Страж

…Пробка до сих пор не сдвинулась ни на сантиметр. Я не шучу, правда. Я был бы очень рад, если бы это оказалось преувеличением и наглой ложью, но — нет. Когда я притормозил возле этого супермаркета два часа назад, я подумал, что это просто светофор вежливо попросил нас, автомобилистов, чтобы мы пешеходов пропустили. А светофоры у нас в городе учтивые, улыбчивые — как таким откажешь? Через четверть часа после внеплановой остановки я подумал, что это, наверное, типичный утренний затор, который почему-то начался раньше положенного. Обычное дело. У нас тут что ни день — то что-нибудь новенькое: то стадо ёжиков дорогу переходит в семь тридцать утра… Что-что? Ёжики стадами не ходят? А как вы ещё назовёте вереницу из пятидесяти чёртовых колючих шаров, которым приспичило, понимаете ли, шоссе перебежать в неположенном месте? Вот то-то и оно, что стадо. В общем, то улицы вдруг местами поменяются, то светофоры на работу не выйдут, то вот ёжики эти. Но горожане по большей части к таким сюрпризам уже привычные, так что никто почти и не удивляется. Только приезжие разве что.

Время шло, и ещё четверть часа спустя я подумал, что нифига это, судя по всему, не очередное утреннее чудо: будь оно так, мы бы хоть на полметра сдвинулись. Но моя машина глухо ворчала на том же самом месте, что и полчаса назад, а в левое окно издевательски махал акционными баннерами всё тот же несчастный супермаркет.

Потом я решил немного подремать. Глаза слипались, спать хотелось просто адски: нечего было обещать себе, что вот эта глава ну точно последняя. Дообещался до того, что, когда глава и правда оказалась последней — только не перед сном, а в книге, — спать оставалось всего ничего. А без машины, как назло, мне вот именно сегодня было совсем никак: и на встречу с заказчиком надо успеть, и еды купить, а то мать в гости приедет, увидит в холодильнике повесившуюся на собственном хвосте мышь, ужаснётся и, упаси Один, на месяц у меня останется. А я к таким испытаниям пока морально не готов, извините уж.

Когда я наконец рухнул из сна в реальность, разбуженный гулким звоном полусотни колоколов… простите, мерзким воем автомобильных клаксонов, я уж было, грешным делом, подумал, что пробка передо мной рассосалась, и это я, дурак такой, всех задерживаю. Протираю глаза, еле сдерживая сладкий зевок, осматриваюсь. Щурюсь на номер машины передо мной. Постойте-ка. Это что, та же самая? Я же помню: когда я засыпал, впереди был веселенький синенький Kia Rio, номера не местные, правая фара разбита, на заднем стекле — дурацкая треугольная наклейка с чайником.

Ну точно, та самая машина. Это что же получается? Мы всё еще никуда не сдвинулись?..

Чертыхаюсь. Кажется, на работу я сегодня точно не доеду. И никто, судя по всему, не доедет. Ну а раз так — не страшно. Интересно, а в чём сыр-бор-то? Я бы понял, если б авария какая, но мы бы тогда хоть немного, а двигались бы. А тут — совсем глухо. Даже странно.

Тянусь к пассажирскому сиденью. Там, в рюкзаке, припасён большой термос. А в термосе, ясное дело, кофе. Без коньяка, правда, но и то хлеб.

Наливаю полную чашку-крышку. А может, прогуляться пойти? Глядишь, и до начала пробки добреду. Хоть узнаю, почему стоим. Блин, а что, если все тронутся, а я буду где-то там гулять?

Смеюсь над нелепостью собственного предположения. Да какое тут, к лешему, «тронутся»? Не, ну если умом тронутся, тогда ладно. А так… Ясно же, что дело дрянь. И, видимо, это самое дело — такая паршивая дрянь, что все автомобилисты, наверное, давно уже пешком по делам разбрелись, и я один — царь на поле Тысячи Пустых Машин.

Захватив рюкзак, выхожу из машины и неспешно иду вперёд, попивая кофе. По дороге заглядываю из любопытства в окна других машин. Многие и правда стоят пустые и одинокие, как древние руины заброшенных городов. Самые стойкие (а может, просто флегматичные: кто их разберёт?) автолюбители заняты своими делами: кто-то читает, кто-то работает, поставив на колени ноутбук и отодвинув водительское кресло, кто-то болтает по телефону или по видеосвязи, некоторые девушки красятся перед зеркалом заднего вида. Многие просто спят, прислонившись к двери, как вот только недавно спал я сам.

Идти пришлось довольно долго: целых три выпитых на ходу крышки-чашки. В какой-то момент я понимаю, что почти у цели: впереди — окружившая что-то толпа, а маты злых автомобилистов с каждым шагом становятся всё громче.

На самом деле, я сгораю от любопытства. Нет, у нас в городе, конечно, всякое по утрам бывало, но чтобы такое…

Ловко ввинчиваюсь в толпу, чтобы пробраться поближе к месту событий, и среди общего недовольного гула начинают потихоньку проявляться отдельные фразы.

— Чья это глупая шутка? Уши бы оторвал, если б увидел!

— Чего только не придумают, чтобы город не расчищать!

— Вот-вот! И куда только мэр смотрит?

— Слушай, ты, урод, а ну проваливай! А то расселся он тут. Людям на работу надо!

А вот это уже интересно. Никак, у нас террорист какой объявился? Нет, чепуха. Если он террорист, то почему он просто сидит посреди дороги? Какой же он тогда террорист? А может, он морж-нудист какой-нибудь? Или эксгибиционист? Или…

Как только я пробиваюсь в самый эпицентр, все слова на «-ист» как по команде вылетают у меня из головы.

Потому что посреди дороги я вижу…

Дракона.

То есть не только его.

Ещё я вижу снег. Много снега. Очень много.

Протираю глаза, на этот раз уже от удивления.

Но реальность решила, что на сегодня мой лимит её благосклонности исчерпан, поэтому всё осталось на своих местах.

Два огромных сугроба высотой в добрый этаж перегородили почти всю дорогу.

А между ними, посреди единственной нетронутой полосы, сидит дракон. Его размеры, правда, гораздо скромнее размеров охраняемых им импровизированных врат, но на сфинкса он всё равно похож.

Совсем ещё детёныш, наверное.

Дракон сидит, упёршись взглядом в снежную стену, и обиженно сопит. Кончик его хвоста недовольно мечется по земле.

От открывшегося моему взору зрелища меня почему-то разбирает дикий смех. И я смеюсь. Громко, с удовольствием, чуть щурясь на бледном зимнем солнце. Ни разу ещё не видел обиженно сопящих драконов, ей-Один.

Услышав рядом хохот, дракон насупился ещё больше: у него разве что пар из ушей не идёт. Он отрывается от крайне увлекательного созерцания кучи снега и смотрит на меня сверху вниз.

— Вот чё ты ржёшь, а? — совершенно по-детски спрашивает он. — Ну скажи, вот чё ты ржёшь? Ну ладно, не понимаете вы, букашки, моего языка. Но смеяться-то над чужой бедой зачем? Это же даже у вас некрасивым считается.

— Во-первых, не обзывайся, — отвечаю, кое-как сдерживая новый взрыв хохота. — У нашего вида, между прочим, название есть. Люди. Гордо звучит, а? А во-вторых, ты рожу попроще сделай — тогда и ржать перестану. А то больно уж ты смешной.

На морде дракона расцветает неописуемое удивление столь великой силы, что он даже пасть приоткрыл. И развернулся ко мне. Как-то на автомате, видимо.

— Это как это? Почему это ты мне отвечаешь?

— А ты что, не рад нашей светской беседе? — прищуриваюсь я и качаю головой. — Ну, я тогда обратно к машине пойду. Бывай.

— Нет-нет, постой! — в промерзлый асфальт перед моим носом врезается драконий хвост. — Я люблю поболтать. Просто те, другие, они не отвечали. Я им тут, понимаешь, загадки загадываю, а они только кричат по-вашему что-то, руками машут да ледышками кидаются.

Усмехаясь, снова поворачиваюсь к нему.

— Я вообще незаменимый. Прабабка по батиной линии постаралась: она эльфкой была, обеспечила мне хорошую наследственность.

Дракон кивает, будто враз повеселев.

— Так вот в чём дело. А я уж думал… А те, они все обычные, да?

Киваю и собираюсь чего-нибудь ему ответить, но вдруг чувствую, как кто-то тянет меня за рукав пальто.

— Э, парень, — справа от меня вырастает мужик в шапке набекрень и в куртке нараспашку. — Ты ж понимаешь, чего эта животина тут балакает?

— Ну понимаю.

— Слушай, — вид у мужика как-то разом делается очень уж одухотворённым, — а ты можешь попросить животину, чтоб она свалила отсюда, а? У меня жена родила, мне ехать надо, а тут этот. Тьфу!

— Мужик, будь другом, уболтай ты эту нечисть проклятую! — слышится откуда-то сзади.

— Хочешь, мы тебе бильярд и ящик пива всей толпой поставим? — кричит кто-то совсем издалека.

— О, у вас там помощь пришла? — а это орут уже с другой стороны сугробов. Видимо, там тоже собралась приличная пробка. — Кем бы ты ни была, помощь, но давай мы тебе лучше коньяк вместо пива поставим, только сделай ты что-нибудь, ради всего святого!

— Коньяк растопил моё сердце, — благосклонно ухмыляюсь. Всё-таки иметь эльфские корни бывает очень выгодно. — Но чур, давайте коньяка только пол-ящика, а остальное — кофе.

Толпа согласно гудит, а мой день вдруг расцветает яркими красками. Нет, ну сами посудите, кто же откажется от халявного пополнения кофейно-коньячных запасов?

Ладно, нужно всё-таки поболтать с дракошей. Не могу же я подвести этих милых людей.

Внезапно меня осеняет.

— Слушай, — запрокидываю голову, чтобы иметь хотя бы призрачную возможность укоризненно посмотреть дракону в глаза. — А с чего ты вообще взялся тут загадки загадывать? На календаре, чтоб ты знал, понедельник. А на часах — без четверти одиннадцать. Утра, на минуточку!

Дракон смущённо отворачивается.

— Да я как лучше хотел.

В этот раз совладать с собой у меня не выходит, и я громко хохочу.

— И это ты называешь «как лучше»?

— Ну да, — из ноздрей дракона вырываются тоненькие язычки пламени. — А что, нет, что ли?

Отсмеявшись, пытаюсь ему объяснить.

— Ну, понимаешь, — говорю, — людям в семь утра обычно самую малость не до загадок. Мы утром по делам спешим, по важным и нужным: кто на работу, кто на учёбу, кто в отпуск, а кто вон — к жене в больницу. А из-за тебя, получается, никто никуда не попал. Вот ты про своё «как лучше» тут твердишь, а на деле сидишь перед целой толпой опечаленных и обездоленных. И практически уже сломленных.

Дракон, ковыряющий кончиком хвоста снежную кучу, выглядит до крайности нелепо, но я всё же стараюсь сохранить серьёзный вид: бедняге, судя по всему, и без того жутко стыдно. Может, он и правда как лучше хотел, а я его — так…

— Но я правда хотел как лучше, — дракон почти полностью повторяет хвост мысли, которая прыгнула из моего уха на крышу ближайшей машины. — Я тут у вас уже неделю живу. Прячусь на опорах железнодорожных мостов и на карнизах. И за трубами иногда. И наблюдаю. А вы же хмурые все — жесть просто. А мне Вениамин говорил, что если что-то хорошее делать, то от этого и людям будет лучше, и городу. Вот я и решил вам помочь. Я даже ночевал специально прямо тут. И с погодными духами договорился, чтобы снегопад устроили. Чтобы уж наверняка с вами встретиться. И помочь.

Никаких Вениаминов я, конечно, не знаю, но дракону, судя по всему, это нисколечко не мешает.

— Мда? — недоумённо вскидываю бровь, затем решаю полюбопытствовать. — И как, по-твоему, загадывание загадок в семь утра должно помочь пропащему человечеству в нашем лице?

Дракон смотрит на меня так, словно из нас двоих неразумное дитя — именно я.

— Интересная игра в доброй компании всегда поднимает настроение.

— И тебя, конечно же, никак не насторожило, что тебе никто не отвечает?

— Вдруг вы недоверчивые просто, — он раздражённо дёргает хвостом. — Или несговорчивые. Или всё сразу.

— Может, и так, — пожимаю плечами. — А только дело всё равно не в этом.

— А в чём же?

— Ты дракон, мы — люди. И понятие хорошего у нас другое. Особенно в семь утра. Особенно в понедельник.

— Слушай, — дракон смотрит с надеждой. — А помоги мне с горожанами подружиться, а? Я жутко хочу уже наконец-то настоящим городским стражем стать. Да только свой город никак найти не могу. Вдруг мне у вас повезёт, а?

— Отчего же не помочь? — ухмыляюсь. — Если хочешь подружиться с кем-то, делай то, что понравится ему. Не тебе самому, а именно ему.

— И что мне сделать, чтобы вам понравиться? — дракон снова сопит. Готов поспорить, что, если бы он был обычным человечьим ребёнком, — разревелся бы вот прямо сию секунду.

— Ну не зна-аю, — задумчиво тяну я, пожимая плечами. — А вот хоть бы и дорогу освободи. И сам подвинься, и снег растопи, например. По всему городу.

— И это поможет? — дракон недоверчиво щурится.

— Ну конечно, — широко улыбаюсь. — Вот представь: растопишь ты снег и лёд — и сразу ходить удобно станет. И пробок вечером не будет. И сейчас все тоже наконец-то доедут кому куда нужно. А больше людям в понедельник для счастья, в принципе, ничего и не надо.

— Ну ладно, послушаю тебя, — в голосе дракона всё ещё сквозит недоверие. — Но только так и знай: если я горожанам не понравлюсь, я тебя съем. Под покровом ночи! Сам знаешь, небось, что обычно с принёсшими дурную весть гонцами делают.

— А ты сначала попробуй, а уж потом угрожай, — усмехаюсь я и поворачиваюсь к замершей в ожидании толпе. — Айда по машинам, народ! — кричу во всю глотку, чтобы радостную новость услышали и по другую сторону снежного завала. — Щас всё будет!

Люди радостно загудели, вмиг заулыбались и бурным потоком хлынули назад.

Я тоже неспешно возвращаюсь к машине. Всеобщая радость, кажется, заразила даже погодных духов: я чувствую, как слабое зимнее солнце в кои-то веки начинает греть так, будто у нас тут внезапно наступил персональный май.

Через полчаса машины, сбросив сонное оцепенение, начинают ползти вперёд. Сначала они почти что крадутся, будто не веря, что дорога наконец свободна, а потом, почувствовав вкус жизни, и сладость этого прекрасного утра, и этот морозный воздух, наполняющий лёгкие цветными искрами, постепенно набирают скорость.

И вскоре всё возвращается на свои места.

Железные кони ровным строем бегут по дороге вдаль.

Их храбрые всадники мчатся навстречу неотложным делам.

А гордый собой дракон, развалившись на крыше многоэтажки, наблюдает за этой пока ещё непонятной ему, но жутко интересной суетой крошечных букашечек, которых, вместе с их городом, ему предстоит теперь оберегать долгие-долгие годы всех его девяти жизней.

Проезжая мимо нового друга, я сбрасываю скорость. Опускаю стекло, высовываюсь и машу ему рукой.

И он машет хвостом мне в ответ.