Случай с Антониной

СЛУЧАЙ С АНТОНИНОЙ

       Вот и остались позади тревоги, недоспанные ночи, треволнения. На руках каждого студента Уманского пединститута - заслуженно заработанные неусыпным трудом, дипломы. Теперь все настороженно ожидали распределения. Тут уж как кому повезёт. Несомненно, никто бы не отказался от престижного цивилизованного места. Антонине предложили Полесский край. Не отказалась, хотя некоторые из её подруг-однокурсниц предпочли свободный диплом (сам студент определял место).
      
 ...Гусловка, утопающая в яблочно-грушевых садах, окружённая со всех сторон хвойным лесом, встретила Антонину первозданной тишиной, нарушаемой иногда грохотом пароконных повозок да взмукиванием коров, возвращающихся к своим хозяйкам вечерней порой. Надрывая руки, тащила тяжёлый чемодан, наполненный книгами. На постой определили к слывущим чистоплотностью, аккуратностью хозяевам.
      
- Располагайтесь, приглашая постоялицу, (отрекомендованную председателем с/совета, в чистую горницу), извиняйте, если что не так, - радушно встретила молодую учительницу с виду добрая, приветливая Матрёна Кузьминична. Муж хозяйки, крупный, грубоватый, весь чёрен, добавил: «обживайся, а там найдём тебе и жениха…»
      
 Ученики, особенно ребята покрупнее, отнеслись к новой учительнице математики с восторгом; приняли её за десятиклассницу. Да ей, собственно, больше восемнадцати никто не давал. Старалась вести себя построже, но это ей не совсем удавалось. И предательский румянец смущения на её смугловатых щёчках воспринимался ребятами, как вроде неписанный знак поощрения к продолжению шуточной игры в пределах дозволенности, хотя не все шутки она воспринимала, боясь амикошонства.
      
 Среди девочек-учениц нашла поклонниц её красоте, обаятельности с первых уроков; завоевала их расположение, стала кумиром. Девочки восхищались её нарядами, пусть скромными, но зато чистыми, отглаженными. Из небогатого гардероба выбирала что-то новое, идя в школу, чтобы не так часто повторяться.
      
 Эти милые ей, разноцветные кофточки, непременно с кружевными воротничками, несколько уже приношенных платьев: одно в горошек, другое цветастое, да ещё две юбчонки и в придачу к ним черненькие туфельки на низком каблучке – вот и всё убранство недавней студентки. Вот получит первую зарплату – может что-нибудь обновит да ещё отошлёт матери кой-какую толику. Время-то несытое, так что тут не очень развернёшься.
      
… Отбеленными нитями плыло заждавшейся гостьей желанное бабье лето, ласкало летним теплом, пригревало щедро напоследок, словно прощаясь с землёй  в преддверии осени – зимних холодов. Тоня вдруг засобиралась на выходные к матери в Умань проведать, и привезти с собой тёплые вещи. Рассчитывала, нигде не задерживаясь, управиться в оба конца до начала новой недели.
      
 Мать помогла собраться, связала узлом пальто, обувь в большой головной платок, между делом интересуясь её устройством в тех краях. Тоня очень торопилась, отвечая односложно, бросая беглые взгляды на стенные часы.
       - Доченька, не советую ехать на ночь глядя. Переночуй, - ведь утро вечера мудренее.      
 - Нет, мама, я так решила.
      
Ой как матери Марии, высокой женщине с короткой стрижкой по моде тридцатых годов, прошедшей суровую школу жизни, проживши под немцем в оккупации и чуть не погибшей (расстрелянной) за распространение листовок, отпускать Тоню. Чуяло, верно, материнское сердце беду. Недаром в народе говорят: материнское сердце – вещун.
      
Антонина всё-таки успела запрыгнуть в собравшийся отходить автобус. Бесконечной серой лентой тянулась дорога. Всё вроде ладно. Однако, спустя несколько минут, Тоня ощутила чей-то настойчивый, сверлящий её затылок, взгляд. Невольно повернулась, на неё в упор с ближайшего сидения устремлённо смотрели острые, жаркие, будто волчьи, глаза. Буравили, словно, прожигали насквозь спину. Тоня похолодела. Бешено заколотилось сердце. «Что же делать?» - беспокойно заметалась в бессилии пугливая мысль. – Вернуться назад? Или ехать дальше?»
      
Интуитивно Тоня распознала намерения молодого наглого парня. Но порядком испугавшись, не решалась на что-то. Да и к кому обратиться. Разве, к водителю...
      
 В Киеве пересела на другой автобус, следовавший в её края. От неё ни на шаг не отставал её преследователь. И снова ничего не предприняла... «А будь, что будет», - в отчаянии подумала.
      
Вот и остановка. Вышли. Вступили в кромешную тьму. Нигде – ни души. Где-то в отдалении мерцали робкие огоньки ближнего селения. А еще – добираться с десяток километров к конечному пункту. Незнакомец вдруг бросился на Антонину, повалил на землю. Насильник пытался разнять её колени. Тоня отчаянно сопротивлялась (занималась в институте в секции борьбы). Не давалась. Тогда он приставил к её горлу нож. И девушка обмякла. Изголодавшийся по женскому телу зек, а что это он, поняла сразу, накинулся на неё, словно голодный зверь... Когда всё произошло, процедил нагло-самоуверенно: «А ты ведь была нетронутой!» Тоня промолчала.

 Издали блеснули огни фар автомашины. Остановилась, подобрала проголосовавших путников. В кузове – полно солдат. В кабине - офицер. Как раз этой осенью проходили военные учения «Днепр». Тоня и здесь смолчала. Так незаметно очутилась в Гусловке.

Пошли на квартиру к хозяевам. Наутро Корней Савватьевич, заметив непрошеного пришельца, грозно рыкнул: «А это что такое? А ну марш в сельсовет расписываться!» Антонина, под угрозой расправы с ней, не посмела признаться хозяевам  о ночном происшествии. Они приняли незваного гостя за жениха Тони. Сашка, как он назвался, прожил здесь недолго. Пребывал в побеге, опасался, что его могут обнаружить в этих местах. И уходя, на прощание пригрозил Антонине всё тем же ножом...

 После пережитого кошмара Тоня долго не приходила в себя, но постепенно эта, причинённая бандитом боль, утихала, сглаживалась... Совсем забыть этот неприятный случай помогла девушке любовь, к встретившемуся парню из местных. И вскоре ждала ребёнка. Жизнь продолжалась...