Лесничая

Рина теряет терпение. Скоро сумерки. Небо низкое, грозовое, вполне возможен дождь. Ливень.
Сколько она уже кружит? С утра выехала из города. Шоссе, проселочные дороги, и вот теперь – по лесу. Напасть какая. Зачастую так называемые дороги здесь заканчиваются ничем – упираются в поле или пнистую лесную опушку. Эта - как раз из таких. Вот еще беда - поперек пути большая лужа, поваленное дерево. Ну, нет, на сегодня хватит. Поворачиваем назад.
Хотя что это? Между соснами виднеется просвет, вместо лесного мха ветер доносит запах луговых трав и… Неужели нашла? Вдалеке виднеются очертания деревянного строения.
Наконец-то.
Говорят, она живет где-то здесь. Та,что может решить любой вопрос. Любую проблему. Целительница, волшебница, святая, гадалка, как ни назови. Если к ней попадешь, то обязательно поможет.  Рине только она сейчас и нужна.
Она не за себя приехала просить. Мама в коме. Рина никогда еще себя так погано не чувствовала. В церковь ходила, да покаяться не получилось, не умеет она. Даже после их самых крупных ссор ее еще так не ломало. И инсульт у мамы случился как раз после одной из таких некрасивых сцен…
Рина осторожно и вполне успешно форсирует глинистое дно лужи размером с тихий океан и честно пытается объехать поваленный ствол. Довольно крупное дерево было. Видно, как у основания оно обуглилось, наверное, молния ударила. Вот, кажется, справа есть вполне приличный объезд.
Откуда взялась здесь собака? Рыжая клякса так и выскочила под колеса.
Сколько мыслей сразу мелькнуло – не сосчитать. Но, кажется, главной была такая – только бы машину не разбить. А то если в дерево, то еще заглохнет, как отсюда выбираться потом?
В дерево она не въехала, это точно. Но глухой удар был.
Рина выбирается из машины. Рыжая собака, обычная бродяжка, лежит в траве, дышит часто-часто. Глаза карие, человеческие. Ах, чтоб тебя. И смотрит прямо на Рину.
- Куда тебя черти понесли? – злится Рина, -  откуда ты вообще взялась?
Собака еле заметно шевелит хвостом, видимо, сочтя это за приветствие.
Рина осторожно трогает ее за бок, собака скалится, потом лижет руку.
А впереди и правда просвет. Широкий луг и деревянный дом из потемневших от времени бревен. Совершенно одинокий посреди соснового леса и луга.
Рина, ругаясь про себя, закрывает машину. Не с первой попытки кое-как пристраивает собаку в охапку и идет к нему по высокой, некошеной траве.
Постепенно псина в ее руках делается мягкой, как тряпочка. Она пахнет старым ковриком. Такое чувство, что она все-таки умирает.
Ну, если это хозяйская, - думает Рина, - то не видать мне благословления. А то как бы еще чего похуже не заработать.
Да что же это за невезение такое!
Она чувствует себя каким-то проклятым ангелом смерти. Сначала мама, теперь еще вот это.
Собака смотрит на Рину. И, кажется, действительно, взгляд ее с каждой секундой уходит куда-то вглубь, вдаль. И Рина будто бы вынуждена, ухватившись за него, держать, тащить его обратно, чтобы не отпустить, не потерять.
- Давай, - шепчет она, стараясь не наступить на кочку или не запнуться о сучок под ногами, - смотри на меня, смотри на меня.
Привалившись плечом к двери, Рина стучит, зовет хозяев. Но, оказывается, дверь в дом не заперта.
Никого внутри нет. Всего одна комната, она же кухня. Рина проходит дом насквозь. Есть еще одна дверь, видимо, во двор. И она выходит туда.
Собака у нее на руках уже совсем обмякла. Руки затекли, тяжелая. Рина кладет ее на деревянный настил на открытой веранде перед домом. Теперь уже совершенно точно ясно, что собака мертвая.
С этой стороны дом стоит лицом к небольшому озеру с невероятно чистой и прозрачной водой. Озеро обрамлено соснами. Его дно покрыто крупными круглыми разноцветными голышами, похожими на блестящие спины упитанных тюленей.
Рина пытается тормошить собаку, давит ей на грудь. Но взгляд ее теперь совершенно неподвижен и ни за чем не следует. Так что ее только и можно, что оставить на крыльце.
Наверное, хозяева (или хозяйка, как рассказывали) где-то неподалеку. Нет ни  огорода, ни сарая. Только дом с двумя сквозными дверями, открытый навес веранды, лес, подступающий так близко, как только это возможно, фантастически прозрачное озеро…
А тем временем сумерки сгущаются. Небо, кажется, нависает еще ниже над всем, что происходит.
Рина заходит обратно в дом. На старой тахте (типичный, простенький диванчик) лежит одеяло. У нее такое же в детстве было. Хоть воды попить, что ли? Из-за всех этих волнений голова разболелась. В углу у газовой плитки стоит кружка. Знакомый рисунок! У Рины тоже была такая когда-то. Она вертит посудину в руке. Кажется, даже и сколота в том же месте. Что ж, неудивительно. Люди в одних и тех же магазинах закупаются, ищут, где подешевле. Вот и мама всегда на всем экономила…
Наверное, хозяйка в лес ушла. Может, за травами, может, еще за чем-то. Кто их, гадалок, разберет. Воды в доме нет, Рина берет старый эмалированный чайник и идет к озеру. Теперь ей начинает казаться, что и этот дачный чайник она где-то видела. Может, у бабушки в деревне?
А собаки-то на веранде нет. Очухалась? Убежала? Ну вот и славно. Рина выдыхает с облегчением. Одним грехом меньше!
Здесь, с этой стороны дома очень тихо. Не слышно птиц, не видно ни одного комарика. А ведь как докучали в лесу, всю дорогу в машину лезли.
Рина набирает воды, кипятит ее и с кружкой кипятка снова выходит к озеру, чтобы полюбоваться. Уж очень оно замечательное. Нужно дождаться ту, к которой приехала. Не зря же целый день колесила. Она с тревогой смотрит на небо. А небо давит. И время поджимает, не ночевать же здесь.
И вот еще что. Теперь на веранде, в углу, опять кто-то лежит. Рина подходит поближе. Это мертвый городской голубь.
Она оглядывается. Откуда он взялся?
- Возьми его в руки, - слышится из-за спины.
Ох, хорошо, что хозяйка наконец-то пришла! Но нет, никого. Всего лишь та же самая рыжая собака-бродяжка стоит на камне неподалеку от дома и смотрит на нее совершенно спокойно. Только хвост- каралька размеренно ходит туда-сюда.
Рина едва не роняет горячую кружку себе под ноги. Ни о каких таких чудесах ей не рассказывали. Да она к ним и не готова. Делается как-то жутковато.
Она решает отсидеться в доме. Здесь с удивлением замечает все больше знакомых вещей. Вот картина на стене – простая открытка, вставленная в маленькую деревянную, некрашеную рамку. Рина помнит, что маме понравилась цветущая герань. Она все говорила, что очень уж здорово нарисовано. И поставила ее на полку перед дочкиным столом, за которым та делала уроки.
И тапочки мамины стоят у входа. Ну, или такие же, как у мамы когда-то были. Истрепались потом. Рина садится на край тахты. Сколько еще ей тут торчать?
Оба окна в доме по разные стороны от двери выходят на озеро. В комнату медленно заползают густые, смачные сумерки. Видно, что стволы сосен и кроны темнеют и превращаются в силуэты. Озеро отсюда, из дома, кажется большим круглым зеркалом, в котором отражаются низкие, чернильно-свинцовые тучи.
Рина теряет терпение. Ну, что ж, не повезло сегодня, бывает. Надо двигать обратно. Главное, в темноте дорогу не перепутать. Будет непросто, но она справится.
Однако выйти из дома туда, где осталась машина, к лугу и поваленному дереву, она почему-то не может. Эта дверь теперь заперта снаружи. И изнутри даже, оказывается, ручки нет.
Эй, что за шуточки!
Сердце делает громкое «тук-тук».
Рина выбегает на веранду. Там возле мертвого голубя сидит рыжая собака, будто караулит его. Псина внимательно наблюдает за Риной.
Обойти дом ни с той стороны, ни с другой, не удается. Выходит так, что его очень плотно обступают деревья и какой-то колючий кустарник К тому же валежник такой густой, что через него не пробраться. А в темноте шаг от дома, и кажется, что заблудился.
Вот это она попала.
Собака  выжидательно следит за ее метаниями. Рина в панике. Что делать?
- Где твоя хозяйка, а?
Вот до чего дошло – она теперь разговаривает с псиной.
- Сидишь, да? Я же сама видела, как ты окочурилась…
Собака облизывается, а потом громко чихает.
- Будь здорова, - ворчит Рина и садится по-турецки на дощатый пол веранды.
А что ей еще остается? Ко всему прочему, скоро будет дождь.
Тучи низко висят над озером, будто оно собирается их в себя втянуть наподобие пылесоса. Зрелище потрясающее. Очень сильно пахнет смолой, так всегда бывает перед ливнем.
Рина косится. Голубь, между прочим, вовсе не выглядит отвратительно.
Собака подталкивает его Рине носом.
Зачем она это делает, не знает, но и вправду берет его в руки.
- Поговори с ним.
Вот снова. Кто это говорит?
Она с ужасом смотрит на собаку. Это псина? Или это собственный ринин внутренний голос?
Но что-то такое есть в здешнем воздухе… Быть может, это из-за приближающейся грозы.
Вот голубь определенно разговаривать не стал бы. Странное, неприятное ощущение неживого тела на ладонях.
- И ты решил скопытиться, - вздыхает Рина. – Летал себе, искал куски хлеба по помойкам. А потом что случилось? Тоже кто-то на тебя наехал?
Она осторожно косится на собаку. Нет ли у той на боку следов, ведь Рина, кажется довольно сильно стукнула ее машиной.
– Голубей часто давят. В городе, - она беспомощно оглядывается - здесь, в лесу, и голубей-то по идее быть не должно. – Нет, вроде бы, цел. Сожрал, наверное, что-нибудь не то… Бедняга.
Рина, сама не зная зачем, дует ему на голову. Подбодрить мертвяка? Ее дыхание ерошит перья.
Голубь шевелит крыльями. Делает движение, цепляется лапками за ладонь…
Рина вскрикивает, сбрасывает его на дощатый пол и отползает подальше. Голубь отряхивается и улетает. В сумрак. Ей кажется, или собака издает какой-то сдавленный звук, похожий на хихиканье?
Тем временем совсем темнеет. Первые тяжелые капли падают на камни, на землю у дома, сплошь устланную сосновыми иглами и шишками. Гремит гром. Дождь обрушивается на гладь озера и крышу дома.
Под это яростный стук Рине приходится вернуться в комнату, напиться кипятка и улечься на тахту, завернувшись в свое детское одеяло. Электричества здесь нет, зажечь свечу она не решается. Уж лучше просто закрыть глаза, чем разглядывать всякие странные тени на стенах.
Это какое-то ведьмино место. Ведьмин дом, не иначе.
Гром гремит такой, что трясутся стены. В окно видно, как молния бьет точно в середину озера, как стрела в яблочко.
Как там мама? Не приходит в себя уже несколько дней. Никто не знает, что делать…
Рина вспоминает их последнюю ссору – из-за пустяка, из-за какой-то кастрюли, которую она не то не так помыла, не то не так поставила. Давно надо было им разъехаться. Зачем было цепляться за эту квартиру в центре? Надо жить отдельно.

***
Утром ни в доме, ни вокруг него по-прежнему никого из людей нет. Никого живого. Не считая собаки. На веранде лежит дохлый кот со вспоротым животом и горсть свежеуморенных тараканов.
Ну, это, знаете, уже слишком!
Рыжая собака невозмутимо ждет, пока Рина умоется и напьется кипятку.
- Я не буду этим заниматься, слышишь? – кричит Рина, указывая на мертвых животных.
Собака есть собака, что с нее взять. Она в ответ только чихает да облизывается.
Потом и вовсе сворачивается, хвост каралькой, кладет морду на лапы и закрывает глаза.
Рина с отвращением переворачивает дохлую кошку на другой бок, чтобы кишок не было видно. Надо все это отсюда убрать. Закопать что ли? Фу…
- Подумаешь, внутренности, - слышит Рина. – У тебя самой такие же.
Резко оборачивается. Собака вроде бы спит. Даже не моргает.
Да и стала бы собака разговаривать!
Она идет в дом, берет полотенце (у них дома когда-то такое же было, честное слово!), заворачивает кошку… Собирается отнести ее в лес, положить под дерево, подальше от дома…
- Ну, а с тобой-то что случилось?
Вроде бы домашняя, ухоженная, не иначе на даче собаки порвали. Жалко…
Кошка открывает один глаз. Шевелится. Издает недовольное урчание. Выцарапывается из полотенца. Садится на камне и начинает вылизывать живот безо всяких следов ранения.
Рина только руками разводит.
Собака открывает глаза и очень выразительно, прямо-таки по-человечески смотрит на тараканов. Указывает Рине ее на следующий шаг.
- Да что это такое вообще? Почему я? Почему это происходит-то?
Ведьмина псина отворачивается, чтобы поискать что-то у себя на спине.
- Может, потому, что у тебя особые отношения со смертью?
- Какие такие особые отношения?
- Может, ты ее не понимаешь?
Да как это вообще можно понимать? Как и всех на земле, Рину ужасает сам факт того, что ее мама умрет. И что она сама умрет.
Она ловит себя на мысли, что вот зверушки, ничего, мрут себе и ладно. Никому дела нет. Одной больше, одной меньше. Вон мух, их сколько. Подумаешь.
Заставить себя взять тараканов в ладони непросто.  Рина старательно их обходит.
Как там мама? Что это все-таки за чертов дом? Где хозяйка? Она что, навсегда тут останется?
Надо бы прогуляться. Вокруг озера.  Развеять все эти тяжелые мысли, которые скачут, как белки.
Рина уходит недалеко. Стоит чуть отойти от дома, всюду валежник. Много поваленных сосен, сгнивших и еще целых. Камни у берега скалистые, с острыми краями, такие не обойдешь и не взберешься на них.
По-прежнему вокруг стоит оглушительная тишина.
И никуда-то отсюда, выходит, не денешься. Приходится вернуться. На веранде ее ждут гора дохлых комаров, две мертвые мышки и енот с обожженной мордой.
- Ну, ладно, ладно, - кричит она собаке.
Та невозмутимо спит, спрятав морду,
- Будь по-твоему!
Кошка неподалеку от дома тем временем осваивается, обнюхивает землю, шишки, траву. Ух и глазищи у нее, как у совы!
Рина смирилась. Она тихо баюкает енота, поет ему песенку, свою любимую, колыбельную. Не иначе как сгорел в контактном зоопарке, бедняга. Никто-то о тебе не вспомнил.
Греет в ладонях одну мышку за другой. С комарами смириться сложнее. Выпустишь их, и начнут жалить. Но что делать? Ведьмино место, ведьмины правила. Может, зато хоть входная дверь откроется?
Стоит Рине отвернуться, зайти в дом, отвлечься от того, что происходит на веранде, как там появляются новые заморыши. Разрушенное гнездо с потравленными осами, попавшая в капкан крыса, усыпленный по старости маленький песик.
Рина справляется со всеми, закусив губу. И вскоре на веранде кто-то спит, ходит, мяукает, пищит и кусает за бока. В воздухе слышно гудение комаров, птичье пение. Енот роет землю под сосной.
Место оживает.
«Я – безумная лесничая, - думает Рина. – и вот оно, мое зомби-хозяйство. Хорошо, хоть есть не просят!»
Рине уже не так жутко. Она привыкает. Оказывается, человек привыкает ко всему и довольно быстро. Иногда ей кажется, что это сама смерть говорит с  ней. Рассказывает истории, почему и как какое животное умерло.
Она чувствует себя древней старухой, прислушивающейся к шепоту деревьев. Что ж, придется остаться здесь навсегда и питаться одним кипятком. Спать на своей детской тахте и выслушивать самые печальные, последние истории на свете. Может, даже и она сама умерла, да только не знает об этом.
- Это моя расплата, - решает Рина. – Я ужасный человек. Я угробила маму. Задавила псину у дерева. Я убийца, вот я кто.
Хочется плакать.
Одна только собака ее понимает. И смотрит с сочувствием. Теперь Рина совершенно точно видит, что у нее человеческое выражение лица. Тьфу ты, то есть морды. И ничего удивительного в том, что она могла бы с ней поговорить, нет.
- Ты не понимаешь, - жалуется Рина. – Я чудовищный, черствый человек. Был момент, когда надо было решить, куда свернуть. На опавшее дерево, чтобы не задавить тебя или на тебя, чтобы не разбить машину. Я действовала очень быстро. И что самое страшное, я даже не сомневалась. Пожалела машину. Въехала в тебя.
Наверное, про себя решила – подумаешь, какая-то бездомная собака. Никто же не узнает!

***
Только тараканов Рина по-прежнему обходит стороной. Она к ним не готова. Брр, даже подумать противно!
После того, как солнце переваливает за зенит, Рина слышит стук. Кто-то пришел, ну слава богу! С той стороны, которую она никак не может открыть.
Но теперь дверь открывается легко. Одним касанием. Словно крыло бабочки – раз – и взлетела.
Это мама.
- Нет, - отшатывается Рина и пытается снова захлопнуть дверь, наваливаясь плечом, - нет, нет, нет, нет…
Кажется, она начинает понимать, что все это значит.
А мама выглядит очень веселой. Она в домашней одежде. Как будто бы только что проснулась.
И ведет себя так же.
Отстраняет дочь, чтобы не мешалась. Ведь та совершенно не умеет готовить. Все у нее подгорает и выкипает, потом есть невозможно. Ворчит. Ищет сковородку, чтобы сделать омлет, сердится, ругает Рину. Вечно та все кладет не на свои места.
Начинает рассказывать что-то о том, как неудачно постирала вчера кофточку в машинке, не на том режиме. Потому что Рина объяснила ей недостаточно ясно.
Рина молча валится на тахту. Слезы текут сами по себе. Она молчит и со всем соглашается. На все сейчас согласна, лишь бы не было этого инсульта.
В какой-то момент мама замирает посреди комнаты, словно остановив свое кружение и осознавая что-то. Поворачивается к дочери, будто видит ее впервые за долгое время.
Медленно, с каким-то обреченным видом садится на тахту рядом с Риной.
Замечает на стене картину.
- Ах, смотри, эта открытка с цветущей геранью. Очень она мне нравилась.
- Прости меня, пожалуйста, - ревет Рина.
И зарывается в мамину толстовку, пахнущую супом, кашей, всем детством сразу.
Мама хлопает ее по спине и отстраняет от себя, чтобы взглянуть в лицо.
 - Ну-ну... Ты должна ехать.
Рина трясет головой. Ни-за-что. Вот же она мама, тут, живая, с ней. Она никуда не поедет. Прячет глаза, отмахивается. Она так много должна ей сказать. Им надо спокойно поговорить, все обсудить. Чтобы все начать с начала, чтобы все было хорошо, не так, как раньше.
Мама немного сердится, а уж она умеет заводиться с пол-оборота на пустом месте.
- Ну-ка, что это еще за «ни за что»? Посмотри на меня. Ты должна ехать. Ты еще успеешь. Понимаешь меня, нет?
Успею? Рина смотрит на маму, прямо ей в лицо, перебегая взглядом с одного глаза на другой – в котором ответ?
Да, Рина, кажется, начинает понимать.
Они непременно должны поговорить.
- И еще кое-что я хочу тебе сказать, дорогая моя.
Рина вытирает лицо. Мама медлит и крутит в пальцах край своей толстовки.
- Не надо себя винить, не надо. Это не так. У дерева, с собакой. Ты просто не помнишь… Но я знаю точно. Ты другое выбрала.
Врезаться в дерево.

***
Собака гоняет по веранде шишку.  Ей на нос садится оса. Она чихает, чтобы ее согнать.
- А ты все чих да чих! – ворчит Рина.
Она опускается на корточки. Сгребает тараканов в горсть. Подносит их близко к глазам, чтобы рассмотреть.
- Что ж, видимо, и вы меня простите… Пожалуйста, - говорит она.
Что-то уж совсем расклеилась девушка.
Больше никакого отвращения она не чувствует.
Насекомые шевелятся, бегут по рукам, ногам. И начинают совершенно безо всякой благодарности отползать от нее подальше, кто в щели в полу, кто к деревьям.
Их странное существование продолжается где-то там. Где? Рина не знает.

 ***
Спустя несколько месяцев она идет по своему двору. На лбу свежий шрам, еще пока не совсем зажил. Хорошо, что под шапкой не видно. Здорово она стукнулась тогда головой. И машину помяла. Пришлось аварийку вызывать. Вот маеты-то было…
Мама умерла через несколько дней после того, как она вернулась от «гадалки». Рина дежурила у нее день и ночь И самое важное – они успели обо всем поговорить. Кажется, мама ушла с легким сердцем. Но ведь никогда не знаешь наверняка, что у другого человека на душе.
Рина раздумчиво глядит себе под ноги.
Возле помойки рыжая собака-дворняжка, хвост каралькой, вгрызается в засохшую корку хлеба.
- Чих да чих! – шепчет Рина и присаживается возле нее на корточки. – Это ты?
Собака поднимает морду и смотрит на Рину внимательно. Может, та собирается отнять у нее обед? Если так, то ничего не выйдет.
Рина осторожно протягивает руку, чтобы погладить псину по боку. Там, где мог бы быть след от удара.
- Пойдем со мной, пожалуйста.
Собака поднимает уши. Взгляд совершенно человеческий. Девушке кажется, что он ведет ее куда-то, зовет за собой - вдаль и вглубь.
Рина касается ее гладкой, теплой шерсти. Пахнет старым ковриком.
Хвост-каралька начинает свой дружелюбный танец. То и дело принимается ходить туда-сюда.