, и от этого у неё чуть голова не закружилась. Но сам поступок и пояснения Филина заставили что-то в груди со звоном оборваться и испытать острый приступ стыда и жалости к себе. – Это же твоя награда! Ты заработал.

- Уймись, женщина! Я все равно не фанат грецких орехов, - парень отмахнулся от доводов собеседницы, как от назойливого и надоедливого жужжания. Томс не смогла не рассмеяться, потому что невольно вспомнила, как он так же ловко отстранялся от её вопросов и истерик в момент их знакомства в автобусе. И это при том, что она больно стукнула его под дых!

- Спасибо… - кивнула она, соглашаясь с его позицией, и добавила со смехом, - …дружочек-пирожочек!


***


Как ни странно, несмотря на вечерний удар крепким чёрным кофе, той ночью спала Томасина отлично. Она быстро заснула, не видела снов и проснулась даже раньше, чем обычно. Удивительное дело, но здесь никому не нужны были будильники – все студенты, вне зависимости от индивидуальных биоритмов, просыпались примерно одинаково (плюс минус двадцать минут) и уже не были в состоянии уснуть ни при каких условиях. При этом нельзя сказать, что им не хотелось поваляться и посопеть в подушку подольше – как раз наоборот. Иной раз, уснувший в половине третьего ночи студент, очнувшись строго по расписанию, страдал весь последующий день от непрекращающейся зевоты и дикой усталости. Но ничего не поделаешь – само пространство студенческого городка не терпело отговорок в стиле «я проспал», потому что просто-напросто не позволяло проспать. Это отнюдь не было вопросом доброй воли.

А в это пятничное утро Томс вдруг распахнула глаза аж в шесть утра и даже не поморщилась. Ей было хорошо и радостно, поэтому и желания зарыться в одеяло с головой, скрываясь от угрюмого и враждебного к ней мира, не возникло. Бодро она вскочила с постели и, вбежав ванную, позволила себе стоять под прекрасными тёплыми струями в душе чуть дольше, чем обычно. Затем она причесалась, убрала свои роскошные рыжие волосы в конский хвост и присмотрелась к вещам в гардеробе. Ту форму, что считалась парадной, с красивой вышивкой и строгим силуэтом, в обычные дни никто не носил. Хотя в плане повседневной одежды студентам предоставляли полный карт-бланш: в рамках положенного факультету цвета дозволялось носить вещи любого кроя, фасона и настроения. Конечно, слишком откровенная одежда в стенах учебных корпусов не приветствовалась, но в остальном можно было смело импровизировать. Как выяснилось, даже ограниченный одним лишь чёрным (или серым, или белым) цветом наряд мог блистать удивительным разнообразием, что доказывали многочисленные магазинчики в городе. В трёх цветовых комбинациях там были представлены и кожаные куртки, и строгие деловые пиджаки, и плиссированные юбочки, и рваные джинсы. Были и раздельные бутики, более изысканные и специализировавшиеся на одежде какого-то одного цвета – обычно, они располагались ближе к домам факультетов. Туда Томми никогда не заходила, так как точно знала – её финансы это не потянут, зато ещё в сентябре успела прикупить себе классный кожаный плащик и шляпу! Да-да, шляпу, чёрную фетровую шляпу с полями. Она ни разу её не надела, но тайно надеялась, что однажды решится. Впрочем, не сегодня.

Октябрь выдался довольно тёплым, и даже в верхней одежде особой нужды не было. Большинство студентов ограничивались легкими пиджаками и свитерами, любуясь на пёстрые огненно-рыжие, желтые и красные брызги красок, которыми оделись все деревья в округе. В воздухе витал густой и терпкий аромат осени, способный вскружить голову не хуже, чем полный бокал ядрёного сидра. Пережить одну и ту же осень дважды, не утратив при этом энтузиазма и рассудка от её созерцания, оказалось вполне возможно.

Конечно, пара кусков великолепного, пусть и слегка подсохшего, штруделя поспособствовали столь радостному пробуждению. Удивительно, как маленькие радости, возникающие как будто из ниоткуда, могут спасти от бесконечной хандры. Одним легким взмахом кисти судьба сделала повседневность Томасины чуточку ярче и… слаще, естественно. Подумав об этом, девушка просияла и бросила короткий взгляд в сторону письменного стола. Свёрток коричневой пергаментной бумаги хранил в себе ещё один кусок пирога, который Томс сохранила для завтрака. Да, он будет ещё черствее, чем вчера, но большая кружка утреннего кофе (без молока – его, как правило, покупал Ридэм, а принципы есть принципы) должна подправить ситуацию.

Лишь об этом могла размышлять Томасина, покидая свою комнату. К её огромному
счастью, никакие другие мысли (в том числе и мрачные) в её рыжую голову не лезли.
Тихонько она шла по коридору, стараясь не скрипеть половицами. Время было раннее, и Эдвина, скорее всего, ещё спала. Накануне она штудировала конспект по Слову до поздней ночи и, конечно, заслужила своё право на хоть какое-то подобие отдыха. Осторожно проскользнув мимо её двери, Томс свернула было на лестницу, но вдруг остановилась. Из спальни Эдди послышался странный шум, а затем что-то массивное бухнулось на пол и сдавленно застонало. Прильнув к двери комнаты соседки, Томасина прислушалась и позвала осторожно:

- Эдди, ты спишь?

- М-м…м-нет, - голос девушки прозвучал так, словно она зажимала нос. – Я не…я не…Томми, это ты? Я не могу понять, как я…как я…

- Так, я захожу! – решительно заявила Томасина и, насев на медную ручку, толкнула дверь. Решительность оказалась преждевременной. После происшествия с вторжением Сирены и Ко все обитатели Ведьминой Топи приучили себя запирать двери на ночь. – Чёрт! Эдди, ты что-то уронила?

- Да. Себя, - коротко отрапортовала девушка и, подумав немного, добавила: - Я…не могу встать.

- Не можешь? – Томми насторожилась. Слова Эдвины звучали сжато и прерывисто, словно вместо неё говорил компьютер или робот. Такая манера общения юной целительнице была не свойственна. – Ты что-то…сломала – ногу или руку? Или тебе нехорошо?

- Не знаю, - снова краткий и быстрый ответ. – Я не знаю. Не знаю, как встать. Не понимаю.

- Эдвина, если ты не откроешь мне дверь, придётся звать ребят, и ломать её. Может, ты всё-таки как-нибудь попробуешь меня впустить?

- Ладно. Я попробую.

За дверью послышалась какая-то возня и шорох, что-то тащилось по полу, периодически останавливаясь и затихая. В моменты затишья Томс начинала корить себя за то, что настроилась на спокойное радостное утро. Ведьмина Топь просто не готова была прекратить издевательства над своими обитателями.

В замке раздался щелчок. Девушка осторожно открыла дверь и заглянула в комнату соседки. Та оказалась совсем рядом - сидела на полу в пижаме, вытянув вперёд ноги и свесив руки вдоль тела, словно старинная фарфоровая кукла. Глаза её медленно меняли угол зрения с одной точки помещения на другую и никак не могли зафиксироваться. Несмотря на то, что увечий или переломов у Эдвины не наблюдалось, она пугающе напоминала заводную игрушку со сломанным механизмом, и от этого зрелища Томми вся похолодела.

- Эдди? – тихо позвала она, опуская на корточки рядом с потерянной во времени и пространстве соседкой. – Что с тобой?

- Я…я не знаю, - полумеханическим голосом отвечала та. – Я спала. А потом упала на пол.

- Наверное, ты ворочалась и… - Томасина не смогла озвучить свою догадку полностью, потому что блуждающий стеклянный взгляд Эдвины вдруг сместился и, поймав перед собой взволнованное лицо Томс, зафиксировался на нём. С полминуты две соседки смотрели друг на друга, не понимая сути происходящего.

- Меня подташнивает, - наконец, Эдвина вновь подала голос и с трудом проглотила слюну. Было видно, что говорить и вообще управлять своим речевым аппаратом ей было не просто. Сигналы, посылаемые сознанием, доходили до рта и горла очень туго и долго. Впервые за всё время Эдди моргнула.

- Хорошо, тогда тебе, наверное, лучше снова лечь. Я принесу тебе воды, хочешь? – кивнула Томасина, стараясь нацепить на лицо доброжелательную улыбку, чтобы скрыть за ней своё беспокойство. Осторожно она потянулась к руке соседки и коснувшись её, сначала почувствовала странный холод, исходящий от светлой кожи, а уже потом увидела то, чего видеть этим утром ни за что бы не пожелала. Громко вскрикнув, она одёрнулась и сама шлёпнулась на пол, крепко сжимая пальцы в кулак.
Она старалась не разжимать кулак и не смотреть на руку, но должного эффекта это не возымело. Жуткий, идеально ровный хирургический разрез, возникший на её ладони от одного лишь прикосновения к Эдвине, медленно разрастался, выходя за пределы кисти. Он рос и расступался, словно застёжка «молния», осторожно снимая кожу с алых и напряженных, опутанных венами, мышц. Будучи не в силах отвести взгляд от этого чудовищного зрелища, Томс набрала воздуха в лёгкие и закричала, что было сил.

Она была в таком ужасе, а кровь так громко приливала к ушам, что девушка даже не успела обратить внимание – разрез не причинил ей ни капли боли. Меж тем, он разрастался по предплечью и почти уже дошёл до плеча, чуть не оголив всю руку целиком, когда в комнату вбежали Филин и Ридэм.

- Что стряслось? – выпалил Филин, бросаясь к сидящей на полу и задыхающейся от ужаса Томасине. Она хваталась за свою разрезанную руку здоровой, впиваясь пальцами в расступающуюся кожу, надеясь остановить разрастание пореза, но это не помогало. От любого движения оголённые плотные нити мышц сокращались и шевелились - волокнистые и живые полотна мяса на кости. А разрез продолжал ползти и уже практически добрался до подмышки, когда Филин вдруг схватил искажённое от ужаса и шока лицо девушки своими массивными ладонями и силой развернул к себе. – Томс, что с тобой?!

- А ты не видишь?! – взвыла она, пытаясь вырваться из его хватки. – Рука! Моя рука! Она что-то сделала с ней!

- Что с рукой? Объясни мне! Она болит?

- Что? Нет! Она её разрезала!.. – Томасина оттолкнула от себя парня и указала на плечо, но вдруг замерла. Рука была абсолютно здоровой, целой, и на коже не было ни царапины, только точечные красные следы от пальцев там, где Томми сама надавливала ими. – Но…она была порезана! Я только что видела!

- Надо сообщить на её факультет, - сказал Ридэм, который всё это время склонялся над Эдвиной. Томасина, всё ещё ничего не понимая, осторожно оглянулась в их сторону. Рид сидел на коленях, обхватив обмякшее тело Эдди в крепком объятии. Руки девушки безвольно повисли, а сама она как будто отключилась. Видимо, именно в этот момент и видение с разрезанной рукой исчезло. Пощупав себя ещё немного, Томс тяжело вздохнула и попыталась сообразить, что к чему. Ридэм опередил её и строго изрёк со знанием дела:

- Похоже, у неё Волна.

- И…и что нам делать? Как поступить? – взволнованно Томасина смотрела то на парней, то на несчастную Эдвину, веки которой хоть и были сомкнуты, но при этом довольно пугающе подрагивали от напряжения. Казалось, ей или снится страшный сон, или же она вынуждена пребывать в нём против своей воли. Отогнав от себя мысли о недавнем чудовищном видении, Томс изо всех сил старалась охладить голову и выровнять дыхание. Встряхнув голову, словно сбрасывая с себя наваждение, она заставила себя встать с пола. Ридэм не спешил с ответом, и теперь она повторила свой вопрос менее истеричным тоном: - Как нам поступить, Рид? Как у тебя было?

- О, так ты снова со мной разговариваешь? - не отрывая своего внимания от бледного и напряжённого лица Эдвины, произнёс он с иронией. Впрочем, слова его звучали не едко. Парень тяжело вздохнул и вынужден был признать: - Понятия не имею, что нам делать. У меня было не так. Как минимум, я был тогда в сознании.

- Инструкция, - переводя внимание на себя, произнёс Филин спокойно. – У нас есть инструкция на этот счёт. Томс, неси брошюру господина Мэддокса!

- Да-да, - девушка рванула с места и в одно мгновение оказалась в своей комнате. Коричневая пухлая книжечка в кожаном переплёте всегда лежала у неё на самом видном месте – на прикроватном столике – чтобы иметь возможность почитывать её перед сном. Справедливости ради, стоит отметить, что Томс использовала её только ради учебного расписания и карты студенческого городка. Дальше этих пунктов дело так и не зашло. Теперь она корила себя за это, нервно листая страницу за страницей, пока не наткнулась на красивую, украшенную вензелями и старинными символами страничку с заголовком «Волна. Признаки и Инструкции». Следом за ней начинался текст:

«Дорогой друг!

Если ты читаешь эти строки, потому что дальновиден и пытлив, то, наверняка, найдёшь представленную здесь информацию полезной и довольно интересной. За это тебя можно только похвалить! Но, если на эту страницу тебя привели беспокойство и обескураживающие (возможно, даже пугающие) события, то прими наши искренние поздравления – вполне возможно, что ты столкнулся с первой в своей жизни Волной!
Волна – это мощнейший энергетический толчок, спровоцированный пробуждением Искры, внутреннего источника магии.

Искра, как правило, пребывает в забвении многие годы, тихо тлея внутри каждого из нас, лишь изредка проявляя себя в мгновения сильного стресса или столь же сильного успокоения. Однако, в день своего Посвящения ты, дорогой друг, испил из Источника Силы, а это можно смело приравнять к выражению «плеснуть масла в огонь»!

Эффект пусть и не будет мгновенным, но Волна, так или иначе, настигает всякого, кто решился разбудить Искру. Время прихода Волны рассчитать очень сложно – тело и разум каждого человека реагируют по-разному. В среднем, это происходит в период от двух до пяти недель с момента Посвящения. Смещения за рамки обозначенных сроков так же возможны, хотя и довольно редки.
И так, что же делать, если вы чувствуете, как вас или вашего товарища (соседа, однокурсника) настигла Волна?

Для начала, определимся с основными признаками данного явления.
Проявляться они могут в виде симптомов, изначально очень похожих на обычные человеческие заболевания, такие как простуда, грипп, лихорадка, воспаление лёгких, гастрит, язва и так далее. Если вы аллергик, то первые симптомы Волны могут напоминать аллергический приступ. От простого недомогания или болезни Волну отличает, в первую очередь, наличие сопутствующих магических проявлений, свойственных индивидуальному потенциалу Искры каждого отдельно взятого человека.
Вариантов таких «странных отличий» может быть великое множество, но вот лишь приблизительный список наиболее распространённых явлений: телепатия, телекинез, видения различного характера, непроизвольная левитация, самовозгорание, ликантропия, приступы одержимости, неестественный рост физической силы, невидимость и т.д.

Очень часто бывает, что даже при наличии столь экзотических симптомов пациент просто-напросто не осознаёт того факта, что его настигла именно Волна. По статистике Института Треисточника Силы 8 из 10 подверженных Волне студентов оказывали сопротивление при попытке госпитализации, полагая, что произошла ошибка, и их состояние есть не более чем «простой грипп». К счастью, специально на тот случай, если вы застали товарища в состоянии отрицания своего положения, в каждом жилом доме студенческого городка, оборудованы специальные подвальные комнаты. По возможности, сопроводите пациента туда и вежливо попросите дождаться прихода Доктора. После этого немедленно направьте запрос в Дом Исцеления за медицинской помощью и ордером, согласно которому ваш друг получит освобождение от занятий, а вы избежите выговора, если невольно пропустите из-за данного инцидента учебные занятия.

Взаимопомощь и поддержка среди студентов заслуживают всяческого поощрения, поэтому не бойтесь проявить настойчивость и потратить своё время на исполнение данных инструкций. Возможно, когда вы окажетесь в похожей ситуации, друзья придут на помощь и вам!

Если Волна настигла вас или вашего товарища в стенах Института или Студенческого Городка, то правильней будет обратиться за помощью к преподавателям или представителям городских служб.

Если Волна настигла вашего соседа на территории вашего дома, по возможности, сохраняйте хладнокровие и следуйте простой инструкции:

1. Сопроводите Пациента в одну из трёх подвальных комнат. Если он отрицает факт прихода Волны или сопротивляется, постарайтесь не давить на него и не вступать в споры. Вежливо и спокойно объясните, что это простая формальность, которую необходимо соблюсти по правилам техники безопасности. Внимание: вступив в конфронтацию с подверженным Волне студентом, вы создадите для него стрессовую ситуацию. Это может спровоцировать неконтролируемый магический всплеск! Будьте деликатны и благоразумны.

2. Как только Пациент окажется в спец.помещении, заприте дверь снаружи. Внимание: вы можете поддерживать связь с пациентом через специальное окошко в двери и успокаивать его до прихода Доктора, но не поддавайтесь на уговоры подверженного Волне человека и не входите в комнату вместе с ним!

3. Рядом с дверями спец.помещения расположена доска с мелом и печатью. Напишите на доске имя пациента, его факультет и название дома, в котором вы находитесь в данный момент. Внизу поставьте печать. Внимание: после этого текст с доски должен исчезнуть. Если этого не произошло, отправляйтесь в Дом Исцеления самостоятельно и сообщите положение дел дежурной медсестре.

4. Как только (если) текст с доски благополучно исчезнет, дожидайтесь визита доктора. С осторожностью отслеживайте состояние пациента. Когда Доктор из Дома Исцеления прибудет, подробно опишите все детали и свои наблюдения. Внимание: от того, как проявляет себя Волна вашего соседа, напрямую зависит, будет ли он госпитализирован или останется в стенах дома под вашим присмотром!

Дальнейшие ваши действия будут зависеть уже от Доктора и его рекомендаций. Следуйте им неукоснительно, и этот обескураживающий, на первый взгляд, процесс пройдёт спокойно и безболезненно для всех обитателей вашего дома…»


Доставить Эдвину в спец.помещение оказалось очень просто – она так и не пришла в сознание, поэтому не сопротивлялась. С легкостью Ридэм подхватил её на руки и сбежал с этим белокурым грузом в пижамке сначала на первый этаж, а затем, толкнув ногой узкую дверь за основной лестницей, в подвал.

Томасина никогда прежде не ходила туда. Она предполагала, что там жутко, холодно и мрачно, а ей всего этого хватало и в остальных помещениях дома. И ещё она думала, что подвал должен быть тесным, но немного ошиблась: сначала их ждал небольшой, обитый пахучими деревянными панелями тамбур с жужжащим тусклым светильником под потолком и тремя пронумерованными дверями. На стене под единственным неярким источником света висела грифельная доска в тяжелой и замысловатой бронзовой раме, более подходящей для картин в музее. В основании рамы имелось углубление с несколькими кусочками мела и завёрнутой в бархатный мешочек крохотной печатью.

Отворив дверь под номером 1, Ридэм внёс Эдвину в помещение. Оно оказалось на удивление светлым и по площади примерно равным их спальням наверху. Филин и Томс боязливо зашли следом за Ридом и не смогли поверить своим глазам: в комнате обнаружилось большое витражное окно, за стеклом которого открывался умиротворяющий пасторальный пейзаж летнего садика с прудом и безоблачным голубым небом. Как оно оказалось в подвале, да ещё и того дома, что стоял на болоте, понять (и принять) было крайне сложно. Воздух в комнате был кристально чистым, свежим и одновременно теплым, какой бывает в самый погожий весенний день.

Впрочем, тут деревенская романтика заканчивалась, потому что внутри этот временный изолятор всё же был больше похож на больничную палату, а не на летний домик в стиле «шато». Кровати не было, вместо неё на полу лежал большой матрас с подушкой и блестящим, словно огромный кусок алюминиевой фольги, одеялом. Рядом с окном стоял табурет с подносом, а у дальней от спального места стены банной шторкой был отделён кафельный уголок санузла с унитазом и душевым шлангом, торчащим из стены. Больше ничего.

Ридэм осторожно опустил тело спящей Эдвины на матрас и бросил на неё короткий взгляд, полный сочувствия, после чего резко развернулся и направился к выходу. Остальных соседей он вытолкал из комнаты вперёд себя.

- Нам нельзя тут задерживаться! – пояснил он сурово, закрывая за собой дверь и сдвигая мощную щеколду, установленную снаружи в качестве замка.

Томасина не стала задерживаться у двери и думать о том, правильно ли это – бросать бездыханное тело бедняжки Эдвины в той странной комнате. Вспомнив инструкцию из кожаной книжечки, она подскочила к доске и извлекла из специального углубления мешочек с мелом и печатью. Уверенным движением она курсивом вывела на доске «Эдвина. Белая волшебница. Ведьмина Топь» и, поглядев на крохотную, размером с указательный палец,  вытянутую бронзовую печать, с осторожностью прислонила её к тексту. Никаких следов или отметин от этого прикосновения не осталось, но мел с доски вдруг сам собой осыпался, и надпись с данными Эдвины в один миг исчезла.

- Похоже, сработало. Ну, хоть что-то в нашем доме работает исправно, - выдохнул Филин облегчённо. Его ворчание можно было понять. Раз уж в инструкциях было упомянуто, что текст с доски может не исчезнуть, то в сердцах все трое соседей уже успели приготовиться к тому, что именно это с ними и произойдёт. Целостность и надёжность даже самих стен в Ведьминой Топи не внушала доверия.

- И что теперь? – спросила Томс после долгой, наполненной тревожным молчанием, паузы.

- Надо ждать доктора из Дома Исцеления.


***

- Салют, Томс! – Магрэм и Жози быстро проскочили меж круглых столиков в полумраке столовой Дома Оккультных Наук и громогласно плюхнулись на стулья рядом. От этого эпичного приземления вся посуда на подносах зашлась в звенящем танце, чуть не выплёскивая из себя всё содержимое.

- Здорова, - изобразив на лице кривую ухмылку, поприветствовала Томасина. Несмотря на то, что за последний месяц она очень сдружилась с «охотником за её везением» Магрэмом и весёлой округлой Жозианой (как оказалось, таково было её полное имя), общаться с ними двумя одновременно в перерывах между занятиями было тем ещё испытанием. Вместе они заряжали друг друга энергией, способной сносить всё на своём пути, в том числе и мозги окружающих. Этот сгусток гиперактивности и взаимного обожания было совершенно невозможно одолеть. И заткнуть, к сожалению, тоже. Томми сделала глубокий вдох через ноздри и тихо выпустила воздух ртом. Она училась принимать этот психованный мир и его обитателей таковыми, какие они есть. В том числе и из соображений личной безопасности.

- Госпожа Мрачное Лицо сегодня отнюдь не так мрачна! – подметила Жози, оглядывая Томасину со всех сторон. – В чём дело? Влюбилась? Сдала все тесты на «отлично»? Поела сладкого?

- Вот последнее, - щелкнула пальцами Томс и улыбнулась, вспоминая яблочный пирог, спасший её от нервного срыва этим утром. – У Эдди сегодня случилась Волна.

- О! – Магрэм выпалил это так громко, что несколько человек с соседних столиков даже вздрогнули. – И как она?

- Дала мне взглянуть на свою руку в разрезе и вырубилась, - Томасина безразлично пожала плечами, ловко маскируя своё острое нежелание вспоминать о том, как это было. Хотя в ту же секунду Грэм и Жози уставились на неё с таким интересом и животрепещущим ожиданием, что ей всё равно в итоге пришлось выдать всё в мельчайших подробностях.

- И что сказал доктор?

- А вы с Ридом помирились что ли?

- Эдди оставили в подвале или отправили в Дом Исцеления?

- Она так и была без сознания, когда ты ушла?

Вопросы посыпались на бедную рыжую голову Томс, и она чуть не взвыла от напряжения. Выставив руки перед собой, она остановила этот поток сознания.

- Вы в курсе, что этот фонтан перекрёстных вопросов отнюдь не делает разговор приятным?!

- Да-а, прости, - Жози смущённо потупила взгляд. – Нас иногда заносит…

- Не извиняйся, - усмехнулся Грэм и, игриво вскинув брови, показал Томми язык. – Она нас потерпит! Так ведь, Томс?

- Потерплю, если будете задавать по одному вопросу за раз, - девушка вздохнула. Эти двое, конечно, бесили, но их легкое и прямолинейное отношение ко всему на свете внушало тёмной ведьме надежду на то, что однажды и для неё всё вокруг станет понятным и естественным. Пока она успокаивала себя этим, Жози и Грэм многозначительно переглянулись, ментально скооперировав свой список вопросов. Как только Жозиана одобрительно кивнула, парень возобновил диалог:

- Так что сказал доктор?

Представитель Дома Исцеления явился всего через десять-пятнадцать минут после исчезновения надписи с доски. Подъехал он на удивительно странной ретро-машине цвета слоновой кости, очень похожей на катафалк. Безвозрастный смуглый мужчина с неестественно гладким лицом и крохотными широко расставленными глазками представился господином Рхалом и уверенно направился в подвал. Безмолвно за ним проследовала студентка-целительница (хотя по возрасту было сложно сказать, кто кого старше), старательно чиркавшая что-то на бумажном планшете. Доктор явно знал, что делает, и не особо старался кому-то что-то пояснять. Хотя и задавал вопросы, иногда странные. Например, услышав рассказ Томасины про разрез на руке, он почему-то принялся уточнять, почувствовала ли Томс боль, было ли кровотечение или головокружение. На секунду ей даже показалось, что её самочувствие волнует Рхала больше, чем состояние бедной Эдвины. Но, выслушав ответы девушки, доктор лишь присвистнул («как интересно!») и внезапно заключил, что оставлять Эдди в стенах Ведьминой Топи не стоит. Его тень-помощница часто закивала и с ещё большим рвением принялась скрипеть ручкой по бумаге.

- Назовите тип Волны, Миланочка, - обращаясь к целительнице, велел доктор, и та вся встрепенулась, покрываясь нездоровым румянцем. На вид ей было лет тридцать пять, но печать усталости в виде мешков под глазами и сгорбленной колесом спины прибавляла ей лет.

- Ам-м-м, - Миланочка прикусила губу и принялась хаотично что-то вспоминать, - ну, тут на лицо заторможенность реакции…

- Так… – Рхал кивнул, терпеливо ожидая продолжения.

- И быстрая потеря сознания…

- И?

- И тактильное магическое взаимодействие с другим субъектом…

- Дорогуша, вы что, просто будете повторять всё то, что мы только что выслушали?

- Эм-м… - Миланочка вновь прикусила губу. Сильно. Почти до крови. Лоб её надломила кривая и глубокая морщина. – Летаргический тип Волны?

- Вы спрашиваете или утверждаете?

- У-у-утверждаю?.. – к несчастью и эта реплика студентки прозвучала, как вопрос. Рхал устало вздохнул.

- В общем, господа студенты, - отвернувшись от багровой и готовой лопнуть от напряжения целительницы доктор обратился к обитателям Ведьминой Топи. – Хоть у госпожи Эдвины очень легкая форма Летаргической Волны, оставлять её без должного ухода опасно. Боюсь, она придёт в сознание не ранее, чем через три дня. А то и через недельку. Сможете навещать её с трёх до шести часов с четверга по воскресенье в Лазарете при Доме Исцеления. И вот вы, молодой человек, что покрепче, поможете с носилками?

Когда Томасина описала всю эту сцену, у неуёмных Магрэма и Жозианы оставался только один вопрос, требующий немедленного прояснения. И теперь они, пристыженные чуть ранее за излишнюю напористость, ожидали, что Томс заговорит об этом сама. Она, конечно же, сразу всё поняла, но намеренно увела их беседу в другом направлении. С хрустом она откусила от гренки с сыром и, прожевав кусок тщательней обычного, поинтересовалась задумчиво:

- А что такое Летаргическая Волна?

- Не знаю. Целительская терминология! – пытаясь срезать эту тему, отмахнулся Магрэм, но невинно-милая Жози не поняла его намерений и громко прыснула со смеху.

- Как это не знаешь? У меня ж была Летаргическая Волна! Ой, Томс, это такая жуткая штука…

- Типа комы или что?
- О, нет, потеря сознания – это вообще лучшее, что может произойти при Летаргической Волне. Красота же: вырубился, выспался, поглазел чудесные сны про космос и духов, проснулся огурцом! Если Эдди продрыхнет всю свою Волну, это будет просто чудесно!

- А что у тебя было?

- Доктор мне объяснил, что Летаргическая Волна возникает из-за того, что пробуждение Искры сбивает настройки сознания. Проще говоря, мозг и нервная система посылают сигналы, а тело либо исполняет их некорректно, либо с огромной задержкой. Всё туловище становится деревянным, негибким и в какой-то момент начинает напоминать клетку, в которой ты заперт против своей воли. Это очень страшно, Томс. Я почти неделю провела в таком состоянии, мучаясь от страха, что меня вот-вот полностью парализует, ни поесть не могла, ни попить, ни поплакать даже. И голова так кипела! И вот, если в этом состоянии наступает кризис, то сознание резко переходит, что называется, в спящий режим. Думаю, когда ты закричала при виде разреза на руке, то испугала Эдди и спровоцировала кризис у неё. Кто знает, может, ты её от страданий избавила!

- Что ж, это меня немного успокаивает. Спасибо, Жози, - Томасина вымученно улыбнулась и, чувствуя на себе пристальный и острый, как спица, взгляд Магрэма, обратилась к нему с выражением предельного дружелюбия на лице: - А как твоя первая Волна прошла?

- Это было на первом курсе, я не помню, - кратко отозвался он и тут же добавил жестко: - Ты помирилась с Ридом или нет?

- А тебе-то что? – всё же услышав этот идиотский вопрос, Томс закатила глаза и всем корпусом откинулась на спинку скрипучего венского стула. – Почему тебе всегда есть до всего дело, скажи на милость?

- Потому что ты в моей команде! – парень развёл руками, используя всё тот же довод, который пускал в ход в течение всего месяца. Что это за «команда» такая и почему Томасину в неё приняли, не спросив её мнения, никто, естественно, пояснять не собирался. Магрэм в принципе отличался таким подходом ко всему: он давал вещам и людям воображаемые титулы и статусы, а затем придерживался этой позиции с такой непробиваемой уверенностью, что все попавшие под раздачу в итоге сдавались и принимали правила этой больной игры.

- А Ридэм что, тоже в твоей команде?

- Я пока раздумываю над этим, - парень неопределённо повёл плечами, а затем хитро сощурился: - Всё зависит от того, помиритесь вы с ним или нет!

- Мы не мирились, - Томасина покачала головой и гордо выпрямилась. – Просто ситуация была чрезвычайной. И, кстати, если Филин не часть команды, то и я тоже!

- Приму твоё замечание к сведению, - Магрэм рассмеялся, и тема, наконец-то, была исчерпана. Да и обеденный перерыв подходил к концу.

Первое занятие по Практике Считывания Томс пропустила из-за всей этой истории с Эдвиной и отправлением оной в Дом Исцеления. Второе занятие по Практике Распределения прошло в уже привычном режиме, ведь из-за отсутствия Волны распределять магическую энергию куда-либо и на какие-либо цели Томасина была не способна. Поэтому она, сидя на самом дальнем ряду в аудитории (в компании с Филином), писала какой-то тест по теории в тот момент, когда остальные студенты изо всех сил, напряжённо сморщив лица, пытались заставить воду в каких-то трубках и баночках двигаться против или по часовой стрелке. Еще один предмет, который вызывал у Томс приступы искреннего недоумения и в тоже время отчаяния. Она не понимала происходящего, словно от всего этого её отделяла плотная почти непрозрачная штора. И заглянуть за неё не представлялось возможным.

К счастью, теперь, после обеда, начинались самые более-менее понятные ей предметы – Гадания и Некропистимия. Не то чтобы вся эта тема с трупами и могильной землёй её как-то забавляла или интересовала, просто господин Хорас пока ещё ко всем ученикам, в независимости от их контакта с Волной, применял один и тот же подход обучения – 50% теории, 50% разглядывания экспонатов его коллекции и жутких рассказов про зомби и каннибализм.

Что касается Гаданий, то этот урок под руководством пожилой серой колдуньи Рады был для бедняжки Томс настоящим глотком свежего воздуха в удушливом вакууме студенческой жизни.

Ещё в детстве Томасина обнаружила в себе страсть ко всякого рода карточным раскладам и пасьянсам. В массивном дубовом буфете семейного дачного дома, где по праздникам собиралась вся родня от мала до велика, девочка как-то раз нашла колоду игральных карт, старую пожелтевшую, завёрнутую в какой-то расшитый платок. У Томс было много двоюродных братьев и сестёр, и хотя до определённого возраста она неплохо с ними ладила, проводить в этой компании всё своё время она не любила. Гораздо больше ей нравилось изучать этот дом: водить рукой по ряби мутных стёкол, украшавших межкомнатные двери, вдыхать терпкий и маслянистый аромат бабушкиных духов, закупоренных в вытянутые многогранные бутылочки, открывать тугую и тяжелую дверцу того самого буфета, подолгу рассматривая его содержимое.
И вот однажды, погожим майским утром, она наткнулась на этот свёрток. Он лежал в глубине нижней полки, спрятанный за пузатыми изумрудно-зелёными бокалами. Пить из них разрешалось только по праздникам, а тут как раз близился День Победы, поэтому половина набора отсутствовала, и девочка внезапно обнаружила это сокровище.

Осторожно притянув свёрток к себе, она развернула края платка и принялась украдкой разглядывать карты. Уголки у них растрепались, картинки выцвели и картон потерял былую гибкость. Артефакту явно было много-много лет, и сложно было взять в толк, зачем вообще их кто-то сохранил. И хотя девочке очень хотелось взять их в руки и рассмотреть каждую карту в отдельности, она не сделала этого. Спинным мозгом она почувствовала то, что в их семье называлось «бабкин холодок», и было хорошо знакомо каждому взрослому и ребёнку. Воздух вокруг становился тяжелым и звенящим, а по позвоночнику пробегали мурашки. Нервно девочка сглотнула, пытаясь оттолкнуть вовнутрь ком из горла, и осторожно обернулась. Ощущения её не подвели: в проходе между гостиной и кабинетом стояла высокая тощая старуха в длинном чёрном платье с глухим воротом и выражением лица таким холодным, что им можно было бы остудить поверхность солнца. На тонких длинных пальцах её сверкали массивные перстни, а шею плотными кольцами, словно змеи, обвивали нити жемчуга.

Это была Агата Павловна, прабабушка, которую никто никогда не звал бабушкой. Это был её дом, большой деревянный особняк с приусадебным участком, прудиком и коваными воротами. И хотя это место на каникулах и в праздники набивалось детьми и родственниками, что должно было способствовать максимальной дружелюбности атмосферы, Агата Павловна неизменно сохраняла свою отстранённую строгость и леденящую душу холодность. Она мало говорила и почти никогда не обращалась к кому-либо по имени, но её боялись все. И все знали, каково это – почувствовать на себе её пристальный, пронизывающий насквозь взгляд. Женщина молчала, и её правнучка, напуганная до смерти, тоже. Наконец, дама изогнула тонкую чёрную бровь и произнесла стальным тоном:

- Эти карты не для игр, деточка.

- П-простите, Агата Павловна, - запинаясь, смогла выпалить девочка и, обернувшись назад, принялась заворачивать карты обратно в платок дрожащими от страха руками. Внезапно она почувствовала у себя на плече прикосновение чьей-то ладони, и дыхание её сбилось. Казалось, старуха оказалась подле неё всего в одно мгновение, и теперь угрожающая вытянутая тень легла на бледное от ужаса лицо правнучки.

- Можешь забрать их себе, - слова женщины на секунду оглушили девочку. Никогда прежде она не получала ничего в подарок от Агаты Павловны, хотя все знали, что она очень богата. На её уровень жизни ничто и никогда не могло повлиять – ни смена власти, ни война. У неё всегда был этот роскошный дом, и её шкатулки всегда были набиты драгоценностями. Определённой частью её финансов сейчас распоряжалась средняя дочь, и из них же выделялись средства на подарки детям, внукам и правнукам. Сама дама от этого максимально отстранилась и жила в своём собственном мире, обитая большую часть времени в тех комнатах, куда детям и родне был путь закрыт.

- П-правда? – изумилась правнучка, преодолевая первую волну ступора. Осторожно, не отводя испуганного взора с хищного и осунувшегося лица бабки, девочка накрыла рукой свёрток с колодой и с трепетом осознала – ей одной в семье выпала честь получить что-то от этой загадочной матроны.

- Будет твоим наследством, - тонкие губы старухи скривились в хитрой усмешке. – За драгоценности, деньги и этот дом они все перегрызутся, словно дикие собаки. Увы, такова учесть тех, кому не дано постичь… Впрочем, тебе ещё рано думать о таких вещах, деточка. Бери колоду, но никогда не используй её для игр. Она не игральная.

- А зачем же она тогда нужна?

- Чтобы гадать на ней, конечно же. Хотя дело не только в гадании и не только в самих картах. Просто я хочу, чтобы теперь это было у тебя.

И Томасина, носившая тогда совсем другое имя, приняла этот странный подарок. А спустя три недели Агата Павловна скончалась, и в дружной пассивно-агрессивной семье началась многолетняя делёжка бабкиного наследства. Подростковые годы девушки выпали на период, когда семейные посиделки то и дело превращались в драматические сцены выяснения отношений в духе гадких скандальных ток-шоу. Конечно, со временем страсти поутихли, но всё стало другим. Праздничные сборы в большом семейном доме превратились в формальность, общение с роднёй – в некое подобие наказания за грехи (очевидно) прошлых жизней, не иначе. Подросших своих детей здесь выставляли на всеобщее обозрение, будто породистых собак, утрируя даже скромные их заслуги настолько, насколько это было возможно.

Долгое время Томс неофициально выигрывала голубую ленточку с медалькой «образцовая дочь», потому что поступила в престижный ВУЗ и благополучно устроилась на работу по специальности. Но потом бесконечные двоюродные братья и сёстры пошли, что называется, «с козырей» и один за другим принялись жениться, выходить замуж и рожать пухлощёких ангелоподобных малышей. Стены дома Агаты Павловны покрылись, словно сыпью, позолоченными рамками с фотографиями, на которых её более симпатичные и фигуристые правнучки блистали в роскошных свадебных нарядах, а правнуки со своими жёнами обнимали до неприличия красивых белокурых детишек. Томасина в этом рейтинге внезапно оказалась на самой нижней строчке. Конечно, положение мог бы изменить её брак с Кириллом, но столь желанных бонусных баллов матушка Томс в этой игре так и не дождалась.

После того, как помолвка нерадивой дочери с «абсолютно идеальным», каковым считала его мать Томасины, мужчиной была расторгнута (да ещё и с таким скандалом!), отношениях матери и дочери, которые никогда и не были особенно тёплыми, превратились в один сплошной кошмар. Словно бы Томс и без того было мало стресса, родительница устраивала ей многочасовые скандалы и нравоучительные лекции, во время которых от неё просто невозможно было укрыться. Да и как? Сбежав от Кирилла, девушка вынуждена была вернуться под крышу родного дома, не понимая, насколько сильно ей там будут не рады. Она во все глаза смотрела на мать в те моменты, когда та совершенно серьёзно требовала от дочери «одуматься и попросить Кирилла простить её, взять обратно», и не понимала, в какой момент времени всё в этом мире перевернулось с ног на голову.

Или так было всегда? Эти люди, в окружении которых она выросла, всегда были такими... чужими? Быть может, Агата Павловна именно поэтому так отстранилась от них, укрывшись в своих богато обставленных комнатах? Почувствовав в те непростые дни какую-то особенную связь со своей покойной прабабушкой, Томс впервые за многие годы развернула заветный платок с картами. Она держала их в руках, осторожно перелистывая карту за картой и ощущая их магическую хрупкость. В них впиталось само время, и оно же теперь разъедало тонкий пожелтевший картон и разрушало его. И хотя Томасина не имела чёткого представления о том, как принято гадать на игральных картах (прежде она читала лишь про таро и оракулы госпожи Ленорман), пальцы её сами принялись выкладывать линию за линией странный хаотичный пасьянс. Наконец, перед глазами её предстала комбинация, которая могла бы показаться бессмысленной и случайной, но Томми всё поняла. И даже не могла объяснить, как именно, но поняла. И от этого в груди всё сдавило.

- Что это? – раздалось совсем рядом, и сердце девушки рухнуло в пятки. Она уже знала, что будет дальше. Скандал. Матушка её на дух не выносила суеверий, гаданий, гороскопов и прочего. – Пасьянс, - неправдоподобно спокойно ответила дочь, и очередной вечер был испорчен. Когда же выяснилось, что колоду подарила правнучке Агата Павловна, глаза матери налились кровью и пугающе потемнели.

- Старая ведьма нас всех перессорила своим завещанием, а сама сидит себе в аду и посмеивается! И ты за ней повторяешь? Теперь ясно, откуда в тебе эта дурь и бесовщина! – брызжа слюной от волнения кричала дама и рвала карты, одну за другой, превращая их в картонную пыль.

На удивление, Томасина наблюдала за этой картиной довольно спокойно. Она не спорила, не сопротивлялась и ни один мускул не дрогнул на её лице. В какой-то момент крики её невротичной матушки стали похожи на ругань в самой собой, потому как внешне девушка максимально отстранилась от происходящего. И лишь когда, изученная этой психопатической игрой в одни ворота, мать начала задыхаться и бледнеть от навалившейся на неё усталости, девушка вдруг слегка изогнула тонкую бровь и, обдав женщину холодным, как лёд, взглядом, произнесла:

- Ты закончила?

Воздух в комнате зазвенел от напряжения, и постаревшее и осунувшееся лицо матери исказила гримаса неподдельного ужаса. От страха она не смогла вымолвить ни слова, ни в это мгновение, ни день спустя, когда Томс собрала вещи и навсегда покинула родительский дом. И теперь девушка точно знала, что именно так напугало родительницу: на один короткий миг Томасина вдруг сделалась точной копией Агаты Павловны и обдала мать тем самым, почти забытым «бабкиным холодком»…

Теперь, когда приятный терпкий и густой запах ароматических масел наполнял аудиторию по Гаданиям, этот почти намертво забытый эпизод воскрес в памяти сам собой. И образ прабабки с её длинными, обтянутыми кожей, тонкими пальцами в перстнях, пронзительными тёмно-карими хищными глазами и жемчужными нитями, опутывавшими шею. Она бы идеально вписалась в интерьер этой комнаты, узкой и вытянутой с одним-единственным окном, выходящим во двор Дома Оккультных наук. Здесь было тесно и довольно мрачно, поэтому каждый отдельный учебный стол подсвечивали индивидуальные фонарики, создавая странную мерцающую атмосферу игры тени и света. Госпожа Рада, низенькая седовласая серая колдунья, неторопливо прогуливалась меж рядов, подглядывая за пасьянсами студентов. Предсказывать что-либо или давать ответы на вопросы по картам она ещё пока не учила. Вместо этого она просила просто перемешивать колоды (в основном, классических таро или оракулов) и формировать из них структурные пасьянсы, чтобы оценить, насколько хорошо студент способен почувствовать этот бессмысленный, на сторонний взгляд, процесс.

- Неплохо, - заключила она, дойдя до стола, за которым работала Томс. – У вас ведь ещё не было Волны, верно?

- Не было, - Томасина покачала головой и одним движением смахнула пасьянс, собирая карты обратно в колоду. Тут же она машинально перетасовала их и принялась выкладывать новый. Рада с полминуты наблюдала за этим процессом, а затем добавила негромко:

- Вы хорошо чувствуете карты.

- Они у меня уже давно, - Томми не сдержала улыбки, потому что хвалили её довольно редко, даже на этих занятиях.

- Не в этом дело, дорогуша, - Рада слегка покачала головой и склонилась ближе к студентке, ещё сильнее понижая голос. – Этим картам может быть и сто лет, и пять дней. Ты могла нарисовать их хоть секунду назад. Связь с символами, заточёнными в этой бумаге, – вот что важнее всего. Даже те, кто испытал воздействие Волны, могут поладить с одной колодой и не поладить с другой. Но тебе эта сложность не грозит. Полагаю, вы получили от кого-то в своём роду весьма любопытное наследство, не так ли?

- Та колода давно уничтожена…

- О, нет-нет, дорогуша, речь не о материальном наследстве. Конечно, оно могло быть привязано к колоде карт, книжке или к, скажем, старинному медальону. Но сама суть заключена в процессе. Как правило, носитель дара выбирает родственника, которого считает достойным, передаёт ему что-то и вскоре умирает. Не так, по сути, и важно, посредством какого предмета дар передаётся. Не редко, такая вещица вскоре разрушается сама собой.

- Но разве вся наша магия не завязана на нашем контакте с Источником? – изумилась Томми. Рада слегка улыбнулась и одарила студентку взглядом таким тёплым и понимающим, что его положительного заряда хватило Томасине, чтобы не терять присутствие духа ещё полдня.

- Завязана. Так, быть может, тот, кто вам передал этот кусочек магии, контакт с Источником и имел…