Работа не волк или записки из ГПЛ

Все названия и персонажи вымышленные и любые совпадения случайны

Часть первая.

Работаю я сейчас, ребята, на большом государственном предприятии. На заводе. В ЦОПе. В цехе опытного производства. Вся выпускаемая заводом продукция сначала делается у нас, испытывается, доделывается, улучшается и  анализируется, а потом, самое лучшее, передается в основное серийное производство. Наш цех, как маленький завод внутри большого завода. Поэтому в нашем цехе есть специалисты совершенно различных профессий. Это и сборщики, и испытатели, и технологи, конструкторы, модельщики, контролеры, рабочие-металлообработчики всех мастей, и даже вулканизаторщики. И мы, ГПЛ, группа планирования и логистики. Все что привозится в цех, отвозится и хранится, все это зона нашей ответственности.
Начальником нашего подразделения работает незаурядный человек. Этакий живчик, щупленький, невысокого роста мужичок, при этом умудряющийся смотреть на всех сверху вниз. Он никого, после знакомства с ним, не оставлял равнодушным. Его уважали, боялись и тихо ненавидели, а за спиной смеялись, причем одновременно. Это парадоксально и тяжело, одновременно ненавидеть человека, уважать и смеяться над ним втихаря. Но таков уж наш начальник, Вольнов Дмитрий Акимович, хотя все его, за глаза, зовут Дормидонтом. Вот не знаю почему, Дормидонт, да и все. Конечно, он об этом знает, и мне кажется, про себя, он и сам так себя называет.
Вообще, народ нашего цеха с чувством юмора, прозвища коллегам дает меткие, при этом совершенно обоснованно. Так иногда посмотришь на человека и вправду думаешь, что его так зовут или такая у него фамилия, только далеко впоследствии узнаешь, что оказывается это прозвище, а настоящие имена людей совсем не такие. У новеньких, которые попадают к нам цех, поначалу частенько случаются смешные казусы по этому поводу. Вот был у нас Хрущев, он, правда, сейчас уже на пенсии. Так вот, уж так все привыкли к такому к нему обращению, что молоденькая экономистка взяла, да и в приказе от имени начальника цеха написала: «Хрущева А. Б. привлечь к работе в субботу в связи необходимостью». Какой необходимостью история умалчивает. Нет данных. То ли с производственной, то ли необходимостью самого Хрущева. А начальник, не читая, подписал, и вывесили приказ на всеобщее обозрение, на доску цеховых распоряжений. Был страшный конфуз, а экономистка вся красная, как рак с выпученными глазами, потом долго выясняла отношения с двумя коллегами, такими же экономистами, только уже старожилами цеха. Потому что настоящая фамилия А. Б. была Сидорский.

Театр начинается с вешалок. А любой завод, конечно, с проходных. Предприятие у нас режимное, правда никто не знает почему. Наши машины и агрегаты никакой секретности не имеют. Туристов часто возят поглазеть, производственный туризм развивают, понимаешь. Новый экономический тренд, мать его. А туристы фотографируют все подряд и сами фотографируются. Туристы, что с них возьмешь.
 Зато заводчанам снимать нельзя, даже на телефон. Ни-ни. Не дай бог. Правда, все равно все фоткают, но так чтобы никто. Ни-ни, Не дай бог.
 А на проходных стоят вахтеры, с металлоискателями в руках и всех обнюхивают на предмет запахов спиртного. Они думают, что делают это незаметно. Войти на завод сложно, но еще сложнее выйти. Часто это не всем удается, по крайней мере, с первой попытки. Есть у нас в цехе Красномырдин, тоже политик еще тот. Только в отличие от Виктора Черномырдина, известного своими, такими жизненными перлами, и у которого лицо было естественного цвета, наш Красномырдин перлов не выдает, зовут его не Виктор и лик у него красный, как щечки у молоденьких гимназисток в морозный солнечный денек. Очень часто, после работы, когда уже весь алкоголь, припасенный со вчерашнего вечера в организме, давно иссяк, его все равно останавливают, со всеми почестями, на отдельном транспорте -  «козле» службы охраны - везут на освидетельствование, а потом с извинениями и с такими же почестями привозят обратно. Повторяется это с завидным постоянством. У вахтеров плохая память и огромное желание выделиться, потому что такие выделения, если они удачны, приводят к премиям. Убытки от таких мероприятий никто не считает, хотя на заводе работает  тьма экономистов, даже в нашем цехе целых три. А Красномырдин уже вошел во вкус, и явно издевается над вахтерами, натурально и мастерски играя пьяного, которые впрочем, этих издевательств совсем не замечают.
 Так вот, перейти проходную, это как минное поле перейти. К тому же, как на всех режимных объектах, у нас есть Служба Собственной Безопасности, Первый Отдел, Отдел с Экономическими Преступлениями и даже Группа Быстрого Реагирования. При этом везде установлены камеры. В общем, как бы управление заводом не хотело, но каждый день заводчане ухитряются приходить на завод, и некоторые даже работают. Еще часть говорит, что они работают, ну а большинство просто создают видимость бурной деятельности. За время работы здесь я уже ко многому привык, но до сих пор меня не перестает удивлять, как нашему заводу удается держаться на плаву. Везде проводить ремонты (хотя это можно понять – простое освоение бюджета), постоянно обновлять дорогущую мебель  в кабинетах у боссов и вообще всего пентагона, и при этом не только держаться на плаву, но и давать прибыль государству. О! Вы не знаете, что такое пентагон, значит, вы не работали никогда на заводе, потому что на любом заводе или фабрике здание управления предприятием называют пентагоном.

Рабочий день в нашей ГПЛ начинается с планерки. Дормидонт сначала узнает, что на сегодня для цеха самое важное, просматривая в компьютере графики и планы поставок, производства, отгрузки и выполнения работ. Все остальные занимают себя, как могут, кто читает журналы, кто играет в телефоне. Ну а что еще делать, пока начальство думает и работает. Дормидонт, непонятно почему, всю работу берет на себя, вообще всю, и за логистов, и за диспетчеров, и за кладовщиц, и даже за инженера по планированию, которую однажды случайно сам же и прозвал Октябрина, ввиду присутствия в ее характере такого, едва заметного комсорга или пионервожатой. Прозвище сразу закрепилось за этой милой женщиной.
Когда Дормидонт все для себя решил, он начинает давать нашему сообществу разные задания, иногда одно и то же сразу двоим, а иногда и наоборот, одному за двоих. Тут уж, как карта ляжет. Вперемешку с заданиями рассказывает обо всем, что вчера узнал и что сегодня вспомнил, периодически, иногда со вниманием, а иногда и без, выслушивает и других. Короче, вторая часть планерки насыщена и ярка, полна оживленной речью, озвучивающей разные события,  новости и всевозможные задания на день для разных членов нашей группировки. Выглядело это диковато.
- Светлана, запиши номерок… Я вчера в интернете такую новость узнал. Оказывается у земли очень сильное магнитное поле. Там в статье много чего было о нем рассказано, я, правда, уже не всего не помню. Но это очень страшная сила – магнитное поле...
Все ждут. Двухминутная тишина.
- И все же, очень все это странно, два магнита ведь тоже по сути железяки, а вот так притягиваются, а так отталкиваются, зато простая другая железяка притягивается по-любому…
- Светлана, в ЦГК есть 136 штук на остатке, нам надо 18. Скажи ЦГКаковцам пусть дадут в долг или отпишут на нас.
- Так номер-то какой?
- Ах, да. (Называет номер детали)
И тут же, веселым голосом, с азартом,
- Вчера такую хохму вычитал… Короче шел мужик куда-то, я уже забыл куда, но это не важно…
Немного помолчал, задумавшись, потом,
- Ай, я уже и не помню, может это и не мужик был. Короче, Викторович, надо съездить на склад электрооборудования и получить… Ну, в общем они там уже все отложили, просто забери и вези сюда…
Не каждый въедет в тему при таких резких поворотах в беседе, но коллектив у нас опытный. Закаленный, его так просто не возьмешь.
А вообще, в голове у Дормидонта такая каша, впрочем, как и на его столе, нужную бумажку можно искать бесконечно долго и, порой, безрезультатно, потому что она лежит на полке. А порой нужный документ находится в рекордно короткие сроки, почти мгновенно. Так и голова Дормидонта, то работала, опережая события, при этом все помня, то впадала в ступор, и он забывал буквально то, что было полчаса назад, правда если это не касалось работы. Все, что касается работы Дормидонт не забывал. Вот такой у нас начальник.

Как-то раз Женя Лощин, по прозвищу Красавчик… Почему Красавчик? Я и сам долгое время не мог понять истинного смысла этого прозвища. На самом деле Женька, конечно, не урод, но, с атрофированным организмом и бледным морщинистым лицом конченного алкаша, красавцем его назвать трудно. Но однажды меня добрые люди, самбисты, (самбисты, потому что боксеры, потому что работают в лабораториях по разным испытаниям, расположенных в специальных боксах, поэтому и боксеры, и поэтому же самбисты) просветили. Оказывается, все очень просто. Наш Женька мог спать всегда и везде. Лежа, сидя, стоя, на солнцепеке, или на холоде, казалось, даже на ходу он мог спать. Прямо спящая красавица какая-то, но из-за принадлежности к мужскому полу, соответственно спящий красавчик, или просто Красавчик.
Кстати сказать, Красавчик искренне считал, что в нашей группе только он один работает, а остальные гоняют балду.
Так вот, как-то раз Красавчик стойко продержался всю планерку, а когда Дормидонт произнес свою всегдашнюю фразу в конце планерки,
 - Ну, все. За работу. Отбой.
которая означает, - пошли все вон и марш за работу, у Красавчика вдруг кончился лимит бодрствования, и он честно отключился, засопев с лицом праведника посреди вдруг наступившей после обычного гула планерки тишины, когда все молча складывали различные документы и записи с заданиями в свои рабочие папки. Тишина стала звонкой, в ней явно угадывались колебания электромагнитных волн нашей планеты и работающих в комнате компьютеров, боролся с тишиной только храп Красавчика. Пелагея (в миру Надежда Степановна), специалист по раскрою, учету, и отчетам по всему этому, женщина дальновидная и с очень пышным бюстом, от предчувствия ядерного взрыва в душе начальника, перестала даже дышать и румянец на ее щеках спал. Так и сидела, застывшая и не дышащая, как беломраморное изваяние великого Микеланджело. Дормидонт же, к великому всеобщему удивлению, медленно оторвал взгляд от бумаг, раскиданных по столу в хаотичном безобразии, и направил взор на спящего Красавчика и произнес, отчетливо выделяя каждую букву,
- Евгений, мою команду «отбой» нужно воспринимать как призыв к действиям, а совсем не в буквальном смысле.
 И, немного вдохнув воздуха и подняв голос на три октавы выше, заорал,
-  Иди, работай!
 Эта магическая фраза всегда имела на Красавчика необычное воздействие. Сейчас же она произвела полный фурор у всех присутствующих, в том числе и у самого Дормидонта, а Пелагею из мраморного состояния вернула в обычное, наше родное, телесное. Мозг Красавчика еще спал, а вот тело уже было хотело приступить к тем самым действиям, к которым призывал начальник нашей группы, то есть тело хотело пойти работать. Но телу, без советов мозга, очень трудно перемещаться в пространстве. Красавчик громыхнулся со стула, издавая при этом различные, непонятно почему, хлюпающие звуки, будто он в лужу упал, на которые прибежали из соседней комнаты наши девчата операторы во главе с Октябриной. Красавчик быстро поднялся, весь из себя смущенный, и одновременно польщенный таким всеобщим вниманием, зачем-то сказал,
- Бляха, чуть яички не отдавил.
И быстро ушел. В этот день его видели в двух местах. Спящим, в старом списанном авто ГАЗоне, и бодрствующим, у вулканизаторщиков на РТУ (резино-технический участок).
       После его ухода из помещения, половина предалось возмущению и негодованию, остальные ржали, как лошади, до коликов в животе, и каждый хотел перекричать другого. Спокоен лишь был один Дормидонт, у которого только брови, неестественно очень высоко почти до волос, поднялись. Его спокойствие и поднятые вверх брови в итоге вызвали вторую волну всеобщего удивления. Он окинул всех взглядом, опустил брови и уткнулся в экран монитора. Его выдержке мог позавидовать Штирлиц. Вообще-то, спокойствие несвойственно для нашего начальника. Обычно он очень эмоционален. Я думаю, что в душе Дормидонт очень жалел Красавчика, и на работе как мог берег его от труда, видимо помня, что от работы и кони дохнут. Красавчик же считал, что Дормидонт слишком много ему дает работы и он совсем не справляется, потому что такой большой объем работ невозможно выполнить за такой короткий рабочий день. И если Красавчик не успевал что-то сделать, то назавтра Домидонт мог его наказать,
- Лощин, Вы не выполнили мое вчерашнее задание, поэтому я вам сегодня вообще ничего не доверю. Василий, забери у Лощина накладные и развези по цехам. Дормидонт свято верит, что его недоверие к Красавчику, как к работнику, исправит отношение к труду Женьки и сделает его если не трудоголиком, то, как минимум, трудолюбивым и исполнительным. То, что у Василия и своей работы хватает, совершенно не смущало Дормидонта в его воспитательных начинаниях.
       Вообще, Женьку-Красавчика все остальные, кроме Дормидонта, недолюбливали. Как человек он гниловатый и такого лентяя не часто встретишь, зато часто можно было увидеть его спящим в самых непредсказуемых местах. Начальству у нас в цехе не принято докладывать о людских слабостях. Поэтому начальство зачастую о том, что происходит и не знает, хотя мне кажется просто не хочет знать. Женькина сонливость объяснялась просто, он без меры употреблял спиртное. Но вот как ему удавалось пересечь огневой рубеж в виде проходных после вечерне-ночных запоев, вызывало зависть у многих заводчан, многим из которых и по трезвому-то с трудом удавалось пройти фэйс-контроль у вахтеров. Да я уж говорил об этом.
        Кстати, у многих вахтеров, тоже были прозвища, но почему-то вахтерские всегда были связаны с военной техникой, были среди них и Танк с Танкеткой, и БТР, и даже ракетный комплекс искандер, вернее просто - Искандер.


      
Есть у нас в цехе и свои иностранцы, ну как же без них. Вот, например, Итальян. Я поначалу думал, что у него такая фамилия. Или Витаускис. Можно подумать, что он латыш, и внешность подходящая, но оказалось, что он Сергей. Вот пойми этих опытников. Тот же Итальян. Хороший во всех отношениях мужик, ну любит поговорить, за это и поплатился. Когда-то побывал этот Итальян, совместно с группой товарищей, в долгосрочной командировке в Марокко. Месяца три они там были. А у нас тут еще Советский Союз был. Когда приехали, рассказов было…. Не передать. На год хватило. И все уже вроде угомонились, высказались, только Итальян никак не мог перестать вспоминать тамошнюю жизнь. Все ветераны-старожилы цеха стали избегать его рассказов про одно и то же, так он тогда перекинулся на молодняк. Тех это быстро достало и ему в сердцах высказали, мол задолбал ты уже своими байками про разных итальянов.
- Так я был в Марокко,
- Да какая разница! Все равно достал!
Вот с тех пор и стал испытатель агрегатов Итальяном.

А еще есть Бразил. Сначала он был Бразильцем, но когда в цехе появился Итальян, Бразильца стали кликать Бразилом, ну чтобы на один манер все звучало. Бразил никогда не был в Бразилии, он вообще нигде не был кроме двух мест. В деревне, где родился и вырос, и в городе, где по сей день и работает. А Бразилом он стал из-за слегка темной кожи и шляпы, почти как сомбреро. Да и вообще, вот посмотришь на него, ну Бразил, как есть Бразил. А сам Бразил доволен, что его так величают, и уже взаправду сам себя считает бразильцем. Щелкает пальцами и во время ежегодных знаменитых бразильских карнавалов в Рио-Де-Жанейро, пытается танцевать румбу. Выглядит это дико, но все уже давно привыкли и не обращают никакого внимания. А танцор обижается, требует похвал. Некоторые, в основном женщины, с расшатанной за жизнь психикой, начинают похлопывать в ладоши, в надежде, что эти пытки дикими танцами вот-вот закончатся. Но это зачастую только поддает жару в горячее сердце Бразила и он еще громче и чаще начинает щелкать пальцами и страшно вращать глазами, что, по его мнению, делают настоящие бразильские мачо обольщая под пальмами шоколадных креолок. Наши местные цеховые креолки совсем не обольщаются, отчего задор Бразила иссякает и все заканчивается, вместе с таким выстраданным вздохом облегчения всех невольных свидетелей румбы от нашего Бразила. Сам по себе, Бразил одна из самых ярких звезд на нашем цеховом небосводе. Его знают все, от самых молодых учеников-практикантов, до самых старых ветеранов, работающих в цехе со времен заложения первого камня в фундамент завода. Они так давно работают, что все забыли, когда их провожали на пенсию. Старожилы жили в каком-то своем, мне кажется, в параллельном нашему, мире, а потому оценивали все происходящее по-своему, по параллельному. Но как бы не оценивали, по параллельному или по перпендикулярному, Бразила знали все. Высокий и статный, с прямым носом и правильными чертами лица, он мог бы пользоваться у женщин огромной популярностью, если бы не его остальные достоинства. Ну, во-первых, характер. Характер был у него скверный, хитрый, жадный, плотоядный, правда, в меру ленивый. Во вторых, у него не совсем правильно, а что там скрывать, совсем неправильно была поставлена дикция. И когда он говорил, особенно быстро и взволнованно, понять его было невозможно. Опытные, а у нас все опытные, потому как производство опытное, работники, при разговоре почти всегда соглашаются с ним, кивая головой, даже не понимая о чем идет речь, чем всегда располагали к себе тщеславного и любящего всеобщее почтение Бразила, который однажды принял самое непосредственное участие в создании позывного для одного из наших замечательных водителей.
    Как-то раз на планерке, Дормидонт выдал Бразилу распоряжение осуществить вывоз продукции на МАЗе. Маз – автомобиль большой и высокий и залезать и выпрыгивать из его кабины по сто раз на дню, конечно, тяжеловато, поэтому наш любитель, а главное, как себя считал сам - знаток, бразильских танцев и карнавалов, вздохнул своим знаменитым произношением,
- Ну мазь, так мазь.
Этого вполне было достаточно для разработки в скором времени позывного для одного из трех наших водителей автомобилей марки МАЗ. Водителей у нас гораздо больше, ведь в нашем автопарке были не только МАЗы. Ну конечно это был тот, кому пришлось в тот исторический день вместе с Бразилом осуществлять замысел нашего начальника по вывозу продукции из цеха. Мазь это лекарственное средство и тот, кто им обладает, кем будет? Правильно, доктор. Или, как принято в цехе, с небольшой огранкой, Дохтур.

        Кончился обед. Дохтур залез в свой МАЗ и закурил, с наслаждением затягиваясь после хорошего обеда. Насладится табачным кайфом ему не удалось, Дохтур чуть не поперхнулся сигаретным дымом с испугу, когда неожиданно в кабине, под ворохом старых ватников, набросанных на лежаке за сиденьями, что-то зашевелилось и закричало дурным голосом.
- Да задрали вы все!
Красавчик, не просыпаясь от собственного крика, стал переворачиваться на другой бок.
- Да задрали вы все! Душишься тут один! Душишься за всех! И за Луганскую, и за Бразила! Пашешь один за всех как проклятый.
Голос Красавчика постепенно затухал, плавно переходя в мерное сопение, но тут он вдруг резко, почти фальцетом, вскрикнул,
- Сволочи!
И окончательно заснул.
Пока длился этот монолог локомотива нашего опытного производства, Дохтур очухался от испуга и громко задорно захохотал, повиснув на рулевом колесе, которое от такого интима со стороны водителя заверещало клаксонами огромного грузовика. Теперь пришла очередь пугаться Красавчику. С испуга он подпрыгнул, в полете видимо желая встать на ноги и бежать на них работать, работать и работать. Но крыша кабины не оценила этот редкий порыв трудоголизма и никуда не пустила. Но тело красавчика требовало чудодейства, которое из обезьяны сделало человека. Рывок в сторону, скорее на свободу, но прочная дверь железной конюшни на двести пятьдесят лошадей, также, как и крыша, выдержала натиск сонной и буйной головушки, побуждая в ней некоторые колебания выводящие мозговой аппарат из состояния глубокого сна в фазу максимальной загрузки. Руки Красавчика нащупали рукоять замка двери и, ввиду того что обновление программы было не завершено, Красавчик кубарем вывалился из высокой кабины, удивительным образом ничего себе не повредив.
      Четыре дня Красавчика называли Душителем. Но не прижилось, и Красавчик остался Красавчиком.

     Социалистическая система управления, действующая на протяжении многих десятилетий в нашей стране, оставила неизгладимый отпечаток в нашем всеобщем сознании. А в стиле руководства руководителей нашего предприятия, социализм, этот предвестник всеобщего благоденствия – коммунизма, оставил еще и ничем неизлечимое понимания значимости плановой экономики. Хотя, само по себе, планирование производства, вещь нужная и хорошая, тут, главное не пересечь черту, за которой начинается маразм.
     Сначала идет составление огромным количеством народа, при хороших зарплатах кстати, различных планов, месячных, годовых и самое крутое, на всю пятилетку сразу.
Для этого проводят множество совещаний, на которых спорят, ломая копья, иногда галдят, для создания рабочей атмосферы, наказывают за невыполнение сроков составления этих выверенных, можно сказать выстраданных планов.
     А потом, эти планы все исполнители дружно перевыполняют. Нарушая при этом разработанные технологии, увеличивая износ оборудования и инструмента, а также уменьшая сроки их эксплуатации. Причем получают за это огромные премии и государственные награды. Сами того не понимая, что нарушают основной закон социализма – все должно идти по плану. Может поэтому социализм и рухнул по пути к старшему брату коммунизму, чем безмерно огорчил двух бородатых, но умных мужиков Маркса и Энгельса, возлагавших на него такие надежды.
     Вот и у нас, согласно планов по перевыполнению планов, наделали однажды уплотнительных колец преогромное количество, и еще чуть-чуть сверху. Много лет лежали эти кольца, и вот закончился срок годности материала этих колец. Итог, финалом карьеры колец стал эпатажный, огромной важности документ с огромным количеством подписей самого высокого начальства, актом о списании.
     Осталось теперь самое малое, утилизировать эти злополучные кольца, попросту говоря выбросить, и вместе с мусором вывести за территорию завода на свалку. Но вывозить готовые изделия, пусть даже никому не нужные и истекшим сроком хранения, не положено. Сначала нужно вывести эти изделия из состояния товарного вида. Короче, их надо было порезать пополам и из метровых, по длине окружности, колец получиться в итоге должна была метровой длины лапша из высохшей за годы резины. Поручили такое ответственное мероприятие исполнительному до фанатизма Бразилу. Тот взялся за дело со всей ответственностью. Работу, которую можно сделать за час, он делал весь день. Тщательно вымеряя одинаковыми кусочками по три сантиметра,  он шинковал,  и так измученные никчемной жизнью кольца, в резиновый фарш. На это его священнодействие приходили любоваться почти все сотрудники цеха. Поначалу такое всеобщее внимание, граничащее по своему обилию зрителей с настоящей популярностью, льстило бразиловскому самолюбию. Затем это стало его слегка раздражать, потому что зрители хихикали. А потом, когда зрители стали давать советы, а некоторые, совсем несознательные, наигранно возмущались слишком крупной нарезкой, Бразил вышел из себя. Он сидел, пыхтел от злости, но продолжал резать и резать, вызывая у меня заслуженное уважение стойкости его характера, и умение делать из пустой плевой работы произведение творческого искусства, а также мастерски убивать рабочее время. Нет слов, высший пилотаж!




Часть вторая. (неоконченная)
   
Вообще-то, наш Дормидонт противник давать прозвища, однако это вовсе не мешает ему иногда и самому принимать участие в реализации таких проектов. Та же Октябрина или ЦГКаковцы. Работники цеха главного конвейера.