Не догоняешь ты, Господи...

   Июньским рассветом Денис Коваль возвращался от очередной своей подружки. Дома, знал заранее, ожидала его очередная воспитательная беседа от матушки.
- Когда уже ты набл…уешься? Гляди, уже башку сединой побило...
- Да, кстати, мама, красочка-то для волос у тебя есть?
- Чего дуркуешь? Дело ж говорю! Чего б тебе не жениться? И бабы-то нормальные кругом не перевелись ещё, и образованные…
- Тебе что, не на ком оторваться, сноха занадобилась?
- Сноха-то сноха… Внуков бы понянчить, докуда мне ждать-то ещё…
- Ага. Тебе внуков, а мне спиногрызов? Не соскучился я ещё.
- Смотри, здоровье-то поистратишь, а потом их тянуть. Пожалеешь ещё.
- Ладно, мама, Господь сам всё догоняет, нас не спрашивает. Долго ждёшь, ещё чуток подожди. Куда ж я денусь-то от тебя да от судьбы…
   …На мокрый после всеночного дождя асфальтовый пятак у перекрёстка выбрел в прострации бывший человек, ныне синяк лет 20 – 30, упал на руки в позицию «упал - отжался». Долго и жадно пил из дождевой лужи. «Да, горят шланги-то. Он хорошо сушит, стеклоочиститель-то, особо, когда много…». Вспомнил: два с половиной года назад такой же разбил правое переднее стекло его «Форда», потому что увидел на пассажирском сиденьи неосторожно оставленную там бутылку водки. Ну животное, что тут скажешь…. Коваль тогда легко узнал через свою дворовую агентуру личность калдыря, отловил его, отволок на зады двора (молодцы всё же градоустроители, практически в каждом дворе находится такая удобная площадка), отмудохал там его, преимущественно ногами, руки-то пачкать особенно не хотелось, да и для работы поберечь надо. Затем, утомившись, присел, закурил. Объяснил калдырю, что стОит фордовское дверевое стекло. Тот изображал понимание, но было ясно – для него эта величина всё равно, что парсеки или ангстремы – по-любому вне его системы измерений.
- Ладно, - заключил тогда Коваль. – Будешь у меня в рабстве, пока не отработаешь. Будешь делать всё, что скажу.
   «Форда» Коваль приобрёл "за недорого" по неисправности у одного из богатеньких клиентов (Коваль держал автосервис).  Заменил своими умелыми руками неремонтопригодный фордовский генератор на родимый отечественный и с тех пор ездил, горя не знал, пока этот калдырИна… «Да – сам дурак, не забывай, где живёшь…».
   А когда заказанное стекло Ковалю прислали, и он собственноручно  установил его, он дал рабу-калдырю вольную, но с условием:
- Исчезни с глаз моих. А то буду бить просто так. Оно тебе надо?

* * *
   Коваль мало кого уважал. А кто вокруг? Ну, богатые проглоты бандитского пошиба. Эти были ему ненавистны своим презрением к труду вообще и к людям труда. Другие – люди честного труда, но безвольные тряпки перед искусом алкоголя или наркоты. Этим постоянно грозило сползание в разряд синяков-калдырей, и их борьба с этим сползанием была для Коваля тошнотворным предметом наблюдения. Ну, а последние вообще для него были ни на что не пригодной плесенью общества.  И душа Коваля ввиду их высокой смертности вообще загрубела к ним до ороговения.
   Сам Коваль в повседневной жизни был практически равнодушен к спиртному, но любил вечером после трудов праведных, а особенно справившись с каким-то неординарным ремонтом автомобиля расслабиться пивом. Вот и в тот раз он входил в родной подъезд с ощущением довольства сделанной работой, самим собой и почти пустой «соской» пива «Балтика 7».  У лифта встретил спускающегося пешком немолодого, сплошь седого незнакомца, неброско, простенько одетого.  Хотелось поделиться своим кайфом, и незнакомец показался ему для этого подходящим.
- Будешь? – спросил Коваль, протягивая «соску» с остатками пива. Тот кротко глянул на него, скорбно ответил:
- Не пью я в подъездах, нельзя мне.  СПИД у меня.
   Коваль взглянул изумлённо, оторопело бормотнул:
- Ну… молодец…
   Как аккуратно этот невидный «чел» поставил его на место – дескать, убери подачку, я не ниже тебя! И не придерёшься, не обидишься – без оскорблений, без разборок, нудных нравоучений.
   После узнал о незнакомце: купили они, родители, «двушку» сыну в подъезде. Сын этот кончил (без всякого блеска, на пинках родителей) среднюю школу, отслужил армию. Хватался за разные дела, вроде бы капитально взялся за автослесарство. Взял Коваль его на заметку, но по своему профилю (кузовщина) тот ему в данный момент был не нужен. Ну, а с этим родителем установилось такое молчаливое визуальное знакомство – кивком, без разговоров здоровались друг с другом, при этом не зная даже имён друг друга. Нарёк про себя Коваль незнакомца «Белый ворОн» - оказалось, не лишён был Коваль некоего словотворчества, в обычной жизни и невостребованного. А всё потому что и незнакомец этот оказался необычным: неистребимым интеллигентом. Вечно задумчивый молчун, а когда обрывками ловил Коваль его разговоры с сыном, не было в его речи никакого словесного мусора  – всех этих «типа», «конкретно», «я такой, он такой»...

 * * *
   Трамвай с раскрытыми дверьми стоял, преградив движение автотранспорту. Стояли около какие-то оторопелые, чем-то потрясённые, молчаливые люди. Совершенно неестественным было это оцепенение. «Что стряслось-то?» - подумал про себя Коваль. – «Сдвинутся они или нет? Ведь не проехать». Остановился, заглушил движок, вытянул  рукоять ручного тормоза. Вышел, приблизился к трамваю, вошёл в переднюю дверь, желая прояснить для себя ситуацию и – застыл, ничего не понимая.
   Посередине вагона недвижно лежал на полу «Белый ворОн». Небольшое тёмное пятно растеклось по рубашке в районе левой груди. Глаза мёртво смотрели в потолок. Лицо –абсолютно белое. Непроизвольно Коваль сделал шаг в его сторону – осторожно, неуверенно, но его тут же буквально ударил окрик водительницы в микрофон:
- Не подходите к трупу! Оставьте уже человека в покое!
   Почти не соображая ничего, вышел, спросил у людей:
- Что случилось?
   Ему рассказали: ехал тут блОтарь, глаза стеклянные, развалился на два сиденья, женщина с ребёнком зашла, сесть негде, высказала ему – дескать, мужчина, имейте совесть, тот её на три буквы послал. Мужичок этот старый хлестанул ему по харе, да и не ударил, так, мазнул только, а блОтарь ему каким-то шилом прямо под сердце, тот прямо без звука на пол… Тут мужик один рванул экстренное торможение, водительша с перепугу все двери открыла, а блОтарь всех с дороги сшиб, ходу в дверь и токо видели… Побежали двое за ним, да бЕстолку… А вон, гляди, возвращаются…
- Не догнали?
- Не. Шустро, гад, бежал. Заскочил в троллейбус, уехал.
- Ментам бы номер троллейбуса сказать надо было!
- А где их найдёшь? Вот, уже назад шли, пронеслись они в «луноходе» по улице, останови  попробуй!
   У Коваля, знавшего всех заметных в округе, давно уже высветило: «Тёмка Бешеный!».
- Какой он был? Правая рука до локтя в наколках?
- Точно, точно…
- Башка стриженая, вот тут шрам?
- Ну точно!
   Ничего больше не говорил Коваль, сел в машину, аккуратно развернулся, поехал. В мозгу стучало:
- Ну, п…ц тебе, Тёма. Животное. Пёс бешеный. Таких кольём протыкают…
   Въехал во двор, припарковал машину. Не заходя домой, ходко пошагал прочь.

 * * *
   Коваль (по паспорту Денис Ковалёв, 29 лет от роду), хоть и имел за плечами две «ходки», в криминальном мире был ничто. Его ступенька называлась «мужик, ломом перепоясанный», что было лишь на одну выше просто «мужика». «Перепоясанность ломом» была благодаря статье 112 УК РФ  «Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью», по которой получил он вторую судимость. А первая была «по малолетке», вообще пустячная: на пару с приятелем, тому тогда было без чуточки 18, а Денису 16, «подломили киоск», унеся оттуда ящик вина и коробку чипсов. Ещё и «наследили» почти тут же, выпив бутылку вина в сквере неподалёку. После бутылка с «пальчиками» обоих была «вещдоком» в деле.
   Коваль знал дом, где проживал Тёма Бешеный – по соседству в этом дворе жила его давняя подружка. Давно уже он не встречался с ней, года два не бывал уже в этом дворе, но нашёл мигом, вело его, как по навигатору.   Что он будет делать с Тёмой Бешеным, Коваль  не знал. Он знал одно: Тёмке это не сойдёт с рук. «Это что же – нормальным людям из-за таких псов уже и жизни просто нет?»
   Затемнело уже, угомонился народ, мелкота вся убралась по домам, а Тёмки всё не было. «А ведь и не факт, что придёт. Может ведь и на дно где-то залечь… Вполне. Легко.  Но – пришёл, так уж сиди, какая-то ясность должна же наступить… Опа! А это кто? Ох и давно ж не виделись с тобой, калдырИна!»
- Ты! Стоять!
- Чо!?..  А…  Дык, Кова, я же по чеснаку – в твой двор ни ногой, это ты ко мне сейчас пришёл…
- Глохни, рыба! Разговорился!
   И уже нормальным тоном:
- Тёмку видел?
- Не видел! Но сказать могу!
   И, обрадованный, что чем-то Ковалю нужен, тут же застолбил:
- Дашь на фуфырик?
- Дам. Говори.
- П…ц Тёме, Кова!  Хана! Менты мудака какого-то гнали, тот в «девятке», вправо его жали, а тут троллейбус! Он – справа его обойти, а тут – остановка! И Тёма-то первый в заднюю дверь вышел. П…ц на месте, с него аж кроссовки слетели! И ещё человек пять этот мудак намесил!
- Да ты чо!?
- Вот крест тебе, Кова!...  Бля буду!  Жека-мореман рассказал, он там у остановки тёрся, его точка…  Ну, чо?...  На фуфырик-то?...
   …Крест церкви святой Татьяны маячил в ночном небе чуть слева по ходу, когда Коваль тем же путём шагал домой. «Вот маманя удивится – рано приду… Завтра в церковь зайду, свечу поставлю. Да, чудны, конечно, дела твои, Господи… Только почему неладно так?... Этих-то – зачем?... Нет, не догоняешь ты, Господи, ох, не догоняешь…»

Жаргонизмы:
Догонять – понимать до конца.
Синяк (то же калдЫрь) – спившийся человек.
Соска – полиэтиленовая бутылка.
КузовщИна – кузовные работы в авторемонте.
БлОтарь – блатной.
МентЫ – милиционеры.
«Луноход» - милицейская машина.
Ходка – судимость.
По чеснаку – по-честному.
Фуфырик – флакон с алкогольсодержащей жидкостью.
Мореман – моряк.