Рана ещё кровоточит

   

  «Какими они были молодыми и красивыми, когда встретились в Гражданскую войну», -  говорит Евгения Лазаревна Тазетдинова о своих родителях. Наташа была сестрой милосердия, а Лазаря Бельцер, тяжело раненного в голову, привезли в их госпиталь. Он был терпеливым человеком. Молча переносил боль при перевязках. После них он засыпал, а Наташа, сидя у его кровати, смотрела на него и не могла налюбоваться. Лазарю суждено было выжить, влюбить в себя Наташу, самому влюбиться в русскую девушку, чем и  вызвал недовольство своей мамы. Но Лазарь жил так, как будто живёт последний день. Он любил Наташу по-сумасшедшему, может быть, потому, что врачи не давали никаких гарантий на жизнь. В любую минуту открывалась рана, и Наташа превращалась в сиделку и медсестру.
... Говорят, что дети, рождённые в любви , а их родилось трое, должны быть счастливы.
Да, детям было хорошо: они были любимы и мамой и отцом. Любим был и город, где они жили. Это был Ленинград, родная Петроградская… Город дождей, туманов, город  великой культуры.
Отец работал на Кировском заводе, мама - в поликлинике медсестрой. Шли годы. Брат Коля уже работал, Жене было четырнадцать (закончила семь классов), сестрёнке Леночке  двенадцать. Решался вопрос о выезде в пионерский лагерь. Но выехать пришлось  не в лагерь…Началась война! В июле сорок первого года был  приказ: вывезти детей из Ленинграда. Детей довезли до села Окуловки,  где был аэродром. Когда поезд подошёл, аэродрома уже не было. Его разбомбили немцы. Поезд стоял до утра. Была ночь. Вокруг лес… И четырнадцатилетняя девочка Женя написала такие строчки:
Зазнался Гитлер, на нас он напал,
И с нами он договор разорвал.
Но он просчитался в этой войне,
И будет разбит и выгнан к себе…
Она их помнит и сейчас… Стоит ли удивляться, почему мы победили? Утром детей возвратили в Ленинград.
А в любимом городе горели склады с продовольствием, город был без воды и света. Семья Бельцер, выбрав большую комнату в трёхкомнатной квартире, перебралась в неё. Бабушка спала с Леночкой на диване,  Коле стелили на полу, сдвинув две диванные спинки, а папа, мама и Женя - на широкой кровати. Приобрели буржуйку, труба которой выходила в окно. Во дворе была лесопилка. Женя ходила туда за опилками, затем добавляла дрова (разбитая Колей мебель) и топила печурку. На неё ставила кастрюлю: по осени с дождевой водой, а когда выпал снег, то набирала его. Когда вода согревалась, Женя поила родных. Почему Женя? Потому что она была ходячая одна. Норму хлеба уменьшали каждый месяц. 125 граммов – суточная норма. Талоны были закреплены за магазинами по месту жительства. Женя пошла работать в регистратуру поликлиники. Начались обстрелы и бомбёжки. Двери квартир не закрывались. Видеть каждый день смерть людей в неполные пятнадцать лет…  Такое здравому смыслу не поддаётся  А Женя видела, как падали и умирали  люди в поликлинике, на улице, в очередях, падали, сражённые осколками, или  от голода.
Самыми  страшными  были последние месяцы 1941-го года и первые месяцы 1942-го года. Ни кошек, ни собак не осталось: людям нужно было выжить. Первой умерла бабушка, за ней в декабре умер папа. В январе 1942-го года умерла мама. И все умирали в сознании. У Леночки начали отекать и чернеть ноги. Коля ушёл на работу и не вернулся. Женя делила свой паёк с сестрёнкой. Приходя с работы, она в одежде ложилась между любимыми ею, умершими папай и мамой.
- Евгения Лазаревна, как вы всё выдержали? Не страшно было?
- Нет, - ответила она мне.
- Страшно  стало весной, когда я пришла домой, а дома никого. На  кровати Лены записка: «Женечка, дружинники всех увезли хоронить на Марсово поле, а меня забрали в детский дом. Найди меня!»
Жене становилось тяжело ходить и дышать. Видел врач, что девочке плохо, только ничем не  мог помочь…Сестрёнка сама нашла Женю и сказала:
- Женечка, нас эвакуируют через Ладогу, но я хочу, чтобы ты поехала со мной.
Воцарилось молчание. И вдруг двенадцатилетняя девочка упала в ноги к врачу, и, плача, просила его:
- Пожалуйста, отпустите со мной Женю, она здесь умрёт.
Работать в поликлинике было некому, но главврач, подняв девочку с пола, тихо и с сердечным надрывом ответил:
- Не плачь, вы поедете вместе.
Ульяновский детский дом на улице Ленина, 124 принял ленинградских детей. Они все были на грани жизни и смерти. Воспитатели и нянечки начали приносить из дома дополнительное питание, но это шло только во вред: дети не могли есть много, им становилось плохо. А ещё им были нужны тепло и ласка. Каждый приехал со своей недетской трагедией. На воскресенье работники детского дома и подшефные завода Володарского разбирали детей по домам. Те  выздоравливали и крепли. Женя закончила 8-й класс. А в 1943-м году детский дом перевели  в село Головкино Старомайнского района. Детям там нравилось. Воздух, рядом Волга и разграбленная церковь, в которую ребята любили ходить. В Головкине была школа-семилетка. А Женя хотела учиться дальше, и ей пришлось уйти из детского дома в никуда.
Она приехала в Ульяновск. И начались её хождения по мукам. Специальности никакой, жилья нет, да и денег тоже. Увидев табличку с надписью «Гороно», Женя несмело зашла в приёмную. Заведующая Глазунова Мария Степановна предложила ей работу секретаря (у Жени был хороший почерк) и предложила жить у себя. Девушка шла за своей начальницей и радовалась про себя: «Как всё хорошо устроилось. И работа есть, и квартира». Дом оказался большим, двухэтажным. Весь второй этаж занимала Мария Степановна. Три большие комнаты. В одной жила семья эвакуированных, в другой -  хозяйка, а в третьей лежал отец Марии Степановны. За ним нужен был уход.
Утром Женя встала рано, чтобы привести своё единственное платье в порядок. К ней подошла Мария Степановна и сказала:
- Женя, а тебе на работу ходить не надо. Продовольственные карточки я тебе буду приносить. Твоё дело – уход за моим отцом.
Так Женя оказалась сиделкой и прачкой. Через месяц она узнала, что квартирант – директор завода «Стальконструкция»,  эвакуированного из Москвы. Подошла девушка к нему и попросила:
- Михаил Иванович, возьмите меня на работу, я старательная и Вас не подведу.
Привёз Михаил Иванович Женю в заводскую столовую, сказав, чтобы устроили на работу и дали жильё.
С 1943-го года Женя официально начала работать. Ей шёл семнадцатый год… Взяли Женю официанткой и кухонной работницей. Спала она тоже в столовой. Сестрёнка училась в ремесленном училище на токаря. В 1944-м году ремесленников-детдомовцев из Ленинграда отправили домой. Ленинград не принял, детей привезли в Киев. И лишь в 1945-м году Лена вернулась в родной Ленинград и получила комнату. У Жени путь был другим. Из заводской столовой её перевели в столовую № 5, которая была на улице Гончарова. Работала кладовщицей, занималась калькуляцией, но жильё… Его снова не оказалось. Помог случай: у сотрудницы столовой была дочка, возраста Жени, познакомились, подружились. И она отвела её к своей бабушке, у которой была однокомнатная квартира. И та  позволила Жене проживать у неё. Плата на квартиру -  бидончик супа в день. В столовой понимали положение Жени, да и бидончик супа не был проблемой. И вспоминает Евгения Лазаревна:
- Иду по Гончарова, улыбаюсь и хочется  кричать от счастья на всю улицу:
- Я не хочу есть!
В 1945-м году приехала Лена и стала её уговаривать:
- Женечка, поедем домой, у меня комната, но сказали, что, если ты приедешь, дадут жильё побольше. Будем вместе,  ведь   нас из всей семьи осталось только двое.
Жене  хотелось ехать в Ленинград , но её оттаявшее сердце стало по - другому переживать события тех лет. Слезами, горькими слезами она оплакивала близких людей, чего раньше не было: не могла она плакать раньше.  Возвращаться было тяжело. Лена уехала одна.
В один из дней Женю отправили с сахаром, хлебом и водой в Киндяковку. Там строили щебёночную дорогу. Дали машину. Водитель оказался молодым голубоглазым парнем приятной внешности, но и Женя была хороша.
- Девушка, давайте познакомимся.
- Некогда знакомиться, - задорно ответила Женя, и завлекательные ямочки появились на разрумянившихся щеках.
Перейдя на ты, парень попросил:
- Я за тобой приеду, ты только подожди меня.
Что-то затронуло молодую одинокую душу. «Глаза», - отметила Женя. И ей захотелось его подождать. Он приехал, и с улыбкой, довольный, что она его дождалась, быстро покидал в кузов остатки продуктов. Женя села в кабину, и они поехали. Водитель оказался настойчивым:
- Скажи, как тебя зовут?
- Если я скажу, как меня зовут, машина встанет!  Женей меня зовут.
И вдруг машина зачихала и встала.
- А я Костя.
И они засмеялись. Жене никогда  не было так хорошо, как в эти минуты…Она наблюдала  из кабины, как Костя открыл капот, потом, закрыв его, заводил машину рукояткой. По дороге он рассказал, что  был военным лётчиком. Из - за  ранения в небо не пустили. Пересел на машину. Завязалась дружба. Ходили в заезжий цирк, в кино,  он провожал её  с работы.
Директор столовой открыла буфет на улице Радищева, и Женя стала работать в нём буфетчицей. А жила она уже на другой квартире. Всё было хорошо, только в доме окна были до земли, а Женя выручку носила с собой и  сдавала её директору  утром. Хозяйка, бывало, не ночевала дома, и Женя не спала, боясь не за себя, а за казённые деньги. И предложила она,  как – то оставшись одна:
- Костя, ночуй у меня. Я боюсь.  Хозяйка  сегодня не придёт.
Постелила Женя ему на раскладушке. Наговорившись, уснули. Ночью стук в дверь. Вернулась хозяйка. Крик, нелестные слова полетели в адрес Жени. Костя тихо сказал:
- Собирайся, пойдём к нам.
Он  жил с родителями  в частном доме на улице Островского. Оставив Женю на улице, Костя пошёл в дом. Не прошло и пяти минут, как вышли родители Кости, а за ними  - он. Будущий свёкор, увидев маленький чемоданчик Жени, спросил с улыбкой:
- А приданое где?
И тогда Костя неожиданно взял Женю на руки и ответил:
- Вот моё приданое.
Десятого декабря Евгении Лазаревне исполнится 83 года. Её добрая улыбка греет сердца. И глаза тоже улыбаются. Она полна жизни,  является председателем Совета ветеранов ЖЭУ № 1 и дежурит в  общественной  приёмной губернатора  и правительства Ульяновской области.
Всё сложилось. Евгения  Лазаревна  считает, что у неё две  родины: город Ленинград, где она родилась, и город Ульяновск, спасший ей жизнь.  Здесь  живут две дочки, две  внучки, один внук и два правнука. Но самыми дорогими для неё являются награды: «За оборону Ленинграда», «Жителю блокадного Ленинграда», «50 лет прорыва блокадного Ленинграда», «В память 300-летия Санкт-Петербурга». Евгения Лазаревна прижимает к груди документы, и затуманенные глаза её там, в блокадном Ленинграде.
Эта рана ещё кровоточит…