Горькие судьбы или Неужели это было?

             
  В 1936 году украинского паренька Ивана Слюсаренко забрали в армию. Был он уроженцем села Маяки Белявского района Одесской области. Родители Григорий Евдокимович был знатным кузнецом в Маяках и Мария Андреевна - домохозяйка. Родители очень сокрушались, что края дальние. Попал служить Иван в Ульяновск, где поступил в бронетанковое училище, готовившее лейтенантов, командиров взводов бронетанковой техники.
И если родители переживали , что не видят своего Иванку, то Иван благодарил судьбу за то , что он оказался в Ульяновске. Здесь он встретил свою первую любовь, Анастасию Свешникову. Встретились они на танцах. И закружил их танец обоюдной любви. Как любил Иван смотреть в ее теплые глаза, любовался стройненькой фигуркой. Белый беретик так украшал ее головку. Иван звал ее ласково: «Тася». Она заканчивала Ульяновский сельскохозяйственный техникум, а потом сразу поступила в Педагогический институт на отделение естественных наук, но закончила всего один курс. Тому были веские причины: Иван выпускался , он хотел, чтобы Тася стала его женой. 17 июля 1939 года сыграли свадьбу.
Шел 1939 год. В истории народов Восточной части Польши, в которой проживали пр большей части белорусы, он стал знаковым. В результате раздела Польши между Третьим Рейхом м СССР эта территория отошла к СССР. На этой территории образовалось пять областей. Граница в этих районах выгнулась дугой. Так образовался выступ, вошедший в историю Второй мировой войны, как Белостокский.  Летом 1941 года эта территория стала ареной ожесточенного сражения.
Но не будем забегать вперед… шел 1939 год.
Лейтенант Иван Слюсаренко получил направление в Западный округ, в город Ломжа. Тасенька ни коем образом не хотела оставлять любимого супруга. Им казалось, что все хорошее впереди, что Тася непременно закончит учебу. Радовались, что, наконец, 23 августа был подписан Договор о ненападении между Германией и Советским союзом. Перед отъездом сфотографировались. 30 сентября 1939 года.
На новых территориях расквартировались советские войска. Иван принял танковый взвод 35 танкового полка.
Город Ломжа известен с Х века. Статус города получил в 1418 году, располагался на левом берегу реки Нарев, в семнадцати километрах от границы оккупированной Польши.
По раскопкам и находкам город имел 2 замка, 7 постелов, 3 часовни, 2 ратуши, в одной из них были башенные часы, над которыми находился щит с гербом города (бегущий олень), выкованный из чистого золота. Город имел свой водопровод и был вымощен.
Тасе и Ивану понравилось новое место, они были молоды, в выходные гуляли, ходили на танцы, им нравилась природа.
В декабре 1939 года Ивана отправили на Советско-финскую войну. Тася была беременна. Вернувшись живым (война длилась 105 дней и закончилась подписанием  12 марта 1940 года мирного договора). Иван возмужал, получив первое боевое крещение. Тася видела, что супруга что – то гложит, но не спрашивала, а Иван щадя Тасю, молчал.
24 мая 1940 года у Слюсаренко родился первенец, сын. Малыша окрестили. Когда принесли его домой, соседка ахнула, оказывается крещение происходило в костеле. Боже, поднялась суматоха. Срочно понесли ребенка крестить, только уже в православную церковь. Малыша нарекли Геной.
Обстановку того времени хорошо освещают письма, написанные лейтенантом Слюсаренко в Ульяновск, родителям Таси. Выдержки из письма от 24 XII 1940 года:
«Получила письмо и быстренько решила ответить вам. Это всегда, как полагается, что начнешь делать , обязательно проснется «наш любимый Геночка» и ничего не дает делать. Вот так же и сейчас, только села писать, а он как закричит в своей люльке! Качала, качала… не спит он у меня днем совсем почти. Ему сегодня исполнилось семь месяцев. Уже большой, Ваня говорит,  что он весь в Свешникова дедушку: и голова такая же большая и лоб такой, а я добавлю, конечно, в шутку: и сердитый такой же. Он у нас уже говорит :  мама, дядя, дай-дай и много чего непонятного. Но зубов у него нет еще ни одного.
Продукты по прежней цене, питаемся очень хорошо. Свинина 14-15 рублей за килограмм, масло 9-10 рублей за фунт, яйца 7 р. 50 коп. десяток. Муки мы запасли на зиму очень хорошей . 1 сорта, картофель есть, дрова тоже есть.
Я себе отдала шить бархатное пальто с муфтой (здесь очень модно) ».
Дальше Тася спрашивает, что отправить из продуктов. Пишет, что тоскует по дому выражаясь такими словами : «Прямо бы улетела домой, а на крыльях бы посадила Генку ».
В другом письме Иван пишет : «Работа мол протекает по-прежнему. Работать приходиться и день и ночь. Я сейчас имею учебный взвод и линейный, то есть 2 взвода. С учебного взвода готовлю младших лейтенантов. Люди со средним и высшим образованием, а есть такие растяпы».
Дорогой читатель, запомни эти строки.
Последнее письмо датировано 2 марта 1941 года:
«Здесь у нас пока не плохо. Появилось в магазинах много всего, как заграницей. Все есть у нас, только одного не хватает,  нам нужна мать, а их возле нас нет. Геночка нас развлекает ежедневно разговорами. Он такой потешный. Хотелось бы, что бы вы увидели его. Ну ничего, когда-нибудь привезем его к вам. А посылаем с него любительское фото».
До войны оставалось 3 месяца 20 дней. 11 мая 1941 года в семье Слюсаренко родилась девочка, которую счастливые родители назвали Танюшей. Разницы между малышами не было даже года. Казалось, что никто и ничто не сможет разрушить семейного счастья. Все изменилось 21 июня , хотя этот тревожный день, руководство Западного Особого военного округа, командование 4-й армии, 28-го стрелкового корпуса находилось на концертах в Минске и Бресте, а остальной руководящий состав корпусов, дивизий, полков спокойно отдыхал на своих квартирах.
Во времена вечернего концерта к командующему ЗапОВО подошел начальник разветотдела штаба округа полковник С.В.Блохин и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, развертка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность  и даже начали обстрел отдельных участков нашей границ», - сказал генерал армии Павлов своим соседям и , приложив палец к губам, показал на сцену.
Наступал рассвет 22 июня 1941 года. На востоке начало синеть небо, в реке плескалась рыба – ничто как будто не предвещало беды. На пограничных заставах жизнь шла своим привычным чередом, все так же зорко всматривался в противоположный берег часовой на вышке, бесшумно продвигались по знакомой тропе пограничные наряды, внимательно осматривая контрольно- следовую полосу.
Они первыми и заметили двигающиеся с запада к границам Родины мерцающие звездочки. Что-то непонятное и зловещее было в их приближении. А через некоторое время стал слышен гул моторов, и вот над головами пограничников начали проплывать самолеты с уже заметными черными крестами на крыльях.
Что это – война?
И в подтверждение этого вдруг ожил весь западный берег, над головами пограничников прошелестели первые снаряды, раздались оглушительные разрывы снарядов и мин. Вся приграничная советская территория покрылась стеной разрывов, запылали пограничные казармы, склады, хозяйственные постройки. Горело все, что не должно было гореть.
Линейные заставы Белорусского пограничного округа в 3.30 подверглись сильному артиллерийскому и минометно-пулеметному обстрелу. Но уже после первых ошеломляющих залпов и неизбежного минутного замешательства раздались голоса командиров: «Застава, в ружья!». Из полыхающих казарм повыскакивали полуодетые пограничники, выносили раненых и быстро занимали отведенные им по боевому расписанию места.
Под прикрытием своей артиллерии немецко - фашистские войска начали форсировать пограничные реки. От западного берега в возрастающих количествах отплывали лодки и плоты с пехотой, на советскую территорию начали выбираться плавающие танки немцев, которые двинулись на восток, выходя к основным магистралям и дорогам. Для уничтожения пограничных застав были выделены специальные отряды автоматчиков.
Враг обходил сражающиеся заставы, полностью окружал их, но сломить сопротивление мужественных людей не мог. И тогда на помощь вызывались танкисты и авиация…
Стойкость пограничников, их массовый героизм нарушали планы германского командовании, которое выделяло на подавление пограничных застав только тридцать минут, а советские пограничники держались от нескольких часов до нескольких суток. Заставы сражались до последнего защитника и патрона, враг проходил дальше на восток только тогда, когда в живых не оставалось ни одного война в зеленых фуражках. Каждая пограничная застава стала неприступной крепостью для врага, ни одна из них, несмотря на яростные атаки врага, не отошла от границы без приказа.
87-й Ломжинский пограничный отряд, штаб которого находился в городе Ломжа, в составе пяти комендатур  и 19 застав насчитывали 2131 человека и охранял участок границы, протяженностью 141,3 км. В среднем на заставу отряда приходилось по 7 километров охраняемой границы, при средней плотности 9 человек на 1 километр охраняемой границы. Начальник отряда И.М. Горбатюк.
О том, что война начнется со дня на день, если не знали точно, то догадывались. В последние мирные дни на границе участились провокации. Так, 14, 18, 20 июня на участке охраны границы 9-й заставы 87-го Ломжинского пограничного отряда вели бой по уничтожению углубившихся на советскую территорию до 3-х километров групп диверсантов.
В течении 22 июня пограничники отбили по нескольку вражеских атак, перед их позициями лежали десятки убитых и раненных немецких солдат и офицеров. Но много советских пограничников так и осталось навсегда на своих рубежах обороны… Живые, унося раненых,по приказу отходили к полевым частям Красной армии и продолжали вести бои с наступающим врагом. Вот скупые строки документов р боевых действиях отрядов и застав Белорусского пограничного округа.
Из воспоминаний Анастасии Николаевны:
«21 июня мы с мужем были на офицерском балу (но какому событию был посвящен бал она не помнит), и поздно вернулись домой. Иван не успел раздеться, вдруг за ним пришел посыльный. Иван ушел в парадной форме, без объяснений, без прощания. ». таким Анастасия Николаевна запомнила его на всю жизнь. Нашлись подтверждения слов Анастасии Николаевны:
Гречаниченко Владимир Алексеевич[1],
начальник штаба 94-го кавалерийского полка, 6-й кавалерийской дивизии свидетельствует:
«21 июня 1941 года командование 6-го кавалерийского корпуса устроило вечер, посвященный выпуску младших лейтенантов. На него был приглашен командный состав всех воинских частей, дислоцировавшихся в г. Ломжа. Вечер продолжался до поздней ночи. Танцевали, веселились. Были на нем и мы с женой, но ушли домой еще до окончания вечера. Утром мне предстояло проверить готовность полка к конно-спортивным соревнованиям, которые должны были состояться 22 июня. Примерно в 3 часа 30 минут на квартиру мне позвонил дежурный телефонист полка и сообщил, что полку объявлена боевая тревога, но со странным дополнением: “Быть в полной боевой готовности, но людей из казарм не выводить”. При входе в военный городок я встретился с командиром полка подполковником Н.Г. Петросянцем, тоже поднятым по тревоге. По пути в штаб мы обменялись мнениями о странной боевой тревоге. На плацу городка группой стояли командиры, их замполиты и начальники штабов 48 кавалерийского и 35 танкового полков нашей дивизии, которые размещались в одном с нами городке. Выяснилось, что они уже звонили в штаб дивизии, но дежурный по штабу подтвердил ранее переданное распоряжение. Пытались связаться с одним из отделов дивизионного штаба, но здесь сообщили, что все на совещании у командира дивизии генерал-майора М.П. Константинова.
Время приближалось к 4 часам утра. Вот-вот должно было появиться солнце. Вдруг мы увидели большую группу самолетов, летевших с востока. Затем со стороны города послышалось несколько артиллерийских выстрелов. Не понимая происходящего, мы обменивались недоуменными замечаниями. Все стало на свои места, когда на городок посыпались фашистские бомбы. Удар с воздуха по городку был комбинированным. После массированной бомбардировки налетели вражеские истребители прикрытия, расстреливая из крупнокалиберных пулеметов выбегавших из казарм бойцов и командиров, коней привязанных к коновязям. Здесь и высветлился смысл фразы из распоряжения о боевой тревоге: “людей из казарм не выводить”. Я далек от мысли, что враг, пусть даже глубоко законспирированный, сидевший в штабе дивизии, мог рискнуть передать такой приказ. Скорее всего, подобное мог сделать диверсант, подключившись к телефонным линиям, открыто проходившим по городской улице.»
 
Как сообщает в статье «С первой минуты...» участник войны Дмитрий КАПРАНОВ,
В результате авианалёта, части 6-й кавдивизии понесли большие потери, но не потеряли управляемость и сосредоточились в лесном массиве в трех километрах южнее военного городка. По устному приказу командира дивизии 94-й и 48-й кавполки заняли оборону на рубеже железной дороги Ломжа-Лапы с целью не допустить противника в Ломжу со стороны Остроленки и Замброва. Примерно в 10 часов 22 июня части вошли в соприкосновение с противником. Завязалась перестрелка. Попытка немцев с ходу прорваться к Ломже была отбита.
Мне до сих пор непонятно, кому принадлежала идея отпраздновать кем-то объявленный День лейтенанта именно вечером 21 июня. Это празднование продолжалось чуть ли не до трех часов ночи. Командиры были приглашены с женами, приехали желающие со всех родов войск. Праздник проходил в Доме офицеров.
А в четыре часа 22 июня гарнизон Ломжи подняли по тревоге, когда началась бомбежка Ломжи.
Когда начался обстрел Ломжи, зам. командира 87-го погранотряда батальонный комиссар Я. И. Земляков, пришедший в дом, где жили семьи комсостава, приказал женщинам и детям: « Собраться во дворе штаба. Вещи с собой не брать»
На аэродроме в Ломже стояли 29 новеньких самолетов, полоса была готова, но их не успели закрепить за летчиками. Самолеты были уничтожены немецкой авиацией.
Хуже положения, чем у Анастасии Слюсаренко, не было: годовалый Гена и шестинедельная Танюшка. Лихорадочно собрав документы, подушку и детский горшок, она, положив на подушку Танюшку и взяв за руку только начавшего ходить Геночку, выбежала из дома. Вокруг все рвалось и горело.
В городе началась паника. Семьи посадили в поезд, в котором до войны перевозили скот. Поезд поехал в город Волковск. И вдруг бомбежка. Разбомбили железнодорожное полотно, бомба угодила в один из вагонов. Состав загорелся. Крики, все куда то бегут, а Анастасия прижалась в угол вагона, сжалась в комок и оцепенела. В «люльке» из соломы лежит Танюшка, а рядом жавшийся к ней сын. Опомнившись, Анастасия взяла детей к себе на руки, но продолжала сидеть.
Неизвестно, что бы было дальше, если б не пробегавший мимо советский офицер. Услышав детский плач, он заглянул в вагон, увидел испуганную мать и малышей, он силой вытолкнул Анастасию из вагона. Добежали до шоссе. Кидались от машины к машине, Анастасия в отчаянии молила: - «Миленький, возьми меня с собой в Россию», но никто не обращал на нее внимания. А один военный оттолкнул с силой женщину в сторону. Анастасия покатилась по насыпи вниз, не выпуская детей из рук.
«Это конец», - лихорадочно билось в голове женщины. «Теперь никто не поможет , и выбраться отсюда я не смогу», «Как быть дальше? Ведь я жена русского офицера. Я на чужой территории» .
И вдруг Анастасия вспомнила про документы. Посадив детей на землю, она первой попавшийся железякой, вырыла ямку и закопала все документы. Посадив детей на руки, она обессиленная от навалившегося пошла, не зная куда.
Изнеможденные, голодные, грязные, они оказались в польской деревне Воля. Анастасия тихо постучала в дом на окраине. Хозяйку звали Эмилией. К счастью, она жила одна и оказалась добрым человеком. Она приняла беженцев в своею семью, выдав за своих родственников. Деревня была оккупирована немцами. Они наведывались в дома. Но никакого подозрения «семья» Эмилии не вызвала. За два года жизни среди поляков, Анастасия Николаевна освоила польский. Даже Танечка лопотала по-польски. Тася понимала, что Эмилии их не прокормить и тогда она начала подрабатывать: кому постирает, кому уберется, а потом устроилась на хладокомбинат, который располагался за селом. Каждое утро Анастасия обходила дворы, где хозяева держали коров, собирала молоко, и носила его на завод. Неся тяжелую ношу, она каждый день мысленно разговаривала с Иваном. «Ванечка, у нас все нормально, дети сыты  и обогреты, только сердце одень болит. Где ты, мой любимый. Доколе будут изверги нашу землю топтать! Я так скучаю по тебе. Скоро ли наступит день , когда мы будем вместе?».  Крупные  слезы катились по щекам, шее и платью. Вытереть их Анастасии было нечем. Обе руки были заняты бидонами с молоком. В ноябре 1944 года пришло долгожданное освобождение. Сердце Анастасии Николаевны радостно билось от того, что скоро наступит освобождение, она услышит родную речь, и она с детьми окажутся дома. Но это время было самым тяжелым для жителей. Немцы перед отступлением издевались над мирными жителями. Приходилось прятаться, куда только было можно.
Однажды даже пришлось прятаться с детьми в канализационном колодце., где внизу была холодная вода. Задвинув люк , сидели тихо. Вдруг люк открылся, и наверху на них смотрит немец с автоматом на груди. Анастасия прижала детей к себе, а сама смотрела на немца. Их взгляды встретились. Настасье казалось, что вот сейчас немец бросит гранату. Но немец, спустя несколько секунд, вынул из кармана и бросил 3 коробки, в них был немецкий шоколад. И ушел. Настя сначала попробовала сама, а через несколько минут дала лакомство детям. Просидели в колодце до конца бомбежки. И наконец, освобождение! Прощайте проклятые три  года оккупации! Годы страха и унижения!
 Анастасия написала в Ульяновск родителям, где они находятся : «Николай Павлович, срочно написала письмо сыну Миши, который был комендантом села Знаменки (большая железнодорожная станция на Украине), брат прислал двух солдат и они привезли их в Знаменку. На столе неожиданных гостей ждали лепешки! Рассказывать о том, как дети ужинали вкусной домашней лепешкой»
Дети наевшись, перевернули табуретки и разыгрались, Геночка засунул голову между сидением и перекладиной , а назад никак. Табуретку пришлось разбивать, и о лепешках, и об оказии с Геной, Анастасия Николаевна, долго не могла рассказывать без слез.
На родину они ехали в эшелоне, где были ящики с отстреленными гильзами от патронов.  Поезд шел в Ульяновск. И здесь пригодилась подушка, на ней восседали дети. Стучали колеса, а Анастасия, глядя на детский горшок, улыбалась. Ей грезилось, что по приезду домой, она прочитает все Ванины письма родителям. Гнала из сердца сомнения: «Жив, конечно!»
Анастасия ускоряла шаг, чем ближе подходила к родительскому дому. Был морозный ясный день. Шли пешком со старого железнодорожного вокзала. Гена вступил на родную землю в три с половиной года, а Танюше два года и пять месяцев. Ребятишки бежали за ней.
 Дома их ждали. Сколько было переплакано за эти годы в семье Свешниковых. И мысли всякие…
Радость от встречи была разносторонней: и светлой, и грустной.  Бабушка , глядя на изнеможенных  дочь и внучат, непрестанно плакала. Особенно жалко было Геночку, у которого была большая голова и  ракитный живот. Почти пятилетний ребенок, почти совсем не ходил. На его долю выпала дважды быть окрещенным и дважды учиться ходить. Бедой было и то, что дети не разговаривали по-русски. А для Анастасии самым тяжелым было, то что от Вани не было ни одного письма. Кроме того, родители показали извещение, в котором было написано: «Лейтенант Слюсаренко пропал без вести ».
Списалась с  родителями Ивана, они были живы, но тоже хватили лиха. Как только немцы оккупировали Одесскую область, они отдали ее на растерзание румынам, которые по жестокости не уступали фашистам. В первый же день были расстреляны евреи, цыгане и младенцы. Мария Андреевна верила, что ее Иван жив, просто не закончена война.
В их доме жил офицер, а во дворе был склад автомобильных запчастей.  В родительском доме было 35 метров всей площади. А жильцов оказалось семь человек.
Анастасия Николаевна думала, что все плохое позади, но не тут-то было, начались новые трудности, более обидные. ЕЕ нигде не брали на работу без документов, но и документы не хотели восстанавливать. Несколько месяцев она ходила по конторам. Отчаявшись она пошла к градоначальнику Терентьеву, и не дав сказать ему ни слова, заявила: «Что меня немцы не убили, в нет моей вины, а на своей родине меня убивают ежедневно. Я никуда не уйду из кабинета, пока не решите мой вопрос!»
Вопрос был решен. Градоначальник написал распоряжение о выдаче Анастасии Николаевне всех необходимых документов. Только после этого были восстановлены свидетельство о рождении, и паспорт, и другие документы. И лишь тогда Анастасия Николаевна смогла устроиться на работу уборщицей. Когда она уходила на работу, дети прятались за сундук и там ждали маму. Как же тяжело дети привыкали к мирной жизни. Мама была для них всем: и защитницей , и переводчицей, и учителем русского языка. Кроме того, Анастасия Николаевна только в 1946 году получила свидетельства рождения на детей.
Но самое страшное было то , что ее периодически вызывали в КГБ. Пропавшие без вести , и оказавшиеся в плену, считались пособниками врага. При наступлении советских войск на Берлин архив Wast был изъят. И карточки на военнопленных пленных попали в руки советских офицеров, а те карточки, в которых находилась какая-то информация о том, что человек попал в руки Гестапо, сразу передавались в НКВД.  Анастасии Николаевне показывали фотографии людей, расспрашивали о знакомстве с ними. Нет, она не знала их, и фотографии Ивана среди той массы пересмотренных, не было. Гена подрастал, но страх и надежда жили в его детском сердечке. Страх за маму, хоть он и не знал, куда вызывали маму, но он видел, какой она приходила домой. Белая, как мел, едва сумев раздеться дрожащими руками, она валилась на кровать навзничь, и долго-долго лежала молча.
С войны еще возвращались, возвращались калеки из госпиталей. И каждый раз мальчишки бежали к Гене сообщить, что в солдат с рюкзаком. И Генка бежал, что есть духу, а сердечко билось, как у пойманного зайчишки: «А вдруг это папа?». Он не помнил своего отца, но лицо на фотографии, которая висела на стене, он не мог спутать ни с чьим. Забежав в  , Гена всматривался в лица солдат, в надежде, что сегодня, наконец, они встретятся, сын и ПАПА. В очередной раз Гена возвращался домой один. Горькие слезы катились по детским щекам не из детских глаз. Гена размазывал их по лицу тыльной стороной ладошки, тихо разговаривал с отцом: «Папочка, миленький, приезжай, мы тебя ждем и любим, папочка!».
Когда дети мало - мальски научились говорить по-русски, их взяли в детский сад училища Связи. В школу Гена пошел в восемь с половиной лет. Анастасия Николаевна посвятила свою жизнь горячо любимым детям. А дети платили ей тем же:
 Слюсаренко, матери Слюсаренко Геннадия
20.05.49
Выражаю Вам глубокую благодарность за воспитание Вашего сына, который благодаря прекрасному воспитанию, смог успешно закончить учебный год в числе отличников 1-а класса Ульяновской 29 семилетней школы.
Классный руководитель и
Учительница 1-а класса                Бахаревская
Только в 1951 году Слюсаренко поставили в очередь на жилье за № 751.
Невзирая на трудности, не получая никаких пособий и льгот, Анастасия Николаевна училась: в 1947 году закончила заочно Куйбышевский учебный комбинат по специальности : бухгалтер промышленности; в 1959 году закончила кооперативный техникум по специальности : товароведение промышленных и продовольственных  товаров.
Эта мужественная женщина не забывала родителей Ивана. Пока они были живы, ездили в Маяки через год, до 1971 года, и каждый раз потихоньку на летней веранде вспоминали сына и мужа. Мария Андреевна все сильнее и сильнее прикипала к невестке, так она звала Тасю. Нам не узнать, чья любовь была сильнее: матери к той, которая любила его сына, родила и сохранила его детей в аду кромешном, или Тася, за то ,что Мария Андреевна дала ей Ивана, а значит и единственное счастье – его детей.
А Гена каждый раз, приезжая в Маяки, останавливался у колеса от Виллиса, которое оставил хозяин, как память о страшных военных годах.
Шли годы. Боль потери засела в душе и немного притихла. Но в мае 1975 года она вспыхнула новой болью: Анастасии Николаевне вручили медаль «Тридцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг».
«Ванечка, родной, с какой бы радостью я приколола тебе эту награду на твой парадный китель, ведь она твоя»,- шептала Анастасия Николаевна, идя домой , прижав на груди рукой дорогую награду. Где- то в глубине души, она продолжала жать хоть какую- то весточку.
Анастасия Николаевна уже не надеялась получить льготу от Министерства обороны. И только в 1991 году она получила удостоверение пенсионера Министерства обороны.
Татьяна уехала в Москву, выйдя замуж за военнослужащего, а сын Геннадий все годы был рядом с мамой. После окончания школы поступил в автомеханический техникум. Специальность: техник-технолог по обработке металлов резанием. Начал с токаря на радиоламповом заводе, дошел до заместителя начальника цеха. В 1970 году окончил Ульяновский политехнический университет по специальности: инженер- электромеханик авиаприборостроения. С декабря 1971 года по 1987 работает в проектно-конструкторском бюро автоматизированных систем управления в должности: заведующий отделом, главный конструктор АСУ, заместитель генерального директора. В 1985-1991 –директор ЦКБ ЭМ. С 1992 года- председатель районного Совета народных депутатов. С 1993 года – заместитель Главы администрации Ленинского района, а с 1997 по 2001 – Глава администрации. Геннадий Иванович по натуре очень чувствительный и тонкий человек, н если надо был и принципиальным, но всегда честным. И где бы он не работал, он был создателем.
 В 90-е годы прошлого века активно развивался аэрокосмический клуб «Буран», под руководством летчика-истребителя Донина Юрия Ивановича.  Ходили более полторы сотни девочек и мальчиков. Эту идею поддерживал Геннадий Иванович. Тяжело было и со зданием и со станками. Дети под руководством Донина делали макеты космических кораблей, ракет.
Завязалась дружба с космонавтами: Крикалевым и Севастьяновым, которые посещали Ульяновск в день космонавтики. По инициативе Юрия Ивановича Донина, проводились сеансы приемов связи детей аэроклуба с космонавтами, находящимися на космических кораблях. Вот эти слова говорит Геннадий Иванович со слезами на глазах:- «Надо было видеть на лицах детей восторг и радость общения с космонавтами».
К глубочайшему сожалению, все, что было сделано ушло в забвение, а клуб – то создавался в тяжелейшие времена.
Супруга Юрия Ивановича Донина помогала методически, выпускала учебники по аэрокосмическому образованию. Чета Дониных живет сегодня в Ульяновске.
Анастасии Николаевны не стало в марте  2010 года. Несколько месяцев она не дожила и не узнала о судьбе своего супруга.
К 65-й годовщине Победы были открыты немецкие архивы по концлагерям. И Геннадий Иванович знает теперь все, исключая последнюю секунду жизни своего отца.
Вернемся впервые страшные часы 22 июня 1941 года:
«Ломжа была Белостокского выступа, в виде треугольника, и оказалась как бы в мешке. Попытка немцев с ходу прорваться к Ломже: казаки спешились и , заняв оборону на широком фронте , вступили в бой. Несмотря на превосходство силы врага, они отразили все его атаки, отбрасывая немецкую пехоту огнем и контратаками с саблями. Непосредственно у Ломжи вели бой танковый эскадрон дивизионного 35-го танкового полка».
Из боевого донесения штаба 10-й армии №1 на 14:40 : « Противник, наступая по всему фронту, к 13 часам 30 минутам, имея танки занял Ломжу. (перечисляется еще несколько пунктов). Остальные эскадроны 35 – го танкового полка прикрывали шоссе Новогруд- Ломжа и Ломжа – Снядово. Здесь у Ломжи, лейтенант Слюсаренко в течении девяти часов вел свой последний танковый бой. Не погиб он и в Белостокском котле. Лейтенант Слюсаренко с оставшимися живыми бойцами прорывались к Барановичам.
Они не успели. Немцы взяли Барановичи в кольцо. Прорываться было невозможно. Никто никогда не узнает как тяжело был ранен Иван Слюсаренко, но 2 июля 1941 года, когда он был пленен, при нем были и нашивки и документы. А уже 30 го июля он под номером 201494 оказался в немецком концлагере Офлаг 62 в Хамнельбурге. Это один из крупнейших лагерей для пленных офицеров, находился на территории военного городка построенного еще до Первой мировой войны. В центре городка полтора десятка казарм, в которых проживали пленные. Количество их постоянно увеличивалось. Поэтому пришлось выстроить настоящие улицы из «стандартных, деревянных, в основном трехкомнатных бараков. В Хаммельбурге, как и в других офлагах, были бани, обычные армейские, уборные, прачечные, раз в неделю работали парикмахеры».
27-го  октября 1942 года передан в Гестапо , в лагерь Oflag –XIID на территории поселка Хаммельбург в Нижней Франкии,
В  личной карточке заключенного ставился штамп:
«Am 16.11.41» Gestapo uberg или 19.11.41 Gestapo Nurnberg/ и на каждом военнопленном жетоны. Офицеры принудительно работали на авиационном заводе «Мессержмитт в Фегенсбурге».
С 20 по 25 февраля американцы его бомбили. Может здесь и погиб лейтенант Слюсаренко?
25 апреля союзными войсками были освобождены военнопленные офицеры.
Из ворот лагеря Иван Слюсаренко не вышел.
За годы 1941-1945 через лагерь Офлаг 62 прошли 18000 офицеров. На кладбище лагеря было захоронено 3000 человек. Сведения установлены на 678 человек. Как горько писать эти строки. И хочется сказать:
- Неужели это все было?!