Шишкари

                Спаси, Господи, тех, кто кормит и поит,
                а вдвое тех, кто хлеб, соль помнит.
           Райское наслаждение доставляет прохладная сладость пломбира с кедровым вкусом и ароматом при палящем зное! Сколько неожиданных ассоциаций возникает, пока кусочек с твёрдыми душистыми зёрнами тает во рту! Перед мысленным взором, спрессованный брикет словно разворачивается в два свитка. На одном история государства российского, на другом Церкви Христовой.
          Истомлённый жарой горожанин словно перемещается в разбуженную ветром тайгу, и следует за группой таёжников, которым оттягивают плечи тяжёлые рюкзаки. Там запас еды, железные «кошки», палатки, неимоверно тяжёлая самодельная «мясорубка», вёдра и сита-грохоты с отверстиями разного диаметра.
         Осталась позади перегороженная буреломами, заросшая травой кочковатая тропа, с чавкающими лужами, За поворотом в лог,  артель двигается по сухому утоптанному склону горы, но силы на исходе. Шумит, качается кедрач, отряхивает созревшие шишки. Неслышной хрустальной слезой струится в распадке горный ручей.
         Один остаётся кашеварить, готовить дрова, ставить палатки, прибивать к стволам «мясорубки», а остальные, забыв усталость, торопятся согнать азарт. Осмотревшись, выбирают самый разлапистый кедр и спешат к нему через заросли и завалы. А вот и первый смолистый комочек, ёжиком притаился в космах травы! Победный клич счастливчика, приковывает к земле взгляды, оценивающе блуждавшие по кронам.
          Первый улов: пять-шесть мешков. Группа сборщиков делится: двое – носильщики, а третий начинает крутить ручку «мясорубки». Защёлкали, посыпались на растянутый брезент из растрёпанных шишек первые орешки, вперемежку с шелухой. Мирное состязание с белками и бурундуками, не особенно тревожит животных – на них не открыт сезон охоты. А шишкари напряглись. Возле кедра, обвитого кишмишом, мишкины следы и кора, ободранная лапами медведя, который лазил по стволу лакомиться. Неровный вечерний свет ослабляет зоркость  –  оскомина первого сбора сбита Всё меньше пузатых мешков, всё выше куча выпотрошенных шишек.
         Душистое варево щекочет ноздри. Неспешно, с наслаждением вкушается каждая ложка, окуренная ладаном костра, сдобренная елеем таёжных ароматов, освящённая чистейшей водой горного родника, из недр неосквернённой земли. Не слышно перестука ложек – бережно хранится тишина. Тягучим мёдом льётся струя мыслей – хороший сбор –  хороший доход. Несказанное умиротворение, недюжинная сила, ощущение собственной значимости волной растекается по жилам. Движения величественные, царственные, неспешные. Великодушие сквозит во взоре. Куда спешить? Впереди целая ночь, освещённая лампадой луны и свечами звёзд. Это следующий вечер укутает усталостью, коротким, крепким, но животворящим сном, а ныне упоение неспешным трудом в неровном свете костра.
         Каждая шишка, как человек, рождённый в горниле безбожия. Хлещут её дожди, треплют ветры, опаляет зной. Труднее всех тем, кто  авангарде, на вершине, хоть и горизонт у них шире и солнце ближе. Не всем дано созреть –  одних ждёт гниение от избытка влаги, другие затекут смолой, третьих подведёт слабая плодоножка. Но самым стойким уготовано место в куче устава никонианской церкви, которую Промысел Божий расширил за короткий срок, как житницу для хранения и переработки собранного урожая. Как шишка, человек, растрёпанный зубцами заповедей Божьих, начинает видеть, как много в нём шелухи и как мало орешков. Да и орешки, внешне привлекательные, порой оказываются лишёнными ядра. Можно ли их воссоединить с нектаром малого стада Единой,  Святой, Соборной и Апостольской Церкви, чьими молитвами держится мир и ослабляется зной порочности? Ничто нечистое не войдёт в Царство Небесное.
         Во тьме заблуждений и навязанных повреждений веры, крутят священники ручку богослужений, крещений, исповедей, причащений, венчаний, отпеваний, собирают добровольно-принудительную дань от малодушных потомков. Творят чудеса, которые для многих станут последними. Поднимают крест для целования, который многих придавит. Ничто нечистое не войдёт в Царство Небесное.
        За мерзость запустения душ, Бог попустил Никону ослабить благодатную, опаляющую мощь таинств, чтобы продлить срок для вразумления. Известно Всеблагому, что безумие разольётся до такой степени, что от Святой Чаши многие побредут к экстрасенсам и в богомерзкие сатанинские сборища! Потому Промыслом Божиим и не дозволено здесь осенение опаляющим, благодатным и спасительным двуперстием,  а мы, маловерные гордецы, вместо того, чтобы благодарить любящего Отца  Небесного, ропщем. Блудных детей скорее отрезвят свинячьи рожки. Не всем по вкусу приходится еда очищающих искушений и отсеивается шелуха легкомыслия, колебаний, блужданий,  сжигается, поддерживая неровный свет костра веры для тех, кто терпит, наблюдает, анализирует, осмысливает, ищет зёрнышко истины. Ничто нечистое не войдёт в Царство Небесное.
         А ангелы, руками неутомимых тружеников, ссыпают крупную шелуху в костёр, через грохот с мелкими отверстиями, отсеивают плевелы неведомых грехов. Катаются, очищаются зёрна. Бледнеют звёзды-свечи перед пробивающимся светом душ, который разливается зарёй. Неведомым Божественным таинством превращаются Савлы в Павлов, чтобы из слепоты быть приведёнными к струям Христова учения.
          В лучах разгорающегося дня ссыпаются орешки в купель ведра истинной Церкви. Омываются полным крещением от остатков мусора и зёрен, лишённых ядра. Готовятся, как Павел освободится от скорлупы заблуждений и окунуться в нектар служения сладостью ароматного брикета крюкового пения. Ничто нечистое не войдёт в Царство Небесное.
       Спасётся Малое Стадо. Услаждается и сохраняется мир его молитвами. Благородны их лица, ясен ум, чисты помыслы, величественны, неспешны движения, милосердны сердца, тихи и убедительны речи. Куда спешить смиренным, уповающим на милость Божию?  Как Емеля, ждут они торжества Православия, обещанного Господом в преддверии Апокалипсиса. Тогда получат и колесницу (восстановленную Церковь), и жар-птицу (Веру), и уздечку золотую (Патриаршество), и царевну (страну), и полцарства в придачу (Вечность).
      Дразнят их Емелей, зовут к воссоединению с повреждённой церковью, а они прячут улыбку в усах, молятся за бабушку, которая с тёплой верой и сердечными молитвами погрузила младенцем в корыто, за духовных наставников, которые привели к порогу беспорочной бессребреницы Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви, чтобы причислить к Малому Стаду избранных в брачной одежде.
           А ветер стих над миром. Разбрелись таёжники. Остановились под кедрами. Обули железные «кошки» и начали карабкаться по стволу, чтобы за короткий срок, отпущенный до студеных вьюг Апокалипсиса, отрясти последние шишки. Разлить по миру Христову сладость Любви, всепрощения, премудрости, милосердия.


Рецензии