Истоки часть1- я

    Есть в Ульяновской области, бывшей Симбирской губернии, удивительное село Собакино (ныне Красноборск), упоминание о котором было в 1523 году у Карамзина и в Русской Родословной книге. Образовано оно было в царствование Иоанна Грозного. Эти земли были пожалованы царём богатому купеческому роду Собакиных из Нижнего Новгорода. Глава его, Степан Васильевич, вёл торговлю с Испанией и Венецией. Его третий сын Василий стал отцом третьей жены Иоанна Грозного – Марфы Собакиной. Через село Собакино (Чамбул, Соковнино, Ивановское) проходил один из бойких ямских трактов от Алатыря в направлении Самары, а оттуда - на Яик. Мой прадед, Данила Ткачев, держал дом заезжих, и бабушка моя Пелагея с пятилетнего возраста помогала по кухне, по большому дому. Замуж её отдали за Максимова Дмитрия Ивановича из большой, но зажиточной семьи. Прадед Иван имел 12 детей (шестеро остались в живых). Трём сыновьям было дадено образование. Петр большой был ветврачом, Пётр маленький фельдшером. Врачевал и во время войны. Хранила моя мама до конца своих дней лечебный справочник 1900 года своего дяди, а в прошлом году я передала его в исторический музей вместе с фотографией и отзывами о его работе. А Дмитрий, мой дед, был военным, подпоручиком. Служил в Симбирске и забрал с собой свою Поляну. Здесь родилась у них Анюта, моя мама. Но пришли другие времена. Не захотел офицер участвовать в братоубийственной войне.
Переехала семья в родное Собакино, красивее которого, наверное, не было. Низина, окаймленная лесами. На высокой горе лежат предки. По горе рассыпан бархатный горицвет. На пригорке стояла  трёхпрестольная каменная церковь с Троицким, Успенским и Иоаннопредтеченским престолами, которую простроил в 1746 году Пётр Алексеевич Соковнин из рода Собакиных. Из-под горы бил родник, бежал по широкому лотку в реку. В семье Дмитрия и Пелагеи родился сын Пётр. Шли годы. Красавица Анюта вышла замуж за Вдовина Александра по любви. В 1936 году у них родился сын Толя, а в 1937 году подожгли церковь. Люди бросались в огонь, чтобы спасти драгоценные иконы и спрятать от властей. А ровно через четыре года огонь полыхнул через репродуктор правления колхоза. Война!   
Ушёл воевать муж Анюты. Отца её, моего деда, оставили бригадиром в колхозе. Бабушка Пелагея услышала, что о чём-то шепчутся мальчишки. Она подошла к сыну и, вытирая фартуком глаза, стала просить:
Сыночек, Петя, ну куда ты?
Ещё не срок тебе в солдаты,
Дядья воюют, муж у сестрицы –
Сыночек, рано тебе биться!
В селе лишь бабы, детвора –
Ведь взяли с каждого двора!
Кто будет и пахать, и сеять?
Колхозные поля лелеять?
Разберутся с немцем споро,
И возвратятся очень скоро!
Ушёл он ночью. И – записка:
- Я сделал к возрасту приписку,
Вернусь со всеми, до свиданья! –
Вернулся он, по обещанью,
В пятидесятом для прощанья!

Ни у кого не было сомнения, что война закончится скоро.
В село привезли на телегах беженцев из Москвы. Так в семье Максимовых из четырёх человек прибавилось ещё четверо: мать и дочь с двумя детьми. Приехали с узелками. Надо было их обогреть, одеть, обуть в зиму и ещё накормить. Бывало, что одну картофелину делили на троих детишек. Война оказалась затяжной и кровопролитной. Погибли два сына младшей сестры Пелагеи – они были лётчиками. Пришло извещение, что пропал «без вести» муж Анюты – моей мамы. Затем пришла такая же бумага на сына Петра. Дед Дмитрий, не воюя, погиб за колхозное добро в конце войны. Останавливал вора, тот ударил его бревном по голове. Маленькая, худенькая и очень добрая моя бабушка Поля обогревала всех: родных и неродных, и кошек, и собак. Сколько же сил было у моей бабушки, и у мамы, и у всех женщин Отчизны в те военные годы, когда на хрупких  женских плечах, на вдовьих плечах, на детских плечах: и поле, и валка леса, и скотина, в общем, всё сельское хозяйство. Рыдать было некогда. Жили одной надеждой, что скоро она закончится, эта проклятая война. На обозах ездили в Берёзовку Кузоватовского района, где рыли окопы, а зимой заливали ледовые горки - защиту от немецких танков. Вдов прибавлялось. В селе  открыли детский дом для детей сирот, родители которых погибли, а потом начали привозить ребятишек из Ленинграда – многие были калеки. После изнурительной работы, вечером, большая семья в доме Максимовой Пелагеи садилась за большой самовар. Пили чай без сахара, со свекольной «пастилой». А ночью, лёжа на печи, молилась Пелагея за воинов, чтобы вернулись живыми, и за сынка Петеньку. Сердце матери не хотело верить, что его нет. По сводкам Информбюро да от пришедших раненых узнавалось о положении на фронте. Стали собираться москвичи домой. Протянула золотой перстень постоялица Пелагее в благодарность. Расплакалась Пелагея: «Аль я вас чем-то обидела? Столовались ведь вместе, простите Христа ради, если я чем-то вас обидела!»  Тут расплакались все, целовались на прощанье, и оставила постоялица  свой московский адрес, и сказала, что Анюту ли, её детей или внуков встретит, моя семья как самых близких и что всем  накажет. Адрес бабушка хранила в сундуке, потом его хранила моя мама, и я в пятнадцатилетнем возрасте  ездила к ним. Очень хотелось побывать в Мавзолее. И приняли меня, послевоенную девочку, как дорогую гостью, и всё спрашивали, спрашивали. Для моей мамы война закончилась в конце 45-го года, когда она узнала от воевавшего с её мужем солдата из Тереньги, что вместе были в лагере, что Александр бежал и его затравили собаками. В 1946 году Фуфаева Александра Яковлевича прислали в колхоз «Россия» из Тереньги. Определили на постой к моей бабушке. Так в 1947 году появилась я, а первая машина, собранная руками отца, несколько послевоенных лет была в колхозе единственной.
А для бабушки моей война продолжалась. Я спала с ней на печи и отчётливо помню, как она шептала тихо молитвы и крестилась. А мне было почему-то страшно. В 1950 году в дом пришла великая радость, а потом нескончаемое горе. Вернулся её сынок Петя. Он попал в плен, его угнали в Польшу. Каждое воскресенье из концлагеря привозили на торги военнопленных, которые не могли уже работать. Кому не везло – дорога в печь крематория. А везло тем, кого забирали польские богатые хуторяне для работы в свое хозяйство. Повезло и Пете, пожалели изможденного подростка муж с женой, приехавшие на бричке. Только повезло ли?
Увезли они Петра к себе. Жил вместе со скотиной, ел здесь же. Начал поправляться, набирать силы. Советская Армия подходила к Польше. Хозяин знал, что не попадёт Пётр ни домой, ни на фронт, а снова в лагерь, только советский. И тогда хозяин сказал: «Питер, документы о рождении сына моего вот, одежда есть, выдам за своего сына». Их сына забрали немцы, и он воевал против нашей страны.  Погиб. Но в первый же день, как вошли наши войска, пошел Пётр в комендатуру, чтобы отправили его на фронт. Его отправили в Донбасс на рудники. В 1950 году, за месяц до смерти, его отпустили. Я помню ясно, как он катался от боли по полу, по материнским домотканым половикам. На другой же день устроился работать в МТС, а ночами, по приказу председателя сельского Совета, Петр должен был ночевать в доме своего деда. Председатель сельского совета считал, что он враг народа, и должен находиться под охраной. Свидание с матерью, сестрой, бедовым племянником Толей и трёхлетней Ниночкой окончилось.
Не хочу делить я фронт и тыл!
Превозмог народ лихие беды.
Героизм фронтов великий был,
А в тылу ковалась та Победа!
Мать пережила сына всего на 7 лет. Всегда наказывала: «Только не кладите мне на грудь камни». Умерла она в феврале. Земли не было.
Её уносили со стужею:            
Пурга несусветно мела,
Свистело, гудело и вьюжило,
И плакала, плакала я …
Теперь они вместе: отец, мать и сын. Сосны и берёзы охраняют их покой. Здесь же памятник из чёрного гранита Алексею Соковнину из рода Собакиных, сын которого, Петр Алексеевич, построил в Собакине церковь в 1746 году.
Село переименовано в Красноборск, но развалилось всё сельское хозяйство, разрушилось старинное двухэтажное здание правления колхоза миллионера «Россия», лишь два деревянных больших дома моих прадедов стоят. В доме прадеда Ивана живёт его внучка. А в доме Данилы - сельский Совет и библиотека. Всё так же бьёт неиссякаемый родник из-под горы, как во времена несчастной девочки  Марфы Собакиной.
А мне, внучке подпоручика Максимова пришлось работать 26 лет в Военно-Техническом училище.
Здесь до революции  находилась часть, где служил мой дед. И старинный уличный фонарь у старой казармы мне не давал забыть об этом. И я, его внучка, бесконечно горда своими предками рода Максимовых и Ткачевых за их труд, за их неоценимый вклад в дело Победы.
Родина милая, сердцем хранимая,
Речка извитая, мостик под ивами,
И утки на берегу.
В девичьей памяти снежное кружево
На елях в барском саду.
Песни красивые, избы светличкою,
Нивы пшеницы, росу земляничную -
Мне это помнить всегда.
Край величавый, родимый, как суженый,
Я предками вечно горда!

2007 год  Н.Дубовик