Возле церкви

Эта миниатюра - первая из серии зарисовок о Петербурге девяностых годов, которую я намерен опубликовать полностью, но чуть позже. Зарисовки созданы очевидцем событий - мной, и все они имеют реальную документальную основу.

Серия создана в атмосфере нуара тогдашнего времени - в чем-то безысходного и мрачного, в чём-то - свободного и необычного.

ВОЗЛЕ ЦЕРКВИ

Это было поздней осенью, когда свинцовое небо опускается над Городом так низко, что, кажется, тучи задевают колокольни церквей и шпили высоких зданий. Поздним утром, когда вороньё взлетает с голых деревьев вверх, в серенький рассвет, и взывает безответно к небу, к испещренным дождями карнизам, к хмурым людям в дешевой одежде, которые всё бредут где-то далеко внизу по своим непонятным делам.

Моя бабушка почти каждую субботу ездила молиться в различные храмы, церкви и монастыри. А, поскольку я нередко оставался дома без родителей, то, бывало, сопровождал её в этих поездках. Так я побывал в Никольском, Троицком и других городских соборах, но чаще всего приходилось бывать во Владимирском, который расположен рядом с одноименной станцией метро.

Сейчас площадь перед собором и окружающая его территория выглядят довольно прилично. А тогда это была площадь с нищими и цыганами, с отвратительным, грязным стихийным рынком в Кузнечном, где частенько работали карманники. Внутри собора было интересно – можно было рассматривать иконы и всякие странные вещицы. Можно было попробовать необычный квасной церковный хлеб – просфору, и побродить потом немного по улицам.

В один из дней бабушка сказала мне, что мы должны навестить одну женщину, которая живет возле церкви. Вернее, недалеко от неё. Мне было интересно в гостях у бабушкиных подруг: где были какие-нибудь книжки, где – дверь без стекла, сквозь которую можно было проходить, а у кого были и внуки, с которыми можно было поиграть. Но здесь мне дали понять, что гостей может и не быть. «Я не знаю, живёт ли она там сейчас» - уточнила бабушка.

Таинственная женщина, улицы старого города, история из прошлого, которая, быть может, со всем этим связана, увлекали меня. В следующие выходные мы отправились по Кузнечному куда-то в сторону улицы Марата. Вскоре мы попали в какой-то грязный двор, поднялись по широкой темной лестнице на второй или третий этаж, остановились перед высокой, окрашенной в темно-коричневый цвет, большой обшарпанной деревянной дверью.

Бабушка некоторое время не решалась позвонить – было видно, что она колеблется. Наконец, она нажала кнопку звонка, но самого звонка не последовало. Пришлось стучать. На стук вышла из квартиры женщина, быть может, лет шестидесяти или старше, одетая в какие-то темно-синие одежды, закутанная по шею в простой белый или бежевый платок. Скупой свет из окна и убогая лампочка, висевшая в длинном, застеленном крашеным шпунтом коридоре, едва освещали её лицо. У неё были темные настороженные круглые глаза, черные волосы. «Здравствуйте !», - произнесла она, - «Вы к кому ?»

- Маша, это ведь ты ? – сказала бабушка.
- Я Маша. Но я вас не помню. Кто вы ? – каким-то странным голосом ответила хозяйка.
- Да как же ты не помнишь, Маша ? Я Катя Потехина. Катерина, помнишь ? Мы работали вместе в Лесном порту после войны.
- В порту… Да, я работала в порту. Но я вас не помню, - её голос был словно механический, как у пластмассовой куклы.
- Что же, ты и не узнаешь меня ?, - всплеснула бабушка руками.
- Нет, не узнаю. Я вас не помню.

Мы ушли. Во дворе бабушка вдруг остановилась и сказала, глядя куда-то вдаль: «Это она была, Маша». На обратном пути молчали.