Весенняя проверка

     Не скажу, что мне уж очень повезло со службой в Советской армии, но тем не менее жаловаться, в общем-то, грех. Мои знакомые ребята, с которыми меня в одночасье «забрили» на службу, попали кто-куда: один угодил на крайний север, другой на границу в горы, а третий в Германию в особую группу войск. Потом ребята рассказывали мне, как их там школили, что на армейском языке звучит так: «через день на ремень, через два на кухню…» Ежели перевести на русско-гражданский язык, то это выглядит следующим образом: сегодня наряд дневальным или в караул на сутки, (во время которого спишь не более четырех часов), потом сутки другой службы (спишь, правда, уже восемь часов), потом снова тот же караул, в промежутках же работа на кухне — это как отче наш, ибо самообслуживание в армии никто не отменял. Вот такая вот круговерть все два года, не считая всяких там учений, маршей и прочей армейской жизни.

     По сравнению с моими знакомыми, я попал в санаторий — в Казахстан, в научно-исследовательские части в подразделение радиосвязи на озере Балхаш. Не скажу, что это была сахарная служба, однако всяких там «через день на ремень…», маршей-бросков или по три тревоги за неделю и в помине не было. Конечно, подъёмы и отбои на время, пока горит зажжённая спичка, были, особенно, ежели старшина роты — свой же срочник-зараза — был почему-то не в духе. Наряды на кухню существовали, как нечто неизбежное, но не особенно частые, а так — недели через две. Все же остальное время занимала, собственно говоря, сама работа: обеспечение командной связи, ремонт и обслуживание аппаратуры — вот и вся служба. По правде сказать, что и здесь труды были не очень напряжённые, так как сеансов связи было всего пять или шесть в день, да и то в дневное время. Опять-таки Балхаш под боком и летом даже раз в день купаться водят тех, кто не занят по службе. Ну, не курорт  ли!?.

     Тревоги, конечно, были, но это тоже не то, что в войсках!.. Поднимут нас, сердечных, середь ночи, построят на плацу, «полкан» (это, значит, полковник) пройдёт перед строем, нам в глаза сонные поглядит и скомандует отбой. Вот вам и вся тревога, а далее по койкам досыпать.

     Иное дело осенняя и весенняя проверки. Тут, конечно, приходится поднапрячься: устав подучить, политграмоту повысить, потому как проверяющие — всякие майоры с подполковниками могут спросить что-нибудь дурацкое, на которое надо ответить тоже не менее по-дурацки, но так, чтобы в самое яблочко. За технику как-то мы не боялись и уж зачёт по использованию матчасти могли все получить спросонья, кроме, конечно, салаг-первогодков, которых ещё надо было натаскивать и натаскивать, однако командиры их и не выставляли на проверку.

     Сложнее всего было с зачетной стрельбой. Дело в том, что мы все были далеко не «Ворошиловскими стрелками» по причине того, что стреляли, не в пример
стрелковым частям, в лучшем случае раза три в год, а стреляние, понимаете, требует навыков и тренировок, и чем чаще, тем, значит, лучше. Я уж не знаю почему так сложилось: то ли патроны офицеры экономили зачем-то, то ли старшина их пропивал или продавал охотникам за сайгаками, но факт остаётся фактом — по десять патронов на нос в день стрельб и не пулей больше!

     Вот и сейчас настала череда весенней проверки — конец апреля, начало мая, когда тепло, а солнце ещё ласковое… В это время степь расцветает морем красных маков, слегка трепещущих своими лепестками на ещё не суховейном степном ветру, а тёплом и нежном, ещё не набравшем летнего зноя и злой силы.

     Несмотря на проверку, настроение у всех «нижних» чинов благостное. А как же иначе-то после зимних холодов в двадцать пять, а то и тридцать пять градусов мороза, ледяных степных ветров и таких, что в казарме бывало до десяти градусов тепла. А нынче не погода, а сущая благодать… Нас всех уже переодели в весеннюю форму — это когда гимнастерка с отложным воротником (ну, прямо, апаш), вместо галифе брюки снизу на манжете, вместо сапожищ — ботинки, а на голове — панама защитного цвета. Ну прямо армейские денди!

     Проверка, так проверка! И даже если кто-то что-то и завалит, ничего страшного — штук пять нарядов вне очереди, а в худшем случае трое суток губы — зато весна, теплынь и на душе радостно. А много ли солдату для души надо?! Вот то-то и оно!..

     Короче говоря, проверка политграмоты проверяющих удовлетворила, уставы, кроме салаг, все более или менее помнят, по тревоге все поднялись вовремя и никто сапог не на ту ногу не надел, а машины в автопарке о порожек не споткнулись и выехали. И даже больше — личный состав, оказывается, стопроцентно техникой владеет удовлетворительно.

     Последнее, что осталось от зачетов, — стрельбы, и надо всем хотя бы зацепить краешек мишени, но не по одному разу.

     Накануне, перед стрелковыми экзерсисами, старшина устроил чистку оружия, чтобы никто из проверяющих ни к чему не придрался, а комар и носа не подточил.
 
     Ну, разобрали мы свои карабины, прочистили и без того чистые затворы и стволы, смазали всё, что должно двигаться при стрельбе, а мушки зачернили, чтобы на солнце не бликовали, и поставили обратно в оружейную комнату в пирамиды, а старшина самолично каждое «ружо» проверил и опечатал помещение.

     Утречком, после завтрака, построили нас на плацу с оружием и повели на стрельбище пешком, благо оно рядом.
 
     Пришли, построились, командир проинструктировал «что», «как», «когда» и «зачем», потом положил первых пять человек со мной вместе у бруствера на исходной, раздал патроны и так по-отечески: «Вы уж, ребятки, не подведите…»
Ну, а как тут подведёшь, если тебя батя просит?!

     По команде «Заряжай!» зарядил я всю обойму в магазин и жду команду к стрельбе… Утро ясное, тёплое, мишень видно хорошо, рядом все свои… Чего бояться-то?

     Раздается команда: «Огонь!» Я спокойно и внимательно прицеливаюсь — стреляю-то я хорошо (мама «Ворошиловским стрелком» была), — плавно нажимаю на спуск и…
     Карабин мой выстрелил с каким-то необычным резким звуком… Я боковым зрением вижу, как из патронника вылетает стреляная гильза по необычной траектории и…, и падает за шиворот гимнастерки моему соседу справа в тот момент, когда он нажимает на спусковой крючок своего карабина.

     Всё было бы ничего: ну попала гильза за воротник, ну припалила немного — чего не бывает, но, если бы только это…

     Вместе с резким хлопком выстрела раздается крик ошпаренного моей гильзой соседа, а его карабин, вопреки всем законам работы затвора, начинает стрелять очередью. На третьем выстреле парень бросает карабин в песок и от страха, юля тощим казахским задом и прикрывая голову руками, уползает от бруствера назад, в то время, как его личное оружие, дергаясь и пукая в белый свет, как в копеечку, веером продолжает выплёвывать стреляные гильзы…

     Все соглядатаи происшествия: и солдаты, и наши отцы-командиры, и проверяющие остолбенело смотрят на одиноко стреляющий карабин, не в силах что-либо сделать…

    К счастью для всех, ружьё выстрелив все патроны, успокоилось и затихло, а его хозяин с выпученными глазами сидит в нескольких метрах и, качаясь, тихо, по-казахски, молится своим богам! Бог Богом, но главное, что никого не зацепило и все остались целы и невредимы!

    Не знаю, зачли нам эту проверку или нет, но на этом стрельбы были закончены и нас увели в казарму, а испуганного бедолагу приводили в чувство уже в медсанчасти!..

Кстати, карабин, который стрелял сам по себе очередью, отдали в оружейные мастерские, где так и не смогли повторить наше происшествие и не нашли причину такого поведения оружия.      

Сары-Шаган — С-Петербург                1967-2019г.