Священноисповедник Георгий Коссов - 3

"ВОСПИТАТЕЛИ".

В Приюте был свой персонал, совсем не большой по составу: ПОПЕЧИТЕЛЬНИЦА, ЗАВЕДУЮЩАЯ, УЧИТЕЛЬНИЦА, СЛУЖАЩИЕ.

Во главе Приюта стояла ПОПЕЧИТЕЛЬНИЦА – жена отца Георгия. Это была женщина в высшей степени добрая, умная и довольно образованная. Дочь священника Елецкаго уезда, с детства была очень религиозна, с матерью своею часто ходила пешком в Задонск для поклонения мощам Св. Тихона. Училась в Орловском Епархиальном училище, рано потеряла отца, и оставшись без средств по окончании курса поступила учительницею в село. Именно поэтому она была хорошо знакома с крестьянским бытом и их нуждой.
Матушка Александра вела всю распорядительную и хозяйственную часть Приюта. Во всех делах и начинаниях отца Георгия она была его полной единомышленницей и помощником. О ней современница писала так: «Будь у о. Георгия жена, не сочувствующая его деятельности, не мог бы возникнуть такой Приют; но она солидарна с ним во всем, а потому и является ему прекрасною помощницею».

ЗАВЕДУЮЩАЯ Приютом – княжна Ольга Евгеньевна Оболенская, – всячески старалась скрыть свое высокое происхождение и даже в единственной книге о Приюте (1912 г.), она скрыта под инициалами «княжна О.».

Ольга Оболенская происходила из древнейшего рода Оболенских. Родилась в 1860. Родители: отец Евгений Петрович Оболенский (1796-1865); мать – Варвара Самсоновна, урожденная Баранова (1821-1894). Ольга была восьмым, предпоследним ребенком в семье (из 9-х детей,  четверо умерли во младенчестве).
Интересна судьба отца Ольги Евгеньевны. Евгений Оболенский был декабристом, членом «Союза спасения» и «Союза благоденствия», а также одним из основателей Северного общества, член его Верховной думы. Во время декабристского выступления 1825 года, был  начальником штаба восстания. После подавления восстания был осужден и приговорен к вечной каторге. С 1826 в Нерчинских рудниках, с 1839 на поселении в Иркутской, Тобольской губернии. В 1846 г., женился на Варваре Барановой. Вернулся из ссылки после амнистии в 1856 г. Участник подготовки Крестьянской реформы 1861 г. Автор «Воспоминаний».
Вот в такой семье и выросла будущая заведующая крестьянского Приюта, предпочтившая блеску света неизвестность и скромный труд в глуши России во Славу Божию.
Семья Оболенских жила последние свои годы в Калуге, оттуда же и учительница Приюта – Ремизова Е.П.  Возможно в этом есть какая-то связь: почему учительницу взяли именно из Калуги, когда в Орле было свое училище, впрочем как и в Туле?  Может быть это произошло стараниями княжны?
Княжна Оболенская, случайно приехала в Спас-Чекряк паломницей еще до основания Приюта. Ей так понравились здешняя обстановка, что она дождавшись открытия Приюта, решилась навсегда здесь остаться, посвятив себя всецело этой святой деятельности – ухаживать и воспитывать сирот крестьян. Она и все свои средства пожертвовала Приюту.
Ольга Евгеньевна обучала девочек пению, учила читать молитвы. Летом гуляла с детьми и сама работала в саду. Дети звали ее «Мамаша» и действительно она им вполне заменяла мать: и спала, и ела, и целые дни проводила с ними ; квартира у нее была для проформы.
Дети ее очень любили и ценили: ушибется ли кто, поссорятся ли, заболит ли кто, сейчас кричат: «Мамаша!» и она бежала на этот зов, успокаивала и утешала, ласковым словом и решительным действием, если того требовали обстоятельства. Летом была всегда с ними, то работала, в саду, то гуляла, а когда наступала плохая погода и дети находились в доме, то целые дни слышалось в коридоре этот зов: «Мамаша!».
Особенно любили ее маленькие и она старалась всех ублажить, помирить, а главное, что все это делала с такой лаской и кротостью, никогда не возвышая голоса, что только удивляться ей можно было. Такою надо родиться!
Все почитатели Приюта отмечали Ольгу Евгеньевну и говорили, что «пока она здесь начальницей, желание о. Георгия. чтобы дети не чувствовали своею сиротства вполне осуществится».
В 1918 г., ее хотели арестовать чекисты в качестве заложницы и она уехала из Спас-Чекряка. Дальнейшая судьба ее неизвестна.

 
УЧИТЕЛЬНИЦА – Евдокия Павловна Ремизова.

Родом из Калуги; родилась, возможно, в начале 1880 гг. Окончила Калужское епархиальное женское училище в 1899 году. Нам удалось разыскать выпускной список, где под номером 35 обнаружили Ремизову Евдокию.
Точно неизвестно, как и когда она попала в Приют. В своей книге М.Я., сообщает, что учительница «была взята из Калужского Епархиального училища», т.е. сразу же по окончании обучения, а не из какой либо школы или другого места. Это дает нам возможность предположить, что с 1899-1900 гг., но совершенно точно она уже была на момент освящения Приюта в 1903 году.
Евдокия Павловна, по отзывам современников, была очень кроткая и необыкновенно трудолюбивая девушка и видимо по¬ставила себе задачу приносить как можно больше пользы Приюту. Зимою она вела классы по всем предметам. Летом она со старшими девочками переезжала на хутор и под ее руководством они исполняли все огородные и полевые работы. Она на всех этих работах сама впереди всех работала, но казалось и этого ей было мало.
Как-то зимой появилась в Приюте корь, дети по очереди хворали и занятия пришлось прервать. Евдокия Павловна не желая оставаться без дела, предложила свои услуги: с двумя старшими девочками поехать в Болховской монастырь для изучения ткацкого ремесла. Речь об устройстве ткацкой часто заводилась, но все не знали, как приступить к организации мастерской. Игуменья, узнав об их желании ввести ткацкое ремесло в Приюте, очень любезно разрешила им пожить и поучаться этому ремеслу у монахинь. Они целый месяц изучали это дело там, затем монахиня приезжала в Приют, устанавливала станки и благодаря энергии, с которой взялась за дело Евдокия Павловна дело это скоро устроилось.
Одна из воспитанниц, Анна Рязанцева, долгие годы хранила фотографию на которой Евдокия Павловна была изображена с матушкой отца Егора, Александрой и их дочерью Еленой Георгиевной. 
По воспоминаниям внучки отца Георгия Евгении Николаевны, Евдокия Павловна постоянно жила в доме отца Георгия . После того как Приют закрыли она уехала в Калугу. Далее ее пути теряются. Известно лишь, что после войны Евдокия Павловна не менее 12 лет прожила в Почаеве, на квартире у одной женщины. Все эти года она не теряла связи со своими воспитанницами и переписывалась с ними.
В своих письмах Евдокия Павловна всегда просила своих адресатов писать о том как они жили в Спас-Чекряке, т.к. это были самые дорогие воспоминания и самые счастливые моменты ее жизни. Всю свою жизнь, любовно и трепетно, хранила воспитанница Приюта Анна Рязанцева несколько писем своей учительницы. Анна Николаевна дорожила памятью об отце Егоре и  тщательно берегла все, что было с ним связано и почти никому об этом не  рассказывала. Именно поэтому эти письма не известны многим исследователям. Мы приведем два из них, которые публикуются впервые.
Текст и орфография оригинала сохранены.

«Воистинну Христос Воскресе моя дорогая Анна Николаевна!
Очень рада что получила от Вас весточку. Если можете напишите мне по подробнее о своей жизни, и еще  лучше если бы Вы приехали в Почаев. Для меня бы была большая радость побеседовать с Вами лично. Если же не можете приехать, то хотя бы поподробнее опишите, как жили мы у батюшки о. Георгия, я с нетерпением буду ждать от Вас подробного письма и я потом напишу Вам свои похождения. Я уже стала старая и слаба здоровьем. Живу уже 12 лет у Почаеве. У одной женщине Анне Карповне у нее есть сын, за которым я ухаживала. Теперь он уже переходит в 8 класс. Хожу в церковь, молюсь. Напиши мне, моя дорогая, как мы жили у о. Георгия, напиши подробно. Передавай привет Людмиле, которая была у Почаеве. Жду от Вас с нетерпением письма, а пока кончаю. Храни Вас Господь.
Евдокия Павловна Ремизова.
Адрес Почаев, Тернопольская обл,
ул. Лермонтова № 3.
Анне Кар. Ясинской с перед.
Ремизовой Евдокии Павловне»

«Христос Воскресе
С Великим Торжественный Праздником Светлого Христова Воскресения поздравляю тебя, моя родная и близкая моему сердцу Аничка, а также поздравляют тебя и мои хозяева и желают встретить и проводить этот Великий праздник в добром здоровье и благополучии. Может Бог даст Вам силу и крепость побывать здесь в Почаеве, насладиться духовной красотой этого Великого Праздника. Я бы очень желала еще повидаться с Вами. Как потеплеет примерно в мае месяце дни еще будут пребывать и теплеть самое благоприятное время к поездке. Если вздумаете, то заранее сообщите и я Вас буду ждать. Здоровье мое с каждым днем слабеет. Глаза плохо видят, вечером не могу писать и в очках ничего не видят а в храм Божий хочется пойти и когда по каким-либо обстоятельствам остаешься дома то сильно скучаю. Уж больно хорошо в храме Божии. Я его называю Пресветлым чертогом Рая Божия. Полагаюсь всей душой на милость Божию как Господу угодно, так и будет. Не забывайте меня и я Вас никогда не забуду. Передавай привет всем, кто меня знает я за всех молюсь. Прошу Господа и Матерь Божию чтобы и Они покрывали Вас своею Благодатию. А как хорошо жить с Господом, помнить Его  всегда и держать постоянно в своем сердце. Господь милосерд ко всем людям которые просят Его. Оставайтесь с Господом. Любящая тебя всей душой Евдокия»
Как сложилась в дальнейшем судьба Евдокии Павловны, когда и как закончился ее земной путь – нам неизвестно.

Остальные СЛУЖАЩИЕ Приюта – по свидетельству современников – люди хорошие, трудящиеся не по найму, не за деньги, а даром по собственному желанию, получая только готовую пищу и одежду. К детям относились всегда кротко, хорошо, брани воркотни от них не было слышно, а все весело целые дни трудились на благо Приюта. Среди них были и девочки жившие в Приюте, но по достижении совершеннолетия не пожелавшие никуда уезжать и всецело посвятить себя Приюту – дому, ставшему для них родным.

"ВОСПИТАННИЦЫ"

Дерево узнается по плодам, труд врача – по исцеленным больным, а учителя узнаешь в ученике. Именно поэтому нам интересно узнать как сложилась судьба приютянок, как прожили они свою жизнь, что им дал Приют и, что они из этого воплотили в своей жизни. Оправдал ли себя та система воспитания, что построил отец Георгий в Приюте? Какими личностями стали маленькие девочки и какими путями они пошли в жизни? Остались ли они верны заветам «папаши» или избрали себе иной путь? Ответы на эти вопросы дала сама жизнь.
О жизни воспитанниц Приюта, после его закрытия, сведений сохранилось не много. Известно, что до революции несколько девочек вышли замуж за крестьян прихода, несколько за стражников, а одна стала супругой учителя. Десять девочек в возрасте 17-18 лет отец Георгий отправил в Великие Луки Псковской губернии в Общину Сестер Милосердия Красного Креста. Это было в 1911-1912 гг. Несколько пошли по духовному пути, приняли монашество. Сами воспитанницы не раз говорили о Сарове, сравнивая его с Чекряком.  Боле подробно известна судьба тех девочек, что остались жить в Орле или Орловской области.
В первую очередь мы решили рассказать об Анне Павловне Рязанцевой.  Именно ей мы обязаны тем, что сохранилась не только светлая память о Приюте и отце Егоре, но и остались, словно доказательства для потомков, некоторые вещи  из того самого дома, в котором в любви и заботе выросли почти 200 воспитанниц.

Анна Николаевна Рязанцева.
Родилась Анна 20 декабря 1901 года в городе Болхове. Отец ее, Николай Михайлович на пропитание зарабатывал ремеслом сапожника. Мать, Татьяна Дмитриевна, занималась хозяйством. В возрасте шести лет Анна осталась без матери, а через 1,2-2 года умер и отец. Родственники были людьми бедными и не могли взять ее к себе. В 1909 году тетка Евдокия отвезла девочку  в Приют к отцу Георгию.  Где она прожила около 16 лет, до 1925 года, пока  Приют  не закрыли большевики.
На склоне своих лет, Анна Павловна решила написать свою автобиографию, ее отговаривали, говорили «бабушка да зачем?». «Надо» – отвечала она. Эта автобиография, написанная ее собственною рукой, публикуется впервые.

«Автобиография.
Рязанцевой Анны Николаевны, года рождения 1901, уроженки города Болхова, Орловской области. От родителей осталась в раннем возрасте. Родственники взять не могли, жили бедно. В 20-км., от Болхова было село Чекряк, была церковь. Священник этой церкви прот. Георгий Косов открыл приют, в этот приют меня определили. В этом приюте жила до 1925 г. Потребовалось приют расформировать, нас перевели в Болхов, работу в нем найти не удалось, я переехала в Орел, поступила работать на Промвату, а потом перешла на завод Медведева, где и работала до войны. В войну нигде не работала, а по окончании войны поступила в Афанасьевскую церковь.
19/XII/ 1987 г.
Рязанцева Анна Николаевна»

По поступлении в Приют, Анна была определена в первый класс.  В силу скромного и застенчивого характера, она первое время держалась от девочек в стороне, боялась что-либо попросить и даже спросить. Со временем привыкла, прижилась и прожила в Приюте вплоть до его закрытия. Это произошло после революции, когда большевики издали распоряжение новых сироток в Приют не брать, а тем, которым исполнилось 18 лет, искать себе другое пристанище.
Девочки стали разъезжаться кто куда. Анна уехала в Болхов и устроилась в кожевенную артель. Н.Н.Усов в своей книге «Источник воды живой» сообщает, что Анна уехала из Приюта в 1919 году, но в своей автобиографии, которую мы привели выше, она указывает, что находилась в Приюте до 1925 года, т.е. вплоть до его закрытия. С работой в Болхове было тяжело и скорее всего что-то с кожевенной артелью не получилось, т.к. в автобиографии Анна Николаевна пишет: «работу в нем (т.е. в Болхове – И.Ч.) найти не удалось, я переехала в Орел».
Квартиру, (она находилась неподалеку от женского монастыря),  в которой поселилась Анна Николаевна нашел отец Георгий. Не только Анне Николаевне, но и другим приютянкам, батюшка помогал устраиваться в Орле. Возможно в это время Анна жила на улице Фомина 84 (или 89). Известно точно, что там она жила по батюшкиному благословению и никуда переезжать не хотела. В этой квартире она прожила вплоть до Отечественной войны, когда ей все-таки пришлось покинуть это жилище, но произошло это очень удивительным образом.

Долгие годы Анну Николаевну связывала глубокая духовная дружба с орловским Христа ради юродивым Афанасием Андреевичем Сайко. Когда они познакомились сказать трудно, но совершенно точно, что до войны. Люди, много лет общавшиеся с Анной Николаевной, говорят, что  с момента появления  Афанасия Андреича в Орле. Это был удивительный, святой жизни человек, о котором стоит рассказать подробнее. 

Родился Афанасий Андреевич в 1887 г. в селе Даничево Межиричской волости Ровенского уезда Волынской губернии. Успешно окончил школу воспитанников солдатских детей Уланского Его Императорского Величества полка в Варшаве. Обладая приятным голосом и хорошим слухом, Афанасий одновременно с учебой в военной школе получил музыкальное  образование в Варшавской консерватории по классу скрипки. В соответствии с военным образованием Афанасия определили пехотинцем в полк, который принимал участие в военных действиях (очевидно, в русско-японской войне). В одном из сражений полк был разбит, а Афанасий, по Промыслу Божьему, уцелел. Быть может, чудесное это спасение от неминуемой смерти стало определением всей дальнейшей его жизни, отданной на служение Богу и ближнему.
Много пришлось повидать Афанасию, прежде чем Господь окончательно призвал его на подвиг юродства. Он служил стражником, клерком, выполнял различные машинописные работы.
Жил он в основном милостыней, ходил босиком. Священник Орловского Введенского женского монастыря о. Всеволод Ковригин, узнав об Афанасии Андреевиче и познакомившись с ним через своего келейника, брата Иоанна, нашел одинокую верующую женщину и благословил ее принять его в свой дом. В 1924 году, после выздоровления от тяжелой болезни, Афанасий Андреевич по велению сердца и, очевидно, по совету о. Всеволода был тайно пострижен в монахи, оставаясь жить в миру. Молиться он ходил в Воскресенский храм, расположенный на территории Афанасьевского кладбища разоренного Введенского женского монастыря.
Храм этот не закрывался вплоть до начала Великой Отечественной войны, и Афанасий Андреевич трудился здесь певчим. Человеком он был заметным — высокий, стройный и плечистый, лицо светлое, с черной окладистой бородой и большими серыми глазами; казалось, что он видит человека насквозь.
Одевался он своеобразно. Чаще всего это была рубаха навыпуск, штаны из домотканого полотна да еще крестьянская свитка. На шее — полотенце или шарфик, завязанный узлом. Нательный крест носил всегда поверх одежды. Иногда на шею вешал будильник на веревке, а в картуз натыкивал перьев. Обут был в калоши с носками или онучами, а чаще ходил босиком.
Афанасия Андреевича так все и называли – по имени-отчеству и очень уважительно. И сам он очень любил людей и особенно уважал священство, а женщин называл ласково – «мама». Афанасий Андреевич никогда не ел ни мяса, ни яиц. Не ел ржаного хлеба, а если не было пшеничного, мог целый день ничего не есть. Обедал очень оригинально. Ему наливали «щей» – вода, несколько капустных листьев и соль. Вместо хлеба на столе – несколько картофелин. Как-то принесли ему грамм двести сахарного песку. Он высыпал его в «щи» и получился капустный компот, который он ел, закусывая маленьким кусочком картошки, да еще всех угощал.
Просто так Афанасий Андреевич никогда не ходил, а все время наклонялся и что-нибудь поднимал с земли склянки, спички, камешки, куски газет. Свои находки он прятал в карманы или клал за пазуху, чтобы потом раздавать людям, каждому по смыслу. При этом часто повторял свою любимую присказку: «Ищите родственность между предметами, привыкайте решать задачи». Получив от блаженного Афанасия железочку, скляночку или обрывок газеты, люди не сразу догадывались, к чему бы это, а лишь по прошествии времени многие понимали, – таким образом, – он предсказывал их судьбу.
В 1932 году, не без помощи НКВД, его определили в психиатрическую больницу, что в семи километрах от города Орла. Условия пребывания там были нелегкими, но и в этом случае нельзя не увидеть Божьего промысла. Весь персонал больницы любил и жалел доброго и смиренного старца, а жители города устраивали к нему настоящее паломничество. Они приносили ему гостинцы, просили его молитв перед Господом и совета в своих житейских делах. Более десяти лет провел Афанасий Андреевич в психобольнице, испытав на себе все тяготы принудительного «лечения», и вышел на свободу в начале 1942 года, во время немецкой оккупации Орла.
Сколько людей, столько судеб. И многие из этих судеб предсказал старец Афанасий — юродивый Христа ради. Причем не только предсказал, но и помог принять правильное решение.
В апреле 1948 года он вновь оказался в Орловской психиатрической больнице. В октябре 1950 г. Афанасия Андреевича перевели в психиатрическую больницу г. Воронежа, подальше от его орловских почитателей. Вновь вышел на свободу лишь 10 мая 1955 г. Но власти не разрешили ему жить в областном центре. Тогда, Ангелина Васильевна, его духовная дочь, с трудом добившаяся опекунства над старцем, в 1957 году купила маленький домик, хатку, на станции Снежетьская Брянской области, в котором прожила рядом с блаженным Афанасием десять лет  до самой его смерти. Умер он на первой неделе после Пасхи 5 мая 1967 года. Похоронили Афанасия Андреевича на Крестительском кладбище в могиле юродивого Христа ради Павла Павловича Кадило-Крестовского.
В Орловско-Ливенской епархии в настоящее время готовятся документы в Синодальную комиссию, с просьбой о причислении к лику святых блаженного Афанасия Андреевича, Христа ради юродивого.
Афанасий Андреевич не оставлял без внимания Анну и всегда помогал ей то добрым советом, то молитвою, а то и давал денег на проживание. Но Анна Николаевна не тратила их, а бережно хранила. Кроме того, у нее сохранился молитвослов Афанасия Андреевича, на котором его собственной рукою написано «Сайко Афанасий». 
  В один из дней, только что начавшейся войны, когда фронт близко подступил к Орловскому краю, прибегает Афанасий Андреевич к Анне Рязанцевой и говорит, чтобы она срочно уходила из этого дома. Он был как всегда не многословен, только и говорил: «Мама (так он обычно называл женщин) пошли, мама пошли!»,
Анна растерялась, ведь жить здесь ее благословил горячо ею любимый и почитаемы за святого отец Георгий. Она заупрямилась, но Афанасий Андреевич не отступал. Трудный выбор: она любила и слушалась во всем отца Георгия, но и глубоко почитала Афанасия Андреевича и знала, что он никогда просто так ничего не говорит. Как быть?
Так в раздумьях, с тяжелым сердцем, она кое-как собралась и пошла туда, куда ее повел юродивый. Он привел ее за руку на 2 Курскую улицу д.31, к Марии Иосифовне Абакумовой и сказал Анне: «Ты будешь здесь жить».
И в эту ночь, или на другой день (это точно неизвестно) в дом, где до этого жила Анна, попала немецкая бомба. Как Божие благословение приняла Анна Николаевна совет Афанасия Андреевича и словно две неразлучные подруги прожили вместе Анна Николаевна и Мария Иосифовна (Маня, как она ее называла). В этом же доме Анна Рязанцева и отошла ко Господу, прожив в нем более сорока лет. Эту историю Анна Николаевна рассказывала не раз, людям близко с ней общавшимся, любившими ее и за ней ухаживавшим с 1981 года.
Автору этих строк удалось пообщаться с Марией Иосифовной Абакумовой. В 2007 году ей было 96 лет. С годами ослаб слух, зрение, но дружба с Анной Николаевной навсегда стала для нее самым дорогим воспоминанием. Она очень тепло отзывалась об Анне Николаевне, говорила хорошие и добрые слова, но не могла точно припомнить когда она к ней переехала жить. Жили они вместе, в маленьком деревянном домике. Пара комнат с низким потолком, обычная обстановка, все внешне просто и не богато, но внутренне все наполнено христианским духом любви и терпения к друг другу.
В последние годы жизни с Анной Николаевной беседовал автор книги об отце Георгии Усов Н.Н. Вот как он ее описывает: «Была она небольшого роста, сухая и узкая в плечах. Глубокие рубцы морщин на ее прозрачно-восковом лице говорили не только о старости, но и о тяжелой жизни и усталости. Но вместе с тем в ее облике, движениях и разговоре присутствовала какая-то легкость и благородство» .
Близкие знакомые Анны Николаевны, ее «духовные родственники», описывают ее следующим образом: «Была Анна Николаевна очень приветливой, отзывчивой. Довольствуясь малым, никогда не жаловалась на тяжелую жизнь. Нас учила: «Деточки, не суетитесь, пребывайте в покое и уповании на Господа, ведь Он вперед нас печалится».
Она была худенькая, невысокого роста, всегда опрятно и чисто одета. Лицо светлое, одухотворенное. Очень приятная в общении, со светлым умом и чистой памятью. Уйдя на пенсию, почти до смерти она не переставала посещать храм, но уже Никитский (кафедральный Ахтырский). Там даже у нее была «персональная» скамеечка, с левой стороны, где когда-то стояла рака с мощами свт. Тихона Задонского.
Непривычно говорить об одной Анне Николаевне, т.к. ее жизнь гармонично переплелась с жизнью Марии Иосифовны. Ведь они неразлучно везде были вместе, заботясь друг о друге. Мария Иосифовна была хозяйкой в доме, но смиренно выполняла все, что говорила Анна Николаевна. Обе были нестяжательны и очень радовались, когда у них было что дать нам. Две яблони и две сливы каждый год приносили обильный урожай. Клубника, огурцы, помидоры тоже были свои.
Молитвенница Анна Николаевна была большая. Однажды привезли мы им дрова. Муж начал сгружать, а я пошла в дом сказать, что мы приехали. Дверь открыла бабушка Маня и шепотом сообщила, что бабушка Аня молится Иосафу Белгородскому, а то кончились дрова. Вот и чудо — им дрова, а нам открылось имя Святителя Иосафа.
На Пасху и другие Великие праздники мы были у них, но им казалось, что нас долго не было. Стараясь по-мирски их успокоить, мы говорили, что никогда их не оставим, на что они отвечали: «Бог вас не оставит». Милая нашему сердцу Анна Николаевна! Какую пользу душе получили мы за все те годы общения с ней. С ее смертью, осиротев наполовину, мы продолжаем окормляться у нежно нами любимой бывшей бабушки Мани, а теперь уже монахини Елены. Она часто повторяет: «Анна Николаевна умерла, а у меня дел добрых мало, вот и живу».
Анна Николаевна бережно хранила все, что хоть как-то было связано с Приютом и батюшкой. Все время на ее тумбочке, в красном углу под образами, стоял портрет отца Георгия. В ее вещах был стакан, который ей подарил отец Георгий на День Ангела. Он из простого стекла, расписан красками, с надписью: «ДАРЮ ВЪ ДЕНЬ АНГЕЛА». Были у нее и книги из Приюта, посуда, иконы, рукописи отца Георгия – все это она бережно и тщательно хранила.
Возможно Анна Николаевна приняла монашество, но об этом нет прямых свидетельств. Близкие ей люди говорят о том, что она часто ездила в Москву, в Троице-Сергиеву лавру и в ее бумагах хранились записки с лаврским поминовением о здравии монахини Анны.
После войны Анна Николаевна служила регентом орловских церковных хоров. Это вдвойне интересно тем, что после Приюта она этому нигде специально не училась, следовательно такую хорошую подготовку ей дал Приют. Всю свою жизнь она жила очень скромно, пенсию стала получать за несколько лет до смерти, а так все эти годы жила по Милости Божией. Семьи у нее не было, как впрочем и своего дома.
Перед смертью, несколько Анна Николаевна дней находилась в полузабытьи и временами, приходя в сознание говорила «Поют, как хорошо поют..». Умерла Анна Николаевна Рязанцева 28 марта 1996 года. Отпевали ее в женском монастыре священник Алексий Комов и диакон Герасим (в будущем иеромонах, духовник женского монастыря Марии Магдалины; в 1998 году погиб в автокатастрофе). Похоронили Анну Рязанцеву на Платоновском кладбище, недалеко от храма Иоанна Богослова.
Через некоторое время, ее наперсница, Мария Иосифовна Абакумова была пострижена в монахини с именем Елена. Постриг был совершен в Орловском Свято-Введенском женском монастыре. Жить она осталась в своем домике. К ней приставили келейницу, матушку Пелагию, которая за ней и ухаживает.
На этом можно было бы поставить точку, но справедливости ради хочется добавить несколько слов. В одной книге, нашей орловской писательницы, говорится о том, что некие люди, хоронившие Анну Николаевну, «пришли и все взяли: иконы, духовные книги, фотографии». «Совести у них нет – все отняли» — восклицает одна из героинь этой книги. Жаль, что этих «людей», уважаемый автор не знает и так «обличает» их со слов других людей. Мне, как священнику несколько лет исповедавших их, неловко читать это. А каково им?
Именно они тщательно сберегли и берегут оставшиеся вещи Анны Рязанцевой. Несколько раз они пытались опубликовать то, что хранили, отдавали даже духовным особам, но все это бесследно кануло в Лету. Анна Николаевна, которую они любовно называли «бабушка», предупреждала их неоднократно: «Придут фарисеи».
Именно они тщательно сберегли и берегут оставшиеся вещи Анны Рязанцевой. Несколько раз они пытались опубликовать то, что хранили, отдавали даже духовным особам, но все это бесследно кануло в Лету. Анна Николаевна, которую они любовно называли «бабушка», предупреждала их неоднократно: «Придут фарисеи». Говорила: «Деточки, будьте очень осторожны, не многим распространяйтесь о Коссове, чтобы фарисеям ничего в руки не попало». Она сама тщательно сберегала все, что касалось отца Георгия, и мало кому об этом говорила. Даже исследователи, беседовавшие с ней, слышали малую толику того, что она знала, и не видели всего того, что у нее хранилось.
Например, никто не знал, что она переписывалась с Евдокией Павловной Ремизовой, письма которой мы приводили выше.  Почти никто не знал о ее дружбе с Афанасием Андреевичем Сайко. Бережно хранила Анна Николаевна библиотеку Приюта и рукописи отца Георгия, его фотографии. Она сама доверила все это тем, кому посчитала нужным. Нужно знать и видеть с какой любовью эти люди сохраняют все, что касается отца Георгия Коссова и Анны Рязанцевой.  Может только благодаря им что-то смогло сохраниться и дойти до наших дней.

Домника Нестеровна Ноздрачева.

Родилась Домника Нестеровна Жиголенко в 1892 году в селе Жуковка, не далеко от Брянска, который в ту пору входил в Орловскую губернию. Рано потеряв родителей она осталась круглой сиротой. Вот и отвезла ее знакомая монахиня Фотия в Спас-Чекряк к отцу Георгию.
Впоследствии Домника рассказывала своей племяннице одну удивительную историю, которая произошла с ней в Приюте. Как-то раз батюшка Егор подозвал Домнику и говорит: «Пройдись со мной, мне надо тебе кое-что сказать». И взял ее под руку. «Пройдет много лет, меня уж давно не будет на этом свете, а ты меня вновь увидишь. Ты только обращайся ко мне, не бойся, и я тебе помогу».
В то время значения этим словам она не придала. Да и смысл их не поняла. «Как это, – думала она, – батюшки нет в живых, а я его здесь увижу, мертвого что ли, и о чем я буду его просить?»
Вскоре об этом разговоре она забыла. Прошло много лет. Незадолго до второй мировой войны слу¬чилась с ней беда. Внезапно она заболела серьезной болезнью. Врачи сделали операцию, но ей стало еще хуже. Тут вспомнила она батюшку Егора и мысленно обратилась к нему: «Помоги мне, батюшка Егор, не дай умереть». И в ту же ночь увидела его во сне, на том самом месте, где он об этом ей говорил. «Видишь ли ты меня, Доминика?» – спросил он. «Вижу, батюшка Егор». И вдруг прямо на глазах начал он расти. И рос до тех пор, пока не стал выше деревьев. Смотрит Доминика, а у него венец над головой. Перекрестил ее батюшка Егор и исчез. Тут она и проснулась. С тех пор здоровье у нее на поправку пошло, да так быстро, что даже врачи удивлялись. А вскоре и совсем вылечилась. После операции прожила она 28 лет и мирно скончалась» .
Достигнув совершеннолетия Домника познакомилась с одним молодым человеком и решила выйти за него замуж. Это был Алексей Николаевич Ноздрачев, который часто приезжал в Приют к своей сестре Наталье. Он воевал в первую мировую войну, работал до революции обойщиком мебели в Орле. Впоследствии  Доминика вышла за него замуж.
Отец Георгий благословил их брак и подарил им две иконы: мужу – Николая Чудотворца, жене – Тихвинской Божией Матери и сам повенчал их. Матушка Александра собрала невесте приданное и устроила пышную свадьбу.
После свадьбы молодая семья уехала в Орел. Об их дальнейшей жизни рассказывает дочь, Елена Алексеевна Снеговая.
«Поначалу моим родителям пришлось нелегко. Своего угла у папы не было, а на квартиру в то время брали неохотно. Когда ему надоели эти мытарства, поехал он к батюшке Егору в Спас-Чекряк и пожаловался ему на свою неустроенность и бездомность. А батюшка выслушал и сказал: «Потерпите немного. Скоро будет у вас свой дом. Там и будете жить, пока тройку не подадут».
Вернулся папа из Спас-Чекряка радостный и довольный. А вскоре он действительно купил за очень низкую цену на Борисоглебской улице старый полуразрушенный дом. Позднее папа разобрал его и перенес на Огородную, ныне эта улица Колпакчи, где он и стоит поныне.
Таким образом, одно предсказание было исполнено тут же и в точности, а вот над другим мои родители долго ломали голову. «Кто и какую тройку им подаст?» – думали они.
Не до конца разгаданной тайной осталось это для нас и по сей день. Было время, когда нам казалось, что смысл батюшкиного пророчества нам будет открыт, но полностью это не исполнилось. А случилось вот что.
Первой в 1969 году умерла монахиня Фотия. Она все эти годы с нами была в большой дружбе. Прошло 13 дней, и вдруг вслед за ней внезапно умирает и наша мама. Похоронили мы ее, а тут, как снег на голову, новая беда. И что удивительно, опять на 13-й день паралич разбил и приковал к постели нашего папу. Вспомнили мы тут батюшкину тройку и решили, что третий гроб будет. И даже смертное ему приготовили. Но папа на удивление и радость нам прожил еще 10 лет. И в 1979 году тихо и мирно скончался...
После войны, кажется, в 1948 году, заболела и умерла папина сестра Наталия Николаевна, и решил он, чтобы отпевали ее в церкви. Это стало известно администрации завода, где он работал, и его уволили.
Время тогда было голодное, и устроиться на работу было очень трудно. А тут к тому же, как на беду, уехали мы с бра¬том из дома. Он в Щекино Тульской области, а меня после окончания железнодорожного техникума направили в Брянск. Вот и начались у него дни, полные скорби и пе¬чали. Загрустил он и расстроился так, что хотел уже руки на себя наложить. И так, может быть, и посту¬пил бы, но тут вдруг приснился ему батюшка Егор и гневно говорит: «Ты, Алексей, эту дурь из головы выкинь. Скоро все образуется. Жди своих детей». И правда, первым месяца через три вернулся брат, а за ним вслед приехала и я.
За давностью лет я уж не помню, что случилось у брата, а меня по болезни списали с железной дороги и вернули домой. А уже в самом конце 1940-х годов жить стало значительно легче. Папе удалось устроиться на работу в мебельную артель. Располагалась она на 2-й Курской, там, где ныне находится мебельная фабрика. Оттуда он и на пенсию ушел».

Ольга Ивановна Полтева.

 О своей матери рассказала ее дочь Мария Денисовна Снурницына. Ее рассказ был опубликован в епархиальной газете «Вера Отцов» в 2003 году под названием «Тихая радость». 
«Моя мама Полтева Ольга Ивановна родилась в 1898 году в селе Меркулове Болховского уезда. Ей было всего четыре года, когда после смерти своих родителей попала она к отцу Георгию в приют. Вспоминая о батюшке и том времени, она мне рассказывала. Был он высокий ростом, но необычайно ласковый и добрый. И даже если кто-то из воспитанниц баловался или совершал нехорошие поступки, он старался обходиться без наказания.
 «Как-то раз перед большим двунадесятым праздником, – рассказывала мама, – испекли и красиво украсили праздничные пироги. Маленькие воспитанницы, польстившись, залезли в кладовую и часть из них украли. Когда это бесчинство обнаружилось, то матушка Александра попросила о. Георгия наказать виновниц. Но он сказал, что ничего страшного в этом нет, и вместо наказания собрал их у себя в кабинете и каждую погладил по голове и отпустил с напутствиями впредь больше не огорчать старших». О. Георгий, имея на своем попечении более 140 девочек-сироток, заботился не только о физическом, но и о духовном их развитии. С малых лет девочки знали наизусть многие молитвы и участвовали в богослужениях в церкви.
 Впоследствии многие из них посвятили себя исключительно служению Богу. Это Анна Рязанцева, Полина Сазонова, Надежда Дивногорская, Аня Фокина и другие. Все они бывшие мамины подруги.
 В приюте все воспитанницы батюшку Георгия любили. Называли ласково «папашей» и старались его не огорчать. Мама говорила, что получаемое в приюте образование почти равнялось гимназическому. Кроме того, девочек приучали там и к труду. Они умели не только шить, но и вышивать сложные узоры на тонких дорогих материях, вести домашнее хозяйство и выполнять разные полевые работы.
 Слава о трудолюбии и кротком нраве воспитанниц распространялась далеко от приюта.  Из окрестных сел и деревень часто приезжали сватать себе невест женихи. Батюшка каждую благословлял и давал надлежащий совет.  Тут следует рассказать и о моем будущем отце. У мамы моей было два жениха: один – красавец и гармонист, другой – тихий, застенчивый, из бедной семьи паренек. Мама не знала, кого из них выбрать из них и обратилась за советом к отцу Георгию. А он посоветовал ей идти за второго: «Ты не смотри, что он из бедной семьи. Он будет тебе в жизни опора. Ты проживешь с ним спокойную и долгую жизнь. И пусть бедную, но тихую и радостную». Так оно и вышло.  Жизнь прожили мои родители хоть и в бедности, но зато, как и предсказал батюшка Егор, в тихой и духовной радости. Особенная благодать была в нашем доме в большие церковные праздники, когда все вокруг издавало необычайный свет чистоты, радости и покоя. В эти дни в нашем доме целый день горела лампадка, а трапеза наша была необыкновенно вкусной, хотя и состояла не из изысканных каких-либо блюд, а самая простая. Об этом не раз говорили и приходившие к нам люди.
 Прошло уже несколько десятков лет, как умерли мои родители. Теперь уже и я давно пожилая женщина. Но всегда буду благодарна о. Георгию за то, что он благословил мне таких родителей, научивших меня возлагать надежду на Бога, благодарить Его за все благодеяния и постоянно чувствовать помощь святого исповедника Христова, славного о. Георгия. Тихая, спокойная радость выше всяких материальных благ».

Полина (Пелагия) Софроновна Сазонова.

Достигнув совершеннолетия перешла из Приюта к отцу Георгию в дом экономкой. После смерти батюшки жила постоянно в Чекряке, ухаживала за его могилой. Хотела ехать в ссылку с матушкой Александрой и ее дочерью Еленой.
Когда советские власти решили сравнять могилку с землей, она не отходила от нее и ночью. Как известно могилу срывали несколько раз, засыпали это место мусором, битым кирпичом, когда ломали церковь в 1937 году, разбирая ее на кирпичи и щебенку. Но тетя Поля, как ее называли в Спас-Чекряке, с точностью до сантиметра обмерив площадку и привязав место могилы к предметам на местности, восстанавливала холмик с большой любовью и заботой.
Всю свою жизнь она прожила одна. Однажды учительница местной школы, с которой она была дружна спросила ее: «Тетя Поля, вы ведь интересная женщина – неужели у вас так никого никогда не было?» Она на это отвечает: «Нет, почему… Один раз гуляла с парнем, он меня поцеловал, так меня потом пять дней рвало...».
Незадолго перед смертью, она заболела, ей потребовалась медицинская помощь и она перебралась в Болхов. Там и умерла в 1971 году.

Елизавета Фокина.

Елизавета Фокина, как и Пелагия, после того, как ей исполнилось восемнадцать лет,  осталась в жить Чекряке у отца Георгия.  Дом у батюшки был большой, и в нем жило много людей. Матушке Александре с трудом с трудом удавалось справляться с хозяйством одной, и  ей помогали некоторые воспитанницы, в том числе и Лиза. Спали все девушки на большой русской печке – об этом часто вспоминала  внучка о. Георгия, Евгения Николаевна. Она же,  рассказывала позже о Елизавете: «стирала белье – все, бывало, на пруду била паяльником. (Эта Лиза по окончании войны, когда после гибели мужа я осталась одна с маленьким сыном на руках, пришла ко мне в Болхов и некоторое время жила с нами, помогая растить сына Володю)».

Надежда Дмитриевна Дивногорская.

Надежда Дмитриевна была сиротой, поэтому после закрытия Приюта осталась в Чекряке. После смерти батюшки она всю свою жизнь посвятила уходу за его могилой. Так все родственники  батюшки были арестованы, то кому было поставить на его могилку ни ограду, ни крест. Сама живя впроголодь, она несколько лет собирала деньги, в том числе и те, что оставляли паломнике на могилке отца Георгия, и наконец собрала нужную сумму. Она поставила на могиле батюшки и ограду и крест.
Советские власти были очень обеспокоены непрекращающимся потоком паломников на могилку отца Георгия, поэтому дважды принимали решение сравнять ее с землей. Словно варвары, разравнивали они святое место трактором, но каждый раз Надежда Дмитриевна отмечала место захоронения веточками и через некоторое восстанавливала могильный холмик, и вновь к нему шли паломники.
Когда было принято решение о канонизации отца Георгия в лике святых как священноисповедника и об обретение его мощей, то в первый день раскопок на месте могилы их обрести не удалось. Это было в декабре 2000 года.  Не удалось обрести мощи ни на второй, ни третий день, лишь на четвертый, 9 декабря удалось обнаружить захоронение в двух метрах от того места где был холмик.
После смерти отца Георгия Надежда Дмитриевна прожила в Спас-Чекряке тридцать лет вплоть до своей кончины. Работала учителем в местной школе. Умерла в полном одиночестве, ни имея родственников или близких людей. Похоронили ее на самом краю кладбища, и остался на том месте лишь холмик земли, без  креста, и ограды.
В начале 1980-х годов прихожане из Болхова установили на могиле о. Георгия мраморный памятник и новую ограду. Произошло это по благословению и денежной помощи архимандрита Иоанна (Крестьянкина), который был уроженцем Орла и в детстве встречался отцом Георгием, даже прожил несколько дней в его доме паломником. Старый же крест и ограду бросили за ненадобностью на поляне. Их подобрали учителя местной школы, которые еще  помнили  Надежду Дмитриевну, и установили на ее могиле. Те самые крест и оградку, которые она сама, когда-то поставила на могилу горячо ею любимого батюшки.

Наталия Николаевна Ноздрачева.

Родилась Наталия Николаевна 1898 году в многодетной семье неподалеку от г. Белева. Родители ее жили жила в крайней нужде, воспитывали двух мальчиков и двух девочек. Когда Наталье было 7 лет, их отец попал под поезд. Семья оставшись без кормильца оказалась совсем в бедственном положении. Тогда бабушка пошла в Чекряк к отцу Георгию за советом. Батюшка, выслушав ее, благословил поступить таким образом: старшего сына определить в подмастерье к сапожнику, младшего отдать куда захочется – он не пропадет, а девочек привести сюда, в Приют. Так и поступили.
Сестра Наталии прожила в Приюте всего два года, потом заболела и умерла, а Наталия прожила здесь до 19 лет. Ее старший брат Алексей часто навещал ее в Приюте, там же и взял себе жену – Домнику. К ним в Орел она и переехала после революции из Приюта.
В начале 20-х годов Наталья познакомилась со своим будущем мужем, потомственным рабочим – Николаем. Поженились они в 1924 году. Вскоре у них родился сын, названный Алексеем, а в 1931 г. и дочь.
Впоследствии их дочь, Вера Николаевна Сергеева, работала алтарницей в Богоявленской церкви.
 Вскоре после войны Наталия Николаевна заболела и умерла предположительно в 1948 году. Отпевали ее в церкви, за что ее брат был выгнан с работы.
Марфа Акимовна Селищева и Мария Николаевна Гудхова.

Эти две приютянки, словно евангельские Марфа и Мария, были как две сестры. Две верные и неразлучные подруги, подружившись в Приюте, прожили вместе всю свою жизнь. Жили в Приюте до  его закрытия, потом переехали в Орел. Поначалу обосновались на «монастырке» (так в Орле называют район вокруг мужского монастыря). Марфа Селищева окончила медицинские курсы и до войны работала медсестрой в Змиевке. Мария Гудхова работала в Орле учительницей. Когда началась война, Марфа добровольцем ушла на фронт, вместе с ней ушла на фронт санитаркой и ее приютская подруга. Всю войну они прошли вместе, имели боевые награды. Марфа Акимовна  стала большим специалистом по глазным заболеваниям, удостоилась звания «Заслуженный врач РСФСР».
После войны названные сестры жили в городе Вознесенске Николаевской области, там и похоронены. Мария Николаевна умерла в 1972 году, Марфа Акимовна – в 1974-м.

Екатерина Васильевна Зернова (по мужу).
После Приюта, вышла замуж за учителя второклассной школы в Спас-Чекряке Михаила Моисеевича Зернова.

Евдокия Картамысова.
Медсестра. В 1971 году приезжала на похороны Полины Сазоновой. После похорон посетила Спас-Чекряк и посадила на память яблоню.


Опубликовано: "Орловские Епархиальные ведомости", № 2 (110), январь 2019.


Рецензии