Сурины

               
    По началу построения города Синбирска Богдан Матвеевич Хитрово дарил своим товарищам за службу земли. Савину Комарову с сыновьями, Никитой и Федотом, было отмерено в 1648 году в 30 верстах от строящегося города 160 четвертей поместной земли по реке  Свияге. Комаровы поселились на этой земле и тем положили начало деревне Комаровке Ундоровской волости Синбирского уезда. Вскоре к ним присоединился боярский сын Лаврентий Михайлович Сурин,  получивший рядом с Комаровыми 50 четвертей земли. Потомки Лаврентия Сурина до настоящего времени живут в деревне Комаровке. Сурины занесены в первую книгу Симбирского дворянства 31 января  1793 года. Комаровы покинули Комаровку, но следили за ходом событий. Земли обменивались и  продавались. И только один род Суриных так полюбил эти прекрасные места, что остался верным им  до сегодняшнего дня. Главными в Комаровке  были  огородничество, а из ремёсел скорняжество и гончарное дело. Благодарные потомки не поменяли своей Комаровке даже названия.
Со дня дарения земель Суриным они считались однодворцами. Никогда не использовали наёмной силы. Выходила вся семья. Старшим распределялась работа. Управлялись быстро. Построенный кирпичный большой дом служил Суриным  долго, нескольким  поколениям.   Рождались почти одни мальчики. Как говорит младшая дочь Фёдора Васильевича, хоть и живёт в Ульяновске, но отчий дом не бросает. И по наказу матери, иконы Всех  Апостолов  и Николая Чудотворца находятся здесь, охраняя дом от беды да встречая детей и внуков Фёдора Васильевича Сурина. И у каждого из детей в квартирах, где они живут, есть икона Божьей Матери, отданная родителями при благословении на брак.
          - Душа моя здесь, - говорит с улыбкой младшая дочь Фёдора Васильевича Сурина – Галина.
Хоть времена другие пришли  и не было бедных и богатых, но суринский род считался самым знатным и богатым все века существования Комаровки. А любовь? Она была такая нежная и кроткая. Стоило  только посмотреть Фёдору на Наташу, как лицо её заливалось маковым цветом.
Фёдор, младшенький сынок, послушный и тихий,  вдруг однажды твёрдо сказал матери:
        - Не она, так никто. Распишемся в сельсовете.
Этого Васса Матвеевна слышать не могла.
- Я знаю, что ты вступил в партию, которую и выговорить – то трудно, а как без венчания?!, -  вскрикнула Васса Матвеевна и пошла за образами, думая про себя: «Пока нашу радетельницу  Михаило  Архангельскую церковь не закрыли». Фёдор Васильевич  Сурин и Наталья Дмитриевна  Киселёва после регистрации брака в сельском совете пошли на венчание в свою родную церковь. Они повенчались 18 января 1931 года. В то время службы вёл в двух храмах Михайлов Василий Михайлович : в Комаровке и в Вышках.
Так родилась новая семья, и Федор сказал однажды:
-Любовь моя, сколько будет деток, всех выпустим в свет и всех людьми воспитаем.
 Наташа  не смогла возразить Фёдору, лишь подумала  про страшные голодные годы, но одернула себя и ответила супругу:
           - С тобой, родной, не страшно. Как сказал, так и будет.
Жили вместе со свекровью в одном доме. Он был кирпичный и просторный. Сильная характером, Васса Матвеевна руководила семьей. Привязалась к Наташе, гордилась ею  и на людях говорила:  «Лучше моей снохи и не сыщешь». В конце 1931 года родилась девочка. При крещении ей дали имя -  Надежда. Крестил  священник Василий Михайлович Михайлов. Последним  священником в Комаровке был в 1932 году Фирзов Д. В. На его долю пришлось виниться в своей невиновности пред  Господом, перед храмом и прихожанами за своё бессилие.
          Васса Матвеевна, качая Надюшку на руках, думала: «Девятерых   деточек  дал Господь, а сколько в живых осталось… Феклушу младенцем отнесли с Василием на кладбище. Яшенька погиб по случайности под паровозом (он работал станционным  смотрителем в Пинске).  Алёшеньку раненого везли на плоту, но снаряд попал в плот… Семёнушку изрубили на кусочки свои же, деревенские, кто не желал новой власти. Настенька ушла замуж в Дворики, Петенька в Мелекессе работает, Павлуша в Сенгилеевском районе  врач, а  Иванушка в Ставрополье работает главным редактором газеты. Только младший Феденька со мной в родительском доме. Все мои сыночки приняли новую власть. Только Миша, зная всё, не вернулся домой…» Ходила Васса Матвеевна,  качая Надюшку, по большому дому и вспоминала, как Василий привёз её сюда после венчания. Василий  Сурин был всем хорош: статный, учёный,  умный и богатый.  Всем сынам дал образование. Сколько времени прошло, вот уж десять лет без Василия.
-   Голубок мой ненаглядный, благодарю тебя за то, что ты был у меня и у детей, а  во мне ты и сегодня. Не беспокойся, выдюжим, не даст Господь в обиду.
 Услышав крики на улице и колокольный звон, Васса Матвеевна положила  уснувшую  Надюшку в зыбку и вышла на крыльцо. Она поняла, в чём дело: снимают колокола.  Васса Матвеевна  ускорила шаги, говоря вслух: «Не вышибишь посох у народа. На что опираться надеетесь, ироды?!»
    Собралось всё село. Крики, проклятия, плач женщин и детей, а двое коммунистов делали своё нечистое дело. С третьей попытки  удалось снести колокола. Падая, они  издавали последний, скорбный и приглушённый звук. Серебряные кресты при падении ярко сверкнули в последний раз и уткнулись в землю. Взялись за разборку купола, но храмы  возводили на века… Он  стоял среди людей неразумных, запуганных и злых. Но он знал, что должен выстоять ради этого же народа, который хотел его бытия и строил его.
         Никто не мог понять происходящего дальше. Разрушители упали с крыши, один оказался мёртвым, а второй покалеченным. Не смог смотреть Архистратиг Михаил, как  издеваются над его храмом. Яркий блеск притянул взгляд  Вассы Матвеевны к небу, и ей послышались слова:
                Надругались, обезглавили.
                Только плечи, храм, не клони.
                Русь святую не обесславили!
                Обезумевший народ не вини.
  Началась сумятица: родные бросились к пострадавшим по своей воле, а остальные -  в храм, чтобы взять и спрятать  иконы… Вытирая с любовью принесённые домой  иконы, Васса Матвеевна шептала: «Хорошо, что Васенька с Мишенькой не видят», - и заплакала.
          Через несколько дней случился пожар. Говорили шёпотом, что ребятишки зажгли  киноплёнку в конторе.  Сгорело двадцать восемь домов, в том числе и дом Суриных.  Было лето. Жили в сарае, пока с помощью деревенских мужиков Фёдор, раскидав сгоревшие, рассыпающиеся  до фундамента кирпичи, построил деревянный дом. Васса Матвеевна сумела вытащить из огня иконы и спрятала от Фёдора. Молились они с Наташей  украдкой от него.
          Так в 1932 году были разорены два детища Суриных: дом и храм. Васса Матвеевна, выходя на улицу, каждый раз смотрела на покалеченный храм и, горько вздыхая, думала: «Дом, хоть и не такой, как был, но восстановили, а храм?  Кто же его восстановит? Пока эти супостаты у власти,  не бывать этому». И, перекрестившись, добавляла :
               - Терпи, милок, да знай, что перед твоими иконами молимся, а сила в них большая заложена. Услышат хранители  небесные, не может же так всё остаться на страхе, на голоде да на убийствах.
   А храму по ночам чудился колокольный звон, он помнил голос каждого, и ему было больно. Было больно, когда хотели взорвать, да не дали люди. Было больно и тогда, когда ломами вырывали полы. Но нашли применение искалеченному храму. Сначала в нём  было зернохранилище, а затем  решили обустроить мельницу. Спорили мужики, отговаривали председателя колхоза, что не выдержат стены тряски сит.  Стены выдержали и гниль зерновую, и тряску сит.
 Утро 1935 года не предвещало ничего плохого. Обычное утро жаркого лета. Но в обеденное время, откуда ни возьмись, разгулялся сильный ветер, и вспыхнул пожар. Что стало его причиной, так никто и не узнал. По воздуху летели горящие головешки с одного конца деревни до другого. Верхушки деревьев смотрели в небо, как бы прося пощады. Обломившиеся ветки ветер гнал дальше на соломенные кровли других строений. Ветер срывал с крыш солому, и она огненными клубами неслась к новой жертве стихии. Те, кто были  дома, хватали  узелок с документами, детей, стариков и бежали в овраг, к озеру.
В этом огненном вертепе вокруг своего дома ходила женщина. На голове белел  платок, из-под которого выбились седые волосы. На ней были цветная блузка и черная юбка. В левой руке она держала икону «Неопалимая купина», а правой крестилась, беспрестанно читая молитву. Стихия расширяла свободный круг от огня. И, наконец, оставив запретную территорию, потихоньку стихла, оставив за собой две улицы пепла.
 Люди потянулись каждый к своему:  кто к оставщемуся жилищу,а кто к тому, что осталось. Нечего  было  есть, а теперь  и жить негде…
Наташа с ребятишками бежала к дому. И встали они, как вкопанные: дом стоял нетронутый, огонь лизнул лишь крыши соломенных сараев. Среди чада  увидели няню -  так дети звали бабушку. Наталья бросилась к свекрови, которая сидела на крыльце. Она вся была черная от гари. Дырки на одежде ещё тлели.
- Мамаша, - тихо окликнула Наталья, но Васса Матвеевна сидела, как каменная. Наконец, слёзы потекли из отрешённых глаз Вассы по щекам, оставляя серые борозды. Тело её обмякло, икону придержала и взяла Наталья, а правая  рука Вассы Матвеевны так и осталась сложенной для крещения.
Дети плакали, глядя на молчавшую и почерневшую няню, которая, наконец, произнесла:
- Тихо, детки. Господь шума не любит.
И, увидев подходившего  к ней Фёдора, Васса Матвеевна протянула обе  руки  к младшему сыну. Фёдор взял их в свои руки, прижал к груди, поцеловал.
           - Сынок, знаю, не по душе тебе будет моя просьба, но всё - таки прошу:   как стемнеет, сходи, поблагодари Михаила Архангела за спасение, он же наше гнёздышко спас.
  Для Фёдора просьба оказалась непростой:  1917 год ворвался, когда ему было девять лет. В разговоры взрослых он не вникал, да детям не принято было слушать взрослые разговоры. Только став постарше, кое-что узнал. Был Фёдор истинным коммунистом. Отца уже не было в живых, а мать  Васса Матвеевна и жена Наталья  убрали с виду иконы. Иначе в те годы поступать было нельзя. Знал, что молились украдкой, но ничего им не говорил.
             Встал с лавки Фёдор и вышел на крыльцо родного дома. Огляделся вокруг. Зрелище страшное. А их дом целый. Присел на ступеньку крыльца, и мысли поплыли одна за другой… Однодворцами и многодетными их кликали все годы. И сыны слушали отцов. Сколько Бог даст деток, столько им и быть. Вспомнился кирпичный дом отца Василия и своих дядьёв, а их было много. От раскулачивания спас Алексей, который служил в Красной Армии и погиб. Да и раскулачивать было нечего. Землю раньше продали, чтобы деньги вложить в храм. Михаил свою долю добавил. Оставили землицы столько, чтоб семье  хватало.
Отец, Василий Фёдорович, был справедливый, образованный, имел четырёхклассное образование, никогда не кричал на ребятишек, но взгляд был таким, что от него все сразу замолкали. Вспомнил Фёдор и то, как  в голодный 1922 год поманил рукой  он Фёдора, а в зажатом кулаке отца кусочек хлеба:
- Не хочу, сынок, возьми и съешь. Мне он уже не понадобится, а ты остаёшься за хозяина. Веди семью и хозяйство по-сурински, чтобы от людей стыдно не было.
  Он говорил всё тише, сухие глаза блестели:
          - Сынок, не обижай  мою  Василинку,  ей хватило в жизни. Сколько только детей на кладбище отнесли, да и помощница она вам. А Наташу, знаю, не обидишь, сущий ангел, сущий…
 Говорил всё тяжелее, дыхание слабело. «Устал», -  подумал Фёдор. И, встав с кровати, ответил:
         - Я исполню твою просьбу, отец.
 Шёл Фёдор к храму и думал: «Слабый, совсем слабый, жалея детей, отрывал от себя хлеб  и таял  с каждым днём». Василий Фёдорович отдал Богу душу в 1922 году тихо, словно заснул.  Люди вымирали семьями. Фёдор шёл и услышал сзади чьи-то шаги. Оглянулся, а за ним шла Наташа.
- Наташенька, ты что, родная?
- Федя, я тебе помогу, ты же не знаешь молитвы.
 - Любушка моя, как ты  чувствуешь мои мысли.
- Федя, повторяй за мной.
Наташа нежным голосом начала:
О Святый
Михаиле Архангеле,
Помилуй мя грешного,
Требующего твоего заступления.
Сохрани мя, раба твоего,
От всех видимых и невидимых враг,
Паче же подкрепи от ужаса смертного и
от смущения диавольского и
Сподоби мя напостыдно предстати
Создателю моему в час
Страшного и праведного Суда его.
О всесвятый, великий Михаиле Архистратиге!
 Не презри мя, грешнаго, молящегося тебе
О помощи и заступлении твоем.
В веце сем и в будущем,
Но сподоби мя тамо купно
С тобою ославити
Отца и сына и святого Духа
Во веки веков.
Наташа, встав на колени, поцеловала землю. Раздались взмахи больших    крыльев.
- Показалось, Наташа?
- Нет, Федя, он был с нами.
-Кто?
- Архистратиг Михаил.
  И добавила уверенно:
-Он слышал нас, Федя, и, довольный, полетел.
Обратно шли молча, и Фёдор - коммунист не мучился в те минуты совестью. Долг перед матерью сейчас он считал выше.
И потянулись из Комаровки погорельцы: кто на подводах,  кто  пешком. Кто осел в Двориках, кто  - в Ундорах, а кто  - в Ульяновске. Фёдор работал на колхозной пасеке. Ульев   было около 700. Они стояли в Салуяновском лесу. Был на хорошем счету. Со всеми строг. Даже, когда  свои ребятишки забегали к нему на пасеку, ложки меда не давал. Он не был жадным, он был честным. Дети его любили: весёлый он был. Играл на саратовской гармони, голос имел  приятный и сильный. И любимая песня у него была. Выйдет, встанет на крыльцо, растянет меха и запоет: «О чём задумался, детина?». Или ляжет на пасеке в цветочную траву и тихо запоёт:
                Ах, ты грусть, неизбывная грусть,       
                Зорька ясная ты для меня.
                Никогда я тобой не напьюсь!
                Я люблю тебя, Русь, без ума.
                ВОЙНА.
     Истерзанная изнутри страна Советов  вступила в 1941год.
                Убивали тебя
                И морили тебя,
                Над народом твоим издевались!
                Только ты не сдалась
                И с колен поднялась!
                И великой Россией осталась.
       Фёдор Васильевич Сурин, 1908года рождения, последний дворянин рода Суриных деревни Комаровки, с четырёхклассным образованием, отец четверых  живых детей и двух умерших… А седьмого ожидали.
               Вапреле 1941 года вместе с сельчанином Рыженковым Василием Ивановичем  был   он призван для обучения приёмам ведения  стрельбы из скорострельных   автоматических  зенитных орудий калибра №2237.  Огневой расчёт зенитного орудия состоял из командира, двух подносчиков, двух наводчиков по горизонтали и вертикали, одного заряжающего.
          Двадцать седьмого  июня в Ундорах Наташа родила девочку, а первого июля подготовленных зенитчиков должны были погрузить в Ульяновске в вагоны для отправки на фронт. Красноармеец  Сурин, попрощавшись с семьёй, поехал на перекладных в Ундоры, в роддом. Он не мог не увидеться со своей любимой Наташей и четырёхдневной дочкой. А Наташа уже упаковывала ребёнка. Медсестра с возмущением говорила:
           - Не понимаю, ведь не первородка, а ведёшь себя, как девочка. У всех забирают мужей, сыновей, девочке только четыре дня, пупок не отпал, а ты бежать.
Наташа не слышала увещеваний медсестры, сердце билось до боли, «Да как же  не увидеться? Да как же не проститься? Она сбегала со ступенек больницы, завязывая платок на голову. И в это время её кто – то подхватил на руки!
           - Феденька, родной! Как ты здесь?
           - Наташенька,  садись на подводу, нас отправляют на фронт. Как бы не опоздать.
            - Давай, отец, гони лошадь, мне надо успеть!
Они смотрели друг на друга с такой любовью, будто вчера из -  под венца.
            -  Ничего, родная, Верочка ещё сидеть не научится, а мы уж и вернёмся.
              - За нас не волнуйся, мамаша хоть и старенькая, а хорошая  помощница. Знай, что мы будем ждать тебя, каждый день в окошко буду глядеть, не прогляжу, не бойся.
Они успели. Взмыленная лошадь тяжело дышала.
             - Береги детей и гармошку, я скоро вернусь! - кричал Фёдор.
Поезд скрылся за поворотом…
                Доброты зачерпнув из ковша,
                Напоил своё сердце любовью.
                Зашагал  он, Победу верша,
                По земле, пропитанной кровью.
               Фёдор  Сурин попал на Волховский   фронт, которым командовал генерал армии К.А. Мерецков.  Немцы  окружили Ленинград, но ни убить, ни уморить голодом им  его не удалось. Войсками  Ленинградского фронта под командованием генерала армии Л. А. Говорова в январе 1943 года была прорвана блокада Ленинграда. Окончательно связь с Большой землёй была налажена в феврале 1944  года. Затем была грандиозная битва  за Кёнигсберг. Силами Третьего Белорусского фронта под командованием маршала А.М.Василевского выбили   фашистов из укреплённого логова, но какой ценой?               
                Река Преголь как будто встала!
                Принимать  тела устала.
                Шипя, вода мешалась с кровью,
                Наполняя чашу вдовью…
Огневой расчёт зенитного орудия, где наводчиком был сержант Сурин, защищал Ленинград, стоял на дозоре Дороги Жизни и участвовал  в боях за Кёнигсберг. За сбитые самолёты был награждён Орденом Красной Звезды и   медалями: «За освобождение Ленинграда», «За взятие Кёнигсберга», «За победу над Германией». После небольшого отдыха зенитный расчёт был направлен в распоряжение 1 – го Дальневосточного Округа, которым командовал маршал Мерецков. Все три фронта координировал маршал Советского Союза А.М.Василевский.
На память сфотографировались. Тяжело переживал Фёдор смерть 2 – го наводчика и друга. Всегда думалось ему, что  смерть летела взять его, но то ли детей пожалела в последний момент, то ли Наташин пояс спас, только  остался он тогда жить.
          Взамен дали  молодого парнишку – Ваню Жилина. Необстрелянный, глаза, чистые и голубые, смотрели на Фёдора с надеждой.  Когда же в разговоре  Фёдор узнал, что тот  жил без отца, захотелось Фёдору  обогреть  сердце Ивана. При прощании, Иван попросил адрес  Фёдора с обещанием писать.
            Домой сержант Сурин вернулся  в ноябре 1945 года.  Он шагал, твёрдо  ступая          по родной земле,   которую  не посрамил.
              - Папа идёт! Феденька мой идёт!- крикнула Наташа и босая выскочила из дома. За ней высыпали все остальные, облепили, и такой кучей малой пошли в дом. Когда все успокоились,  Фёдор спросил:
            - Я мамаши не вижу, приболела?
 Тогда Наташа извинилась, что не написала, не хотела расстраивать, и, смахнув слезу, начала рассказывать о мамаше:
               - Феденька, если б не мамаша, вряд ли мы выжили. Я ведь уходила чуть свет в поле. Ездили рыть окопы, а дети были с ней.  Верочке она не дала умереть. Пойдёт в огород, наберёт листьев смородины, нажуёт меленько и в тряпочку положит. Завяжет и в ротик Верочке вложит. Как та захнычет, у мамаши уже приготовлены морковные листочки. Хорошо, что лето было …А осенью Верочка  ела натёртые на тёрке  варёные овощи. Федя,
 мамаши  не стало в 1943 году. Было, видимо, ей  плохо не раз, но молчала. Да и умерла, как будто в шутку.  Сидела на стуле, подняла обе руки и говорит:
              - Сейчас улечу, как  птичка. И упала…
 Наташа прижалась к плечу Фёдора и заплакала, а Фёдор подумал: « Может, так и лучше, я ведь тоже не писал о своих ранениях».
      И всё стало надёжно, как прежде. О войне старались не говорить, но нет – нет, да и скажет  Фёдор с болью в голосе:
            -Эх, если бы с первого дня хватало оружия...
Сам с  войны не привёз ничего. Но мирную жизнь стал  мерить по войне.
         От  Вани Жилина писем не было. Тревожился Фёдор о судьбе его, но работа (он опять ушёл на пчельник), рождение детей, а их родилось ещё трое: Мария, Алексей  и Галина, последняя в - 51 – году.
Уходя на работу и  возвращаясь домой,  Фёдор  невольно смотрел в сторону храма.  В 1960 году его закрыли на замок. Он стоял жалкий среди бурьяна… В пустые глазницы его разбитых окон врывались ветры, его оплакивали дожди, белым саваном окутывали метели…
 Но  он слышал молитвы комаровцев.   Он помнил слова Архистратига  Михаила  и священника Александра Гневушева о том, что одумаются власти,  придёт другое время. И он ждал …
            В семье Суриных всё стало, как до войны. По ночам при первом крике ребёнка Фёдор вставал, брал его на руки и нёс к Наташе на кормление. Она принимала дитя, кормила, а Фёдор сидел рядом, и блаженная улыбка, улыбка счастья цвела на его лице. А после  обеденного времени Фёдор говорил детям:
          -Детки, погуляйте, мама отдохнёт.
Детям было интересно,  они заглядывали в деревянные ставни. И однажды увидели такую картину: мамина голова лежит  на коленях отца. Длинные и густые волосы распущены. Отец аккуратно расчёсывет  их гребнем, перебирая  пряди.
            А иногда  Фёдор обнимет свою Наталью, прижмёт крепко -  крепко и скажет:
           - Любушка моя, если буду уходить в мир иной, я тебя не отпущу, вместе уйдём.
 Так прожили в любви два человека: супруг, истинный коммунист, и супруга,  глубоко верующий человек. Фёдор  наказывал: « Если что случится со мной, молиться запрещаю».Но
 вместе не случилось покинуть этот мир. В 1970 году Фёдора Васильевича не стало…
          Почувствовал, наверное, Иван Жилин, что стряслась беда. По приезде домой Иван спрятал листочек с адресом в доме между брёвнами и приткнул паклей. Дел навалилось  много, и  Иван забыл, где положил листочек. Где только ни искал – тщетно. Отчаявшись, он встал посреди избы и громко, с болью, крикнул:
           - Фёдор, отзовись, друг мой боевой, заступник и учитель, как я виноват перед тобой!
           - Господи, помоги!
 И утирая лицо рукавом, заметил: его пальцы сложились так, что указали на угол дома, где была божничка.  Иван начал вырывать мох и увидел листочек. Он сразу же написал письмо,
отправив в нём общую фотографию, где длинными линиями указал .пятерых друзей.
             Иван надеялся, что Фёдор что – нибудь о них знает. Ответ Иван  получ ил, но от детей Фёдора Сурина.…

        Наталья Дмитриевна Сурина пережила супруга на двадцать шесть лет. Умирала на руках у младшей дочери Галины, а сухие губы Натальи Дмитриевны молили о прощении перед детьми:
      - Простите, деточки, - первый раз хлеба вдоволь наелись в 1956 году…И добавила:
       - Дочка, без Бога ни один волос не упадёт. Делай людям добро, оно  к тебе возвратится.
  Теперь они вместе: Фёдор и его любимая Наташа… Отечеству   Фёдор Васильевич и Наталья Дмитриевна подарили  семерых  детей. И всем дали образование. У Александра Фёдоровича Сурина сын Вячеслав Александрович и внук Дмитрий.  Живут в Ишеевке. У Василия Фёдоровича сын тоже Вячеслав, а  внук Антон.
            Так и продолжается род Суриных, пустивший на нашей земле, в деревне Комаровке,  корни в 1648 году.