Разлив. ледоход. половодье

   Что может  быть  величественнее  весеннего  разлива!
Какую  поражающую воображение картину, размах, буйство невольно наблюдаешь в это время в природе.
Разлив-это  неистовая  красота дикой природы, её  обновление
Весенний  разлив-это  весёлая  удаль.
Щедро  светило вешнее  солнце, из высокого чистого  поднебесья слетела  песня, будто ручеёк пролился, прозвенел. Кто  певец? Да  жаворонок, кто же  ещё. Повис меж  солнцем  и  землёй, и поёт свои удивительные  песни.  Оттуда, сверху  ему, конечно, видно всё.  Вот и  грянула  чарующая  трель. Во  славу  солнечного  дня. Во славу  весны. Во  славу  самой  жизни.
А вот как  славно, призывно  старается овсянка.
Неподалеку  от  околицы раздалось:»Ци-фю, ци-фю»!  На  одной из  веток  старого дуплистого  дуба, вниз  головой прицепилась большая синица. Осмотрела ветку и бойко перескочила на вторую, нашла зимующего паучка и затянула      
 свою  удивительную песенку. А в  другой стороне на самой вершине  бородавчатой  берёзы старается  красноголовый  дятел-дровосек.
   На  луговине снег  давно растаял, как  маленькие  зеркальца  озёрца  талой  воды, которые  переливаются  под  ярким  вешним  солнцем. Солнечный свет густыми  жёлтыми  пятнами  ложился на  воду. Вода  отливала синим  таинственным, светом и  была  такая стеклянно-неподвижная.
Прилетели деревенские  воробьи. Дружно и быстро  напились, но  не  улетели, а  смело, как  мальчишки  сунулись в воду и давай  барахтаться: бьют крыльями по воде, шало толкаются, полощутся, синими брызгами поливают  друг  дружку, так, что брызги на солнце  загораются и  тут  же  гаснут.
Дышится сладко, отрадно. И  так ароматна  талая земля, что  дух  захватывает.
На берёзах у  самой  околицы- две  скворечни, и  обе заняты. Скворцы обновляют  жилища и без  устали распевают свои  песни, трели, с раннего  утра.    
На  просёлочную дорогу, кто-то набросал, нашвырял головешек. Когда я подошёл поближе, головешки вдруг  ожили, медленно  двинулась, вот у головешек оказались крылья-грачи. 
На  продавленной  машинами  земле-кружочки солнца. Это  зацвела мать-и-мачеха, солнечными каплями горит, сияет.
Разрезая, воздух  крыльями, со свистом,  проносятся  дикие  утки к речушки  Липенки, к излуке. 
Времени  было уже  за  полдень, когда я, возвращался из города  Костерёво, выбрел на луг перед речушкой  Липенкой.
Юная, как малахитовая травка ополоснула весь луг, и он стал свежим, нарядным, весёлым, праздничным.  Остро  пахло прошлогодними листьями, полой  водой, илом.   
Хотелось закрыть глаза  и  лежать  под береговыми  берёзами на  молодой  изумрудной травке, слушать удивительные  трели жаворонка.
Всё  вокруг было наполнено такой  силой  обновленья, такой мудрой  вековечной красотой неброской дикой  природы  весны.
«Чью-вить-вить»- тонкий пронзительный свист      
раздался за  моей  спиной. На ветке  речной
ивы,  распластав  крылья, сидел  кроха-королёк и  любопытством смотрел на меня.
Королёк ещё раз  свистнул, пискнул и шмыгнул на  другую ветку, исчез.
Ещё не  доходя речушки Липенки, я услышал её  незнакомый голос, грозный  рёв. Так широко она разошлась, что затопило почти всю луговину. 
Весна увеличила её в размерах, пожалуй, раз в сто. Какая –то буйная, ошалелая, радостная. В вешнем воздухе тонко  струится  пресный  запах воды, почти забытый, резкий дух ила, всплески.
    Речушка Липенка напористо гудела, вода скручивалась и раскручивалась, как  бы перекипая на ходу, сильно толкалась в  берега, всплёскивала. И вся-вся освещалась  солнечным светом. На солнце вода была то  серой, то жёлтой, то  мутной, то  прозрачной, и редко синей-синей.
Бунтующая  речушка Липенка. Как  славно гуляет, как славно плещется, как славно катится по луговине. Как сильно, легко, играючи несёт, сталкивает  льдины, сцепляет и опять    расцепляет, чтобы тут же у  поворота, у излуки снова сцепить, всё убыстряя и  убыстряя ход  полой  воды. 
Водой половодья были затоплены береговые и ольховые  кусты, ивняки, тонкие  береговые берёзки от напора воды дёргались, вздрагивали,
гнулись по  течению, распрямлялись, и не было    
ни минуты  покоя: с кручи время от времени отваливались и шумно  бултыхались в речную воду куски рыжей глины.
Речушка Липенка неслась, как поезд, как  падающий с неба ястреб: поверхность  напряжённо  пузырилась,  пенилась на водоворотах. На  перекатах журчала, плескалась  в  берега, неслись по  руслу  беловатые пенки.
Мороз по  коже от такого зрелища! Вот  это сила, вот  это вольная  стихия!  Всё  нараспашку, всё в открытую- гулять так  гулять!
Весенний  разлив речушки  Липенки  яростно катился по ладони луговины. В воде были ивняки, ольховые кусты, мелкие  берёзки, луговина.
Обняв  ствол  ольхи, стою, гляжу, не свожу глаз с речушки Липенки, такой  знакомой, такой незнакомой. Тяжёлая  чёрная вода бежала широко, стремительно, пенилась, завивалась   у берегов: льдины в русле наскакивали друг на дружку, с грохотом рушились, из одной получалось  пять-шесть. Тонули в одном месте, выныривали в другом, сверкнув на солнце  зеркальным  блеском, или неожиданно, с ходу 
   кидались на  берег, срезая ивняк, молодые поросли вербы, тонкие берёзки, кусты  ольхи.
  Но не в этом была сила  и  красота  ледохода. Как сильно, легко, словно играючи , несла она и кружила, и сталкивала льдину со льдиной, и опять расцепляла, чтобы тут  же, в излуке сцепить вновь, а  за поворотом  снова разорвать. Гулкие удары, сочный  треск, льда  об  лёд. А из-за  излуки  выплывали новые  полчища  льдин, больших и  малых, всё убыстряя и  убыстряя ход..
Вот  это сила, вот  это  вольная стихия весны!
Величественная, хотя немного  жутковатая картина, предстала  перед моим взором.
     Неутомимый  клекот весенней речушки Липенки слышался  далеко. Иногда  ход льдин нарушался, случался затор, но вода,  буйствуя, бросала новые силы, гремел залп прорыва, и снова всё  шло своим чередом. Вода в русле несла не  только  мутный ил, но и коряги, и кору, и  всякий  лесной  мусор.
- Спасайся,  кто  может!- диктует  половодье.
Вот  пронесло  оборванную  лаву, обрезки  досок, ветки  ивняка, пучки  прошлогодней  травы.
За  излукой  речушка Липенка делилась на два рукава. Летом  между  ними зеленел камышовый островок, заросший ивами и ольхами. Сейчас островок был быстро затоплен половодьем. Голенастый  лось первым увидел половодье, отфыркиваясь и  чихая, выбежал с  островка, остановился, прислушался: шагнул в  воду и  поплыл, а за ним  лосиха с двумя  маленькими  лосятами.
Издалека, с  берега видны  были комолый лось и мать-лосиха. Вот подплыла лосиха к противоположному берегу, быстро выбралась на сушу.  Лосята были ещё слабы, чтобы преодолеть  не  очень  крутой  берег. Мать  мычала, звала вылезать, но  её  дети всё  ещё барахтались в воде  и  вот-вот могли, захлебнуться. Тогда  лось с лосихой спустились в  русло, осторожно начали толкать  мордами  своих  детей-лосят, сзади и  выбросили   на  берег.
Просвистел, крыльями рассекая воздух чирковый  селезень, шлёпнулся неподалёку, поднял брызги. Селезень крикнул, блеснул разукрашенным опереньем, прислушался.
Возглас, словно  рыбий  всплеск, повторился. Сразу послышалось сварливое кряканье утки, она с шумом взмыла  ввысь.
Вода с шумом катилась к  устью. Примерно часа через  три  движенье льдин  замедлилось, речушка  Липенка стала  выдыхаться, кончился ледоход. По большой мутной  воде ещё  долго, до самого утра плыли одинокие  льдины.
Где –то  в  кустах  ивняка раздавались жалобные крик канюка. 
Огромное закатное солнце  отражалось на  глади
затопленной  луговины. Над  руслом висел малиновый  закат. Тропинка  медленно погружалась в  сумерки- всё  дышало безмятежным покоем весны, торжеством половодья.
В вечернем небе, выстроившись уступом, летели дикие  гуси. Их  тихий  говорок, постепенно удаляясь и  замирая, долго был  слышен на  речном  берегу, на   луговине. Они летели  низко, тремя  параллельными нитками. Они махали крыльями резко, уверенно  над  половодьем.    
Я всё  стоял и наблюдал, как  зачарованный глядел им  вслед, прислушивался, потом глубоко вздохнул, радостно вслух сказал:» На север полетели»
Торопливый  дуплет  дятла грянул в лесной опушке. Вот  пробежал серый зайчонок, петляя,  верно, спасаясь от лисы. Прошмыгнула в кустах и огненно-рыжая лиса, но  зайца уже не догнать.
Стою, удивлённо гляжу: как красиво бушует и  ликует наша речушка Липенка, встревоженная весенним половодьем. Одиноко  плывут  х синеватые  льдины. Вот  когда она  беспредельно счастлива- всех зовёт, все собирает к себе. Вся –вся  открытая, распахнутая,
весёлая, торжественная до  самого  устья, нет никаких  тайн.  Гулять  так,  гулять!