Зацепило за душу

       Заскочив на минутку ко мне в гости, Геннадий сообщил, что был сейчас  у Фатея Яковлевича, нашего общего знакомого.
-  Ты знаешь, зашел к нему, а он сидит какой-то странный: задумчивый и неразговорчивый. Я к нему и так, и эдак, а он как будто меня и  не слышит. Я прибавил силу голоса и только тогда, он будто от гипноза очнулся. Спрашиваю, что с тобой?  Да вот, передают по радио, что принято постановление о возврате имущества, отобранного после революции.
 - Ну а ты  чего переживаешь, у тебя что, дворец или имение какое то отобрали, ты что так загрустил?
- Да нет, я вспомнил своего прадеда, у него все  отобрали. Жил он в хуторе Захаров, был зажиточным крестьянином. Имел дом под железной крышей, коров, лошадей, поросят, волов, птицы столько, что ее никто никогда не считал. Они делали себе гнезда,  выводили птенцов ими никто не занимался, неслись, где попало, только вечером ходили яйца собирать. Семья была большая, сыновья женились, привели жен в родительский  имение и когда уже стало совсем тесно, отец  помогал младшим сыновьям строить  им  курени, и они уходили на свои хлеба.
   Рядом с куренем, стояли два больших амбара с зерном, добротная летняя кухня, которая закрывала глубоко вырытый ледник для хранения продуктов в теплое время года. На яру, над Доном стояла баня, рядом был спуск к реке. Воду на коромыслах носили прямо  из Дона, колодцев во дворах не было. Двор делился на две части: чистый и  хозяйственный.
    Километров в пяти были огороды с картошкой и тыквой, их выращиванием занимались женщины и детвора, управлявшиеся в летний период дома. Все остальные трудились на дальних полях, где  стояли летние кошары для скота, поля под зерно и скирды сена. На берегу Дона были привязаны два баркаса  для ловли рыбы. В промежутках между хозяйственными работами ее заготавливали и вялили так много, что хватало и соседям. Свободного времени для отдыха, считай,  не было, работали, не покладая рук, с утра до поздней ночи, земля и скот требовали свое. Выходной был в воскресенье, чтобы сходить всей семьей в церковь, подросткам иногда позволяли искупаться в речке.
     Пришла революция, на селе наделала столько бед, что никто и представить себе не мог. Тех, кто трудился в поте лица, в одночасье определили врагами народа и  кулаками, а тех, кто на печке просиживал, да палец о палец не ударял, назали творцами истории и хозяевами  над чужим добром. 
   Знаешь, почему зажиточных крестьян стали называть кулаками? Так ведь это сжатые пальцы вместе, которые по одиночке слабые и ничего не осилят, а вместе они – сила. Значит,  кулаки - это сильные люди. Но в новом обществе слово «кулак» стало нарицательным именем и для всех, кого им нарекли, не стало места под солнцем. Только Сибирь открыла для них свои объятия.      Раскулачивание шло полным ходом, под эти грабли попал и отец Степанов Степан Михайлович вместе с женой Евлампией. Старших сыновей, живших отдельно, не тронули, младших забрали к себе родственники. Все, что можно, забрали уполномоченные от новой власти забрали, выгребли все добро под метелку и отправили в Сибирь. Везли в холодных не отапливаемых вагонах, заболела жена Степана и прямо в дороге умерла. Медицинскую помощь им, конечно, никто не оказывал, только на каждой станции сгружали умерших людей, а оставшихся в живых поезд вез дальше.
 Степан успел снять теплый пуховый платок с жены и спрятать его под одеждой, охранники отбирали все, на что положили глаз, особенно это касалось теплой одежды, ведь на улице стоял лютый мороз. Казачий пуховый платок стал для казака частичкой домашнего тепла  и он, поглаживая  его руками, сквозь слезы вспоминал всю свою жизнь, жену, детей и задавался только одним  вопросом, за что, за какую провинность его так наказали. Глядя на свои огрубевшие от великих трудов руки, он не мог дать себе ответа и толком объяснить, что вокруг происходит.
     И вот конечная остановка, тюремный лагерь и десять лет неволи без права переписки. Тех, кто раньше освобождался,  ссыльные просили на воле передать родным хотя бы на словах, что живы. Но просящих было так много, что  их невозможно было ни запомнить, ни передать родным весточки. А остаться в живых в лагере было очень трудно. Содержали вместе и уголовников, и политических заключенных, к которым были причислены и кулаки. Они здесь считались людьми второго сорта. Непосильный  труд  и скудная пища подрывали здоровье заключенных, но Степан привыкший к работе, стойко переносил все тягости и выжил. Из последней весточки родные узнали, что он скоро будет дома.
    В день освобождения на улице было пасмурно, но для Степана это был светлый день, как будто ночью тысячи звезд сверкали на небе и душа его вместе с окружающей природой пела от радости и избыток счастья захлестывал все его существо. Под стук колес он ехал в родные края. В райцентр  прибыл ближе к обеду. Страшно хотелось есть, но даже перекусить у него было нечем. Степан вспомнил, что десять лет тому назад неподалеку от станции жил его кум.  И голод уже гнал егопо знакомому адресу.
   На стук дверь открыл сам хозяин, он еле узнал в заросшем и изможденном человеке своего кума. Утолив голод, Степан засобирался домой, было уже  два часа дня. На уговоры кума остаться до завтра  ответил отказом. Дорогу он знал, как свои пять пальцев. А там, может, кто по пути подвезет. Так, успокаивая самого себя, он спешил туда, где хотел увидеть родные лица своей оставшейся семьи.
    Прошел уже так много, что по его прикидке уже должен был показаться его хутор. На улице быстро темнело, стояла зима, вдалеке раздался вой волков. На душе у Степана стало тревожно и он прибавил шагу. Звездное небо и луна подсвечивали дорогу и он, не боясь упасть, побежал. Вой волков меж тем приближался и вдруг за поворотом появился спасительный огонек и Степан от страха допустил роковую ошибку. Он свернул с дороги и побежал напрямик к нему через поле. Ноги стали вязнуть в сугробах и он замедлил бег, но и до спасительного огонька оставалось метров двести. «Ну вот и успел» - мелькнула в голове мысль, но тут резкая боль в ноге  и рывок повалили Степана на землю. В последний миг своей жизни он отчетливо понял, что все его старания выжить в Сибири так  нелепо оборвутся сейчас, на родной земле. Пасть второго волка сомкнулась на шее, и тело забилось в конвульсиях. Весной, когда сошел снег, в степи нашли скелет, в полушубке была справка об освобождении.
   Этот рассказ мне глубоко тронул мою душу. Стал восстанавливать и свою родословную, начиная с прапрадеда  Филатова Федора Ивановича и зная теперь подлинную историю жизни Степанова Степана Михайловича. Меня поразило то, как похожи их судьбы. Только один погиб, а другого оставили живым помирать в доме восьмидесяти трех лет от роду, обобрав его до нитки, забрав без остатка заготовки на отопление печи.
      Когда узнаешь про исковерканную  жизнь людей с одним ярлыком «кулак», невольно приходишь к мысли о страшной несправедливости пришедшей на смену монархии власти по отношению к крестьянину-труженику. Ведь именно на таких, сильных и крепких, как  сжатый кулак, и держится  наше Отечество. И нам остается только гордиться тем, что мы - выходцы из таких вот кулацких родов и жизнью, трудом своим доказывать, что мы их достойны.