Если

С тех пор, как Дусе заклеили правый глаз, все пошло наперекосяк. Как будто заклеили полмира. Или сразу половину Дуси, причем, ту, которая была не самой плохой, а наоборот, хорошей. Правый глаз, он хоть и косящий, но нужный. Дусины руки сами по себе вдруг стали делать всякую ерунду. И сама Дуся, и ее голова здесь были совершенно не при чем. Руки проливали молоко, рвали шнурки, черкали в тетрадях. Голова думала всякое.
В тот вечер мама и папа ушли на день рождения, и Дуся осталась в квартире одна с братом-Колобком. Колобка она обложила в детской зверюшками, кубиками и разноцветной мишурой, застрявшей с нового года в коробке с игрушками. А сама в родительской комнате принялась мерить мамины туфли, платья, бусы из шкатулки и губную помаду. Вернее, это все они, руки. Голова как-то взирала со стороны и только хмыкала, если туфли были на очень уж высоком каблуке. Особенно хороши были сережки – каждая - голубая висюлька, прозрачная капелька. Через них так здорово было смотреть в окно на свет или на лампу, если ее зажечь. Дуся закрыла дверь, чтобы Колобок не мешал. Впрочем, он быстро уснул, обнимая тонкорукую лисичку и посасывая ее куций хвост. Глупый, толстенький братец.
На следующее утро мама собиралась на работу и не смогла найти сережку. Пришлось отправиться в путь в грустях, на нервах. А под вечер началось. Дуся отбивалась, как могла. 
- Ничего не брала, ничего не брала, ничего не брала.
И еще.
- Это наверное Колобок ее съел.
Мама с папой испуганно переглянулись. Но папа сказал, что это ерунда, что если бы Колобок съел мамину сережку, он бы плакал и вопил. Потому что сережка не гладкая, а ребристая. Тогда мама выразительно указала Дусе на шкаф, где все было столкано как попало (потому что Дусины руки не могли теперь ничего делать как следует), на шкатулку, где все украшения спутались. И все стали ждать, что Дуся признается. Но Дусин рот молчал. Дусины щеки надулись, а здоровый, левый глаз смотрел на родителей сердито. Дуся тайком трогала повязку – снять ее, что ли?
Ей дали время до девяти часов подумать и сознаться, но она стояла насмерть.
- Ничего не брала, ничего не брала, ничего не брала.
- А если брала? - прищурилась мама? - А?
Если, если, - вот заладили!
В половину девятого Дусю отвели в угол – по правде сказать, не самый плохой угол в квартире. Здесь совсем недавно стояла елка. Дуся вспомнила, как они вдвоем с Колобком прятались за шторой с бенгальскими огнями, хихикали. И как Дусны руки сами сунули огонек и прожгли в шторине дырку, которую, наверное, еще никто не видел, потому что она была удачно задрапирована складками. Дырка была небольшая, размером с конфету. И аппетитная, в смысле, так и подмывало ее как-нибудь задействовать.
И вот Дуся переминалась с ноги на ногу в углу и ковыряла эту дырку пальцем.
В комнате стоял стол, за которым папа писал свою «кадибацкую диссертацию». На столе лежали бумаги. Дусе было скучно стоять просто так. И она взяла со стола и переправила в дырку красный фломастер, которым папа делал пометки. Вернее, это руки Дусины так сделали. Потом простой карандаш. Потом стирательную резинку. Что удивительно, все эти предметы не упали на пол, а просто исчезли в дырке. Никто Дусе не мешал, вся семья в зале смотрела мультики. Колобок радостно вскрикивал, а мама тем временем под шумок что-то рассказывала папе. Очень нужно, как будто Дуся мультиков не видела. Видела, да еще как - и обеими глазами.
А вот зато таких замечательных дырок она еще никогда не встречала. Дуся, заинтригованная, потихоньку взяла с папиного стола лист бумаги. «Если рассматривать рынок, то существует два способа анализа – анализ продаж и анализ потребления», - шепотом прочитала Дуся.
«Ну, тень-потетень, кому это интересно? Ни слова не понятно же,» - решила Дуся, свернула листочек аккуратной трубочкой и засунула в дырку. Потом она наклонилась и посмотрела в него здоровым, левым глазом. Штора качнулась, и на девочку подул легкий, мятный ветерок. Ей показалось, или она и вправду услышала, что бумага шелестит так, как если бы ее унес ветер. И она увидела, как белый, неплотный туман клубится и складывается в узоры, похожие на те, что на шторине.
Вдруг Дуся ощутила, что падает, но ей не было ни неприятно, ни страшно. Просто это она наверняка запуталась в шторине, и сейчас, совсем скоро, выберется. Дуся стала болтать руками и ногами. Но оказалось, она уже стоит на чем-то твердом. Туман стелился по земле, совершенно скрывая Дусины ноги в домашних тапочках в виде двух розовых зайцев с висящими ушами. Дуся закрыла рукой и второй глаз на всякий случай, а потом убрала ладошку – нет, все то же.
В тумане ведь совершенно непонятно куда идти, и поэтому она пошла вперед. Но вдруг споткнулась о какой-то камень. «Если», - было написано на камне, а дальше ничего. Надпись была высечена на старом, мшистом кирпиче, как если бы кто-то огромный напечатал ее, вставив его в принтер.
Но тут Дуся увидела кое-что поинтереснее. Впереди виднелось нечто серое с остроконечной башенкой. Вроде замок? И она направилась туда.
Ее встретил невзрачный домик с крышей, крытой стальными листами. На балконе не было ни цветов, ни столика для завтрака. На пороге в кресле-качалке, покрытой пледом, сидел старичок в очках и дымил трубкой.
«Так вот кто нагнал столько тумана», - подумала Дуся и вежливо кхекнула.
Старичок, казалось, ей вовсе был не рад.
- Если бы ты зашла с черного хода, - забеспокоился он, вставая с кресла и кладя трубку на сиденье, - было бы просто замечательно. Знаешь, Хо очень стеснительный.
Дуся не видела никакого Хо, но послушно кивнула и обошла дом с другой стороны. Там было точно такое же крыльцо, точно такое же кресло-качалка, и старичок уже ждал ее там. И дыма (или тумана) там оказалось не меньше. И трубка лежала тут же на сиденье.
Старичок оказался таким любезным и милым, какими старички бывают только в сказках. Он пригласил Дусю в кухню, где все сверкало чистотой и было гладкое, как будто кухню сделали из лезвия ножа. 
- Если бы ты была голодная, то что бы ты хотела на сладкое? – поинтересовался хозяин и вытащил из холодильника круглый бело-кофейный шоколадный пряник в полоску размером с кошачью голову.
Может, это и была кошачья голова, по крайней мере, Дусе показалось, что она заметила глаза, усы и уши, которые были вылеплены очень искусно.
- А ничего, что я с одним глазом? – глупо хихикнула Дуся.
Она, признаться, всегда чувствовала себе неловко в новой компании. В школе, как только  пришла с повязкой, 5 человек ее щипнули, 3 пнули, а еще 15 назвали «одноглазой». И только 4 из них «одноглазой пираткой» - это еще куда ни шло.
- Если бы меня спросили, то я бы ответил, что глаза-то у тебя на месте, - улыбнулся хозяин, - но что-то ты определенно потеряла.
Старичок положил полосатый пряник на стол, где не было ни пылинки, и попытался его разломить. Но пряник не поддавался. Под руками старичка он уворачивался, скользил по гладкой поверхности, словно норовил убежать на край стола. А еще урчал и потихоньку жалобно мяукал.
- Если бы у него была совесть, я бы его пожалел. А то каждый раз одно и то же, - проворчал старичок, жалуясь Дусе, как будто она должна была ему посочувствовать, - ему и дела нет, что кто-то голодный. Только о себе и думает.
- Я бы лучше попила чего-нибудь, - в ужасе пролепетала Дуся. – Кстати, где он, этот ваш Хо?
- Если бы я мог тебе рассказать. Но не говори про Хо, прошу тебя, - засуетился старичок, - он такой стеснительный. – Если услышит, то спрячется, и потом ищи его целыми днями. Как будто больше нечем заняться.
Он махнул рукой на пряник, который устроился на самом краю стола и опасливо поглядывал в сторону Дуси. Старичок снова полез в холодильник и вытащил бутылку с чем-то зеленоватым. Он взболтнул ее, и Дуся сделала осторожный глоток – это был мятный, сладкий сироп, холодок щекотал небо.
Пряник в виде кошачьей головы со стола смотрел на Дусю как тот, кто голоден, смотрит на еду. Ошибиться тут было невозможно – именно такой это был взгляд.
- А можно? – спросила Дуся и протянула ему бутылку.
Старичок поколебался секунду и наконец нехотя кивнул.
- Если только не слишком его баловать. А то потом только и знай корми целыми днями. Вчера умял арахисовую пасту с черносливом, целую банку.
Дуся капнула немного сиропа на стол, и голова стала довольно длинным юрким языком слизывать зеленую мятную сладость и уютно урчать. Пряничные глазки хитро поглядывали на Дусю. Изо рта у кошачьего пряника пахло свежим марципаном.
Дусе вдруг стало как-то не по себе. «Если, если»… И этот туда же. Ей показалось, что она заразилась каким-то особым вирусом гриппа. Теперь она всегда будет говорить «Если», ну, или по крайней мере думать.
- А что, если я пойду дальше?
Ну вот, пожалуйста…
- Если ты пойдешь дальше? – удивился старичок. – А я собирался показать тебе свою коллекцию кухонных фартуков.
Он пожал плечами и поспешно затолкал в холодильник кошачий пряник, который отозвался недовольным урчанием. А следом за ним и бутылку с сиропом. Холодильник сыто рыгнул. Дуся и старичок вышли на крыльцо. Кресло качалось, как будто кто-то только что спрыгнул с него. Трубка курилась сама по себе, по крайней мере дым она производила исправно.
- Если ты пойдешь дальше, то куда дальше? – не унимался старичок, потирая руки и нюхая воздух. – По-моему, теперь из-за него я весь пропах корицей.
- Так, - вздохнула Дуся, глядя на свои розовоухие тапочки, она была рада их снова видеть и даже немножко соскучилась, - куда-нибудь.
Сказать по правде, она ужасно трусила. Что, если никакого «дальше» вообще нет? Когда они гуляли с мамой и Колобком, она часто так говорила: «Пойдемте дальше», потому что Колобок частенько зависал над какой-нибудь палочкой или камнем, или не дай бог попадется по пути голубь.
- Передайте привет Хо, - она помахала старичку.
Тот кивнул, снова уселся в кресло и закурил. Дусе показалось, что он уже забыл про нее.
Она и правда побрела вперед, если так можно сказать, если ты идешь куда-то в сплошном тумане. Дорога вроде бы была на ее стороне – она пошла в гору. Впереди виднелся еще один домик – поуютнее, с красной крышей. Оказывается, нога за ногу, она взобралась на холм. И вдруг увидела аккуратного, крепко сбитого грязно-белого барашка, который смотрел на нее сквозь туман меланхолично из-под полуприкрытых век и что-то жевал. Изо рта у него торчало что–то голубенькое и очень знакомое. Висюлька, голубая капелька, через которую так здорово смотреть на лампу.
- Ты что делаешь? – закричала Дуся, - не ешь мамину сережку! Отдай мне!
Но барашку сережка тоже, видно, была очень нужна, потому что он стал убегать от Дуси, а Дуся стала его ловить, что в тумане оказалось непросто – барашек легко прятался и плутал. Дуся даже чуть не потеряла свои замечательные розовые тапочки. Наконец ей удалось поймать барашка и кое-как вырвать из зубов, похожих на затвердевшие стирательные резинки, мамину сережку, Дуся навалилась на него, барашек оказался совсем не мягким, а упругим и холодным, как утка, с которой Колобок играет в ванной, когда купается. Барашек брыкался и мемекал, наверное, тоже обзывал Дусю «одноглазой». Когда она наконец отпустила его, барашек, недовольно блея, убежал и быстро потерялся в тумане. Дуся потрогала повязку – правый глаз ничего не видел, ни в чем не участвовал, везет ему.
- Может, это и есть Хо? – спросила она саму себя, но ответить было некому – вокруг ни души.
Дуся немного посмотрела сквозь голубую капельку на домик с красной крышей, но ничего нового там не обнаружилось, поэтому она сунула находку в карман. Дальше дорога бойко пошла под уклон.
В домике из красного кирпича и с красной крышей жила старушка. Сначала Дуся ее не заметила, потому что почти невозможно заметить того, кто ползает на коленях вокруг дома с тяпкой в руках и рыхлит землю. Так что была видна только спина, обтянутая старомодным синим шерстяным платьем. Когда старушка подняла голову, Дуся выдохнула - взгляд у нее был приветливый, хотя и немного тревожный. А воротник у платья белый и кружевной, гораздо белее, чем туман. Или шерсть у барашка.
- Если бы не этот туман, - пожаловалась старушка, - у меня был бы прекрасный урожай земляники. И цвел бы жасмин. А вот здесь – старушка показала на пустую клумбу, которая возвышалась посреди тумана, - я посадила тюльпаны.
- Это все старик с трубкой, - Дуся показала куда-то в сторону холма. – Он ужасно много курит.
Потом еще немного подумала и добавила.
- Если не занят на кухне. А может, вообще виноват не он, а Хо?
Старик вдруг показался ей совершенно не при чем.
- Вот вы когда-нибудь видели этого Хо?
Старушка наконец выпрямилась в полный рост, воткнула тяпку в землю и вытерла руки о передник. Передник и без того был весь измазан землей.
- Если бы я видела Хо, - рассмеялась она, зубы у старушки были белые, как ее кружевной воротничок и ровные, как кирпичики в стене дома. – То сказала бы тебе. Но я думаю, этот сумасшедший и сам его никогда не видел.
- Вот как, - пролепетала Дуся и потрогала правый глаз. – А как же тогда барашек?
Все-таки хорошо видеть обеими глазами. А то каждую секунду кажется, что ты что-то пропустила.
- Если ты не против, я угощу тебя фасолевым супом с бараниной. Вот фасоль уродилась прекрасная. Правда, от нее слегка несет дымом.
Дуся изо всех сил замотала головой. Ей еще помнился полосатый пряник. Похоже, тут у них странная манера готовить еду. Вдруг фасоль начнет прыгать у нее в горле и пускать туман? И самое главное - барашек… Тем временем старушка уселась на низенькую скамеечку возле двери и похлопала по сиденью, чтобы Дуся устраивалась рядом.
- Если бы мне раздобыть саженцы роз. Есть такой специальный сорт – они расцветают сразу увядшими и держатся не кусте очень долго, им никакой дым не страшен.
Она сложила руки на коленях и мечтательно прикрыла глаза. Дуся почувствовала, что из дома и правда, пахнет чем-то съестным и горячим, как будто кто-то только что сварил что-то пряное и вкусное.
- Если смотреть на них на склоне дня, они особенно красивы.
- А где взять такие розы? – вежливо поинтересовалась Дуся, она ерзала, потому что едва помешалась на скамеечке, которая оказалась короткой и узкой.
Еще запах супа щекотал ей нос. Но она сказала себе, что ни за что на свете не стала бы есть барашка. Даже если это не тот самый барашек.
Старушка пожала плечами, не открывая глаз. Как будто бы навстречу старушкиному лицу из тумана выглянуло солнце. На ее щеках заиграл румянец, словно она была маленько девочкой и съела слишком много шоколада.
- Если бы я вдруг сделалась тобой, я бы спросила, как пройти дальше, - не открывая глаз, проговорила старушка.
- Спасибо, - Дуся с облегчением вскочила со скамеечки, - и до свидания. Мне кажется, я сама знаю.
«Иди себе вперед, и придешь куда-нибудь», - пробурчала она под нос.
- Если посадить то, что ты нашла, вырастет прекрасный куст, - услышала она вдогонку. – Хотя, быть может, цвет спорный…
- Всего хорошего, - помахала Дуся и сжала сережку.
«Я в ваши дурацкие игры не играю».
Она даже побежала вперед, чтобы красный домик поскорее скрылся из виду. Отбежав подальше, она немного успокоилась и достала из кармана сережку, чтобы посмотреть сквозь нее на солнце. И вдруг туман стал рассеиваться. Еще несколько шагов, и Дуся оказалась перед обрывом. Тапочки уперлись в большую каменную запятую, как будто на этом страница заканчивалась. Вниз с обрыва падали клочья тумана, местами он стекал плавными тонкими струйками, как водопад.
Вдруг что-то холодное и твердое ткнуло Дусю под коленки, она потеряв равновесие, полетела в пропасть. На обрыве стоял барашек и смеялся.
- Ах вот ты какой, - закричала Дуся, - надо было съесть тебя!
Она падала, снова не чувствуя ни страха, ни тошноты, только ее тапочки весело помахивали в воздухе своими розовыми ушами. В руках была зажата голубая капелька, в которой отражалось местное странное солнце. И ей казалось, что обрывки тумана, плотные и ясные, мимо которых она пролетала, складывались в слова. И вместе с ней утекали вниз со страницы. Потом чья-то пухлая слюнявая рука дернула ее за карман.
Дуся очнулась оттого, что больно стукнулась коленками об пол и ткнулась головой в стенку. Колобок стоял рядом на нетвердых ногах и жевал край шторины. Он все время что-нибудь тащил в рот. Дусе казалось, что если бы они его не ловили, он съел бы всю обстановку в квартире. Дырочка с обугленными краями покачивалась. Дуся сунула туда палец, и он прекрасно был виден сквозь тюль – никуда не делся.
Сережка с голубой висюлькой валялась на полу. Колобок увидел ее, обрадовался, и тут же присел, чтобы удобнее было ее как следует обмусолить. Но Дуся - оп - ловко перехватила сережку и посмотрела сквозь голубую бусину на брата здоровым левым глазом. Колобок завопил.
- Пошли сознаваться, барашек, - хмыкнула Дуся и поправила повязку.
Со слезами и хлюпаньем они направились в зал, откуда вперемешку с мультиками доносилось невнятное родительское бормотание.