Выбора нет

Сладкое время, глядишь, обернется копейкою: 
кровью и порохом тянет от близких границ. 
Смуглая сабра* с оружием, с тоненькой шейкою 
юной хозяйкой глядит из-под черных ресниц. 

Как ты стоишь! Как приклада рукою касаешься! 
В темно-зеленую курточку облачена... 
Знать, неспроста предо мною возникли, хозяюшка, 
те фронтовые, иные, мои времена. 

Может быть, наша судьба, как расхожие денежки, 
что на ладонях чужих обреченно дрожат... 
Вот и кричу невпопад: до свидания, девочки!.. 
Выбора нет!.. Постарайтесь вернуться назад!..               

               
               («Солдатка» Булат Окуджава написал во
                время посещения Израиля в 1993 году)

               


     В чём в чём, но в мёде я разбираюсь, пусть его йодом проверяют другие, кто в этом деле ничего не смыслит. Я без всякой химии палёный от хорошего отличу, только дай понюхать. Меня не проведешь. Ну-ка, хозяйка, капни на ноготок! Слизну аккуратно, подержу чуток на языке и начинаю медленно рассасывать, слегка вяжет и жжет – хороший мёд, можно брать. Ну, и само собой, запах. Как же без него? Патока какая-то, а не мёд.               
Тот мёд и пробовать было не нужно. Я только приоткрыл крышку и сразу пахнуло лугом,  даже в ноздрях приятно защипало. А историю услышал, когда первый раз подвозил его на работу. Тогда-то и узнал и про дочку, и про мёд, и про деревню. Только не каждый в ту деревню поедет, убить не убьют, но машину сожгут  запросто. Но ему – можно, его там ждут.

      Странно, но мне сейчас приходят в голову слова из Ветхого Завета о "Земле, текущей молоком и мёдом». Впрочем, почему странно? Кажется, я не переставал никогда  думать об этом.  Не о мёде, конечно, а о нашей жизни в Израиле. Почему со времен Иисуса Навина  приходится с оружием в руках доказывать  право на существование? Может, потому, что мы не до конца выполнили свою часть Завета с Богом, так и не став праведниками? И наши мальчишки и девчонки снова будут брать в руки оружие и гибнуть за эту Землю.
В разные времена  то евреи, то арабы приходили сюда, пытаясь присвоить себе право на неё. Генетическая память прочно отпечатала в мозгах всех здесь живущих матрицу взаимного недоверия и ненависти.  Уже ни Аллах, ни Иисус Христос, ни ветхозаветный иудейский Бог не в состоянии что-то изменить. Мы сами должны избавиться от этой проклятой матрицы, иначе...

      Моя дочь служила на авиабазе в химлаборатории. Ответственно, но не так опасно, как в боевых войсках. Только два раза в месяц мы с женой волновались, когда она приезжала на выходные домой. На этой самой трассе, по которой она возвращалась, через пару лет террористы обстреляли два автобуса с ехавшими домой военнослужащими. Возможно, и правы те, кто говорят  «девочкам не место в армии», но у нас такая страна, где призыв обязателен для всех. К тому же, убить могут любого, независимо служишь ты в армии или нет.

      Помню, в разгар второй интифады, (надо же, время в Израиле начинает измеряться  интифадами), ко мне в гости приехал друг из Москвы. Ну, приехал и приехал, хоть я и предупреждал по телефону, что у нас неспокойно. Пьём, гуляем, ходим на море... Новости на русском языке стараюсь не включать, вдруг  услышит об очередном взрыве в автобусе. Зачем же человеку портить впечатление о поездке? А он, как назло, просит отвезти его в Иерусалим. «Хочу, - говорит, - помолиться в Храме Гроба Господнего о благополучии семьи и бизнеса, а для надежности ещё и записочки положить в вашу Стену Плача». Кстати, давно обратил внимание – все мои гости иронизируют по поводу чудотворности Стены, но записочки с просьбами кладут обязательно.
«Какие проблемы,  дружище, завтра едем в Иерусалим», -  говорю  другу и кошусь на жену, а она смотрит на меня и крутит пальцем у виска. На следующий день мы бродили по узким улочкам Старого Города и на каждом шагу встречали наших солдат. Особенно веселило моего друга, когда он видел молоденьких девчонок в бронежилетах и касках с автоматами в руках. «Это МАГАВ, - объяснил я, - пограничная охрана».  Мне удалось сфотографировать его на фоне двух симпатичных магавниц.  Разглядывая фото, он пошутил, мол, разбежится эта пограничная охрана врассыпную, случись
что-то серьёзное. Не прошло и десяти минут, как мимо нас в полной боевой экипировке двинулась группа  в сторону Храмовой Горы, через несколько минут, ещё одна. «Куда это они?» - спросил мой московский друг. Я попытался успокоить, дескать, не волнуйся, все схвачено. Вскоре оттуда послышались взрывы петард и автоматные очереди. Он перестал улыбаться, прислушался  и спросил:
 
«Там что-то   серьёзное?»

«Стреляют, - ответил я, - пора валить». Что мы и сделали, кстати, очень вовремя, в тот день на Храмовой Горе были жертвы с обеих сторон.
 
      Когда я навещаю могилу матери на городском кладбище, прохожу мимо воинских захоронений и вижу совсем свежие. Есть среди них могилки молоденьких девчонок, которые не побежали врассыпную, как пошутил когда-то мой московских товарищ.
Наша дочка тоже не убежала, когда услышала крик о помощи, правда, это произошло уже после армии. Она работала в охране и имела право на ношение оружия, но в тот вечер была без него, собиралась ехать в Тель-Авив на дискотеку и ожидала автобус. Женский крик из киоска ЛОТО не оставлял никаких сомнений – ограбление. Не раздумывая ни секунды, она бросилась туда и рванула дверь. Вооруженный пистолетом грабитель оттолкнул мою отважную дочь и убежал. Позже она смеялась, рассказывая, как на высоких каблуках, в коротком платье влетела в киоск, но нам с мамой было не до смеха. Что если бы этот отмороженный наркоман выстрелил?

      Мы любим с женой выезжать на пикники, особенно, когда собирается вся дочкина компания. Молодые парни, девчонки. Я сижу на раскладном стуле и наблюдаю, как они веселятся, и мне трудно поверить, что почти все здесь собравшиеся воевали. Прожив в Израиле более двадцати лет, я привык ко всему: и к рёву сирен, когда на город летят ракеты, и к терактам, но к одному  никак не удается привыкнуть, когда гибнут молодые. И я часто вспоминаю рассказ приятеля, которого много раз подвозил на работу, и про  пахнущий лугом мёд я тоже помню.

       Его дочь Лея стояла на остановке вместе со своими армейскими подругами, на шаббат их отпустили домой, и они ждали автобус. Обычная для Израиля картина – солдаты с огромными армейскими сумками. Девушки разговаривали между собой, шутили и смеялись. На террориста, пристроившегося рядом, не обратили внимания, мало ли арабов ездят этим маршрутом. Взрывом их расшвыряло во все стороны, двое скончались до того, как приехал «амбуланс», а Лея... Её даже не задело, хоть взрыв произошел всего в нескольких метрах, все осколки приняли на себя подруги. Правда, при падении сильно ударилась головой. Но живая!  Живая!!!  С остальными ранеными её увезли в больницу. Когда родители примчались туда, она уже пришла в себя, только всё время плакала. 
Через два дня её выписали, а ночью у Леи оторвался тромб и закупорил доступ крови к мозгу. Всё произошло внезапно, врачи не успели спасти. Родителей ждало ещё одно потрясение: оказывается, во время службы их дочь подписала договор о добровольном пожертвовании органов в случае своей смерти.  Такова реальность – многие солдаты Армии Обороны Израиля подписывают «карту АДИ»*.

      Один раз в год  мой знакомый едет в арабскую деревню на севере Израиля,  где его ждут, и стол по поводу дня рождения сына старосты уже накрыт. Отец Леи  здесь самый почётный гость.  Перед отъездом ему как всегда аккуратно загрузят в багажник картонный ящик с банками замечательного лугового мёда, который приятно щиплет ноздри, когда его нюхаешь.
Жители деревни – местные израильские арабы, но не каждый еврей рискнет заехать туда, особенно ночью. Моему приятелю можно, его там ждут, ведь в груди у сына старосты бьётся сердце  Леи – еврейской девочки-солдатки.


ПРИМЕЧАНИЯ.

*Сабра (ивр.кактус), так в Израиле называют родившихся здесь евреев.

Подписавший "карту донора АДИ» заявляет о своём желании пожертвовать после смерти свои органы для спасения жизни больных, ожидающих очереди на пересадку.

Программа существует с 1979 года. По данным на 2011 год в ней участвуют 610 000 человек, в основном, военнослужащие Армии Обороны Израиля.