Лиза

Любезный Игнатий Кириллович.
Вы меня балуете! Неудобно принимать от Вас такие дорогие подарки. Спасибо за сапожки; очень красивые и пришлись в пору. Аделэйс, наша модница, просто обзавидуется. Даже у неё таких нет. И не придумывайте глупостей! Вы нисколько нам не мешаете. Можете сколь угодно читать свою умную книжку и пить кофею. Дабы Ваш столик всегда был свободен, я предупредила Амалию и  Ребекку, чтобы они приглашали посетителей на другие места. Кстати, последняя спрашивала о Вас. Наверное, имеет виды. Заметила, что постоянно что-то за столиком пишите. Роман? Если не секрет, то расскажите об этом поподробнее в письме.
Остаюсь навеки благодарная Вам,
Лиза Лоскутова.
17 января.

Января 19-го.
Драгоценная Елизавета Васильевна.
Сегодня я счастлив, крайне счастлив. Получил от Вас очередное письмо. Открыл его не сразу. Долго крутил в руках, рассматривая круглый штемпель отделения, аккуратно выведенные буквы. После оного взял со стола  ножницы и аккуратно вскрыл конверт, откуда извлек сложенный вдвое лист и, прижав его к лицу, с наслаждением вдыхал аромат духов, пропитавший бумагу. Прочитал письмо лишь спустя несколько минут, когда строчки, вдруг пустившиеся в пляс в такт бешено колотящемуся сердцу, наконец-то выстроились перед глазами в ровные ряды.
Вы пишете, что отец желает мне лишь счастья.  Это правда, и негоже перечить оному, но и я не могу пойти супротив сердцу своему, которое навеки отдано Вам, Елизавета Васильевна. Помню, как впервые увидел Вас. Встретили меня при входе. Я был удивлен, узрев русскую красавицу в таком месте, среди неприметных иностранок. Заказал кофе и сел за свободный дальний столик у стены. Пока листал свежий нумер "Молвы", Вы принесли чашечку этого чудного напитка, одарив меня лучезарною улыбкою...
С того момента думаю только о Вас, душенька. В прошлом письме упомянули, что комната, где живёте с маменькой, плохо отапливается. Отправил с посыльным для Вас шаль. Понравилась ли? Тепло ли в ней? Обязательно напишите об этом обожающему Вас
Игнатию Сухорукову.

Милостивый государь, Алексей Ильич.
Имею к Вам весьма деликатное дело. Намедни ездили к Жемчужниковым. Настасья Никитишна, старшая дочь Никиты Андреича, - самая подходящая партия для Игнатушки. Но тот вдруг заявил, что любит другую. Да, Настасья не красавица, но умная и добрая девушка. К тому же приданного за неё Никита Андреич даёт поместье в О-ской губернии в четыреста душ и триста тысяч ассигнациями. Но сын ничего и слышать не хочет. Сначала пропадает по полдня невесть где, а вечером, закрывшись в своей комнате, что-то часами пишет (слышен из-за двери лишь скрип пера по бумаге). А вчера в полдень, когда его не было дома, письмоносец принёс конверт на имя Игнатушки от некоей Лизаветы Лоскутовой.
Убедительная просьба, дражайший друг, узнайте всеми возможными для Вас средствами всё об этой девице. Видит Бог, отцовское сердце неспокойно. Решила охомутать моего Игнатушку. Не он ей нужен, а деньги.
Как ваши деточки? Как здоровье Марьи Борисовны? Нижайший ей поклон и почтение. Ожидаем Вас на Масленицу. Непременно приезжайте всем семейством.
Ваш преданный друг,
Кирилл Сухоруков.
Январь, 20-го дня.

Многоуважаемый Кирилл Макарыч.
Андрей поступил в гимназию. Надеюсь, скоро пойдёт по моим стопам. Сонечка вчера вдруг захворала. Бредит. Приехавший вскоре Эрнст Генрихович уверил, что через неделю встанет на ноги. Прописал какие-то порошочки. Марья Борисовна второй день страдает от мигрени. Всё враз навалилось... но на Масленицу изыщем возможность приехать к нашему бесценному другу.
О Вашем деле. Мой надёжный человек проследил за Игнатием. Он почти каждый день посещает кондитерскую на С-ой улице, постоянно сидит в углу за одним и тем же столиком, который, как выяснилось, за два целковых предоставили ему в полное распоряжение. Обедает, читает журналы и постоянно что-то пишет. В этом заведени прислуживает русская девица Варвара, дочь Михаила Лаптева, что из портных. Невероятно красива, как уверяет мой поверенный. Вот она-то и приглянулась Вашему сыну. Но та отвергает все его подарки и ухаживания, а письма, передаваемые ей, выкидывает на заднем дворе (где любезничает с пекарем) в сточную канаву. Сегодня около пяти Игнатий вышел из сей кондитерской, преобразившись. Исчезла врождённая хромота и сутулость, даже походка стала иной, словно в него вселился другой человек. Сразу свернул за угол и зашел в ближайшую лавку, затем, заплатив хозяину оной положенные двадцать копеек, опустил в ящик какой-то конверт. Мой человек дождался письмоносца и выкупил у него за три целковых этот конверт, пояснив, что ошибочно указал адресат. Сейчас оба письма: из ящика (что адресовано Игнатию) и из канавы (что для Лаптевой) лежат передо мною. Смею Вас уверить, что написаны они Вашим сыном, хоть почерк весьма и разнится. И никакой Лизаветы Лоскутовой не существует. Я беседовал (не упоминая Вашего имени) о возможности такого случая с Фалбертом Карловичем. От него, к удивлению своему, узнал, что от подобного недуга он лечил Вашу матушку. Непременно напишите ему.
Беспокоящийся о Вас,
Алексей Налетов.