Убить Гертруду. Что велит душа

Глава двадцать четвёртая.


Антон наверняка знал, что Марина прилетела и приступила к работе. Её присутствие носилось в воздухе и воплощалось во всевозможные вариации ожидаемых  телефонных звонков, смс-к, монологов, в которых толпились признания, извинения, предлоги о встрече и надежды на взаимность. Он думал о ней как о своей единственной женщине, которую он для себя изваял и присвоил. И дал ей свободу воли делать всё, что велит душа, интуиция и талант. Она непременно к нему вернётся, по другому быть не может! - На каждом шагу он внушал себе эту мысль и хотел в неё  верить.

В гарнизоне  были объявлены весенние полевые сборы, призванные подготовиться ко Дню Победы. Музыканты выезжали на тренировки в Алабино  репетировать  грандиозный парад  на Красной Площади в  понедельник, среду и  пятницу. Тренировки на Ходынском поле проходили во вторник и четверг.
В Алабино готовился полный прогон  с войсками и техникой как на параде, на Ходынском поле  проходили обязательные тренировки сводного духового оркестра. Лёня работал в клубе в ночную смену, приезжал в Алабино своим ходом, а приехав, ещё досыпал в автобусе.  Друзья виделись только возле общего пюпитра за одной на двоих партитурой. Там-то Антон и успел рассказать Лёне о приглашении поиграть в элитном психдиспансере.
- Как тебя туда занесло? Не иначе от навязчивых любовных переживаний. - Успел съязвить Лёня.
- Мимо! Но история впечатляет. - Возразил Антон.
- Если останемся живы, сыграем хоть где. - Лёня первый вскинул кларнет на взмах дирижёрской палочки.

 Антон вставал  в шесть утра. Колонна автобусов выдвигалась на репетиции с войсками и сводным большим оркестром из 1000 человек. Это был первый на его памяти парад,  когда пригласили так много музыкантов из разных городов, даже прилетели  монстры  с Новой земли!  Репетиции проходили в условиях, максимально приближенных к парадным. Пропорции плаца в Алабино с точностью до метра совпадали с Красной площадью.   Игра в Алабино протекала с девяти утра и до часу дня, всё это время нужно было держаться  на ногах, а выделяли  на день  один бутерброд с двумя кусочками чёрного хлеба, с одним кусочком сала и сыра. Кое- кто возмущался,  фотографировали и даже хотели отправить в интернет с комментарием, что вот, мол, в таком  ответственном деле оставляют   без нормального обеда.
Репетиции были тяжелые, ноги мерзли, на плацу гулял постоянный ветер, весенний холод пронизывал до дрожи. К трём часам возвращались в свой гарнизон. Измотанный и уставший, Антон сам удивлялся как хватало сил отобедать. Тем не менее, он уже стал молиться, чтобы встретиться с Мариной.
Наконец, она позвонила. Голос был тихий, будто высушенный ветром и закупоренный в глину.
- Привет. Тебя могут пригласить на репетицию праздничного концерта. Я хотела бы с тобой поговорить без свидетелей до общего сбора. Приедешь?
- Наконец-то! К тебе - хоть на край Земли. Но в будни не получится. Могу в субботу. У нас аврал с подготовкой на Красную площадь.
- Суббота послезавтра. Годится. Жду  в ДК часов в двенадцать дня.
Антону действительно позвонил дирижёр с вопросом, может ли он играть девятого вечером? После салюта ожидалось массовое народное гулянье.
- Боюсь Вас подвести. Военный оркестр могут послать куда угодно по Москве или в пригород. А могут отпустить. В любом случае на репетицию приеду.
Антон опоздал. После изнурительной холодной недели на промозглом ветру он спал как убитый, хоть пушкой над ухом пали - будильника не услышал. Едва сполоснул глаза, глянул в зеркало и ахнул: на апрельском ветру лицо загорело по черноморски. Скромный паёк заставил похудеть и довёл до субтильной подтянутости стройный тренированный торс. Мудрить с одеждой ему не хотелось, надел повседневный военный китель и помчался на электричку. Он даже не заметил, что всю дорогу до дома культуры бежал  на всех парах как участник массового забега. По лестнице он летел через три ступени и, не успев перевести дух, дёрнул на себя ручку двери так, что она чуть ли не слетела с петель. Странное молчание воцарилось среди оркестрантов, пока его по инерции несло к своему месту. Через секунду он нашёл глазами Марину, взгляды их встретились, и внутри  будто порвалась струна: она смотрела  как слепая, без эмоций, без какого либо намёка на радость встречи. Антону показалось, что на ней надеты старые поношенные вещи - вязаная вытянутая линялая кофта, нелепые рейтузы с начёсом, стоптанные сапоги. Её любимый жёлтый очень красивый саксофон лежал на коленях и готов был покраснеть от стыда за хозяйку. Тем не менее Антон разулыбался, поклонился и даже щёлкнул каблуками, вскинув руку. Марина едва заметно пожала плечами и отвернулась. В перерыве он получил смс-ку: После репетиции подойди к машине. Поговорим". Тут же он просёк разговор соседних тромбонов: - Слышал, наш Гарик получил амнистию. Из-за неё срок схватил, такого парня подставила. Повезло ему, скостили на четыре года. Как ты думаешь, отомстит? - Думаю, откупится. А достанется преемнику на орехи. - Музыканты в упор посмотрели на Антона и ехидно хохотнули. Антон успел прогнать со спины мурашки до того, как взмахнул своей палочкой дирижёр.
 
Антон топтался возле "Красного самурая" довольно долго, успел подморозить  подошвы ног. Наконец, быстрым шагом  прошла от входа в ДК Марина, не взглянув на Антона, распечатала двери и жестом показала ему на знакомое кресло.
- Привет! Отвезу не на вокзал, а на следующую станцию. Успеем высказаться.
- Привет, любимая! - Антон развернулся к ней всем корпусом. - Какие злые мухи тебя покусали? Надо обнять...- Протянул было он руку ей за спину.
- Остынь. Хочешь руку потерять?
- Почему нельзя? Я тебя так ждал...
- Я тебя об этом не просила.
- А ты специально вырядилась как старушка на пенсии, чтобы легче было мне гадости говорить?
- Ещё одно подтверждение, что ты лох неисправимый. Это бренд, дорогой дизайнерский стиль, из весенней коллекции. Ручная вязка.
- Мне поверить? Смогу только наощупь. - Антон снова попытался её обнять.
- Отвянь! - Марина ударила по руке, мельком глянула на него гневно и даже злобно. - Представь, что мы едва знакомы, между нами ничего не было,  всё, что я могу тебе оставить, это дружбу в рамках нашего оркестра. Усвоил?
- Нет, конечно. Не могу от тебя отказаться. Я сейчас так плотно занят подготовкой к параду, что могу только слать признания в любви смсками. Давай подумаем о нас  даже не в настоящем, а в будущем. Весна нас рассудит. Подожди, я ещё подарю тебе вишнёвую аллею. - Голос Антона дрогнул. Марина взглянула на него странно, одновременно сухо, строго и печально .
- Будь здоров. Здесь три минуты ходьбы до станции.
И всё. Машина мгновенно развернулась и исчезла.-  И всё? Быть того не может. Я ещё вернусь! - Захотелось крикнуть во всё горло. Но уже было некому...

Куда себя может девать молодой здоровый мужик в свободное от любовных приключений время? Или напиться до беспамятства, пролежать всё воскресенье поперёк кровати, или пойти к проституткам и  отодрать штук пять, одну за другой,  что есть мочи, брезгливо морщась от подержанных тел?
Антон поехал  в публичный дом на Китай-город. Там общее ложе, на матах занимаются люди сексом, позыркивая по сторонам, у кого какие доступные позы. Антон прошёл в бар, тут же его облепили негритянки, принесли  простынку и одноразовые  тапочки, сели на колени, давай раздевать.  Чёрные девушки всегда  требуют, чтобы  им покупали  дорогие напитки.  И на этот раз поставили на столик текилу. Он огляделся: все шлюхи  одна к одной, скучные и тухлые, тупые поленья, дырки, безвкусица. Прозябание с ними опустошает кошелёк и только, тошнит как после онанизма. Все трахаются на автомате.  Ну,  зачем он опять сюда притащился? Антон бросил на столик пять тысяч, показал им средний палец и чуть ли не с боем вырвался в апрельскую ночь. Ещё не поздно было позвонить Николаю.

- Друг, дай, я кого-нибудь придушу? Вот придумал казнить змеюку Алёшину, мне за это ничо не будет. С тебя адресок.

- Брат, я сейчас к тебе загляну. Обсудим  экзекуцию на завтра.

- Я не дома, мне ехать ещё с полчаса.

- Ну, поспешай. А то метро закроют.

Николай ждал Антона возле его подъезда, на лице отражалась тревога.

- Ты что, укурился? Фантазии  гонишь как пластилиновый наркоман.  Давай посидим-поокаем.

- Коля, вынь да положь мне жертву женского пола, я её прямо здесь закопаю! - Антон разразился семиэтажной тирадой, призванной убедить друга в полной своей боевой готовности. И они договорились собрать трибунал с утра пораньше. Третьим записали в судьи отца, которого старший сын ещё в глаза не видел.

С утра в воскресенье Николай и Ксюша ушли в церковь. Антон их не застал и принял приглашение Нины Васильевны их подождать. Они довольно уютно устроились на кухне, завтракали постными пирожками с морковью, с картошкой, и Антону не лень было поедать один за другим, запивая лёгким кофе. Нина Васильевна волновалась, как-то сложится их встреча с отцом.

- Он ведь был очень хороший муж, заботливый отец. Но что значит разведчик? Его длительные командировки вызывали ужасную тревогу и доводили до нервных срывов. По сути, мы расстались, когда его командировали в Афган. Я совершила страшный грех: послала заявление о разводе практически на фронт. Женщина найдёт сколько угодно аргументов против брака, если хочет расстаться. И все они будут важными. Но именно с этого я начала скатываться до сволочизма, сама себя не узнавала. Коленька терпел. Сколько же он терпел, не рассказать словами. Вы ничего об этом не говорите Геннадию Сергеевичу. У меня нет сожалений. Но чувство вины, если их нет, печёт сильнее.

Антон почему-то любовался Ниной Васильевной. Ему нравилось, как она говорила с ним, - доверительно, скромно, не оправдываясь и не обвиняя.

Николай и Ксюша вернулись счастливые.

- А Вы знаете, что сегодня Родительское воскресенье? Накануне Страстной недели? Вот Вам и подсказка для встречи. - Ксюша с любовью посмотрела на Нину Васильевну: - а мы с мамой за вас кулачки подержим. Чтобы Бог помог. - Она успела уже положить несколько спасённых от Антона пирожков в пакетик и вручила их Николаю. Обязательно пусть отец отведает моей стряпни.

- Что, экзекуция отменяется? - спросил Антон, когда они вышли на улицу.- Раз Родительское воскресенье?

- Да, отец Димитрий только и говорил, что о заповеди "Почитайте родителей Ваших". Посмотрим, как у меня это получится. Глянь, аж коленки дрожат.

- У тебя, точно, получится. Я за себя не ручаюсь.

- С чего? Смотри на неё как на манекен в витрине. Как можно равнодушней.

Они вышли на Тверской и стали искать нужный номер дома.

- Нехилый райончик. Можно сказать, рассадник партийной элиты. - С некоторым ехидством заметил Антон.

- Угадал. У этой дамы родословная восходит чуть ли не к железному Феликсу. Номенклатура, однако.

Они поднялись на второй этаж, Николай коротко позвонил в дверь. Ждать не пришлось: на пороге стоял постаревший очень худой Николай,  прятал в глазах ртутные шарики слёз. А следом они услышали оглушительный крик. Кричала женщина, визжа и захлёбываясь, - так, будто она сию минуту тонет. Отец Николая прошептал им: - Извините. Проходите, раздевайтесь. - Повернулся и побежал вглубь длинного тёмного коридора.

- Мерзавец, сволочь, шпана поганая! Ты хотел сбежать! Ты меня бросил!  - вопил и всхлипывал женский голос, не слушая никаких возражений.

- Лидочка, к нам пришли. Что тебе подать? Хочешь морсику?

- Хочу сдохнуть поскорее, чтобы тебя не видеть! Кто пришёл? Денщики? Им можно доверять? Покажи их! Нет, подожди! Перенеси меня в гостиную! В кресло! Накрой пледом!

Николай и Антон переглянулись. Роль денщиков меняла дело, можно было избежать нежелательных объяснений. Коридор от прихожей отделяли тёмно-бордовые  бархатные шторы, странно напоминавшие кулисы старинных театров и залы партийных съездов. Цвет запёкшейся крови клубился по всей квартире: на дверях, на окнах, на арках. Воздух отсутствовал. В пространстве носились запахи пота, мочи и всяких лекарственных мазей. Геннадий Сергеевич, бледный, истощённый, с коротко стриженой седой шевелюрой, напоминавший концлагерного узника, прежде чем ввести  их в гостиную, приложил палец к губам:

 - Минимум информации. Только имена. И молчок.

То, что они увидели, войдя в гостиную, было чудовище, отдалённо напоминавшее человека. Скрюченные и противоестественно вывернутые суставы с многочисленными наростами солей на пальцах, на ключицах, даже на лбу и на черепе вызвали прилив бесконтрольного ужаса. Нужно было во что бы то ни стало удержать отвращение, и, кажется, Антону это удалось. Он глазом не повёл, встретив на себе калёный бесцветный взгляд.

- Кто такой?

- Младший ефрейтор сверхсрочник. Антон. Прибыл по распоряжению гарнизонного командира.

- А ты? - Обратилось существо к Николаю - постарше званием будешь?

- Никак нет. Николай.

- Этот останется в комнатах, - показала она на Антона, - этого отправь на кухню.

- Есть! - Проговорил Геннадий Сергеевич.

- Антон, сними всё постельное бельё, чехлы, отправь в стирку. Вымой полы, протри пыль, почисти матрасы. Застели чистое. Отнесёшь меня к гардеробу, я выберу сама. Скотина, ты где? - Вдруг истошно завопила существо, и Геннадий Сергеевич тут же как джин предстал перед ней.

- Время вводить витамины. Ты не забыл прокипятить шприц?

- А давайте, я сбегаю за одноразовыми? - Предложил Антон.

- Цыц, балбес! - Оборвала его женщина. - Делай, что сказано!

- У нас по старинке. Всё-таки Лидочка - почётная воинская медсестра.

- Вот именно! Готовь иньекцию.

Антон щелкнул ногой в носке и пробкой вытолкнул себя из гостиной. Нашёл туалет, от которого ему поплошало, интуитивно повернул на кухню. Посреди кухни стоял Николай, он явно был растерян.

- Слушай, мы в тараканьем раю. Здесь недели не хватит.

- Ошпарь кипятком места скоплений. Вымой с содой кастрюли и чашки-тарелки, которыми они пользуются. Часа на два работы. И я постараюсь уложиться. Ладно, матерщиной тут не поможешь. Но твой отец - святой! - Антон хлебнул воды из-под крана, поморщился и пошёл на визгливый крик.

В спальне  выделялась кровать - величавое ложе какого-нибудь знатного араба. Светлое дерево было идеально отполировано, спинку украшал искусно вырезанный орнамент. Вдоль стены вытянулся во фронт такой же гардероб с причудливо встроенными зеркалами. "Барское логово почётной змеюки" - шёпотом прокомментировал Антон и принялся одну за другой складывать этикетками вверх скомканные вонючие комки вызывающей рвотный позыв постели. Он точно рассчитал свои силы: Полутора часов ему на всё-про всё хватило. Существо после уколов дремало на тахте, и Геннадий Сергеевич сам достал ему свежий постельный комплект. Закончив работу, Антон вышел на кухню. Николай совком и шваброй подбирал многочисленные трупы тараканьего войска. Антон помог ему вымыть посуду и накрыть на стол. Геннадий Сергеевич разогрел котлеты из ближайшей домовой кухни, по вкусу ни дать ни взять армейская стряпня. Говорить было не о чем, и так всё стало очевидно до боли в сердце. Николай не мог даже смотреть на отца. Но сказал:

- Ты зови, когда надо. Придём.

- Да, Вы не стесняйтесь,  зовите. Всё равно силу некуда девать.- Поддержал Антон.

- Ты Алёше передай, мать уже и года не проживёт.  Известковый синдром. А там уже как его душа захочет. - Геннадий Сергеевич не выдержал, смахнул слезу.

Николай молча кивнул и обнял отца.

Всю дорогу домой он молчал, стараясь прятать глаза от Антона. А потом на прощанье прошептал:

- Вот тебе и родительский день. Если бы не ты, я бы свихнулся