Кто ты, МАМА? Продолжение

                "Чти отца своего и мать свою..." (Чти - познавай? Понимай? Кроме прямого "почитай")

...Вечерняя больница не мешает, а помогает – слышать настоящее. А это, прежде всего, мама.
Жить в настоящем всеми фибрами души – это она умела. Вписывая в него прошлое гармоничным способом...
Когда бывало особенно трудно ее душе – от безденежья, полуподвального жилья нашего, настырности ежедневной рутины и царящего вокруг вульгарного материализма, в лице хотя бы тетенек-соседок с их вечными разговорами о продуктах и ценах, мама брала меня за руку, и мы медленно шли по сиренево-снежным зимним улицам, глядя на разноцветные окна, таинственно мерцающие и неповторимо-прекрасные, как ожившая сказка Андерсена. И мама Лиля восхищенно, как девочка, восклицала:

- Это же День Чудес, Катюша! Настоящий!!!
И это было правдой.
Я повторяла мамины волшебные слова: День Чудес!!!

И спускались на нас с ней немыслимые радость и счастье. И мы в озябших ладонях несли его домой - папе и младшей моей сестренке.
 
.....
Принесли градусник. Ровно 37 - отлично. Хотя цифра плохая для рода нашего...

Да, так о чем я? Мама умела... умеет жить в настоящем. Это реальный факт. Как и то, что она могла СЛЫШАТЬ самую важную информацию о близких, которые далеко. Хотя ведь в Божьем мире нет таких понятий: близко и далеко.

- Что делаешь сейчас? Как тебе ТАМ? - спрашиваю я, прижав мамину Псалтирь к груди  –  самый сейчас верный мостик к ней.

- Да прекрасно! Воля какая... Поле, простор!...
 
И я вижу: дрожит зыбкий эфир над летним лугом, а на нём цветочки простые, вроде васильков и иван-чая. Целый ковёр их, нежных и  ароматных.

- Надо травы собирать – передает мне мама свой "мессидж".  Узнаю ее наставительный тон. А цвет вокруг  –  прозрачно-золотистый, как бывает до полудня в мае.

Она сама в чем-то дымчато-голубом, легкая, вдохновенная.

–  Мам, а папу видела?
–  Ну а как же?! (нетерпеливо, как полному несмышленышу). Мы же с ним пели… Его любимую: «Гори, гори, моя звезда».  И Сильву: "Помнишь ли ты?…"

И прибавляет:
–  Но он еще не совсем опомнился…

– А  Валерика?
– Да видела, мельком - он уже к вам пошёл...

Больше не хочет говорить. Не до меня.
....

И я вспоминаю. Валерик - младший брат мамы. Перед войной ему исполнилось девять. Светлоголовый, голубоглазый  –  на отца с матерью не похожий, да и на сестру  –  они все брюнеты. Невесомый уродился мальчик…  Старался как можно меньше места собой занимать. Светотканный...
Больше всего на свете любил Валерик летние утренние походы за цветами. Он радостно встречался с ними  на полянках и склоне оврага перед железнодорожной линией. Простые сибирские цветы - колокольчики, медуница, скромняшка-ромашка.  Валерику открывалась какая-то особая их красота, которую не видели другие ребятишки. Может, за это они все считали его блаженным, белым воронёнком? И сторонились. Или дразнили. Но Лиля всегда была начеку и не позволяла обижать брата, налетая коршуном на посмевших сделать это злое дело.
 
Она в одно мгновение могла обратиться железно-строгой и невероятно, устрашающе  сильной, если только видела любую несправедливость.  Однажды, когда мать ушла на ночное дежурство,  и трое детей осталось в барачной комнате на первом этаже, Лиля проснулась от шума. Приоткрыв глаза, она увидела, что в окно влезли двое мужчин с явно плохими намерениями. Они расстелили на полу большую мамину шаль и сложили в нее, что получше: вещи, посуду, даже швейную машинку. С этим узлом они уже собрались было восвояси. Но тут Лиля вскочила и громовым голосом "вострубила":

- Держите! Воры! Хитят!!!!

Недокормыш-девочка десяти лет словно обрела сверхчеловеческую силу. Она пулей выскочила за грабителями в окно и ее крик нёсся по поселку им вслед как неминуемое божие возмездие:

– А ну, стой! Негодяи!!! Как не стыдно детей грабить!

В неё не проникало ни одного атома животного страха. Ни тогда, ни потом... По словам моего рассудительного папочки, в ней "напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения". Разве дух боится чего-нибудь в этом тварном мире?!
 
Воры тогда всерьёз  испугались и бросили  похищенное добро.

Валерик тоже нуждался в защите - он не был способен  не то что на малейшую агрессию, но и на самозащиту. Только глядел вокруг безмятежно-небесным взором или -  иногда - тихо и незаметно плакал. А свои утренние букетики он неизменно относил горячо любимой маме...

Перед самой войной, в один из июньских дней, букетика на мамином окне не оказалось.  Как и самого Валерика. Такого еще не случалось. Встревоженная мать стала искать сына, тут как раз и Лиля из школы прибежала. Обошли весь поселок, кое-кто ешё присоединился к поискам. Решили отправиться к заброшенным шахтным выработкам,  за обширными пустырями окраины. И первая Лиля: она бежала со всех ног впереди. Как ветер неслась.

И в один из звенящих моментов, который заставил ее замереть на месте, она услышала голос:
– Стой! Не беги. Его уже нет.

Она всё поняла. Время словно остановилось. И девочка медленно побрела назад. Но как это сказать матери? У нее и так больное сердце, после расстрела отца, четыре года назад…

В тот же день Валерика нашли около линии. Утренний экспресс на Владивосток ударил его в висок.
Как это вышло – никто не знает. То ли по неосторожности мальчика, то ли некая сила смутно влекла его к скорости и мощи технического гиганта, пролетавшего над землёй,  едва касаясь стальных рельсов и призывно гудя…

А голос такой Лиля слышала потом еще несколько раз в жизни. Он строго предупреждал или, наоборот,  поддерживал,  сообщая нечто главное – кратко, строго и совершенно необъяснимо.

Еще один день в больнице заканчивается. Хотелось бы, чтобы не зря.

А перед сном читаю в Псалтири: "всяк человек есть ложь". И думаю, правда: ведь, получается, солгала я в рассказе о маме: всё же ей бывало страшно. Две ночи до похорон некрещенного Валерика, пока его гробик стоял в доме, что-то внутри его стен выло, грохало и ухало, не давая Лиле заснуть. Виделись смутные тени ни на что не похожих существ, тянуло хладом нежилого... Девочка не будила измученную мать и призывала на помощь всё свое мужество, а главное - вспоминала молитву, что читала ей женщина из ссыльных, втайне от родителей Лили окрестившая её в раннем детстве. Эта молитва начиналась со слов "Отче наш".

Продолжение следует.