Бамбуковые носки

В Израиле мне подарили носки из бамбука. Я хорошо знал, что такое бамбук ещё с детства, когда ходил с отцом на рыбалку. Тогда слыхом не слыхивали об изделиях из углепластика и пользовались удочками из бамбука. Они считались лучшими. Существовали ещё бамбуковые лыжные палки, трости, указки в школах. Слышал, что где-то в джунглях отдельные племена используют бамбук для духовых ружей, выдувая из него отравленные стрелы. Позднее я увидел мебель из этого материала: кресла, столы, скамейки, стулья. Наконец, в наше продвинутое время появился паркет из бамбука – очень прочный, износоустойчивый, красивый, удобный в эксплуатации. Но – дорогой.
Носки из бамбука оказались для меня полной неожиданностью. Тем не менее, я держал их в руках, ощущая их текучесть, мягкость, какую-то, исходящую из них тёплую прохладу. Да-да, именно так, поскольку одновременно они были и тёплыми, и прохладными, сочетали в себе инь и янь, день и вечер, утреннее солнце и лунный свет. Цвета они были совершенно неопределённого, ближе к мышиному, с матовым отливом. Носки свободно сжимались в кулаке, и при этом кулак не становился толще и объёмнее.
Я надел их сразу по получении, поскольку старые носки требовали очередной стирки и даже штопки. Уже дня через два  стал замечать, что качество моей жизни поднимается на новый уровень. Во-первых, после долгих хождений я перестал чувствовать тяжесть в ногах и мог пройти расстояние, которое раньше не мог одолеть за один марш. Ноги стали живее и проворнее. Да и походка моя стала более расслабленной, вальяжной и даже эротически привлекательной, поскольку на меня вновь стали заглядываться молодые женщины. Но не это главное. Главное – сами носки.
Даже после двухнедельной но;ски они не пахли, имели свежий вид и всё так же переливались перламутром. Правда, раз в неделю я стряхивал их в приоткрытое окно, но какой-то стирки или чистки они совершенно не требовали. Были всегда мягки, эластичны и даже изящны, хотя этот термин к носкам и не совсем подходит. Но смею уверить самого безнадёжного скептика, что всё это чистая правда.
Каждый уважающий себя мужчина знает, что через месяц любые носки становятся похожими на каркас, повторяющий контур его ступни и части лодыжки. Эти слепки, обычно пахнущие выдержанным швейцарским сыром, можно ставить на комод или на верхнюю мраморную консоль камина, как своего рода винтаж или художественную инсталляцию, и они будут стоять, как ни в чём не бывало, напоминая нам бренность времени. Кто-то может возразить по поводу бренности времени, но этот возражающий, я больше чем уверен, стирает свои носки, как минимум раз в неделю.
Поразительно было то, что носки ниспровергали законы физики и биологии. Даже через два месяца, – а далее этот срок увеличивался, – носки выглядели совершенно новыми и плюс ко всем своим достоинствам приобрели тонкий, едва уловимый запах молодых ростков бамбука. Мало того, они становились частью меня самого, моей второй кожей, которая жила вместе со мной, регенерировалась, возобновлялась и помимо всего прочего давала новую силу моим ногам. Я так сросся с этими чудо-носками, что практически перестал замечать их: перестал снимать их на ночь, в них мылся в душе или бане, загорал, делал зарядку, завтракал, писал письма… И этот рассказ пишу, сидя у компьютера в своих неизменных бамбуковых носках.               
Чудодейственные свойства носков стали распространяться и на другие части тела. У меня перестала вздуваться печень после алкогольных излишеств, подтянулся живот, нормализовалось кровяное давление, гуще стали волосы на голове, разгладились отдельные морщины, побелели зубы.
Одновременно стало проясняться сознание, улучшаться память. Я даже начал вспоминать подробности своей младенческой жизни, которые ни разу не посещали меня ранее.
Мне полтора года. Я только-только научился бегать. Разбегаясь по длинной комнате, в конце которой стоял отцовский письменный  стол, неизменно ударялся лбом о торец столешницы, которая и останавливала мой неудержимый бег. Этот забег я проделывал несколько раз, пока не набивал на лбу солидную шишку. Других способов затормозить тогда я не знал, и очень этим возмущался. Но самое  интересное, я разбегался и ударялся лбом о видимые препятствия всю жизнь, игнорируя свой собственный опыт. И осознал это обстоятельство лишь спустя многие годы.
Моя память перешагнула некий невидимый барьер, и я уже вспоминал себя до своего рождения в других, как сейчас любят говорить, реинкарнациях. Так перед последним рождением я видел себя в чине обер-гофмейстера. Кто-то спросит, почему именно в этом чине? Всё очень просто: все окружавшие меня обращались ко мне «Ваше Высокопревосходительство». И никак иначе.
Потом довольно продолжительное время болтался между Землёй и Небом в совершенно непонятном мне качестве. До сих пор неведомо –  по каким законам я попал впоследствии в семью рядового советского инженера. Осознал себя русским. В последние три десятилетия прошлого века посетил множество стран, увидел жизнь многих народов, добрался до холодных красот Шестого Континента и даже остался там на год в качестве временного его обитателя. Я был доволен своим последним существованием, в то время как другие ругали правительство, систему, курс, уклад, нехватку на всех джинсов, резонировали вместе со временем и мировой политической обстановкой и никак не могли попасть в унисон. Потому что общая мировая увертюра исполнялась без дирижёра и на расстроенных инструментах. Возможно, дирижёр и был, но пребывал в состоянии абстинентного синдрома.
Меня не понимали адепты революционных преобразований и поэты постмодернизма, вечные скептики семитских кровей и некоронованные короли новой эстетики как в жизни, так и в искусстве. Наконец плавно перетёк в новую эпоху, застав два первых её десятилетия и утвердившись в том, что человек не может изменить и никогда не изменит свою природу,  сочетая в себе и homo sapiens, и homo ferus, т.е. и разумную и дикую составляющую. А какая в нём более проявится, зависит от многих факторов, в том числе и от наследственности, в меньшей степени от воспитания, от исторических реалий, окружения, питания, обучения, принятого образа мыслей, от интеллекта в конце концов и т.д. и т.п.
Но и в этом новом веке я не жаловался, не бунтовал и не безумствовал, а просто наблюдал за жизнью себе подобных, как за муравьями в муравейнике, иногда выставляя перед ними зеркало, чтобы могли они, наконец, себя увидеть. Но разве муравьи понимают, что такое зеркало и отражение в нём? Люди же видят в нём всё: окружающую обстановку, свой нос, глаз, ухо, небритость и бледность кожи… – всё, но только не себя. Я же, как любопытная кошка, пытаюсь просунуть лапу за зеркало, чтобы пощупать то, что не видно… Но там оказывается пустота. 
– А причём тут бамбуковые носки? – спросит меня читатель, если у него хватит пороху дойти до этих строк. 
А вот именно бамбуковые носки, – отвечу я, не задумываясь, – и послужили поводом написать всё здесь вышеизложенное.

red.