Молитва

                Молитва
           «Услышь , о Боже , голос мой…»
                (А.Плещеев «Молитва» )
« Всему на свете есть предел…, но вечным быть сам Бог велел лишь одному воспоминанию…»
Поживший человек не может не согласиться с утверждением поэта : всё меняется , всё уходит и только воспоминания прошлого , пережитого всегда с нами. Оно зовёт нас в ушедшую даль , представляется добрым , тёплым , ласкает душу , укрепляет слабеющие силы…
Начиная с пятого класса школьные зимы жил на квартире у дальней родственницы бабы Гане. Знавшие её люди звали набожная. Такой она и была. Народ не ошибается в присваиваемых им званиях
Была доброй , всегда спокойной , аккуратной в делах и суждениях , никогда ни с кем не конфликтовала , никого и ничто не осуждала , ни от кого и ничто не ждала.
Жила в собственном самой созданном мире , воспринимала жизнь такой , какая она есть. Не пыталась её перестроить , изменить.
Понимала , что в её духовных и физических силах. Она никого не пускала в свой внутренний мир и даже сторонилась вторжению всего извне. Не приветствовала разносчиков всяких сплетен , событий («сорок» - как она говорила!)
Несмотря на мои настойчивые просьбы, не разрешила провести в свой домик радио.
Война отняла у неё сына. В её доме не было смеха , веселья , музыки.
Вспоминаю её , наш домик _ был он небольшим , с тремя окошками на юг , уютный , в нём не было ничего лишнего. Всегда чисто прибранный , тёплый и как теперь вспоминается необыкновенно светлый , душевно тёплый…
С вековым , необхватным вязом у входа.
Жили мы с ней дружно , никаких неудовольствий друг к другу. Жизнь наша была размеренной , один день похож на другой , но не были уныло скучными и тоскливо однообразными…
Заканчивал учить уроки , заталкивал свои книжки , тетрадки в сумку , гасла керосиновая лампа и я в секунду взлетал на тёплую печку.
Бабушка на коленях долго молилась перед иконой , крестилась , протягивала к ней руки и долго шептала какие то слова.
Я на печке вслушиваясь , пытался понять эти слова  кроме :»Петя! Сынок Петя!» ничего разобрать  не мог. Чувствовал , когда она молилась , ничто её не могло отвлечь , вся в молитве , как бы в другом мире. Она жила в своей молитве! Я старался не мешать ей , не отвлекать.
Как то днём насмелился и спросил :»Бабушка , а какие ты слова шепчешь , когда молишься?»
Она задумалась и спустя секунду – другую тихо ответила :»Поживёшь и ты найдёшь слова! Они у каждого свои. Молюсь за всех и за тебя тоже!...»
Один вечер , запомнившийся на всю жизнь.
Погасла лампа , я на тёплой печке , бабушка на коленях перед иконой – всё привычно , как каждый вечер. Но что то было такое , что меня сильно волновало , как будто бы куда то далеко – далеко звало. За окном зима , звёздное небо , яркая как солнце полная луна светится , серебром облитый сугроб снега. На полу нашего домика три креста _ тени от оконных переплётов и бабушка , низко кланяющиеся к самым этим крестам.
Не дыша наблюдаю эту картину и показалась она мне неземной , волшебной…
Вдруг почувствовал , что я здесь и меня нет здесь , как будто бы стал удивительно лёгким и на душе легко , никаких забот , сомнений – удивительная , приятная лёгкость на душе , будто кто то добрый и ласковый зовёт меня в даль. Ничего не вижу , но осознаю – каким то образом перемещаюсь в пространстве…
Вижу огромные , чёрные , необыкновенно красивые кованого железа ворота. Одни ворота , ничего больше. Нет ни ограды , ни строений , ни деревьев – ворота в пространстве и серебристый туман…
Жду , когда откроются ворота , но они не открываются.
Сколько это продолжалось? Не могу ответить себе.
И всё исчезает , я на печке , бабушка спит , луна из наших окон ушла , исчезли и кресты.
Мне стало тоскливо, жалко себя , тяжкое одиночество навалилось на меня , никому не нужным почувствовал себя. До утра плакал на печке.
Весь день был не в себе , заторможенным , как будто бы здесь и не здесь…
С опаской ждал вечера , не повторится ли моё состояние?
Я его ждал и опасался…
Погасла лампа , бабушка перед иконой , за окном тёмная , хмурая безлунная ночь , нет крестов на полу и ничего больше не повторилось. А тот вечер и теперь помню , необыкновенную душевную лёгкость…
В мои школьные годы школа настойчиво рекомендовала прочитанное повторять вслух , чтобы лучше запомнить , лучше овладеть разговорной русской речью. Это было правильно!...
Бабушка занята своим делом , а я вслух учу историю : «Революция…контрреволюция …кандалы…Сибирь…война…убиты…казнены …убиты…казнены…»
Бабушка не выдерживает , бросает свою работу – чашки – миски :»Господи! Господи! Не ведают , что творят! Реки крови пролили! Человека не ценят! В пропасть идут!...Господи , примири их неразумных!...»
Становится перед иконой и долго крестится , шепчет непонятные слова.
Я замолкаю. Её реакция на мою «речь» поражает и удивляет меня. Никто кроме её никогда так не реагировал. Невольно задумываюсь , уже не воспринимаю с восторгом ни революцию ,ни победы , ни перемены…
«Ты читай , читай! Учи! Я безграмотная старуха , не слушай меня! Учи! Тебе держать ответ перед фарисеями!...»
Через какое то время спрашиваю : «Бабушка , а кто такие фарисеи ?
- «Поживёшь , узнаешь! Сладко угощают да горько кушать! Все мы фарисеи!»
Пожил! Узнал!
Идут годы , наплывают разные , добрые и недобрые события , а я вспоминаю бабушку , удивляюсь , как она умела отличить добро от зла , как мудро воспринимала виражи жизни…
Сегодня «отрабатываю» вслух «Образ Тараса Бульбы в русской литературе «… твержу с упоением : «Сильный…смелый…свободолюбивый…христианин , борется с басурманами…тумаками встретил сыновей…учит пить горилку и курить трубку…с радостью и гордостью везёт их на войну , матери не позволил ласкать их , смеётся над ними…я тебя породил , я тебя и убью…»
«О Господи! Да чему же вас учат в школе!? Кем же вы станете? Да ваш Тарас никакой не христианин! Настоящий басурман. И свободу не любит! Он в кого превратил мать своих детей? Сына , собственного сына убил!! О Господи! Спаси их души! Защити! На порог бы не пустила его!»
Бабушка перед иконой и долго –долго молится. А я замолкаю и стою в растерянный и удивлённый. Страстная речь моей неграмотной бабушки так непохожа на речь моего учителя. Кто из них прав?
-«Душу свою береги! Своим умишком живи!»…
Через день – другой на повестке дня снова Николай  Васильевич и вслух учу
Какой прекрасный Днепр , как плавно и величаво катит свои волны…ни одна птица не долетит до берега…»
И вдруг бабушка останавливает своё «производство» , смолкает самопряха , перестаёт тянуться бесконечно и накручиваться шерстяная нить.
Бросает руки на колени , низко склоняет голову , по щекам бегут слёзы : «Сынок! Петя! Что же ты не нашёл какое ни будь бревнышко? Как же ты мог переплыть , не каждая птица долетает и плавать не умел…Прости меня, Петя,
не пускала тебя на реку , боялась утонешь…Утонул!»
Долго молится. Я молчу. Знаю , её сын погиб при форсировании Днепра.
Успокоившись просит : «При мне не говори , не рассказывай про Днепр. Больно мне , сын там погиб!»…
Это Гоголь написал? Как на картине вижу ту реку…»
Редкое моё выступление оставляло её равнодушной.
«Социализм…коммунизм…равенство…братство…» - твердил я в другой день. «Где оно равенство? На нашей улице? Братство? В ночь до десяти пожаров , с бела света сживают друг друга (в ту зиму в Уварово каждую ночь бывало до десятка пожаров , преступники поджигали дома )
Очерствела , ожесточилась ваша душа . Без Бога и церкви вздумали прожить…Как перепуганный табун несётесь , толкая и давя друг друга. Куда несётесь? В пропасть , к разрухе! Одумаетесь , да поздно будет!»
И долгая , длинная молитва…
Она никогда не сомневалась , Бог слышит её!
Шли годы , я взрослел. В других местах , в школе слышал совсем другое – только радостно – торжественное , победное. И невольно зрело во мне скрытое недовольство , неприязнь : «Откуда она знает? Живёт как в скорлупе , ничего не видит , не слышит…»
Но невольно закрадывалось сомнение , какая то непонятная тревога за окружающую жизнь. То , о чём говорит бабушка видел и я , только отмахивался как от случайного , временного , не характерного…
И теперь на склоне лет , домчавшись в том табуне до мнимо сияющих вершин, остановился в растерянности , как запаленный бык перед красной тряпкой.
Внезапно и вдруг всё переменилось. Впереди склон , спуск в долину , скрытую туманом. Вокруг заброшенное, захламлённое  поле ,  в пыли в непристойных позах валяются  мои вчерашние кумиры. По полю бродят редкие одинокие люди в мрачных одеждах…
Мне не хочется смотреть вперёд , приятнее – назад , в прожитое – пережитое. Там ,  в далеко ушедшем , душа оттаивает , отогревается , появляется желание улыбнуться. Сердце веселее стучит!
За пять лет проживания в уютном домике были «озвучены» многие образы школьной программы. Евгений Онегин , Татьяна Ларина , Печорин , князь Балконский , Наташа Ростова , Анна Каренина…многие моя бабушка сопровождала молитвой : «Господи! Господи! Прости и вразуми их!»
Меня всегда поражала , что её оценка многих «героев» не совпадала с официальной , со школьной , она на всё имела своё житейское суждение.
О жене Пушкина могла сказать :» Господи ,как ей трудно…».
О Есенине : «Не выдержал из грязи в князи , по ресторанам  гулял , а мать в старом шушуне…»
О Некрасове : «Знал о чём писал , горем и нуждой всё пережил , потому и в душу просится…»Её оценки , её молитва и теперь мне , ставшему старше её , дороги и зовут к раздумью , оберегают от шаблонного , модного суждения…
Вспоминаю её и не только её и соглашаюсь с давно замеченным людьми : между образованностью и мудростью нет знака равенства.
А многие предсказания моей бабушки сбылись , как это ни странно.
Может быть , и вправду церковь укажет праведную дорогу. Вот и патриарх говорит те же слова , что и моя бабушка много лет назад…
Бывая в Тамбове , захожу в храм. Свою душу не обманешь : захожу с холодным сердцем и выхожу с не отогретой душой. Не понимаю о чём говорит священник , не вижу искренне и отрешённо от земного молящихся , как молилась бабушка.
                Целый век прожившему без Бога ,
                Что же мне сказать ему теперь?
                Много ль смысла в запоздалой вере?...»
                ( В. Кочетков)
Выхожу на улицу , в который раз вглядываюсь в храм и растёт гордость : а ведь эту красоту воздвигли не французы , не немцы – русские ! Значит можем! Значит , всё преодолеем. Значит , живы в народе соки…
Приходит в голову земное , житейское. Куда от него уйдёшь!
Вот , думаю , пригласить бы к храму больших и малых начальников , деятелей от ЖКХ и спросить их , сказать им : «Смотрите как надо работать , как можно содержать в порядке строение! Никакого тяп – ляп , ничего не разрыто и кое как зарыто. Всё на месте , всё исполнено с душой , с совестью и молитвой.
Что же вы так не можете работать? Почему наши дома такие запущенные , не ухоженные? В вашу кружку щедрее , обильнее льётся звонкая монета , чем в церковную кружку!
Церковь возрождается , но фарисеев вокруг неё , как туча комаров у ночного костра. И это тревожит…
Моей бабы Гане давно . Не смог я проводить в последний путь – далеко был       от Уварово. Не знаю и её могилы. Но душа моя помнит её. Сказанное ей когда то вновь переосмысливаю , со многим соглашаюсь…
Иногда на своём «Жигулёнке» еду знакомой улицей , по ней я бегал в школу. Останавливаюсь у её , нашего домика. Как всё изменилось! Исчезла школа , возникли дворцы – дома , другие люди живут на улице. Но домик сохранился , исчез столетний вяз , другая крыша – многое другое. Вглядываюсь, раздумываю:» Может быть зайти?».
В
 Но что то останавливает , боюсь разрушить детское , школьное впечатление , без сомнения и в домике всё изменилось и медленно уезжаю :»В следующий раз!» - успокаиваю себя.
                Февраль 2010г.