Вступление
Наша жизнь – условная линия, которая во времени пересекается с иными
линиями жизни большого количества
людей, образуя точки – энергетические центры, в которых
завязываются отношения. Их можно назвать как угодно:
полевые, резонансные взаимодействия и
т.д. Но всегда остается результат, итогом которого может
стать искривление линии жизни, ее ломка. А может
и, наоборот, ее выравнивание. Такое мягкое и счастливое
сглаживание.
Точка пересечения – тот самый миг между прошлым и
будущем, с началом которого порой уже видится его конец.
Соединившись в точке, пути расходятся, каждый со своим
багажом опыта пересечения. Или, если наступили резонансные
отношения, линии могут слиться. Это и есть счастье.
Два в одном. Три в одном. Помните? Нация как одно целое.
Народ един. Значит – совпало!
В нашем случае точка пересечения находится в Талли-
не. Место пересечения – русская редакция новостных пере-
дач Эстонского телевидения. «Актуальная камера» на рус-Вступление
Наша жизнь – условная линия, которая во времени пересекается с иными
линиями жизни большого количества
людей, образуя точки – энергетические центры, в которых
завязываются отношения. Их можно назвать как угодно:
полевые, резонансные взаимодействия и
т.д. Но всегда остается результат, итогом которого может
стать искривление линии жизни, ее ломка. А может
и, наоборот, ее выравнивание. Такое мягкое и счастливое
сглаживание.
Точка пересечения – тот самый миг между прошлым и
будущем, с началом которого порой уже видится его конец.
Соединившись в точке, пути расходятся, каждый со своим
багажом опыта пересечения. Или, если наступили резонансные
отношения, линии могут слиться. Это и есть счастье.
Два в одном. Три в одном. Помните? Нация как одно целое.
Народ един. Значит – совпало!
В нашем случае точка пересечения находится в Талли-
не. Место пересечения – русская редакция новостных пере-
дач Эстонского телевидения. «Актуальная камера» на рус-
ском языке. Действие происходит в конце 80-х – начале 90-х
годов прошлого ХХ века.
Это было время смены политического строя, развала
Советского Союза и образования независимых государств.
Волею судьбы, будучи в журналистике и работая на Эстон-
ском телевидении, я оказался свидетелем тех событий, ко-
торые происходили в стране и республике. Как это было
в Эстонии и чем жила редакция «Актуальной
камеры» Эстонского телевидения – об этом мой несерьез-
ный отчет. Взгляд изнутри.
Повествование состоит из эпизодов, как и вся наша жизнь,
которую
многие из нас помнят фрагментарно, эмоционально окрашенную
запомнившимися событиями.
Эпизод 1
Дверь была приоткрыта. За ней был слышен звук пишущей
машинки и невнятные голоса людей. Я неуверенно открыл
дверь и спросил:
– Простите, Вельмана можно?
Из-за стола встал слегка сутуловатый, с гу-
стыми бровями красивый мужчина и сказал:
– Это я, в чем дело?
Набравшись смелости, ответил:
– Нет ли возможности работать в редакции?
Почему-то ожидал усмешки, взгляда сверху вниз, но нет.
– Почему вдруг? – спросил Вельман и протянул руку. –
Владимир.
В руках я держал папку с вырезками из газет.
– Хочу вам показать свои публикации, – начал я. – Жур-
налистика всегда для меня была хобби. Внештатно сотрудни-
чал на радио. Не могу ли я что-либо сделать на телевидении?
Володя взял папку, пролистал подборку вырезок, что-то
подумал про себя. Задумчиво посмотрел на меня. Было мне
тогда 27 лет. Я только что закончил институт, был полон энергии
и абсолютной уверенностью в себя. Такой вот молодой максимализм. Который, впрочем,
выглядел совершенно естественно.
– Ладно, пойдем покурим и поговорим.
Мы спустились в кафе старого теледома – тогда там еще
можно было курить. И стали говорить «за жизнь».
С этого началась моя телевизионная работа. Хотя рабо-
той вряд ли можно было ее назвать. Для меня это было есте-
ственной средой обитания, стилем, если угодно – образом
жизни. Было это в 1986 году.
Владимир Вельман. В те годы со своей харизмой – не-
сомненно профессиональный лидер в редакции, который
многому меня научил. С которым много было в те годы пере-
жито. Помнится, любил повторять: «Вы мне снаряды (имелись
в виду материалы, тексты, видео) подносите, а что с ними де-
лать – сам разберусь!»
Дитя победы. Рожденный в 1945 году, он в чем-то стал
символом ломки, непредсказуемости, неоднозначности тех
лет. Помню, как сейчас, два телефонных звонка в редакцию,
которые являлись сутью отношения к нему в те годы.
То ли Володя болел, то ли был в командировке. Одним
словом, отсутствовал несколько дней. Звонок. Женский голос
спрашивает: «А где Вельман? Что с ним? Мы так соскучились
по его его репортажам, по его выступлениям. Он такой, такой...
Когда он приедет?» Как мог успокаивал почитательниц талан-
та Владимира.
Второй звонок. 1991 год. Идет политическая ломка госу-
дарства. Поднимаю трубку. Мужской голос. Даже еще не успев
ответить, услышал: «Ты, Вельман, и нашим и вашим! Ах ты,
политическая проститутка!» И т.д. в таком же духе! В проме-
жутке разговора успел вставить: «Я не Вельман». – «Так дайте
мне его!» – требует незнакомец. Вельман стоял рядом. Пе-
редаю трубку. Володя берет ее, не говоря ни слова, слушает.
Бледнеет на глазах. На другом конце, выплеснув наболевшее,
абонент бросает трубку. Не комментируя услышанное, Вель-
ман кладет трубку на телефон и уходит курить.
Я его прекрасно понимал. Однозначный выбор в те годы
сделать было тяжело. Мы работали на русскоговорящую ауди-
торию республики, большинство из которой, мягко говоря, не
поддерживало идею независимости Эстонии. Для нее более
близкими были понятия «реформирование», «перестройка»...
Эстонцы же были настроены однозначно – за независимость!
Тогда мы оказались между молотом и наковальней. Нейтраль-
ным оставаться было тяжело. А пытаться биться за тонущий
Союз – значит, стать изгоем в на эстонском телевидении, где
большинство, в
том числе и руководство, составляли эстонцы. Причин для
увольнения было достаточно.
У Владимира Вельмана хорошо получалась лавировка
между западными ветрами перемен и теряющим свою силу
восточным ветром. «Шкипер» знал, что делать! А может, это
чувствовал интуитивно. И, как показало время, во многом он
оказался прав – сегодня продолжается его третий срок в выс-
шем законодательном органе республики – Рийгикогу.
И еще пару деталей, которые характеризуют Вельмана
как человека: как-то он мне рассказал о своем путешествии на
Соловецкие острова. Без предварительных договоренностей,
экспромтом. Упрашивал капитана посадить его на пароход.
Все получилось, в монастыре Вельман побывал.
Позднее Володя предложил мне прыгнуть за компанию с
парашютом. Прыгали на аэродроме в Раазику под Рапла. Ка-
жется, после второго прыжка Володя подвернул ногу и больше
не прыгал. Я же совершил еще пару прыжков и остановился
на этом. Не понравилось приземление. Стал учиться летать
на самолете. Но закончить обучение не успел: ДОСААФ пере-
стал существовать вместе с советской властью.
Эпизод 2
Русская редакция АК размещалась в двух соседних комнатах
на 5-м этаже нового здания Эстонского телевидения. Именно
этот дом мне пришлось достраивать, когда после окончания
института я по распределению попал в качестве инженера-
строителя в
отдел капстроительства техцентра ЭТВ.
В редакционных комнатах стояли общие электрические
пишущие машинки, столы, стулья. Когда писались тексты,
было шумно. Одна из комнат была более женской: ее занима-
ли Наташа Гурович и Рита Вяяр. Во второй обитали мужчины:
Володя Вельман, Паша Иванов и я. «Актуальная камера» на
русском языке выходила в 18.45 по рабочим дням продолжи-
тельностью 15 минут. И наиболее напряженным было время
часа за два до эфира, который всегда был прямым, т.е. пере-
дачи не записывались заранее. Последний монтаж, послед-
ние начитки текстов, составление очередности репортажей,
печатание подводок дикторского текста. Примерно за час до
передачи приходила диктор Ирэна Кромм и начинала рабо-
тать с текстами. Нас учила. Считалась абсолютным професси-
оналом и авторитетом. Было шумно, нервно. Но это под вечер.
Перед эфиром. А днем...
Он всегда в женскую часть редакции заходил как-то боч-
ком. Сначала приоткрывал дверь, по-эстонски вежливо улы-
баясь, затем просовывал голову и спрашивал с небольшим
акцентом:
– Можно?
Мы уже знали, что это пришел Айн из эстонской редакции
проведать Наташу! И ведь знал же черт, что она уже пришла и
одна сидит в комнате! На телевидении симпатии между муж-
чинами и женщинами возникали довольно часто. И это был
как раз тот случай. Нормально. Но ненормально было только
то, что, во-первых, Айн был пришлый, не на свою территорию
зашел (хотя и был неплохим парнем). А во-вторых, симпатии
к Гурович испытывали все, особенно Вельман. И даже Паша
Иванов, которому на тот момент было чуть более 20 лет, не
оставался равнодушным от той пьянящей сексуальности, ко-
торая исходила от этой женщины! В общем, Айн пришел. С
Наташкой лясы точит. За стеной было слышно только ха-ха,
хи-хи. Мы в своей комнате пытались делать вид, что нам глу-
боко наплевать на то, что происходит за стеной. Первым не
выдержал Вельман:
– Доступ к телу продолжается. Пойду, покурю, – бросает
он и уходит.
Пашка невозмутимо, с улыбкой младенца и смешками
что-то пытается рассказывать:
– Ты знаешь, кого я сегодня снял!..
Мне, собственно говоря, было пофиг, кого он там снимал,
ибо сейчас откровенно снимали Наташку в соседней комнате!
И надо было что-то делать! Ситуацию разрядила Рита, кото-
рая только пришла.
– Привет ребята! Чего сидите смурные? – бросила она,
заглянув к нам в комнату.
А потом пошла в соседнюю мешать Айну. Мы перевели
дух. Айн на два фронта уже общаться не мог – эстонец! Да и с
интеллектом у него было не все в порядке! Еще поулыбавшись
минут пять, бывший пограничник (служил в погранвойсках) пе-
ресек границу нашей территории и ушел за кордон – на свою.
Мы облегченно вздохнули и занялись своими делами.
Эпизод 3
Женя Хаппонен была удивительной женщиной. Как-то в ней
все сочеталось: ум, профессионализм, доброжелательность,
какая-то женская непосредственность и обаяние.
Начиная работать в новостной редакции на телевиде-
нии, я не был с ней знаком. Она меня с собой познакомила
сама, предложив мне вести обзор новостей за неделю в своей
субботней программе «Русский видеоканал».
15 минут в неделю прямого эфира. Сложно ли? Много это
или мало? По субботам. Когда твои коллеги по «Актуальной
камере» уже отдыхают. Нет, не много, если не считать посто-
янного возмущения жены, которая не видит мужа дома. Кото-
рая так и не смирилась с тем, что работа для мужа – это стиль
жизни, если угодно, сама жизнь, которую надо или принять,
согласиться с нею, или расходиться. Подчинять или пытаться
изменить творческого человека бесполезно. Что позднее мы и
сделали.
Общий объем передачи по субботам, кажется, составлял
четыре часа. Не вспомню всех авторов. На ум приходят Люда
Харламова, Михаил Петров. Да и Женин вклад неоценим. Чего
стоят одни только «Беседы о русской культуре» с Юрием Лот-
маном!
Комната русской редакции Общественно-правовых про-
грамм ЭТВ находилась пару этажами выше нашей. Уже подхо-
дя к двери был слышен шум женских голосов и запах табака.
Курили все: Женя, Оля-режиссер, Люда Харламова. Почему-то
запомнилась ее маленькая латунная с крышечкой пепельни-
ца, которая была такой же частью дамского туалета, как тушь,
пудра, губная помада. Она всегда очень аккуратно стряхивала
пепел сигарет в эту пепельницу и, закончив курить, закрывала
крышку и убирала ее в сумочку.
– А, Володя пришел, привет! – так меня встречали жен-
щины. Женя при этом широко улыбалась с каким-то смешком,
который читался в глазах за стеклами очков.
Я немного комплексовал – женское общество было не
столь привычным. А если честно, просто побаивался женщин.
– Ну, Володя, что у нас намечается в субботу? – спра-
шивала Женя с усмешкой. Улыбка была доброй, без иронии.
Рядом выпускала струйки дыма Люда, кокетливо улыбаясь
глазами. Как это делается, видел только у нее. Улыбаться гла-
зами.
– Да ничего, Женя, как обычно, – говорю оглядываясь,
куда бы присесть. Но вижу только юбки, колени, женские ноги.
Туфли, колготки... Но это все в секунды. Так, краем глаза. Ме-
сто находилось, и начинался разговор о жизни! Откуда-то по-
являлся Миша Петров и всегда как-то с краю присутствовал
Сергей Середенко. До сих пор не понимаю, что он в «Русском
видеоканале» делал.
Хаппонен всегда разрешла делать в эфире все, что я считал
нужным. Не наставляла, не учила, не ругала. Хотя как главный
редактор и могла бы сказать слово. Было за что. Ляпов было
достаточно. А может, все нравилось? Ведь эфир всегда пря-
мой! Никакой предварительной записи. Все с листа. И лист
этот я готовил каждый раз с нуля в субботу часов с восьми.
Передача начиналась в 10.00 со слов: «Здравствуйте, уважа-
емые телезрители! В эфире очередные новости за неделю!»
В студии было тихо. Освещенный ярким светом прожек-
торов, я был один на один с видеокамерами и микрофоном.
Это незабываемое, даже жуткое ощущение тишины. Зажига-
ется табло на стенке студии: «Микрофон включен» – и все.
Пошли первые слова, а с ними уходит и волнение.
Передача началась. И только там, за стеклом аппарат-
ной, внимательно следит за происходящем в студии Женя! Я
это всегда чувствовал.
Передача шла в эфире два года - 90–91. Затем в нашу
общую жизнь вмешалась политика.
Эпизод 4
– Нет, Володя, так нельзя, так нельзя, – повторил несколько
раз Вельман, глядя мимо меня в окно и думая о чем-то о сво-
ем. Мы стояли на лестничной клетке этажа редакции и курили.
Вернее, курил Володя, а я составлял ему компанию, пытался
понять, что ему так не понравилось.
Было это в понедельник. А накануне, в пятницу, после
окончания работы, уже не помню по какому случаю, решили
выпить. То ли это был у кого-то день рождения, то ли это было
накануне праздников. Одним словом, выпили. Вся редакция
была в сборе: Паша Иванов, Володя Вельман, Наташа Гуро-
вич, Рита (тогда Вяяр), ну, и я. Слово за слово... И был у меня
песенник – обычный, советско-русских песен. Не самый боль-
шой. То ли купил, то ли подарили.
Захмелели. А что русскому человеку надо, когда и ком-
пания хорошая? Попеть! Стали было одну песню затягивать –
начало помним, но дальше... Вспомнил о песеннике. И понес-
лось: от «День Победы» и «Бьется в тесной печурке огонь» до
«Шумел камыш...» Перепели весь песенник! Особенно удивила
Гурович – знала мелодии всех песен! Я уже не говорю о голосе
и слухе. Порой мы просто подвывая подпевали ей. А Наташа
уж разошлась! Недаром имела консерваторское образование!
Происходило это все в комнате редакции АК на русском
языке в теледоме ЭТВ. И было как-то все по-дружески душев-
но. Не знаю уж, слышали ли нас эстонские коллеги. Слова ни-
кто не сказал.
Следующий день – суббота. У меня прямой эфир в «Рус-
ском видеоканале» у Жени Хаппонен. Начинаю со слов: «Вче-
ра в теледоме, в помещении редакции «Актуальной камеры»,
раздавались песни на русском языке! Возможно, причиной
этому стало избрание Э. Сависаара на пост председателя Со-
вмина Эстонской ССР»! (Да, это был апрель 1990 года.) Как-то
к слову пришлось. Пошутил в эфире.
Ну, а дальше пошла передача со своим видеорядом.
И вот в понедельник:
– Нет, Володя, так нельзя, так нельзя, – говорит мне
Вельман, покуривая сигарету и глядя в окно. Возможно, там, в
этом окне, он уже видел свое членство в Центристской партии,
председателем которой был Эдгар Сависаар, и работу в выс-
шем законодательном органе Эстонии Рийгикогу, где, будучи
избранным депутатом, проработал не один срок.
Эпизод 5
Работа на ТВ в новостях – этот бесконечный бег по кругу. Про-
изошло событие – выезд съемочной группы на место, съемка,
возвращение в редакцию, монтаж видеоматериала, пишется
необходимый текст, начитывается, на него накладывается ви-
деокартинка. Далее пишется подводка дикторского текста к
репортажу. И все. До следующего события. И так изо дня в
день – по репортажу, а то и по два-три.
Диктором работала Ирэна Кромм. Позднее она ушла на
озвучку сериала «Санта-Барбара» и журналисты сами стали
вести выпуски АК.
Редко возникали споры по материалам – видеоряду, хро-
нометражу. Рутина – за 15 минут всего не расскажешь! Реза-
ли, сокращали, оставляя суть. Но как-то раз нашла коса на
камень.
Наташа Гурович. Удивительная, неповторимая, яркая,
харизматичная женщина, к которой были неравнодушны все
мужчины «нашего двора», в том числе и соседского. (Ох уж
этот Айн!)
Наташа пришла на телевидение, кажется, в году 86-м,
переехав жить из Свердловска в Таллин. Прошла по конкурсу. Вель-
ман описывал это событие так: «Ты знаешь, Володя! Она как
только в студию зашла, – все. Я все сразу понял. Она. То, что
надо». Так оно и получилось – Наташа до сих пор в профес-
сии. Правда, сегодня это происходит в Израиле на 9-м канале,
где ведет субботние передачи «От шабата до шабата».
Фотографии не передают ее сути. Нет ощущения той
энергетики, той женской сексуальности, которая от нее исхо-
дила! Нет запаха женщины! И это при том, что она никогда не
одевалась вызывающе. Брюки да блузки – как доспехи, защи-
щавшие ее от посягательства закордонных ловеласов. (Ох уж
этот пограничник Айн!)
Как-то раз я делал сюжет о спектакле по произведениям
Кафки, поставленном Виктором Ланбергом. Работа увлекла,
захватила. Я был заражен Кафкой в исполнении Ланберга. И
репортаж получился хорошим. Но длинноватым. Ведущей вы-
пуска была Наташа.
– Надо резать, – безапелляционно заявила она.
– Сколько? – спрашиваю.
– Две минуты, – отвечает Гурович.
– Сколько?!
– Две минуты.
– Ты чего, с ума сошла?
– Нет, Володя, две минуты!
– Нет, резать не буду и материал отказываюсь давать, –
говорю я и ухожу.
В этот день сюжет в эфир так и не вышел. Телезрители
его увидели только спустя неделю. Наташу это задело. Я ви-
дел это по лицу на экране телевизора. Мы оба понимали, что
материал был интересным и украсил бы выпуск Гурович. Но
украсить мог только в том объеме, который предлагал я как
автор. Мне так казалось.
А так, играли вместе в теннис. Обиды забывались бы-
стро.
Не могу не удержаться, чтобы не вспомнить еще об од-
ном эпизоде. У Наташи был достаточно обеспеченный муж.
Купил ей машину. И получала Наташа эту машину у дверей те-
ледома. Такой легкий понт! Новенькая черная «Ниссан Сани»!
В те годы таких машин на наших дорогах еще почти не было.
«Жигули», «москвичи», «Волги» – вот основные автомарки тех
лет. А тут – черная иномарка, купленная в Швеции! Блестит,
огни уже зажигаются при включении двигателя! Естествен-
но, сбежалось посмотреть на передачу машины и ключей все
ЭТВ! (Я тогда ездил на «запорожце».)
Ах, как она подходила к машине! Ах, как она в нее сади-
лась! Как в Одессе говорят, мне бы так жить!
Шел 1990 год. Через год на этой машине Наташа уехала
в Израиль. И для всех нас началась уже другая история.
Эпизод 6
Конец 80-х – начало 90-х годов были переломными не только
для страны, носившей название СССР, но и для людей. Осо-
бенно для тех, кто был у власти, во власти. И, конечно, было
непросто журналистам освещать события тех лет. Смещение
акцентов вызывало негодование той или иной стороны. Эсто-
ния была разделена по национальному признаку. Эстонцы же-
лали независимости. Русскоязычное население больше тяго-
тело к реформированию СССР. Редакция русской АК была не
исключением. Нейтральным оставаться было тяжело.
Успешнее всего справлялся с этим В. Вельман. Н. Гуро-
вич в политику особо не лезла, у меня это получалась наибо-
лее плохо. В редакции же работали еще журналисты, о кото-
рых пока было сказано мало.
Наташа Маллеус. При мне она родила и была в де-
кретном отпуске. Поэтому вместе мало работали. Станислав
Смирнов. Запомнился рассказом мне о том, как хорошо быть
гомосексуалистом и почему. На телевидении был незаметен.
Но, по ощущению, считал себя гением. Непризнанным. До сих
пор. (К слову: Маллеус, Вельман, Смирнов и я – все мы закон-
чили строительный факультет Таллинского политехнического
института и имели одну специальность: инженер промышлен-
ного и гражданского строительства. Такое вот было СМУ на
телевидении.)
Рита Раудсепп (Вяяр). Закончила педагогический инсти-
тут. В редакцию пришла практически в один год со мной – в
1986 году. Хорошо владела эстонским языком, была спокой-
ной, уравновешенной. Иногда было видно, что в душе что-то
происходило. Но даже когда ей было плохо, улыбалась. Улы-
балась, даже когда из глаз текли слезы. Успокаивала ее На-
таша Гурович. Мы в это не лезли. Тяготела к гуманитарной те-
матике, культурной жизни республики. О чем и рассказывала.
Без политики.
Но особенно забавно было наблюдать за Пашей Ивано-
вым. Совсем молодой парень, только после армии. Его отец
работал в техцентре ЭТВ и попросил Вельмана устроить
Пашу репортером в редакцию. Авось получится. И, надо ска-
зать, Паша справлялся благодаря своей нагловатости, энер-
гии, любопытству, хорошему знанию эстонского языка (мама
была эстонка). Одним словом, был таким эх-рубахой парнем,
который подносил «снаряды» для «артиллериста-наводчи-
ка» Вельмана. Иногда Паша приходил с синяком под глазом
– «так, упал!» Но всегда при этом улыбался своей искренней
детской улыбкой! Сначала над Ивановым подтрунивали, по-
смеивались (как?! парень без образования и в журналистах!).
Но постепенно Паша набрался опыта и занял свое место в
редакции. Вот кто никак не говорил о политике и, тем более, не
старался «краснеть»! Что и помогло ему в дальнейшем быть
где-то на плаву и наверху. Насколько я знаю, Павел Иванов и
сегодня занимается журналистикой.
Такой была редакция русской «Актуальной камеры»
Эстонского телевидения с 1986-го по 1992 год. В 93-м я ушел
из редакции.
Эпизод 7
Писать ли правду? В жизни устаю от лукавства ближних и
дальних. От телевизионной лжи. (Чего стоит эта бесконечная
реклама каких-то матрасов!) Новости от наших и не наших. Че-
ловека приучают к неправде, чтению между строк. И для мно-
гих это становится нормой поведения. И, что самое неприятное,
– естественной нормой поведения. Поэтому хоть в малом, что
пишу, буду честен и стараться писать правду, впрочем, не ли-
шенную, в деталях, литературного обрамления.
Хочу предупредить: то, что будет написано дальше, сде-
лано с согласия героини эпизода Люды Харламовой.
В тусклом свете банной парной обнаженное тело выгля-
дело необычайно красивым. Легкий сумрак помещениям не
позволял разглядеть детали фигуры, поэтому она казалась
идеальной. Выступавший пот покрывал тело естественным
глянцем. Подсвеченное снизу тело казалось золотым, а капли
пота, стекающие с тела, – драгоценными камешками, которы-
ми щедро осыпался пол. Обладала этим природным созда-
нием Люда Харламова, коллега из редакции, располагавшей-
ся пару этажами выше.
А началось все, как всегда, неожиданно. (Такое бывало,
когда женщинам надоедало мое скромное поведение.)
– Володя, а не сходить ли нам в баню? – как-то раз пред-
ложила Люда Харламова.
Честно говоря, первое, что пришло в голову: я что, гряз-
ный? Или, может быть, у Люды горячей воды нет? (Время было
советское. Горячую воду иногда отключали.) И потом, в какую
баню? В городскую? Может быть, у нее нет денег на билетик
в баню? Хорошо, я ей дам. Стоил он вроде то ли 15, то ли 20
копеек. Одним словом, предложение озадачило.
И тут я вспомнил: у рабочих в подвале Телерадиоцентра
с незапамятных времен была баня. Маленькая, под себя. С
парной, душем, предбанником. Работая инженером, я иногда
там бывал. Не скажу чтобы люкс. Но без тараканов и относи-
тельно чистая. Когда-то во дворе теледома в здании градирни
из красного кирпича (и сейчас оно стоит там) была отличная
баня с большим бассейном. Но построили редакционный корпус
(чем я,
кстати, как инженер-строитель в отделе капстроительства за-
нимался) и градирню сделали градирней.
В общем, Люде Харламовой пришлось предложить бан-
ный вариант в подвале. (Между прочим, известный эстонский
тележурналист Андрес Райт на по-
добную просьбу Люды сводил ее в баню гостиницы «Виру»! Он
просто не знал, что в подвале старого здании ЭТВ тоже есть
баня. Я как бывший инженер хоть в этом имел преимущество!)
– Люда! Баня есть в подвале у рабочих. Как? Ты не зна-
ла? Ну, что ты! Отличная! Чистая! С горячей водой, с финской
парной! – расхваливал я баню, прикидывая в уме детали реа-
лизации и организации необычного предложения. Что делать,
что делать? Хоть и было мне под тридцатник, но банщиком в
женском отделении работать не приходилось. Это уже позд-
нее, в Голландии, оказавшись в общественно-общей жен-
ско-мужской бане (и не раз) я попривык к обнаженке. А тогда...
В те годы в подвальном этаже ЭТВ работала столовая и
был буфет, в котором продавалось спиртное. Купил бутылку
«Советского шампанского» (для храбрости), шоколадку. Ну, и
сижу в бане, жду Люду. Надо отдать ей должное. Разделась
так, как будто это делала передо мной каждый день! Себя при-
шлось ломать. Долго. Разделся. Обнаженное женское тело
смотрится не только в музее. Красивая фигура Люды «Обна-
женная в бане» в виде скульптуры несомненно украсила бы
дворец в Кадриорге! И слышалось
бы в музейной тишине окрик смотрительницы: «Мальчик! Убе-
ри пальчики! Не трогай статую!»
На скамейке в парной сидели две обнаженные фигуры.
Помните: «На скамеечке с подружкой мы сидели вдвоем, /
Чей-то голос вдали раздавался...»
И, покрываясь потом, каждый думал о своем... Короче,
то, о чем вы подумали, этого не было. Мы помылись, выпили
шампанского, поболтали и разошлись.
Позднее, много лет спустя, на яхте, Люда призналась,
что ей нравятся женщины. Я так до сих пор и не понял, зачем
я тогда был приглашен в моечную.
И это правда. А уж нравится эта правда кому или нет-
уже другой вопрос. Как философски заметила тогда Харламо-
ва, сегодня об этом можно говорить. Вот я и говорю.
Эпизод 8
Моей работе на телевидении предшествовали публикации в
институтской газете Таллинского политехнического института
«Политехник», в республиканской газете «Молодежь Эсто-
нии», внештатная работа на Эстонском радио, где я делал
еженедельную получасовую передачу «Микрофон на строй-
ке» о строительстве Новоталлинского порта. Позднее стал
готовить и вести на Эстонском радио утренние передачи. По-
этому как-то естественно встал вопрос о переходе из жизни
технической в творческую. Только вопрос заключался в том,
куда – остаться на радио или попробовать показаться в теле-
визоре.
Следует сказать, что выбор был нелегким. На радио бра-
ли безоговорочно – внештатная годовая работа была удачной.
Но телевидение манило своей публичностью, картинкой, ка-
кой-то таинственной непознанностью! Тогда еще не у всех те-
левизоры-то были. Поэтому набрался храбрости и, прихватив
папку с публикациями, пошел на поклон в русскую редакцию
«Актуальной камеры» Эстонского телевидения. О том, как
произошла встреча с В. Вельманом, уже писал. Именно с его
легкой руки я оказался в штате редакции.
Профессию телерепортера освоил быстро. Что-то по-
добное уже проходил на радио. Только здесь с картинкой. Го-
раздо сложнее оказалось вести прямой эфир выпуска АК из
студии. Хотя и готовила нас Ирэна Кромм – диктор, мастер в
своей профессии. Хотя и учили правильно читать, дышать, ра-
ботать со словарем ударений. Но... первый эфир запомнился
мне на всю жизнь!
Сидя на мягком диване у себя дома, вы смотрите телеви-
зор. Новости. Диктор зачитывает текст. Вокруг вас естествен-
ные шумы, дети мешают слушать, жена звенит посудой. Это
слегка раздражает, но не напрягает. Вам комфортно – вы рас-
слаблены. Вы в своей естественной среде обитания.
А теперь попробуем заглянуть за экран телевизора и пе-
ренестись в студию. Что испытывает в этот момент диктор?
Тишину. Эту неестественную, давящую тишину. Ты один на
один с камерами. Нет операторов. Телекамеры стационар-
ные, заранее настроенные на место диктора. В студию выхо-
дит только окно аппаратной, в которой находятся режиссер и
техники. Перед тобой листы с текстом, телефон для связи с
аппаратной (это тогда) и тумблер включения-выключения ми-
крофона. С камерами стоят мониторы, на которые выведен
текущий эфир. Вы сидите на стуле за дикторским столом. Вол-
нуетесь. Идет заставка АК, в динамике раздается голос режис-
сера: «Приготовиться!», на стенке загорается табло «Микро-
фон включен», и – передача пошла! Включаешь микрофон и
произносишь первые слова: «Добрый вечер, уважаемые теле-
зрители...»
До мелочей помню свой первый прямой эфир! Прежде
всего, это волнение (как перед выходом на сцену). Текст не
читается. Легкий мандраж. Скованность. Сдавленное горло.
В общем, отбарабанил начало, отключил микрофон, пошел
первый репортаж. После его окончания надо было включить
микрофон и сделать подводку ко второму сюжету. Делов-то.
То ли помешало волнение – забыл включить микрофон... То
ли тумблер не до конца довел. Одним словом, микрофоны не
включились, а я зачитываю подводку к следующему сюжету.
(Кстати, достаточно типичный случай. Многие по телевизору
видели подобное.)
Читаю. Вдруг слышу голос в динамике режиссера: «Во-
лодя, включи микрофон!» Затем зазвонил телефон на столе,
что окончательно сбило с толку! Вот здесь-то и сказалось от-
сутствие опыта! Какой микрофон? Зачем микрофон? Я растерялся,
забыл
про чтение подводки и откинулся на стуле. А ведь эфир-то был
прямой! Какую картинку в телевизор дал режиссер, закрыв
меня, уже не помню.
Передачу я сорвал. Как зомби, встал из-за дикторского
стола. Помню, в студию забежал ответственный выпускаю-
щий: «Кто разрешил ему выходить в эфир?» Кажется, тогда
Володя Вельман взял вину на себя. Спасибо ему, через пару
дней дал возможность вновь вести передачу. И все пошло.
Хоть и оказался первый блин большим комом!
И еще одно короткое воспоминание, связанное со сту-
дией и прямым эфиром. В те годы выпуски читались с листа.
Телесуфлеры только начинали появляться. Причем были раз-
ные. Зеркальные с текстом от компьютера – это позже. Пер-
вый же суфлер, который я опробовал и весьма неудачно, был
со свитком бумаги. На этой бумаге предварительно печатал-
ся текст, затем, бумага с текстом наворачивалась на свиток
(как Тора), и этот рулончик вставлялся в кассету под видео-
камерой. С помощью зеркала я видел текст. Свиток вращал
электромоторчик, пульт управления от которого находился под
пальцами диктора.
Этот суфлер долго стоял у нас невостребованный в сту-
дии. Диктор Ирэна Кромм привычно читала с листа. Коллеги
также не решались браться за новое. Мне же давно хотелось
испытать телесуфлер в деле. И я уговорил это сделать ре-
жиссера. Кое-как настроили аппарат. Напечатали текст. Такие
тораобразные новости. Вставили в суфлер. И вот переда-
ча пошла. Прямой эфир. И вдруг я с ужасом в телесуфлере
вижу текст, в котором в начале каждой новой строчки не видно
первой буквы! Свиток оказался установленным неправильно!
Мог бы продолжить чтение по листам, но и здесь засада – по-
ленились перепечатать новости с телетайпной ленты на лист
бумаги формата А-4. С ленты же читать практически было не-
возможно: буквы оказались непропечатанными, сам текст не
подготовлен к
чтению (обычно дикторы в текстах над предложениями поме-
чают знаками, где сделать паузу, усилить интонационно голос
или, наоборот, понизить, ставят ударения т.д.) и не отредактирован.
Помню, попросил это сделать Наташу Гурович. Но то ли она
спешила куда-то, то ли понадеялись на суфлер.
Короче, в студии я не читал выпуск, а играл в игру, кото-
рая называлась: угадайте слово без первой, а то и без двух,
букв! «Поле чудес!» Попробуйте повторить мой опыт, читая
этот текст без первых букв. И вы поймете, как «весело» мне
было играть. Самое интересное, что выпуск я все-таки дочи-
тал до конца. После его окончания вышел в коридор из студии
и столкнулся с известным эстонским журналистом. Смеется:
«Что случилось? В телевизоре на тебе лица не было!» Объ-
яснил. Долго еще за моей спиной раздавался смех! Но что де-
лать. Так опыт и набирался! Больше этим суфлером ни я, ни
мои коллеги не пользовались.
В заключение хочу заметить: послевкусие каждого эфи-
ра было чувствительным для меня. Всегда ощущал, насколько он был удач-
ность или нет. От хорошо проведенной передачи крылья вы-
растали, чувствовалась эйфория. Если же нет, давала о себе
знать совесть. Чувствовал себя неловко, даже подавленным.
Толстой кожи не хватало!
Эпизод 9
Мое время работы на Эстонском телевидении пришлось на
конец 80-х – начало 90-х годов. Вне всякого сомнения, это
были переломные годы не только для страны, которая назы-
валась СССР, но и для всех нас. В том числе и для телевиде-
ния. Я имею в виду технологию съемок, подачу материала, его
сохранение.
Помнится, в 1986 году я еще застал кинопленку. В но-
востных редакциях событийные съемки велись кинокамерами
на 16 мм пленку. Для того чтобы сюжет попал в эфир в тот
же день, съемку необходимо было сделать заранее, в первой
половине дня. Затем пленку проявляли часа 2–3. После обе-
да – монтаж. На специальном столе пленку резали, склеивали
скотчем или клеем, чтобы получить классические 2–3 репор-
тажные минуты. Текст отдельно зачитывался на магнитофон.
Видео и звуковой ряд синхронизировались между собой, и
материал шел в эфир. Т.е. время между съемкой и выпуском
материала составляло минимально 4–5 часов.
Это было неудобно. Если требовалась большая опера-
тивность, делались слайды, на которые диктор просто начиты-
вал текст уже в студии во время выпуска.
К этому следует добавить получение разрешения от
Главлита на озвучивание текстов в эфире. Была такая цен-
зорская организация. Самодеятельность не допускалась. Все
написанные тексты перед выпуском АК собирались в папоч-
ку и отправляли на согласование к политическим цензорам.
только после их разрешения в виде синей печати с подписью
материал давался в эфир. Правда, должен заметить, при мне
не было получено ни одного запрета. Закончился Главлит в
годы перестройки.
Студийные передачи со стационарных видеокамер за-
писывались на громоздкие, со шкаф, видеомагнитофоны с
широкими лентами. Одна катушка такой ленты могла весить
килограммов пять. Но качество, кстати, было весьма приемлемым.
Именно благодаря этим видеомагнитофонам сегодня мы име-
ем возможность видеть многие события 70–80-х годов.
Толчком для прорыва в телетехнологиях стали Олимпий-
ские игры в СССР в 1980 году. Для их показа Советский Союз
стал закупать мобильную видеотехнику, а с ней – и техниче-
ское оборудование для телецентров. Так стали появляться
видеокамеры стандарта VHS, позднее появились профессио-
нальные видеокамеры стандарта BETACAM.
Это была революция для телевизионщиков! Почти как
для мира – полет человека в космос. Если без монтажа, от-
снятый материал можно было давать в эфир практически «с
колес», сопроводив его студийным дикторским комментарием,
который мог сделать сам журналист. Часто
само время определяло ценность события. Например, 21 ав-
густа 1991 года. Псковские десантники покидали Таллинскую
телебашню. Важность события определялась минутами. Ча-
сом позже такая новость становится уже не столь актуальной.
Монтировался видеоматериал достаточно быстро с по-
мощью техников. Журналист, заранее отсмотрев пленку, делал
ее хронометраж. (Впрочем, чаще этого не делали. Ленились,
покуривая и болтая за чашкой кофе в кафе телецентра.) Виде-
отехники по этому временному хронометражу на монтажном
видеомагнитофоне «вырезали» необходимые видеокадры.
Затем шла начитка текста на видеоряд. При необходимости
накладывалась музыка. Или оставлялся естественный фоно-
вый шум. С дикторской подводкой все это давалось в эфир.
Продолжительность новостных видеорепортажей не
должна была превышать 3 минут. Обычно, длина видеосюже-
та составляла 1–2 минуты. Это необходимо было, чтобы со-
хранить динамику выпуска, да и внимание телезрителей при
длинных сюжетах рассеивалось. Телезритель отвлекается,
а это значит, что необходимого эффекта журналист не доби-
вался. Сказанная двумя словами новость может быть гораздо
более запоминающейся, чем многословный, с длинным виде-
орядом, да еще со «стендапом» видеосюжет!
Продолжительность «Актуальной камеры» на русском
языке ЭТВ в те годы составляла 15 минут. В эфир выходила
пять раз в неделю в 18.45. Штат редакции со-
стоял из пяти журналистов,
диктора и пары режиссеров, задача которых состояла в том,
чтобы собрать отснятые журналистами сюжеты, расставить
их в правильной очередности и во время эфира вести выпуск,
нажимая на правильные кнопки.
Операторы и технический персонал были общими с
эстонскими коллегами, что было не всегда удобно. Особенно,
когда дело касалось съемок острых политических событий.
Хотя, должен заметить, с операторами и техниками полити-
ческих споров не возникало. Жили дружно. Очевидно, сказы-
валось то, что на телевидении работали не случайные люди.
Эпизод 10
Товарищ пригласил на день рождения. У Кости Примакова кафе
«Примо» располагалось по дороге из теледома к троллейбусной останов-
ке. Обычное дело. Зайти к товарищу на праздник. Только обыч-
ное оно для обычных людей. После месяцев, а то и лет работы
на телевидении ты становишься узнаваемым, а при удачной ра-
боте – и социально значимым. Это накладывает на твое пове-
дение определенную ответственность и некую отчужденность от
окружающих тебя людей. К этому привыкаешь не сразу.
Начинается с малого. После первого появления на экра-
не телевизора ты в городской суете тщеславно пытаешься
поймать взгляды узнавших тебя людей. Но их нет. Не сразу.
Постепенно тщеславие уступает место рутинности. Ты просто
работаешь. Уже не думая о популярности. Она находит тебя
сама, когда ты вдруг ловишь тему или темы, которые небез-
различны телезрителям.
У меня это произошло после получения времени в «Рус-
ском видеоканале» в передаче «Новости за неделю». 15–20
минут прямого эфира. Здесь я чувство-
вал себя гораздо свободнее, чем на эфирах выпусков АК! Это
было мое - я просто получал огромное удовлетворение от ра-
боты. Я чувствовал аудиторию и знал, что ей говорить и что
она от меня ждет.
И вот уже тогда в городе стал ловить на себе взгляды
людей, возгласы: «О, это он!» Или в компаниях приходилось
отвечать на типичный вопрос: «Где-то я вас видел!» Более
старшие люди порой и сегодня задают мне эти вопросы: «Где-
то вас я видел»! Хотя и прошло уже четверть века. Не скажу,
что это не трогало. Было приятно. Творческому человеку нуж-
на эта обратная связь! Эта оценка труда. Эта энергетическая
подпитка. Потому что, делая передачу, ты себя отдаешь. И
надеешься на ее, энергию, возвращение в кратных размерах.
А тогда я шел с телевидения на день
рождения к Косте Примакову. Был конец декабря. Прошла по-
следняя передача перед новогодними праздниками. Я устал
от работы, на торжество опаздывал почти на час. Думал отси-
деться в сторонке с бокалом вина и поехать на троллей-
бусе № 3 домой. Но... К вопросу о популярности. В кафе ждал
стол, за столом сидели человек тридцать. Когда я зашел, все
блюда на столе были девственно не тронуты. Меня ждали.
– Здравствуйте, извините, так получилось... – Все мило
улыбаются в ответ.
– Ну что вы, что вы! Какая ерунда! Садитесь! Вовчик! –
это Костя дает понять окружающим о близости наших отноше-
ний. – Что будешь? Пить, есть?
Костя – в бывшем известный боксер. Чемпион Союза в
своем весе. Ученик знаменитого тренера Карла Лемана. С Ле-
маном я успел записать интервью и показать по телевизору
перед самой его смертью. Именно Примаков был инициатором
этой встречи. А самому Косте не повезло: в шаге от участия в
Олимпийских играх в Мексике за сборную СССР он случайно
практически оторвал себе палец на правой руке. Врачи сдела-
ли культю. Но восстановиться до конца Костя так и не смог. Но
любовь к тренеру осталась.
– Вовчик! Наливай! Скажи слово! – праздник начался.
Я должен говорить тосты, я должен быть приятным собесед-
ником. Всем улыбаться, всех выслушивать. Я не имел права
отсидеться в углу. Эти люди были моими благодарными зри-
телями. Я работал для них. Я был значим, только отстаивая
их интересы, рассказывая об их проблемах. Я любил людей, я
любил свою аудиторию. И она мне отвечала тем же!
Помнится, тогда праздник закончился в гостинице «Виру»
на 22-м этаже. Выпили много. Традиционно за Костей приеха-
ла жена и увезла домой. Мы с Володей Байбаковым (с еще
одним боксером-учеником Лемана) продолжили. Закончилось
все неожиданно дракой: в лифте пара муж и жена стали выяс-
нять между собой отношения. Мужчина ударил женщину. Я за-
ступился. Завязалась потасовка. Оказывается, мужчина был с
охранником. Куда-то делся Байбаков. Мне пришлось туго.
На следующий день в гости зашел Костя.
– Бодягой надо, бодягой! – посочувствовал он. На моем
лице, очевидно, были видны следы результата защиты жен-
щины.
Интервью с Игорем Шепелевичем, директор завода им.
Пегельмана, который только вышел из тюрьмы, где его дер-
жали по политическим мотивам, пришлось отменить. Новогод-
ние праздники позволили восстановиться. Происшествие ста-
ло для меня хорошим уроком: известностью надо дорожить
и уметь в любой компании держать дистанцию. Ибо себе ты
уже не принадлежишь! Ты становишься ответственным перед
людьми.
Определяющие, ломающие с хрустом судьбы моего поколе-
ния 90-е годы! Сегодня нам по сорок-пятьдесят лет. Мы вос-
питывались в одной системе ценностей. А сегодня живем в
иной стране, политической системе, с чем большинство из
нас никак не могут смириться. Быть кем и стать никем. Быть
чужеродным телом в стране, где оказался, порой случайно, –
это крест моего поколения, который мы все сегодня несем с
большей или меньшей степенью ответственности.
Как же ло-малась Эстонская Советская Социалистическая Республика?
Уже в конце 80-х годов стало ощущаться межнацио-
нальное напряжение, противостояние местной национальной
элиты и центральной власти. Был создан Народный фронт,
Комитет граждан Эстонии, который открыто призывал к вос-
становлению независимости Эстонии. И делал это методично
и откровенно. Раз в неделю проводились заседания Комитета
– я об этом рассказывал на телевидении. Среди членов Коми-
тета, таких, как Парек, Келам и др., было и несколько русских,
которые ничем не были замечательны. И что самое интерес-
ное, позднее они просто куда-то исчезли. Помнится, среди них
был некий Сась, который мне не раз говорил, что кухня наци-
ональной политики делается не здесь, кивая головой на Ко-
митет. Рецепты идут оттуда – и показывал пальцем на Запад!
Русская редакция АК работала в те годы, скажем так, под
легким давлением. Напрямую никто ничего не требовал. Но,
как говорится, давали понять. Так, весь состав редакции был
приглашен в соответствующий комитет тогда еще Верховного
Совета ЭССР, где депутат Тийт Маде внушал нам, что и как надо де-
лать. Да и на самом ТВ настроение эстонских коллег ощуща-
лось!
Советская власть в Эстонии бездействовала. Компартия
вышла из состава КПСС. Верховный Совет ничего уже не ре-
шал. Фактически Эстонией руководили Народный фронт и Ко-
митет граждан Эстонии. И произошло то, что и должно было
произойти. Эстония восстановила независимость! А началось
все с путча ГКЧП в Москве.
Это был август 1991 года. В понедельник 19.08.1991
было отключено центральное вещание. В телевизоре – ба-
лет «Лебединое озеро», перебиваемый выступлением членов
ГКЧП. Редакция русской АК ждет первых итогов путча. Выпуск
в 18.45 отменен. Подходят некоторые из эстонских коллег и
выражают солидарность. Работали: я, Наташа Гурович, Па-
вел Иванов, Рита Вяяр. Эфир отключен. Появился только на
следующий день к вечеру, когда стала проясняться ситуация.
Было жарко в прямом и переносном смысле. Вечером 20 ав-
густа находился в здании Верховного Совета ЭССР на Тоом-
пеа. Приблизительно в полночь была принята декларация о
независимости. Сразу приехал на ЭТВ. Зачитал ее в прямом
эфире. Текст был длинный, сырой, наспех сделанный перевод
с эстонского языка. Читалось тяжело. Коллеги были на месте.
Ночью все разошлись. В среду 21.08 утром вновь на работе.
Уже было понятно, что путч провалился. Приехал из Нарвы
Володя Вельман. Нас распустил, давая отдохнуть. Рота псков-
ских десантников покинула Таллинскую телебашню в пятом
часу вечера 21 августа. Вельман сделал об этом репортаж.
Тем самым власть расписалась в собственном бессилии.
Наступала новая эра – эра социальной несправедливо-
сти, национальной ограниченности и человеческой бесприн-
ципности.
Эпизод 12
В те времена, когда роились грезы
В сердцах людей, прозрачны и ясны,
Как хороши, как свежи были розы
Моей любви, и славы, и весны!
Есть люди, которых называют максималистами. Они ха-
ризматичные, неординарные, могут быть очень смелыми и
столь же трусливыми. Могут совершить подвиг, а могут пре-
дать, если поменяются обстоятельства. Могут любить до из-
неможения, до всего самого себя, без остатка. А могут вмиг
забыть. И удивляться – кто это? Какая любовь или дружба?
Не помню.
Прошли лета, и всюду льются слезы...
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране.
Как хороши, как свежи были розы
Воспоминаний о минувшем дне!
На телевидении я оказался во многом благодаря Влади-
миру Вельману. Это был 1986 год. Перестройка в стране со-
впала и с перестройкой в его личной жизни. Что-то как-то не
клеилось у Володи.
Рушилась страна, рушились браки. Очевидно, есть все-
ленские, планетарные люди, судьбы которых находятся в ре-
зонансном состоянии с землей обетованной. Да и здание теле-
видения находилось на улице Фельмани, что очень похоже на
Вельмана. (Думаю, ошибку вскоре исправят. И назовут: улица
гуманоида Вельмана.) Да, в нем было что-то космическое,
не мирское. Может быть, и поэтому мирское его так и терза-
ло, напоминая о себе. Мы стали хорошими товарищами. Такая
нормальная мужская дружба, которая требует совсем мало-
го – составить компанию, если девушек пара. (Помню, были
практикантки из Москвы. Ах, какие были девчонки!) Ну, и вы-
пить пару чашечек чая в одинокой холостяцкой квартире.
Вот такая квартира была тогда у Володи рядом с Алек-
сандро-Невским кладбищем. И как-то раз, выпив не одну чаш-
ку чая, решили мы пойти... нет, не по женщинам, что было бы
нормально для холостяка.
– Пойдем-ка на кладбище, – предложил Вельман. – Чего
мы одни-то пьем? Выпьем с великими!
Идея понравилась. Как же. С великими. И ведь под бо-
ком находятся. Лежат-скучают.
Захватив бутылку водки, слегка покачиваясь, два брен-
ных тела двинулись на встречу с великими!
Но дни идут – уже стихают грозы,
Вернуться в дом Россия ищет троп.
Как хороши, как свежи будут розы
Моей страной мне брошенные в гроб!
(Последние две строки выбиты на надгробии И. Северя-
нина.)
Рядом с этим камнем стояли двое пьяных мужчин и, допивая водку,
читали Северянина.
Один был лет на 20 постарше, у него был очередной развод,
истерзана душа, изрезанное тело. У другого все ладилось, он
был бесконечно удачлив. Прошли годы «Моей любви, и сла-
вы, и весны»... Как удивительна порой бывает жизнь! Старше-
го судьба подняла, вознесла и позволила быть известным и
счастливым. А более молодой скромно занял его место.
Как хороши, как свежи будут розы
Воспоминаний о минувшем дне...
Неисповедимы пути Господни.
Эпизод 13
Работе на ТВ сопутствовали разные забавные случаи. Об од-
ном из таких за давностью времени уже, очевидно, можно и
рассказать.
В кафе телецентра за столиком сидели две дамы. При-
близительно одинакового возраста – лет под пятьдесят. Мне
было 30, и, конечно, женщины такого возраста в те годы мною
не оценивались. Так, постольку поскольку – мимо. С дамами
за столиком сидел Вельман, который и окликнул меня:
– Володя, подсаживайся! Коллеги из Москвы с канала
«Содружество» приехали!
Я подсел. Дело в том, что мы достаточно много работали
для Центрального телевидения, отправляя в Москву новост-
ные репортажи о событиях в Эстонии. Поэтому из столицы
женщины приезжали к нам в Таллин и формально, и нефор-
мально. Как же – Таллин! Почти заграница!
Мы сидели за столом, покуривали, потягивали кофе с
коньяком и говорили о том о сем. В глазах женщин читались
легкая заинтересованность, желание неформального продол-
жения. Но возраст и внешность несколько отталкивали. Мало
за собой следящие, полноватые коллеги могли претендовать
только на галантность и комплименты Володи Вельмана, кото-
рого, в свою очередь, интересовало приглашение в Москву. На
канале практиковалось участие региональных журналистов
вести выпуски канала «Содружество», призванного укреплять
межреспубликанские связи братских республик. Я ни на что не
претендовал. Молодой, неопытный. С Вельманом бодаться не
хотелось. Да и ради чего?
Прошла неделя. Из Москвы на меня пришло приглаше-
ние вести такого-то числа выпуск канала.
Бывает, когда в молодости желаемое выдается за дей-
ствительное. Как же! Приглашают в Москву! Тебя оценили как
профессионала, журналиста! Просмотрели все твои матери-
алы! Оценена глубина твоих мыслей, широта познаний! Нос
непомерно задирается кверху. Уже коллеги становятся мало-
заметны. На съемки едешь, делая усилие над собой. Уличная
узнаваемость подливает масла в огонь.
В общем, звездность кружит голову и мешает жить. Но
жизнь быстро опускает тебя на бренную землю. Просто кида-
ет. Просто размазывает. И чем выше взлетаешь, тем больнее
падаешь!
Приехал в Москву. Не звезда, а звездище! До эфира сут-
ки. Думал, над выпуском буду работать, с текстом, с картин-
кой. Подводки писать. Куда там! Размечтался!
В Останкино меня встретила одна из тех, из кафе, жен-
щин и вкрадчивым и задушевным голосом сказала:
– Володя, вас сейчас устроят в нашей гостинице рядом
с телецентром. А мы с вами поработаем. Эфир завтра в 10
часов. Надо подготовиться! И предлагаю это сделать в нефор-
мальной обстановке у меня дома.
Я вдруг сразу обратил внимание, что ее лицо было по-
крыто легкой щетиной, редкие волосы были крашены хной.
При этом говоря, она курила, и на белом фильтре сигареты
были видны следы помады фабрики «Москва». Стало тоскли-
во. Но избежать работы и подготовки к эфиру уже не мог. Удав-
ка наброшена, и мертвая хватка женщины бальзаковского воз-
раста выхода не оставляла.
Что может быть коварнее квартиры с одинокой стареющей
женщиной для молодого мужчины? Три комнаты, накрытый
стол полон выпивки и закуски. Такая вот рабочая творческая
обстановка.
– Молодой человек! Вы знаете, – сказала женщина-ре-
дактор, закурив сигарету и пустив струйку дыма мне в лицо,
– материал уже смонтирован и сделан. Завтра вы просто за-
читаете текст, а я вам задам несколько вопросов. Вот и все,
мой дорогой.
Она посмотрела на меня взглядом удава на кролика,
придвинувшись ко мне. Я почувствовал ее легкое касание
большого бюста и понял, что работы не получится. Творчество
уступало место желанию женщины. Основная идея завтраш-
ней передачи была изложена одним коротким предложением,
и в следующее время ничего нового добавлено не будет. Пора
было уходить!
Мертвая хватка, обиженное самолюбие, неизвестно от-
куда взявшаяся физическая сила и уже закрытая дверь сде-
лали мое бегство с поля битвы почти невозможным. Я сопро-
тивлялся, как мог, пытаясь находить какие-то аргументы для
женщины, чтобы она оставила меня в покое и отпустила. И
смех и грех. В конце концов, через час, с обидой, я был отпу-
щен. Девственно чистым пришел в гостиницу и изможденно
рухнул на постель... Сегодня дмаю – зачем и почему так вел себя?
На следующий день эфир был никаким. Я чувствовал
себя уставшим, невыспавшимся. Все силы были оставлены
там, в битве за независимость! Ах, как я стал понимать это
желание республик быть свободными!
А женщина-редактор отработала, как положе-
но. Вот что такое опыт и профессионализм!
В Таллин я вернулся без звезд. Я понял всю условность
этого мира и свою ничтожную в нем роль.
Следующим в Москву поехал Вельман.
Эпизод 14
– А вас, молодой человек, я попрошу остаться, – сказала Женя
Хаппонен Сергею Середенко после недолгого оценивающего
взгляда.
С Сергеем мы были в гостях у Жени Хаппонен и и уже
собирались уходить. Судя по всему, Жене вдруг оказалось
нужным обсудить с Середенко с глазу на глаз очередную су-
масшедшую идею, генератором которых и был Сергей. «Ге-
нератор» остался генерировать. Я же поплелся домой, благо
жил совсем недалеко от Хаппонен.
Сергей был, а возможно, и остается в чем-то уникальной
личностью! В мою бытность работы на телевидении я не пом-
ню, откуда он появился, где и как мы с ним познакомились. Но
каждый раз, когда мы сталкивались в коридорах телерадио-
центра, разговор начинался приблизительно так:
– Привет мастеру! Не помню, говорил ли я тебе, что дол-
жен был встретиться с (дальше перечислялись известные
личности, начиная от завсклада в Маарду Лехи, заканчивая
опальным Ельциным). – У меня есть гениальная идея!
Идей меньшего масштаба у Сережи не бывало. Говоря
эту фразу, Середенко улыбался, плотно сжав, почти поджав
губы со щекой, и заглядывал вам в душу. На женщин это дей-
ствовало неотразимо и безотказно!
– Ты понимаешь, старик, тема сероводорода пока не
полностью , а я бы сказал – совсем! не раскрыта в нашей
жизни! Но я уверен, за ней будущее. И чем раньше ты за это
возьмешься, тем интересней станет наш быт. Ты войдешь в
историю. Мир будет благодарен тебе. Не переживай – я помогу
тебе! Я буду рядом с тобой! Я все знаю, я все сделаю.
Обычно это происходило на встречных курсах, я спешил,
жил сегодняшним днем, и тема сероводорода меня абсолютно
не привлекала. Тем более, когда это не требовало моего уча-
стия – Середенко готов был все сделать сам! Сергею требова-
лась сцена, нужен был эфир, который ему не давали. А если и
давали, то не так, не те и не в том объеме. Недооцененность
гения угнетала.
Есть люди, которые вроде как бы нигде и в то же время
они везде. Что-то происходит – они не в центре, но обязатель-
но сбоку; на празднике – они где-то рядом, они всегда есть.
Не в центре, но где-то... На телевидении ты работаешь, начи-
тываешь, что-то готовишь – но где-то в конце коридора обяза-
тельно мелькнет его силуэт.
Порой было такое ощущение, что, окажись я на Север-
ном полюсе, прежде меня там на раскладном стульчике будет
сидеть он – Сергей Середенко, который встретит меня слова-
ми:
– Привет, мастер! Ты не представляешь, как тема серо-
водорода актуальна для этих мест! И т.д.
Но однажды тема сероводорода была забыта. Очевид-
но, Сергеем она была успешно решена. Как-то где-то в недрах
теледома при очередном пересечении курсов я услышал:
– Старик! Я делаю свой канал. Это станет началом но-
вого телевидения, наступает эра телевизора! То, что было до
сих пор, – жалкое подобие того, что я сделаю. На это Юганцев
дает деньги. Мне нужен Мастер, который будет делать про-
грамму. Предлагаю тебе!
При упоминании Юганцева я понял, что дело может быть
серьезным. Тогда Николай был на плаву. Я согласился. Тема
сероводорода не обсуждалась.
В те годы только появился телеканал «Орсент», у кото-
рого можно было купить эфирное время. Помнится, в эфир он
выходил после окончания трансляции первого центрального
канала. Т.е. было это, как правило, после полуночи. Сергей
договорился с руководством «Орсента» о покупке времени.
Платил за это Юганцев. Просто.
Запомнилась наша первая встреча с руководством «Ор-
сента», на которой обсуждалась суть наших претензий на
эфирное время. Состоялась она в теледоме. Пришли двое:
Титов и человек в шляпе. К шляпе прилагалась замшевая
куртка американского образца, что в те годы было редкостью.
Пожав руки, слегка заикающимся, но уверенным голосом че-
ловек произнес:
– Фундаментальная идея нашего канала основана на де-
мократических принципах гуманизма вне зависимости от на-
циональности. Прогресс невозможен без толчка. Ввод свежих
идей в окружающий мир – наша миссия!
Начало обескураживало. Захотелось встать и спеть
«Весь мир насилья мы разрушим...»
Человеком в шляпе оказался Михаил Веллер, тогда еще
малоизвестный кому писатель. Со временем они с Титовым ра-
зошлись – что неудивительно. Публичность писателю вредит.
Мы договорились. Дело пошло. «Орсент» выходил в
эфир после окончания трансляции первого центрального ка-
нала. По субботам 20 минут после полуночи. Наша комна-
та-редакция располагалась на площади Свободы над кафе
«Москва». Тень рубиновых звезд работе не мешала.
Тематика была разная. Помнится, снимали фотографа
Сергея Маслова. Сессия эротической натуры. Не знаю уж как,
но вместе с фотомоделью пришла случайная подружка, кото-
рую так захватил процесс съемки, что она сама разделась и
предложила свое бренное тело фотографу. Сергею ничего не
оставалось, как и ее снять. Ах, как она старалась!
Пытались говорить о политике. Этого хотел Юганцев.
Собственно говоря, ради этого он и покупал время. Но Тито-
вым политика пресекалась:
– Вы что, с ума сошли? У меня лицензию отберут! Давай-
те лучше про голых женщин!
В конце концов тематические разногласия между жела-
емым и возможным закончились отказом Николая Юганцева
финансировать проект. У нас с Середенко денег не было. Ди-
ректор канала Виктор Титов отказался покупать программу. И
мы ее закрыли.
Тема сероводорода вновь оказалась актуальной.
Эпизод 15
Вступление
Эх, путь-дорожка! Почти фронтовая... Еще один штамп: «жур-
налистскими тропами». Как в разведку сходить тропою парти-
занскою. Где-то проползая то в лесу, то по склону горы. Огля-
дываясь по сторонам, прижимая к сердцу исписанный клочок
бумаги со словами: «Жди меня и я вернусь, только очень
жди...» Скупая мужская слеза стекает по лицу и падает на
ствол парабеллума. Механизм клинит. Застрелиться не уда-
лось. Жизнь продолжается! В журналистике.
Основная часть
Пересечения судьбы, возникающих энергетических точек-цен-
тров, в которых завязываются отношения, – я уже упоминал
об этом – в журналисткой практике огромное множество. Одни
проходят мимо, забываются, другие же врезаются в память и
живут с тобой с разными эмоциональными оттенками. Как хо-
рошими, так и плохими. У меня есть в памяти поступки, за ко-
торые мне стыдно. Но это как-то больше связано с бизнесом.
Деньги, искушения...
До сих пор стоит перед глазами лицо женщины с глаза-
ми, полными слез. Ко мне за деньгами ее послал, не преду-
предив, В. Д. Ер-в. Я возмутился и денег не дал. Что-то резкое
сказал. Женщина заплакала и ушла. Косвенно не я создавал
эту ситуацию. Но обидел ее я. Спустя 20 лет прошу прощения,
но это было после, а в журналистике...
Можно обидеть словами. Помнится, была когда-то об-
увная фабрика «Коммунар». Я сделал репортаж с производ-
ства. Была фраза, которая очень обидела директора-женщи-
ну: «...фабрика выпускает такую обувь, которую могут носить
только коммунары...» Не знаю, по чьей вине, но через год по-
сле этого фабрику закрыли.
Будучи журналистом, ты работаешь среди людей. С
людьми. С кем-то сложнее, с кем-то проще. Кто-то наговари-
вает, как с листа, – в эфир без монтажа можно давать. Кого-то
же надо готовить, перезаписывать. И где-то там, в конце, полу-
чить желаемый результат. В моей практике бывало даже так,
что лучшие записи, эмоциональные, живые, получались тогда,
когда человек не знал или не обращал внимание на включен-
ный магнитофон или камеру! Помнится, адмирала И. И. Мер-
кулова я как-то записал на магнитофон на яхте сразу после
ночного перехода из Таллина в Кярдла. За столом, с байками,
по-морскому сочно. Пробовали записать на видеокамеру спу-
стя годы в Таллине – не получилось. На мой вопрос последо-
вал ответ:
– Мне не нравится, как был сформулирован вопрос! –
Дальше последовал короткий ликбез, как надо задавать во-
просы.
– А отвечу я так. – Дальше адмирал стал говорить о сво-
ем. Но это уже не представляло интереса. С Иван Иванычем
мы – хорошие друзья.
Кажется, Познер также признавался, что основные неу-
дачи у него были с близкими друзьями. В частности, с Урган-
том.
Хочу рассказать об удачах. Их было много. Большая
часть. Запомнились разговоры с Лаури Леэзи. Педагог, дирек-
тор и основатель Французского колледжа. Удивительный че-
ловек! Такого вселенского масштаба. Мудрый человек Мира.
Если бы прислушивались к нему в Эстонии!
Или интервью с А. Кашпировским, после которого он мне
подарил свою книгу с дарственной надписью: «Человеку, уме-
ющему задавать вопросы!»
Заметил: журналист, берущий интервью, не должен вы-
глядеть умнее собеседника. Более того, как бы это помягче
сказать, казаться недалеким в теме, но быть при этом абсо-
лютно любопытным. Даже если тему знаешь лучше собесед-
ника! Ибо раскрывает ее не журналист, а интервьюируемый.
Журналист – помощник в этом, посредник, проводник.
– Ах, что вы говорите! Неужели? Как метко подмечено! –
ключевые реплики удачного интервью. А вот с друзьями это не
проходит. Ведь знают же, черти, тебя как облупленного!
Более подробно хочу рассказать о человеке, с которым
профессиональные отношения переросли в дружеские.
В моей двухкомнатной квартире на небольшом диване
сидела семья из четырех человек, еле умещавшаяся на нем.
Но дискомфорта не чувствовалось! Мальчик и девочка весело
смеялись, о чем-то говоря между собой по-шведски. Женщи-
на, уже в возрасте, которую можно было принять как за маму,
так и за бабушку, вежливо, но по-доброму улыбалась. Было
непонятно, понимает ли она русский язык или нет. Отнекива-
лась, однако на шутки, сказанные на русском языке, эмоцио-
нально реагировала.
Совершенно просто и по-свойски вел себя глава семей-
ства! Лысеющий, с высоким лбом и очками, он смеялся во
весь голос, как мне казалось, по поводу и без повода.
– Волоодья! – говорил он мне на правильном русском с
легким шведским акцентом. – Когда я жил в Москве, у меня
был офис. Как-то раз раньше времени пришел на работу, а
дверь закрыта, не могу открыть. И вдруг она открывается, а
оттуда выскакивают в рабочей одежде четверо с чемодан-
чиками. «Мы сантехники – унитаз и кран с душем чинили!» –
бросают на ходу и вниз бегом. Волоодья! Но ведь я же их не
вызывал! – глава семейства снова заливался смехом. То ли
ему было смешно оттого, что прослушивающую аппаратуру
устанавливали, да прокололись из-за неожиданного прихода
хозяина, то ли оттого, что стали без его ведома чинить якобы
сантехнику и опять же прокололись!
Было это на мой день рождения. В гости ко мне со сво-
им семейством пришел шведский банкир Бу Краг. Вице-прези-
дент «Свенска хандельсбанкена», великолепный собеседник,
отлично владеющий русским языком: «Так, в армии выучил!»
– скромно объяснял это он. Судя по объяснению, вся швед-
ская армия вскоре запросто сможет перейти на русский язык
общения!
В Эстонию Бу пригласили помочь провести денежную
реформу и организовать новую банковскую систему, то есть
выйти из социализма и придти в капитализм. Я же Крагу пре-
доставлял телевизионную трибуну для объяснения этой му-
дреной задачи. И было это в каждый его приезд в Эстонию. А
договаривались мы так:
– Волоодья! Следующий раз я приеду в Эстонию через
полтора месяца. – Краг доставал свою записную книжку и за-
глядывал в нее. То есть через 45 дней, такого-то числа в 13.45
мы с тобой можем встретиться в гостинице «Палас».
И не было случая, чтобы он на нее не приходил или опоз-
дал!
Дружба продолжалась года два. Наши пути-дорожки ра-
зошлись, когда я ушел из журналистики в строительство. Бу
по-прежнему приезжал в Эстонию рушить старое и создавать
новое. Слышал, что у него была онкология, но с ней он успеш-
но справился.
P.S.
Одна маленькая ремарка: первая жена у Крага была
русская женщина, москвичка Ирина Краг. Позднее она ушла
в бизнес, став на сегодня одной из богатейших женщин Рос-
сии. Начав с ресторанного дела в Швеции, вернувшись в Мо-
скву, Ирина создала сеть фитнес-клубов «Планета-фитнес»,
успешно работающих до сих пор!
Эпизод 16
Некоторое отступление от темы
Как-то делал интервью с актрисой Александрой Яковле-
вой (между прочим, по третьему мужу – Аасмяэ). Записал в го-
стинице «Олимпия», вечером дал в эфир. На следующий день
звонок актрисы в редакцию:
– Можно еще раз меня записать?
– Зачем?– спрашиваю я.
– Я не то и не так сказала.
– Вы опять будете меня обманывать? – спрашиваю я.
На той стороне, подумав, положили трубку. К чему это я?
Меня порой удивляет человеческая беспечность, лукавство, а
если просто – глупость. Грешат этим больше, по моим наблю-
дениям, женщины. Мужчины более прямолинейны. Заигрывая
заигрываются. Играют роли с одними одну, с другими – дру-
гую. С мужем третью. Начиная лукавить, уже сами не понима-
ют, где реальность, а где выдуманная история со счастливым
концом. Для многих это становится привычкой. Посмеяться,
поржать, развести лоха-мужчинку. Только когда это боком на-
чинает выходить – в семье проблемы возникают, окружение
вдруг не так реагирует, как хотелось бы... (как в нашем случае),
наступает отрезвление: ой! что же я натворила-наговорила?
Зачем обманывала?
Зачастую видишь эту ложь. Понимаешь, что это такая
женская игра. Подыгрываешь, когда это не столь важно для
тебя. Но бывает, когда границу допустимого переходят и забы-
вают вернуться. Тогда хочется спросить у таких: разве мама
вам не говорила, что обманывать нехорошо. Что по жизни
надо быть честным. Не врать, не предавать. Чтобы потом не
было мучительно стыдно за сделанное и сказанное. И не об-
винять обстоятельства, не начинать придумывать небылицы,
искать виновных. Не отвечать на вопросы. И бросать в ответы:
«Как ты мог подумать?» Будучи уличенной: «Ах, какой же ты
бессердечный и злопамятный! Прощать не умеешь».
Грешить здорово и весело. А вот отвечать боимся. Таки-
ми стеснительными вдруг становимся! Очевидно, не следует
делать того, за что придется краснеть перед миром и Богом!
Мне порой кажется, что многие наши недоразумения
происходят от нашего неприятия того, что мы являемся обла-
дателями и носителями различных нравственных ценностей.
То, что для одних является нормой, для других может быть
совершенно неприемлемым! Всплывают такие слова, как то-
лерантность, терпимость. Но в каких рамках? Очевидно, в тра-
диционных границах того социума, в котором мы существуем.
Понять другого – значит, открыть для себя его мир со
своими нравственными ценностями. Христианские, мусуль-
манские, иудейские, атеистические и т.д. Свободные отноше-
ния до брака, в браке – для кого-то это такая же норма, как
для мусульманских женщин – паранджа или хиджаб. А уж при-
нимать это или нет, мириться с этим или нет – дело совести и
воспитания каждого из нас. Александра Яковлева мне больше
не звонила. Для нее игра в жизнь продолжалась.
Эпизод 17
Дорога на войну
Работа на телевидении – это съемки, особый круг общения,
узнаваемость, связи. Привилегия журналиста в том, что перед
ним нет закрытых дверей. Будь то предприятие или дверь ми-
нистра. Рийгикогу или квартира простого обывателя. С попу-
лярностью это становится еще проще. Да если еще без крити-
ки! Будут предлагать выпить, а затем носить на руках. А могут
предложить снять фильм и за это заплатить. Что совсем было
нелишне! Зарплаты были не ахти какие высокие. Так, в пре-
делах 200 рублей. Помнится, после перехода на евро первой
зарплатой в кронах стала сумма в 3000 ЕЕК. Поэтому возмож-
ность подхалтурить использовалась. Иногда делалась так на-
зываемая скрытая реклама, когда под предлогом событийного
репортажа рекламировался какой-либо товар, помещение или
событие. Но за этим достаточно внимательно смотрели и при
очевидных признаках разборки были серьезные!
Можно было официально снимать подобие рекламы и
получать за это гонорар. Но почему-то он не должен был пре-
вышать 3000 рублей. Но и это можно было обойти, договорив-
шись напрямую с заказчиком. Так я, помнится, и заработал
на свой первый автомобиль «запорожец», сняв 15-минутный
фильм о заводе им. Калинина. Машина стоила 5000 рублей. ТВ
мне заплатило 3000. Простая схема довела эту сумму до 5000.
Но наиболее интересной для меня во всех отношениях
стала поездка в Нагорный Карабах, где я оказался по просьбе
С Ниязи Гаджиевым, председателем азербайджанской общины
в Эстонии на празднике Навруз-байрам. 1989 год.
Со своими азербайджанскими друзьями на
празднике Навруз-байрам. 1989 год.
своих азербайджанских друзей. Меня попросили снять фильм
о вооруженном конфликте в этой автономной области. Я со-
гласился и поехал на войну!
Стол ломился от еды и выпивки. Он был большим, оваль-
ной формы. За столом сидели человек восемь. Четыре пыш-
ногрудые, выкрашенные в белый цвет и со слегка накинутыми
на тело платьями девицами и серьезная публика – двое муж-
чин были облачены в прокурорские мундиры, остальные двое
были просто в черных костюмах и черных рубашках. Но по ли-
цам и глазам, некоторой сдержанности в поведении и оцени-
вающему взгляду угадывались серьезность и влиятельность
встречающих меня людей.
Баку, 1992 год. Рушился Союз, национальные окраины
пытались делить неподеленное. Не найдя компромисса, заин-
тересованные стороны брались за оружие. Вспыхивали воо-
руженные конфликты, один из которых был в Азербайджане
в Нагорном Карабахе. Автономная область, населенная пре-
имущественно армянами, стремилась воссоединиться с Ар-
менией. Азербайджан всячески этому противился, считая об-
ласть своей территорией. Вспыхнула война, которую и должен
был я показать.
С собой у меня была видеокамера VHS-C и абсолютная
уверенность в том, что со мной ничего не произойдет!
Встреча после моего прилета в баре бакинского цирка
продолжалась недолго.
– Дорогой! Ешь, кушай! Ты – наш гость, здесь все твое!
И должен заметить, это было действительно так. В Азер-
байджане гость – дело святое. Это чувствовалось на всем про-
тяжении моей командировки. Тем более обремененной такой
миссией – съемка фильма о войне.
– Хочешь – шашлык, хочешь – вино!
Это, пожалуй, были единственные слова, сказанные на
русском языке. Разговор шел на азербайджанском – очевидно,
решалась моя судьба: куда направить. Интересно, что никто
не пил спиртного, а женщины напоминали больше манекенов,
посаженных за стол для красоты. И только живые заинтересо-
ванные взгляды выдавали их бренную плоть.
– Наверное, наш гость устал, и ему с дороги следует от-
дохнуть, – вспомнили обо мне.
Я облегченно вздохнул. После перелета я действительно
слегка устал, да и было очевидно, что продолжение застолья в
баре не предполагало моего присутствия.
С одним из мужчин в прокурорском обличье мы вышли
из-за стола и направились в гостиницу – интурист «Баку», ко-
торая находилась недалеко от цирка. Расположенная на хол-
ме, гостиница была в те годы лучшей в Баку.
То, что произошло дальше, запомнилось мне на всю
жизнь! К зданию подошли пешком. На входе швейцар хотел
спросить, куда. Но, увидев спутника, осекся и куда-то испарил-
ся. Мы поднялись на третий этаж к директору. По дороге про-
курор бросил: «Я его сажал...» «Кого?» – полюбопытствовал
я. – «Директора!»
Зашли в приемную. Секретарь было встала из-за стола,
но сразу села, проводив нас до кабинета широко открытыми
глазами. Прокурор ногой открыл дверь, и мы вошли в боль-
шую комнату. За столом сидел невысокого роста лысеющий
человек и читал газету. По мере того как он поднимал на нас
глаза, его тело все больше и больше опускалось куда-то со
стула вниз, под стол. Голова ложилась на газету и почти рас-
творялась в ней.
– Ах, как я рад вас видеть, дорогой Рафик Саидович! Как
рад, как рад! – При этом голова директора окончательно ис-
чезла под столом.
– Фархад, к нам приехал гость. Его надо поселить, – бро-
сил прокурор, не сказал ни слова, повернулся и вышел, оста-
вив меня один на один с директором.
– Ну, конечно, ну, конечно, – начал было директор, но,
увидев спину ушедшего прокурора, перевел дух и взялся за
телефонную трубку.
Меня поселили в двухкомнатном номере люкс с велико-
лепным видом на Каспийское море.
На следующий день повезли в Сумгаит, который был со-
вершенно пустым. Не так давно в нем прошли армянские по-
громы. Ночевал в гостинице. Тоже в люксе. Но в этом люксе от
люкса были только стены. Кажется, я был первым посетите-
лем в нем за последние месяцы.
А дальше началась дорога на войну. Меня сопровожда-
ли два молодых парня. И для них это была полнейшая отду-
шина. Сопровождать гостя! Да, видно и финансово поездку
обеспечивали! По дороге в Шушу мы останавливались около
каждой чайханы! Волшебное слово «гость» действовало без-
отказно.
Заехали в учебную часть подготовки бойцов для нацио-
нальной армии. Принял и снял парад. В ногу идти получалось
не у всех. Да простят меня азербайджанцы – но как-то не пока-
залось мне делом этого миролюбивого народа армия и война.
Все как-то не то и не так. Имею право сказать это, отслужив
два года солдатом и два года – офицером. Ладно...
Вечером – застолье. Летняя кухня. Приглашают меня
за угол. Стоит привязанный к столбу баран. К нему подходит
боец, вытаскивает нож и на моих глазах перерезает барану
горло. Такая традиция: гость должен это видеть. Стало как-то
не по себе.
Дальше был стол без спиртного, свежеподжаренное
мясо с зеленью, чай. И очень молчаливая публика. Больше
наблюдали за мной, как я ел. Для них я был человеком из дру-
гой жизни. Не помню, где ночевал. Ночью были слышны ав-
томатные очереди. Так инструкторы приучали новобранцев к
выстрелам.
На следующий день я все-таки добрался до передовой.
Разрушенный город. Сидим в окопе с пулеметчиком. Переми-
рие. Тихо. Метрах в трехстах армянское селение. Что-то надо
снять. Прошу пулеметчика: «Постреляй!» Он высунулся из
окопа и дал пару очередей. Я снял. Надеюсь, мы никого не
задели.
Затем прием у главы администрации района. Черно-бе-
лое объяснение ситуации, показ карты и заключительный ак-
корд: из ящика стола достается увесистая пачка и передается
мне.
– Дорогой! Заранее спасибо за работу! Вы проявили хра-
брость и волю. За это наш маленький подарок!
Уже в машине шофер мне передал трехлитровую закры-
тую обычной пластмассовой крышкой банку с вином «Агдам».
– Слушай, дорогой, прямо с завода!
Назад в гостиницу «Баку» одноименного города я прие-
хал без приключений. Первые дни я просто отдыхал, потяги-
вая стаканчик за стаканчиком «Агдам». В номере меня никто
не тревожил. Было такое ощущение, что в гостинице я мог бы
жить бесконечно долго. Но надоело. Пошел купил билет на са-
молет и улетел домой, благо 5000 рублей в конверте хватало
на все. Между прочим, литра полтора портвейна я привез до-
мой.
Кино я сделал и показал по телевизору.
Эпизод 18
Оптимистическая трагедия
(Итог)
Шел дождь. Мелкий, моросящий. Стройка встала. Машины, ко-
лесная техника и даже гусеничная вязли в этом волгоградском
степном черноземе. От бытовок до панельных строящихся до-
мов приходится добираться с трудом. Резиновые сапоги вязли
в черной жиже. Порой пытаясь вытянуть ногу, сапог оставался
в земле. И тогда приходилось проявлять чудеса акробатики,
чтобы вставить обратно ногу в сапог. Или по грязи, яко по суху,
босиком. Стройка. Всепогодная, шумная, грязная, пыльная... В
Волгограде строим городок для военных, которых выводят из
Германии. Шел 1993 год.
Телевидение, студия, веселая беззаботная редакторская
жизнь, популярность, узнаваемость – все это в прошлом. Твоя
республиканская значимость и известность здесь на стройке
превратилась в никому не нужную пыль и грязь, которую ме-
сишь резиновыми сапогами. Она не нужна турецким рабочим,
с кем ты живешь в одной грязной ПТУ-шной общаге. Она не
нужна финнам, которые руководят тобой. А ты, экс-журналист,
редактор, ведущий, являешься всего лишь замруководителя
проекта субподрядной сантехнической фирмы «Тасмо». И
только удивленные глаза русских рабочих из Эстонии напо-
минают о былом: «Ты? Чего ты здесь делаешь? А, журналист
меняет профессию. Писать, снимать будешь! Как ты попал
сюда?» И каждый раз мне приходилось объяснять, что я – на-
На приеме в Таллинской ратуше по случаю избрания нового
состава Таллинского городского собрания. 1993 год.
стоящий инженер-строитель, что я – свой, «буржуинский» и я
действительно работаю строителем. Но, по-моему, до конца
этому так никто и не верил.
После ухода с телевидения в профессию, которую я по-
лучил в институте (инженер-строитель ПГС), Волгоград стал
моей первой стройкой. Причина ухода банальна и проста: по-
сле денежной реформы заработки журналистов были мизер-
ные. Отменили гонорары, которыми можно было приподнять
зарплату. Но, пожалуй, самое главное – после восстановления
независимости в Эстонии статус русскоязычной журналистики
оказался практически нулевым. Надо было быть или «за», или
«никак». Я был «никак» и поэтому ушел. Работать стало неин-
тересно. Она для меня потеряла всякий смысл. Спуск с горы
интересен только для спортсменов на горных лыжах. В жиз-
ни же нет ничего более болезненнее падения с достигнутых
работой высот, потери положения, статуса. Кто был всем, тот
стал никем. Если при этом еще разваливается семья. Говорят
же: «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен!» Я все это испытал
сполна!
Адаптация к новой жизни была нелегкой. За первой
стройкой в Волгограде была Самара, затем – Когалым в За-
падной Сибири, Петербург, Москва, Украина, Голландия, Иван-
город. И каждая стройка – новая жизнь и новая история. Более
или менее интересная. Но всегда это нервно, тяжело. Коман-
дировки, соответствующий быт. Все временно. И даже женщи-
ны. Стройка – это мужское дело для сильных.
Но были и свои приятные промежуточные профессио-
нальные итоги. Удачно отработав в Западной Сибири, где-то
в году 95-м я создал собственную фирму, которая называлась
«Паюурб». Получил подряд в Когалыме. И предоплату в 1 млн
крон. Это было незабываемое ощущение! Еще вчера счита-
лась каждая крона. Которых всегда не хватало. И вот вы при-
ходите в банк и видите на своем счету 1 млн крон.
1 000 000 EEK! (Курс, если кто не помнит: 1 евро – 15,6
ЕЕК.) Помнится, еще не веря своим глазам, я снял крон 20.
Да, все получилось. Все было настоящим. Я – миллионер! Из
банка я шел, не чувствуя под собой ног и не видя окружающих.
Это было то самое ощущение седьмого неба, которое можно
почувствовать, только это пережив! А дальше... Дальше был
бизнес, Эстоно-Российская палата предпринимателей, где я
был председателем ее правления; политика, участие в созда-
нии новой партии...
Но это уже другая история.
– Это я, в чем дело?
Набравшись смелости, ответил:
– Нет ли возможности работать в редакции?
Почему-то ожидал усмешки, взгляда сверху вниз, но нет.
– Почему вдруг? – спросил Вельман и протянул руку. –
Владимир.
В руках я держал папку с вырезками из газет.
– Хочу вам показать свои публикации, – начал я. – Жур-
налистика всегда для меня была хобби. Внештатно сотрудни-
чал на радио. Не могу ли я что-либо сделать на телевидении?
Володя взял папку, пролистал подборку вырезок, что-то
подумал про себя. Задумчиво посмотрел на меня. Было мне
тогда 27 лет. Я только что закончил институт, был полон энергии
и абсолютной уверенностью в себя. Такой вот молодой максимализм.
Который, впрочем,
выглядел совершенно естественно.
– Ладно, пойдем покурим и поговорим.
Мы спустились в кафе старого теледома – тогда там еще
можно было курить. И стали говорить «за жизнь».
С этого началась моя телевизионная работа. Хотя рабо-
той вряд ли можно было ее назвать. Для меня это было есте-
ственной средой обитания, стилем, если угодно – образом
жизни. Было это в 1986 году.
Владимир Вельман. В те годы со своей харизмой – не-
сомненно профессиональный лидер в редакции, который
многому меня научил. С которым много было в те годы пере-
жито. Помнится, любил повторять: «Вы мне снаряды (имелись
в виду материалы, тексты, видео) подносите, а что с ними де-
лать – сам разберусь!»
Дитя победы. Рожденный в 1945 году, он в чем-то стал
символом ломки, непредсказуемости, неоднозначности тех
лет. Помню, как сейчас, два телефонных звонка в редакцию,
которые являлись сутью отношения к нему в те годы.
То ли Володя болел, то ли был в командировке. Одним
словом, отсутствовал несколько дней. Звонок. Женский голос
спрашивает: «А где Вельман? Что с ним? Мы так соскучились
по его его репортажам, по его выступлениям. Он такой, такой...
Когда он приедет?» Как мог успокаивал почитательниц талан-
та Владимира.
Второй звонок. 1991 год. Идет политическая ломка госу-
дарства. Поднимаю трубку. Мужской голос. Даже еще не успев
ответить, услышал: «Ты, Вельман, и нашим и вашим! Ах ты,
политическая проститутка!» И т.д. в таком же духе! В проме-
жутке разговора успел вставить: «Я не Вельман». – «Так дайте
мне его!» – требует незнакомец. Вельман стоял рядом. Пе-
редаю трубку. Володя берет ее, не говоря ни слова, слушает.
Бледнеет на глазах. На другом конце, выплеснув наболевшее,
абонент бросает трубку. Не комментируя услышанное, Вель-
ман кладет трубку на телефон и уходит курить.
Я его прекрасно понимал. Однозначный выбор в те годы
сделать было тяжело. Мы работали на русскоговорящую ауди-
торию республики, большинство из которой, мягко говоря, не
поддерживало идею независимости Эстонии. Для нее более
близкими были понятия «реформирование», «перестройка»...
Эстонцы же были настроены однозначно – за независимость!
Тогда мы оказались между молотом и наковальней. Нейтраль-
ным оставаться было тяжело. А пытаться биться за тонущий
Союз – значит, стать изгоем в на эстонском телевидении, где большинство, в
том числе и руководство, составляли эстонцы. Причин для
увольнения было достаточно.
У Владимира Вельмана хорошо получалась лавировка
между западными ветрами перемен и теряющим свою силу
восточным ветром. «Шкипер» знал, что делать! А может, это
чувствовал интуитивно. И, как показало время, во многом он
оказался прав – сегодня продолжается его третий срок в выс-
шем законодательном органе республики – Рийгикогу.
И еще пару деталей, которые характеризуют Вельмана
как человека: как-то он мне рассказал о своем путешествии на
Соловецкие острова. Без предварительных договоренностей,
экспромтом. Упрашивал капитана посадить его на пароход.
Все получилось, в монастыре Вельман побывал.
Позднее Володя предложил мне прыгнуть за компанию с
парашютом. Прыгали на аэродроме в Раазику под Рапла. Ка-
жется, после второго прыжка Володя подвернул ногу и больше
не прыгал. Я же совершил еще пару прыжков и остановился
на этом. Не понравилось приземление. Стал учиться летать
на самолете. Но закончить обучение не успел: ДОСААФ пере-
стал существовать вместе с советской властью.
Эпизод 2
Русская редакция АК размещалась в двух соседних комнатах
на 5-м этаже нового здания Эстонского телевидения. Именно
этот дом мне пришлось достраивать, когда после окончания
института я по распределению попал в качестве инженера-строителя в
отдел капстроительства техцентра ЭТВ.
В редакционных комнатах стояли общие электрические
пишущие машинки, столы, стулья. Когда писались тексты,
было шумно. Одна из комнат была более женской: ее занима-
ли Наташа Гурович и Рита Вяяр. Во второй обитали мужчины:
Володя Вельман, Паша Иванов и я. «Актуальная камера» на
русском языке выходила в 18.45 по рабочим дням продолжи-
тельностью 15 минут. И наиболее напряженным было время
часа за два до эфира, который всегда был прямым, т.е. пере-
дачи не записывались заранее. Последний монтаж, послед-
ние начитки текстов, составление очередности репортажей,
печатание подводок дикторского текста. Примерно за час до
передачи приходила диктор Ирэна Кромм и начинала рабо-
тать с текстами. Нас учила. Считалась абсолютным професси-
оналом и авторитетом. Было шумно, нервно. Но это под вечер.
Перед эфиром. А днем...
Он всегда в женскую часть редакции заходил как-то боч-
ком. Сначала приоткрывал дверь, по-эстонски вежливо улы-
баясь, затем просовывал голову и спрашивал с небольшим
акцентом:
– Можно?
Мы уже знали, что это пришел Айн из эстонской редакции
проведать Наташу! И ведь знал же черт, что она уже пришла и
одна сидит в комнате! На телевидении симпатии между муж-
чинами и женщинами возникали довольно часто. И это был
как раз тот случай. Нормально. Но ненормально было только
то, что, во-первых, Айн был пришлый, не на свою территорию
зашел (хотя и был неплохим парнем). А во-вторых, симпатии
к Гурович испытывали все, особенно Вельман. И даже Паша
Иванов, которому на тот момент было чуть более 20 лет, не
оставался равнодушным от той пьянящей сексуальности, ко-
торая исходила от этой женщины! В общем, Айн пришел. С
Наташкой лясы точит. За стеной было слышно только ха-ха,
хи-хи. Мы в своей комнате пытались делать вид, что нам глу-
боко наплевать на то, что происходит за стеной. Первым не
выдержал Вельман:
– Доступ к телу продолжается. Пойду, покурю, – бросает
он и уходит.
Пашка невозмутимо, с улыбкой младенца и смешками
что-то пытается рассказывать:
– Ты знаешь, кого я сегодня снял!..
Мне, собственно говоря, было пофиг, кого он там снимал,
ибо сейчас откровенно снимали Наташку в соседней комнате!
И надо было что-то делать! Ситуацию разрядила Рита, кото-
рая только пришла.
– Привет ребята! Чего сидите смурные? – бросила она,
заглянув к нам в комнату.
А потом пошла в соседнюю мешать Айну. Мы перевели
дух. Айн на два фронта уже общаться не мог – эстонец! Да и с
интеллектом у него было не все в порядке! Еще поулыбавшись
минут пять, бывший пограничник (служил в погранвойсках) пе-
ресек границу нашей территории и ушел за кордон – на свою.
Мы облегченно вздохнули и занялись своими делами.
Эпизод 3
Женя Хаппонен была удивительной женщиной. Как-то в ней
все сочеталось: ум, профессионализм, доброжелательность,
какая-то женская непосредственность и обаяние.
Начиная работать в новостной редакции на телевиде-
нии, я не был с ней знаком. Она меня с собой познакомила
сама, предложив мне вести обзор новостей за неделю в своей
субботней программе «Русский видеоканал».
15 минут в неделю прямого эфира. Сложно ли? Много это
или мало? По субботам. Когда твои коллеги по «Актуальной
камере» уже отдыхают. Нет, не много, если не считать посто-
янного возмущения жены, которая не видит мужа дома. Кото-
рая так и не смирилась с тем, что работа для мужа – это стиль
жизни, если угодно, сама жизнь, которую надо или принять,
согласиться с нею, или расходиться. Подчинять или пытаться
изменить творческого человека бесполезно. Что позднее мы и
сделали.
Общий объем передачи по субботам, кажется, составлял
четыре часа. Не вспомню всех авторов. На ум приходят Люда
Харламова, Михаил Петров. Да и Женин вклад неоценим. Чего
стоят одни только «Беседы о русской культуре» с Юрием Лот-
маном!
Комната русской редакции Общественно-правовых про-
грамм ЭТВ находилась пару этажами выше нашей. Уже подхо-
дя к двери был слышен шум женских голосов и запах табака.
Курили все: Женя, Оля-режиссер, Люда Харламова. Почему-то
запомнилась ее маленькая латунная с крышечкой пепельни-
ца, которая была такой же частью дамского туалета, как тушь,
пудра, губная помада. Она всегда очень аккуратно стряхивала
пепел сигарет в эту пепельницу и, закончив курить, закрывала
крышку и убирала ее в сумочку.
– А, Володя пришел, привет! – так меня встречали жен-
щины. Женя при этом широко улыбалась с каким-то смешком,
который читался в глазах за стеклами очков.
Я немного комплексовал – женское общество было не
столь привычным. А если честно, просто побаивался женщин.
– Ну, Володя, что у нас намечается в субботу? – спра-
шивала Женя с усмешкой. Улыбка была доброй, без иронии.
Рядом выпускала струйки дыма Люда, кокетливо улыбаясь
глазами. Как это делается, видел только у нее. Улыбаться гла-
зами.
– Да ничего, Женя, как обычно, – говорю оглядываясь,
куда бы присесть. Но вижу только юбки, колени, женские ноги.
Туфли, колготки... Но это все в секунды. Так, краем глаза. Ме-
сто находилось, и начинался разговор о жизни! Откуда-то по-
являлся Миша Петров и всегда как-то с краю присутствовал
Сергей Середенко. До сих пор не понимаю, что он в «Русском
видеоканале» делал.
Хаппонен всегда разрешла делать в эфире все, что я считал
нужным. Не наставляла, не учила, не ругала. Хотя как главный
редактор и могла бы сказать слово. Было за что. Ляпов было
достаточно. А может, все нравилось? Ведь эфир всегда пря-
мой! Никакой предварительной записи. Все с листа. И лист
этот я готовил каждый раз с нуля в субботу часов с восьми.
Передача начиналась в 10.00 со слов: «Здравствуйте, уважа-
емые телезрители! В эфире очередные новости за неделю!»
В студии было тихо. Освещенный ярким светом прожек-
торов, я был один на один с видеокамерами и микрофоном.
Это незабываемое, даже жуткое ощущение тишины. Зажига-
ется табло на стенке студии: «Микрофон включен» – и все.
Пошли первые слова, а с ними уходит и волнение.
Передача началась. И только там, за стеклом аппарат-
ной, внимательно следит за происходящем в студии Женя! Я
это всегда чувствовал.
Передача шла в эфире два года - 90–91. Затем в нашу
общую жизнь вмешалась политика.
Эпизод 4
– Нет, Володя, так нельзя, так нельзя, – повторил несколько
раз Вельман, глядя мимо меня в окно и думая о чем-то о сво-
ем. Мы стояли на лестничной клетке этажа редакции и курили.
Вернее, курил Володя, а я составлял ему компанию, пытался
понять, что ему так не понравилось.
Было это в понедельник. А накануне, в пятницу, после
окончания работы, уже не помню по какому случаю, решили
выпить. То ли это был у кого-то день рождения, то ли это было
накануне праздников. Одним словом, выпили. Вся редакция
была в сборе: Паша Иванов, Володя Вельман, Наташа Гуро-
вич, Рита (тогда Вяяр), ну, и я. Слово за слово... И был у меня
песенник – обычный, советско-русских песен. Не самый боль-
шой. То ли купил, то ли подарили.
Захмелели. А что русскому человеку надо, когда и ком-
пания хорошая? Попеть! Стали было одну песню затягивать –
начало помним, но дальше... Вспомнил о песеннике. И понес-
лось: от «День Победы» и «Бьется в тесной печурке огонь» до
«Шумел камыш...» Перепели весь песенник! Особенно удивила
Гурович – знала мелодии всех песен! Я уже не говорю о голосе
и слухе. Порой мы просто подвывая подпевали ей. А Наташа
уж разошлась! Недаром имела консерваторское образование!
Происходило это все в комнате редакции АК на русском
языке в теледоме ЭТВ. И было как-то все по-дружески душев-
но. Не знаю уж, слышали ли нас эстонские коллеги. Слова ни-
кто не сказал.
Следующий день – суббота. У меня прямой эфир в «Рус-
ском видеоканале» у Жени Хаппонен. Начинаю со слов: «Вче-
ра в теледоме, в помещении редакции «Актуальной камеры»,
раздавались песни на русском языке! Возможно, причиной
этому стало избрание Э. Сависаара на пост председателя Со-
вмина Эстонской ССР»! (Да, это был апрель 1990 года.) Как-то
к слову пришлось. Пошутил в эфире.
Ну, а дальше пошла передача со своим видеорядом.
И вот в понедельник:
– Нет, Володя, так нельзя, так нельзя, – говорит мне
Вельман, покуривая сигарету и глядя в окно. Возможно, там, в
этом окне, он уже видел свое членство в Центристской партии,
председателем которой был Эдгар Сависаар, и работу в выс-
шем законодательном органе Эстонии Рийгикогу, где, будучи
избранным депутатом, проработал не один срок.
Эпизод 5
Работа на ТВ в новостях – этот бесконечный бег по кругу. Про-
изошло событие – выезд съемочной группы на место, съемка,
возвращение в редакцию, монтаж видеоматериала, пишется
необходимый текст, начитывается, на него накладывается ви-
деокартинка. Далее пишется подводка дикторского текста к
репортажу. И все. До следующего события. И так изо дня в
день – по репортажу, а то и по два-три.
Диктором работала Ирэна Кромм. Позднее она ушла на
озвучку сериала «Санта-Барбара» и журналисты сами стали
вести выпуски АК.
Редко возникали споры по материалам – видеоряду, хро-
нометражу. Рутина – за 15 минут всего не расскажешь! Реза-
ли, сокращали, оставляя суть. Но как-то раз нашла коса на
камень.
Наташа Гурович. Удивительная, неповторимая, яркая,
харизматичная женщина, к которой были неравнодушны все
мужчины «нашего двора», в том числе и соседского. (Ох уж
этот Айн!)
Наташа пришла на телевидение, кажется, в году 86-м,
переехав жить из Свердловска в Таллин. Прошла по конкурсу. Вель-
ман описывал это событие так: «Ты знаешь, Володя! Она как
только в студию зашла, – все. Я все сразу понял. Она. То, что
надо». Так оно и получилось – Наташа до сих пор в профес-
сии. Правда, сегодня это происходит в Израиле на 9-м канале,
где ведет субботние передачи «От шабата до шабата».
Фотографии не передают ее сути. Нет ощущения той
энергетики, той женской сексуальности, которая от нее исхо-
дила! Нет запаха женщины! И это при том, что она никогда не
одевалась вызывающе. Брюки да блузки – как доспехи, защи-
щавшие ее от посягательства закордонных ловеласов. (Ох уж
этот пограничник Айн!)
Как-то раз я делал сюжет о спектакле по произведениям
Кафки, поставленном Виктором Ланбергом. Работа увлекла,
захватила. Я был заражен Кафкой в исполнении Ланберга. И
репортаж получился хорошим. Но длинноватым. Ведущей вы-
пуска была Наташа.
– Надо резать, – безапелляционно заявила она.
– Сколько? – спрашиваю.
– Две минуты, – отвечает Гурович.
– Сколько?!
– Две минуты.
– Ты чего, с ума сошла?
– Нет, Володя, две минуты!
– Нет, резать не буду и материал отказываюсь давать, –
говорю я и ухожу.
В этот день сюжет в эфир так и не вышел. Телезрители
его увидели только спустя неделю. Наташу это задело. Я ви-
дел это по лицу на экране телевизора. Мы оба понимали, что
материал был интересным и украсил бы выпуск Гурович. Но
украсить мог только в том объеме, который предлагал я как
автор. Мне так казалось.
А так, играли вместе в теннис. Обиды забывались бы-
стро.
Не могу не удержаться, чтобы не вспомнить еще об од-
ном эпизоде. У Наташи был достаточно обеспеченный муж.
Купил ей машину. И получала Наташа эту машину у дверей те-
ледома. Такой легкий понт! Новенькая черная «Ниссан Сани»!
В те годы таких машин на наших дорогах еще почти не было.
«Жигули», «москвичи», «Волги» – вот основные автомарки тех
лет. А тут – черная иномарка, купленная в Швеции! Блестит,
огни уже зажигаются при включении двигателя! Естествен-
но, сбежалось посмотреть на передачу машины и ключей все
ЭТВ! (Я тогда ездил на «запорожце».)
Ах, как она подходила к машине! Ах, как она в нее сади-
лась! Как в Одессе говорят, мне бы так жить!
Шел 1990 год. Через год на этой машине Наташа уехала
в Израиль. И для всех нас началась уже другая история.
Эпизод 6
Конец 80-х – начало 90-х годов были переломными не только
для страны, носившей название СССР, но и для людей. Осо-
бенно для тех, кто был у власти, во власти. И, конечно, было
непросто журналистам освещать события тех лет. Смещение
акцентов вызывало негодование той или иной стороны. Эсто-
ния была разделена по национальному признаку. Эстонцы же-
лали независимости. Русскоязычное население больше тяго-
тело к реформированию СССР. Редакция русской АК была не
исключением. Нейтральным оставаться было тяжело.
Успешнее всего справлялся с этим В. Вельман. Н. Гуро-
вич в политику особо не лезла, у меня это получалась наибо-
лее плохо. В редакции же работали еще журналисты, о кото-
рых пока было сказано мало.
Наташа Маллеус. При мне она родила и была в де-
кретном отпуске. Поэтому вместе мало работали. Станислав
Смирнов. Запомнился рассказом мне о том, как хорошо быть
гомосексуалистом и почему. На телевидении был незаметен.
Но, по ощущению, считал себя гением. Непризнанным. До сих
пор. (К слову: Маллеус, Вельман, Смирнов и я – все мы закон-
чили строительный факультет Таллинского политехнического
института и имели одну специальность: инженер промышлен-
ного и гражданского строительства. Такое вот было СМУ на
телевидении.)
Рита Раудсепп (Вяяр). Закончила педагогический инсти-
тут. В редакцию пришла практически в один год со мной – в
1986 году. Хорошо владела эстонским языком, была спокой-
ной, уравновешенной. Иногда было видно, что в душе что-то
происходило. Но даже когда ей было плохо, улыбалась. Улы-
балась, даже когда из глаз текли слезы. Успокаивала ее На-
таша Гурович. Мы в это не лезли. Тяготела к гуманитарной те-
матике, культурной жизни республики. О чем и рассказывала.
Без политики.
Но особенно забавно было наблюдать за Пашей Ивано-
вым. Совсем молодой парень, только после армии. Его отец
работал в техцентре ЭТВ и попросил Вельмана устроить
Пашу репортером в редакцию. Авось получится. И, надо ска-
зать, Паша справлялся благодаря своей нагловатости, энер-
гии, любопытству, хорошему знанию эстонского языка (мама
была эстонка). Одним словом, был таким эх-рубахой парнем,
который подносил «снаряды» для «артиллериста-наводчи-
ка» Вельмана. Иногда Паша приходил с синяком под глазом
– «так, упал!» Но всегда при этом улыбался своей искренней
детской улыбкой! Сначала над Ивановым подтрунивали, по-
смеивались (как?! парень без образования и в журналистах!).
Но постепенно Паша набрался опыта и занял свое место в
редакции. Вот кто никак не говорил о политике и, тем более, не
старался «краснеть»! Что и помогло ему в дальнейшем быть
где-то на плаву и наверху. Насколько я знаю, Павел Иванов и
сегодня занимается журналистикой.
Такой была редакция русской «Актуальной камеры»
Эстонского телевидения с 1986-го по 1992 год. В 93-м я ушел
из редакции.
Эпизод 7
Писать ли правду? В жизни устаю от лукавства ближних и
дальних. От телевизионной лжи. (Чего стоит эта бесконечная
реклама каких-то матрасов!) Новости от наших и не наших. Че-
ловека приучают к неправде, чтению между строк. И для мно-
гих это становится нормой поведения. И, что самое неприятное,
– естественной нормой поведения. Поэтому хоть в малом, что
пишу, буду честен и стараться писать правду, впрочем, не ли-
шенную, в деталях, литературного обрамления.
Хочу предупредить: то, что будет написано дальше, сде-
лано с согласия героини эпизода Люды Харламовой.
В тусклом свете банной парной обнаженное тело выгля-
дело необычайно красивым. Легкий сумрак помещениям не
позволял разглядеть детали фигуры, поэтому она казалась
идеальной. Выступавший пот покрывал тело естественным
глянцем. Подсвеченное снизу тело казалось золотым, а капли
пота, стекающие с тела, – драгоценными камешками, которы-
ми щедро осыпался пол. Обладала этим природным созда-
нием Люда Харламова, коллега из редакции, располагавшей-
ся пару этажами выше.
А началось все, как всегда, неожиданно. (Такое бывало,
когда женщинам надоедало мое скромное поведение.)
– Володя, а не сходить ли нам в баню? – как-то раз пред-
ложила Люда Харламова.
Честно говоря, первое, что пришло в голову: я что, гряз-
ный? Или, может быть, у Люды горячей воды нет? (Время было
советское. Горячую воду иногда отключали.) И потом, в какую
баню? В городскую? Может быть, у нее нет денег на билетик
в баню? Хорошо, я ей дам. Стоил он вроде то ли 15, то ли 20
копеек. Одним словом, предложение озадачило.
И тут я вспомнил: у рабочих в подвале Телерадиоцентра
с незапамятных времен была баня. Маленькая, под себя. С
парной, душем, предбанником. Работая инженером, я иногда
там бывал. Не скажу чтобы люкс. Но без тараканов и относи-
тельно чистая. Когда-то во дворе теледома в здании градирни
из красного кирпича (и сейчас оно стоит там) была отличная
баня с большим бассейном. Но построили редакционный корпус (чем я,
кстати, как инженер-строитель в отделе капстроительства за-
нимался) и градирню сделали градирней.
В общем, Люде Харламовой пришлось предложить бан-
ный вариант в подвале. (Между прочим, известный эстонский
тележурналист Андрес Райт на по-
добную просьбу Люды сводил ее в баню гостиницы «Виру»! Он
просто не знал, что в подвале старого здании ЭТВ тоже есть
баня. Я как бывший инженер хоть в этом имел преимущество!)
– Люда! Баня есть в подвале у рабочих. Как? Ты не зна-
ла? Ну, что ты! Отличная! Чистая! С горячей водой, с финской
парной! – расхваливал я баню, прикидывая в уме детали реа-
лизации и организации необычного предложения. Что делать,
что делать? Хоть и было мне под тридцатник, но банщиком в
женском отделении работать не приходилось. Это уже позд-
нее, в Голландии, оказавшись в общественно-общей жен-
ско-мужской бане (и не раз) я попривык к обнаженке. А тогда...
В те годы в подвальном этаже ЭТВ работала столовая и
был буфет, в котором продавалось спиртное. Купил бутылку
«Советского шампанского» (для храбрости), шоколадку. Ну, и
сижу в бане, жду Люду. Надо отдать ей должное. Разделась
так, как будто это делала передо мной каждый день! Себя при-
шлось ломать. Долго. Разделся. Обнаженное женское тело
смотрится не только в музее. Красивая фигура Люды «Обна-
женная в бане» в виде скульптуры несомненно украсила бы дворец
в Кадриорге! И слышалось
бы в музейной тишине окрик смотрительницы: «Мальчик! Убе-
ри пальчики! Не трогай статую!»
На скамейке в парной сидели две обнаженные фигуры.
Помните: «На скамеечке с подружкой мы сидели вдвоем, /
Чей-то голос вдали раздавался...»
И, покрываясь потом, каждый думал о своем... Короче,
то, о чем вы подумали, этого не было. Мы помылись, выпили
шампанского, поболтали и разошлись.
Позднее, много лет спустя, на яхте, Люда призналась,
что ей нравятся женщины. Я так до сих пор и не понял, зачем я
тогда был приглашен в моечную.
И это правда. А уж нравится эта правда кому или нет-
уже другой вопрос. Как философски заметила тогда Харламо-
ва, сегодня об этом можно говорить. Вот я и говорю.
Эпизод 8
Моей работе на телевидении предшествовали публикации в
институтской газете Таллинского политехнического института
«Политехник», в республиканской газете «Молодежь Эсто-
нии», внештатная работа на Эстонском радио, где я делал
еженедельную получасовую передачу «Микрофон на строй-
ке» о строительстве Новоталлинского порта. Позднее стал
готовить и вести на Эстонском радио утренние передачи. По-
этому как-то естественно встал вопрос о переходе из жизни
технической в творческую. Только вопрос заключался в том,
куда – остаться на радио или попробовать показаться в теле-
визоре.
Следует сказать, что выбор был нелегким. На радио бра-
ли безоговорочно – внештатная годовая работа была удачной.
Но телевидение манило своей публичностью, картинкой, ка-
кой-то таинственной непознанностью! Тогда еще не у всех те-
левизоры-то были. Поэтому набрался храбрости и, прихватив
папку с публикациями, пошел на поклон в русскую редакцию
«Актуальной камеры» Эстонского телевидения. О том, как
произошла встреча с В. Вельманом, уже писал. Именно с его
легкой руки я оказался в штате редакции.
Профессию телерепортера освоил быстро. Что-то по-
добное уже проходил на радио. Только здесь с картинкой. Го-
раздо сложнее оказалось вести прямой эфир выпуска АК из
студии. Хотя и готовила нас Ирэна Кромм – диктор, мастер в
своей профессии. Хотя и учили правильно читать, дышать, ра-
ботать со словарем ударений. Но... первый эфир запомнился
мне на всю жизнь!
Сидя на мягком диване у себя дома, вы смотрите телеви-
зор. Новости. Диктор зачитывает текст. Вокруг вас естествен-
ные шумы, дети мешают слушать, жена звенит посудой. Это
слегка раздражает, но не напрягает. Вам комфортно – вы рас-
слаблены. Вы в своей естественной среде обитания.
А теперь попробуем заглянуть за экран телевизора и пе-
ренестись в студию. Что испытывает в этот момент диктор?
Тишину. Эту неестественную, давящую тишину. Ты один на
один с камерами. Нет операторов. Телекамеры стационар-
ные, заранее настроенные на место диктора. В студию выхо-
дит только окно аппаратной, в которой находятся режиссер и
техники. Перед тобой листы с текстом, телефон для связи с
аппаратной (это тогда) и тумблер включения-выключения ми-
крофона. С камерами стоят мониторы, на которые выведен
текущий эфир. Вы сидите на стуле за дикторским столом. Вол-
нуетесь. Идет заставка АК, в динамике раздается голос режис-
сера: «Приготовиться!», на стенке загорается табло «Микро-
фон включен», и – передача пошла! Включаешь микрофон и
произносишь первые слова: «Добрый вечер, уважаемые теле-
зрители...»
До мелочей помню свой первый прямой эфир! Прежде
всего, это волнение (как перед выходом на сцену). Текст не
читается. Легкий мандраж. Скованность. Сдавленное горло.
В общем, отбарабанил начало, отключил микрофон, пошел
первый репортаж. После его окончания надо было включить
микрофон и сделать подводку ко второму сюжету. Делов-то.
То ли помешало волнение – забыл включить микрофон... То
ли тумблер не до конца довел. Одним словом, микрофоны не
включились, а я зачитываю подводку к следующему сюжету.
(Кстати, достаточно типичный случай. Многие по телевизору
видели подобное.)
Читаю. Вдруг слышу голос в динамике режиссера: «Во-
лодя, включи микрофон!» Затем зазвонил телефон на столе,
что окончательно сбило с толку! Вот здесь-то и сказалось от-
сутствие опыта! Какой микрофон? Зачем микрофон? Я растерялся, забыл
про чтение подводки и откинулся на стуле. А ведь эфир-то был
прямой! Какую картинку в телевизор дал режиссер, закрыв
меня, уже не помню.
Передачу я сорвал. Как зомби, встал из-за дикторского
стола. Помню, в студию забежал ответственный выпускаю-
щий: «Кто разрешил ему выходить в эфир?» Кажется, тогда
Володя Вельман взял вину на себя. Спасибо ему, через пару
дней дал возможность вновь вести передачу. И все пошло.
Хоть и оказался первый блин большим комом!
И еще одно короткое воспоминание, связанное со сту-
дией и прямым эфиром. В те годы выпуски читались с листа.
Телесуфлеры только начинали появляться. Причем были раз-
ные. Зеркальные с текстом от компьютера – это позже. Пер-
вый же суфлер, который я опробовал и весьма неудачно, был
со свитком бумаги. На этой бумаге предварительно печатал-
ся текст, затем, бумага с текстом наворачивалась на свиток
(как Тора), и этот рулончик вставлялся в кассету под видео-
камерой. С помощью зеркала я видел текст. Свиток вращал
электромоторчик, пульт управления от которого находился под
пальцами диктора.
Этот суфлер долго стоял у нас невостребованный в сту-
дии. Диктор Ирэна Кромм привычно читала с листа. Коллеги
также не решались браться за новое. Мне же давно хотелось
испытать телесуфлер в деле. И я уговорил это сделать ре-
жиссера. Кое-как настроили аппарат. Напечатали текст. Такие
тораобразные новости. Вставили в суфлер. И вот переда-
ча пошла. Прямой эфир. И вдруг я с ужасом в телесуфлере
вижу текст, в котором в начале каждой новой строчки не видно
первой буквы! Свиток оказался установленным неправильно!
Мог бы продолжить чтение по листам, но и здесь засада – по-
ленились перепечатать новости с телетайпной ленты на лист
бумаги формата А-4. С ленты же читать практически было не-
возможно: буквы оказались непропечатанными, сам текст не подготовлен к
чтению (обычно дикторы в текстах над предложениями поме-
чают знаками, где сделать паузу, усилить интонационно голос или, на-
оборот, понизить, ставят ударения т.д.) и не отредактирован.
Помню, попросил это сделать Наташу Гурович. Но то ли она
спешила куда-то, то ли понадеялись на суфлер.
Короче, в студии я не читал выпуск, а играл в игру, кото-
рая называлась: угадайте слово без первой, а то и без двух,
букв! «Поле чудес!» Попробуйте повторить мой опыт, читая
этот текст без первых букв. И вы поймете, как «весело» мне
было играть. Самое интересное, что выпуск я все-таки дочи-
тал до конца. После его окончания вышел в коридор из студии
и столкнулся с известным эстонским журналистом. Смеется:
«Что случилось? В телевизоре на тебе лица не было!» Объ-
яснил. Долго еще за моей спиной раздавался смех! Но что де-
лать. Так опыт и набирался! Больше этим суфлером ни я, ни
мои коллеги не пользовались.
В заключение хочу заметить: послевкусие каждого эфи-
ра было чувствительным для меня. Всегда ощущал, насколько он был удач-
ность или нет. От хорошо проведенной передачи крылья вы-
растали, чувствовалась эйфория. Если же нет, давала о себе
знать совесть. Чувствовал себя неловко, даже подавленным.
Толстой кожи не хватало!
Эпизод 9
Мое время работы на Эстонском телевидении пришлось на
конец 80-х – начало 90-х годов. Вне всякого сомнения, это
были переломные годы не только для страны, которая назы-
валась СССР, но и для всех нас. В том числе и для телевиде-
ния. Я имею в виду технологию съемок, подачу материала, его
сохранение.
Помнится, в 1986 году я еще застал кинопленку. В но-
востных редакциях событийные съемки велись кинокамерами
на 16 мм пленку. Для того чтобы сюжет попал в эфир в тот
же день, съемку необходимо было сделать заранее, в первой
половине дня. Затем пленку проявляли часа 2–3. После обе-
да – монтаж. На специальном столе пленку резали, склеивали
скотчем или клеем, чтобы получить классические 2–3 репор-
тажные минуты. Текст отдельно зачитывался на магнитофон.
Видео и звуковой ряд синхронизировались между собой, и
материал шел в эфир. Т.е. время между съемкой и выпуском
материала составляло минимально 4–5 часов.
Это было неудобно. Если требовалась большая опера-
тивность, делались слайды, на которые диктор просто начиты-
вал текст уже в студии во время выпуска.
К этому следует добавить получение разрешения от
Главлита на озвучивание текстов в эфире. Была такая цен-
зорская организация. Самодеятельность не допускалась. Все
написанные тексты перед выпуском АК собирались в папоч-
ку и отправляли на согласование к политическим цензорам.
только после их разрешения в виде синей печати с подписью
материал давался в эфир. Правда, должен заметить, при мне
не было получено ни одного запрета. Закончился Главлит в
годы перестройки.
Студийные передачи со стационарных видеокамер за-
писывались на громоздкие, со шкаф, видеомагнитофоны с
широкими лентами. Одна катушка такой ленты могла весить
килограммов пять. Но качество, кстати, было весьма приемлемым.
Именно благодаря этим видеомагнитофонам сегодня мы име-
ем возможность видеть многие события 70–80-х годов.
Толчком для прорыва в телетехнологиях стали Олимпий-
ские игры в СССР в 1980 году. Для их показа Советский Союз
стал закупать мобильную видеотехнику, а с ней – и техниче-
ское оборудование для телецентров. Так стали появляться
видеокамеры стандарта VHS, позднее появились профессио-
нальные видеокамеры стандарта BETACAM.
Это была революция для телевизионщиков! Почти как
для мира – полет человека в космос. Если без монтажа, от-
снятый материал можно было давать в эфир практически «с
колес», сопроводив его студийным дикторским комментарием,
который мог сделать сам журналист. Часто
само время определяло ценность события. Например, 21 ав-
густа 1991 года. Псковские десантники покидали Таллинскую
телебашню. Важность события определялась минутами. Ча-
сом позже такая новость становится уже не столь актуальной.
Монтировался видеоматериал достаточно быстро с по-
мощью техников. Журналист, заранее отсмотрев пленку, делал
ее хронометраж. (Впрочем, чаще этого не делали. Ленились,
покуривая и болтая за чашкой кофе в кафе телецентра.) Виде-
отехники по этому временному хронометражу на монтажном
видеомагнитофоне «вырезали» необходимые видеокадры.
Затем шла начитка текста на видеоряд. При необходимости
накладывалась музыка. Или оставлялся естественный фоно-
вый шум. С дикторской подводкой все это давалось в эфир.
Продолжительность новостных видеорепортажей не
должна была превышать 3 минут. Обычно, длина видеосюже-
та составляла 1–2 минуты. Это необходимо было, чтобы со-
хранить динамику выпуска, да и внимание телезрителей при
длинных сюжетах рассеивалось. Телезритель отвлекается,
а это значит, что необходимого эффекта журналист не доби-
вался. Сказанная двумя словами новость может быть гораздо
более запоминающейся, чем многословный, с длинным виде-
орядом, да еще со «стендапом» видеосюжет!
Продолжительность «Актуальной камеры» на русском
языке ЭТВ в те годы составляла 15 минут. В эфир выходила
пять раз в неделю в 18.45. Штат редакции со-
стоял из пяти журналистов,
диктора и пары режиссеров, задача которых состояла в том,
чтобы собрать отснятые журналистами сюжеты, расставить
их в правильной очередности и во время эфира вести выпуск,
нажимая на правильные кнопки.
Операторы и технический персонал были общими с
эстонскими коллегами, что было не всегда удобно. Особенно,
когда дело касалось съемок острых политических событий.
Хотя, должен заметить, с операторами и техниками полити-
ческих споров не возникало. Жили дружно. Очевидно, сказы-
валось то, что на телевидении работали не случайные люди.
Эпизод 10
Товарищ пригласил на день рождения. У Кости Примакова кафе «Примо»
располагалось по дороге из теледома к троллейбусной останов-
ке. Обычное дело. Зайти к товарищу на праздник. Только обыч-
ное оно для обычных людей. После месяцев, а то и лет работы
на телевидении ты становишься узнаваемым, а при удачной ра-
боте – и социально значимым. Это накладывает на твое пове-
дение определенную ответственность и некую отчужденность от
окружающих тебя людей. К этому привыкаешь не сразу.
Начинается с малого. После первого появления на экра-
не телевизора ты в городской суете тщеславно пытаешься
поймать взгляды узнавших тебя людей. Но их нет. Не сразу.
Постепенно тщеславие уступает место рутинности. Ты просто
работаешь. Уже не думая о популярности. Она находит тебя
сама, когда ты вдруг ловишь тему или темы, которые небез-
различны телезрителям.
У меня это произошло после получения времени в «Рус-
ском видеоканале» в передаче «Новости за неделю». 15–20
минут прямого эфира. Здесь я чувство-
вал себя гораздо свободнее, чем на эфирах выпусков АК! Это
было мое - я просто получал огромное удовлетворение от ра-
боты. Я чувствовал аудиторию и знал, что ей говорить и что
она от меня ждет.
И вот уже тогда в городе стал ловить на себе взгляды
людей, возгласы: «О, это он!» Или в компаниях приходилось
отвечать на типичный вопрос: «Где-то я вас видел!» Более
старшие люди порой и сегодня задают мне эти вопросы: «Где-
то вас я видел»! Хотя и прошло уже четверть века. Не скажу,
что это не трогало. Было приятно. Творческому человеку нуж-
на эта обратная связь! Эта оценка труда. Эта энергетическая
подпитка. Потому что, делая передачу, ты себя отдаешь. И
надеешься на ее, энергию, возвращение в кратных размерах.
А тогда я шел с телевидения на день
рождения к Косте Примакову. Был конец декабря. Прошла по-
следняя передача перед новогодними праздниками. Я устал
от работы, на торжество опаздывал почти на час. Думал отси-
деться в сторонке с бокалом вина и поехать на троллей-
бусе № 3 домой. Но... К вопросу о популярности. В кафе ждал
стол, за столом сидели человек тридцать. Когда я зашел, все
блюда на столе были девственно не тронуты. Меня ждали.
– Здравствуйте, извините, так получилось... – Все мило
улыбаются в ответ.
– Ну что вы, что вы! Какая ерунда! Садитесь! Вовчик! –
это Костя дает понять окружающим о близости наших отноше-
ний. – Что будешь? Пить, есть?
Костя – в бывшем известный боксер. Чемпион Союза в
своем весе. Ученик знаменитого тренера Карла Лемана. С Ле-
маном я успел записать интервью и показать по телевизору
перед самой его смертью. Именно Примаков был инициатором
этой встречи. А самому Косте не повезло: в шаге от участия в
Олимпийских играх в Мексике за сборную СССР он случайно
практически оторвал себе палец на правой руке. Врачи сдела-
ли культю. Но восстановиться до конца Костя так и не смог. Но
любовь к тренеру осталась.
– Вовчик! Наливай! Скажи слово! – праздник начался.
Я должен говорить тосты, я должен быть приятным собесед-
ником. Всем улыбаться, всех выслушивать. Я не имел права
отсидеться в углу. Эти люди были моими благодарными зри-
телями. Я работал для них. Я был значим, только отстаивая
их интересы, рассказывая об их проблемах. Я любил людей, я
любил свою аудиторию. И она мне отвечала тем же!
Помнится, тогда праздник закончился в гостинице «Виру»
на 22-м этаже. Выпили много. Традиционно за Костей приеха-
ла жена и увезла домой. Мы с Володей Байбаковым (с еще
одним боксером-учеником Лемана) продолжили. Закончилось
все неожиданно дракой: в лифте пара муж и жена стали выяс-
нять между собой отношения. Мужчина ударил женщину. Я за-
ступился. Завязалась потасовка. Оказывается, мужчина был с
охранником. Куда-то делся Байбаков. Мне пришлось туго.
На следующий день в гости зашел Костя.
– Бодягой надо, бодягой! – посочувствовал он. На моем
лице, очевидно, были видны следы результата защиты жен-
щины.
Интервью с Игорем Шепелевичем, директор завода им.
Пегельмана, который только вышел из тюрьмы, где его дер-
жали по политическим мотивам, пришлось отменить. Новогод-
ние праздники позволили восстановиться. Происшествие ста-
ло для меня хорошим уроком: известностью надо дорожить
и уметь в любой компании держать дистанцию. Ибо себе ты
уже не принадлежишь! Ты становишься ответственным перед
людьми.
Определяющие, ломающие с хрустом судьбы моего поколе-
ния 90-е годы! Сегодня нам по сорок-пятьдесят лет. Мы вос-
питывались в одной системе ценностей. А сегодня живем в
иной стране, политической системе, с чем большинство из
нас никак не могут смириться. Быть кем и стать никем. Быть
чужеродным телом в стране, где оказался, порой случайно, –
это крест моего поколения, который мы все сегодня несем с
большей или меньшей степенью ответственности.
Как же ло-малась Эстонская Советская Социалистическая Республика?
Уже в конце 80-х годов стало ощущаться межнацио-
нальное напряжение, противостояние местной национальной
элиты и центральной власти. Был создан Народный фронт,
Комитет граждан Эстонии, который открыто призывал к вос-
становлению независимости Эстонии. И делал это методично
и откровенно. Раз в неделю проводились заседания Комитета
– я об этом рассказывал на телевидении. Среди членов Коми-
тета, таких, как Парек, Келам и др., было и несколько русских,
которые ничем не были замечательны. И что самое интерес-
ное, позднее они просто куда-то исчезли. Помнится, среди них
был некий Сась, который мне не раз говорил, что кухня наци-
ональной политики делается не здесь, кивая головой на Ко-
митет. Рецепты идут оттуда – и показывал пальцем на Запад!
Русская редакция АК работала в те годы, скажем так, под
легким давлением. Напрямую никто ничего не требовал. Но,
как говорится, давали понять. Так, весь состав редакции был
приглашен в соответствующий комитет тогда еще Верховного
Совета ЭССР, где депутат Тийт Маде внушал нам, что и как надо де-
лать. Да и на самом ТВ настроение эстонских коллег ощуща-
лось!
Советская власть в Эстонии бездействовала. Компартия
вышла из состава КПСС. Верховный Совет ничего уже не ре-
шал. Фактически Эстонией руководили Народный фронт и Ко-
митет граждан Эстонии. И произошло то, что и должно было
произойти. Эстония восстановила независимость! А началось
все с путча ГКЧП в Москве.
Это был август 1991 года. В понедельник 19.08.1991
было отключено центральное вещание. В телевизоре – ба-
лет «Лебединое озеро», перебиваемый выступлением членов
ГКЧП. Редакция русской АК ждет первых итогов путча. Выпуск
в 18.45 отменен. Подходят некоторые из эстонских коллег и
выражают солидарность. Работали: я, Наташа Гурович, Па-
вел Иванов, Рита Вяяр. Эфир отключен. Появился только на
следующий день к вечеру, когда стала проясняться ситуация.
Было жарко в прямом и переносном смысле. Вечером 20 ав-
густа находился в здании Верховного Совета ЭССР на Тоом-
пеа. Приблизительно в полночь была принята декларация о
независимости. Сразу приехал на ЭТВ. Зачитал ее в прямом
эфире. Текст был длинный, сырой, наспех сделанный перевод
с эстонского языка. Читалось тяжело. Коллеги были на месте.
Ночью все разошлись. В среду 21.08 утром вновь на работе.
Уже было понятно, что путч провалился. Приехал из Нарвы
Володя Вельман. Нас распустил, давая отдохнуть. Рота псков-
ских десантников покинула Таллинскую телебашню в пятом
часу вечера 21 августа. Вельман сделал об этом репортаж.
Тем самым власть расписалась в собственном бессилии.
Наступала новая эра – эра социальной несправедливо-
сти, национальной ограниченности и человеческой бесприн-
ципности.
Эпизод 12
В те времена, когда роились грезы
В сердцах людей, прозрачны и ясны,
Как хороши, как свежи были розы
Моей любви, и славы, и весны!
Есть люди, которых называют максималистами. Они ха-
ризматичные, неординарные, могут быть очень смелыми и
столь же трусливыми. Могут совершить подвиг, а могут пре-
дать, если поменяются обстоятельства. Могут любить до из-
неможения, до всего самого себя, без остатка. А могут вмиг
забыть. И удивляться – кто это? Какая любовь или дружба?
Не помню.
Прошли лета, и всюду льются слезы...
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране.
Как хороши, как свежи были розы
Воспоминаний о минувшем дне!
На телевидении я оказался во многом благодаря Влади-
миру Вельману. Это был 1986 год. Перестройка в стране со-
впала и с перестройкой в его личной жизни. Что-то как-то не
клеилось у Володи.
Рушилась страна, рушились браки. Очевидно, есть все-
ленские, планетарные люди, судьбы которых находятся в ре-
зонансном состоянии с землей обетованной. Да и здание теле-
видения находилось на улице Фельмани, что очень похоже на
Вельмана. (Думаю, ошибку вскоре исправят. И назовут: улица
гуманоида Вельмана.) Да, в нем было что-то космическое,
не мирское. Может быть, и поэтому мирское его так и терза-
ло, напоминая о себе. Мы стали хорошими товарищами. Такая
нормальная мужская дружба, которая требует совсем мало-
го – составить компанию, если девушек пара. (Помню, были
практикантки из Москвы. Ах, какие были девчонки!) Ну, и вы-
пить пару чашечек чая в одинокой холостяцкой квартире.
Вот такая квартира была тогда у Володи рядом с Алек-
сандро-Невским кладбищем. И как-то раз, выпив не одну чаш-
ку чая, решили мы пойти... нет, не по женщинам, что было бы
нормально для холостяка.
– Пойдем-ка на кладбище, – предложил Вельман. – Чего
мы одни-то пьем? Выпьем с великими!
Идея понравилась. Как же. С великими. И ведь под бо-
ком находятся. Лежат-скучают.
Захватив бутылку водки, слегка покачиваясь, два брен-
ных тела двинулись на встречу с великими!
Но дни идут – уже стихают грозы,
Вернуться в дом Россия ищет троп.
Как хороши, как свежи будут розы
Моей страной мне брошенные в гроб!
(Последние две строки выбиты на надгробии И. Северя-
нина.)
Рядом с этим камнем стояли двое пьяных мужчин и, допивая водку,
читали Северянина.
Один был лет на 20 постарше, у него был очередной развод,
истерзана душа, изрезанное тело. У другого все ладилось, он
был бесконечно удачлив. Прошли годы «Моей любви, и сла-
вы, и весны»... Как удивительна порой бывает жизнь! Старше-
го судьба подняла, вознесла и позволила быть известным и
счастливым. А более молодой скромно занял его место.
Как хороши, как свежи будут розы
Воспоминаний о минувшем дне...
Неисповедимы пути Господни.
Эпизод 13
Работе на ТВ сопутствовали разные забавные случаи. Об од-
ном из таких за давностью времени уже, очевидно, можно и
рассказать.
В кафе телецентра за столиком сидели две дамы. При-
близительно одинакового возраста – лет под пятьдесят. Мне
было 30, и, конечно, женщины такого возраста в те годы мною
не оценивались. Так, постольку поскольку – мимо. С дамами
за столиком сидел Вельман, который и окликнул меня:
– Володя, подсаживайся! Коллеги из Москвы с канала
«Содружество» приехали!
Я подсел. Дело в том, что мы достаточно много работали
для Центрального телевидения, отправляя в Москву новост-
ные репортажи о событиях в Эстонии. Поэтому из столицы
женщины приезжали к нам в Таллин и формально, и нефор-
мально. Как же – Таллин! Почти заграница!
Мы сидели за столом, покуривали, потягивали кофе с
коньяком и говорили о том о сем. В глазах женщин читались
легкая заинтересованность, желание неформального продол-
жения. Но возраст и внешность несколько отталкивали. Мало
за собой следящие, полноватые коллеги могли претендовать
только на галантность и комплименты Володи Вельмана, кото-
рого, в свою очередь, интересовало приглашение в Москву. На
канале практиковалось участие региональных журналистов
вести выпуски канала «Содружество», призванного укреплять
межреспубликанские связи братских республик. Я ни на что не
претендовал. Молодой, неопытный. С Вельманом бодаться не
хотелось. Да и ради чего?
Прошла неделя. Из Москвы на меня пришло приглаше-
ние вести такого-то числа выпуск канала.
Бывает, когда в молодости желаемое выдается за дей-
ствительное. Как же! Приглашают в Москву! Тебя оценили как
профессионала, журналиста! Просмотрели все твои матери-
алы! Оценена глубина твоих мыслей, широта познаний! Нос
непомерно задирается кверху. Уже коллеги становятся мало-
заметны. На съемки едешь, делая усилие над собой. Уличная
узнаваемость подливает масла в огонь.
В общем, звездность кружит голову и мешает жить. Но
жизнь быстро опускает тебя на бренную землю. Просто кида-
ет. Просто размазывает. И чем выше взлетаешь, тем больнее
падаешь!
Приехал в Москву. Не звезда, а звездище! До эфира сут-
ки. Думал, над выпуском буду работать, с текстом, с картин-
кой. Подводки писать. Куда там! Размечтался!
В Останкино меня встретила одна из тех, из кафе, жен-
щин и вкрадчивым и задушевным голосом сказала:
– Володя, вас сейчас устроят в нашей гостинице рядом
с телецентром. А мы с вами поработаем. Эфир завтра в 10
часов. Надо подготовиться! И предлагаю это сделать в нефор-
мальной обстановке у меня дома.
Я вдруг сразу обратил внимание, что ее лицо было по-
крыто легкой щетиной, редкие волосы были крашены хной.
При этом говоря, она курила, и на белом фильтре сигареты
были видны следы помады фабрики «Москва». Стало тоскли-
во. Но избежать работы и подготовки к эфиру уже не мог. Удав-
ка наброшена, и мертвая хватка женщины бальзаковского воз-
раста выхода не оставляла.
Что может быть коварнее квартиры с одинокой стареющей
женщиной для молодого мужчины? Три комнаты, накрытый
стол полон выпивки и закуски. Такая вот рабочая творческая
обстановка.
– Молодой человек! Вы знаете, – сказала женщина-ре-
дактор, закурив сигарету и пустив струйку дыма мне в лицо,
– материал уже смонтирован и сделан. Завтра вы просто за-
читаете текст, а я вам задам несколько вопросов. Вот и все,
мой дорогой.
Она посмотрела на меня взглядом удава на кролика,
придвинувшись ко мне. Я почувствовал ее легкое касание
большого бюста и понял, что работы не получится. Творчество
уступало место желанию женщины. Основная идея завтраш-
ней передачи была изложена одним коротким предложением,
и в следующее время ничего нового добавлено не будет. Пора
было уходить!
Мертвая хватка, обиженное самолюбие, неизвестно от-
куда взявшаяся физическая сила и уже закрытая дверь сде-
лали мое бегство с поля битвы почти невозможным. Я сопро-
тивлялся, как мог, пытаясь находить какие-то аргументы для
женщины, чтобы она оставила меня в покое и отпустила. И
смех и грех. В конце концов, через час, с обидой, я был отпу-
щен. Девственно чистым пришел в гостиницу и изможденно
рухнул на постель... Сегодня дмаю – зачем и почему так вел себя?
На следующий день эфир был никаким. Я чувствовал
себя уставшим, невыспавшимся. Все силы были оставлены
там, в битве за независимость! Ах, как я стал понимать это
желание республик быть свободными!
А женщина-редактор отработала, как положе-
но. Вот что такое опыт и профессионализм!
В Таллин я вернулся без звезд. Я понял всю условность
этого мира и свою ничтожную в нем роль.
Следующим в Москву поехал Вельман.
Эпизод 14
– А вас, молодой человек, я попрошу остаться, – сказала Женя
Хаппонен Сергею Середенко после недолгого оценивающего
взгляда.
С Сергеем мы были в гостях у Жени Хаппонен и и уже
собирались уходить. Судя по всему, Жене вдруг оказалось
нужным обсудить с Середенко с глазу на глаз очередную су-
масшедшую идею, генератором которых и был Сергей. «Ге-
нератор» остался генерировать. Я же поплелся домой, благо
жил совсем недалеко от Хаппонен.
Сергей был, а возможно, и остается в чем-то уникальной
личностью! В мою бытность работы на телевидении я не пом-
ню, откуда он появился, где и как мы с ним познакомились. Но
каждый раз, когда мы сталкивались в коридорах телерадио-
центра, разговор начинался приблизительно так:
– Привет мастеру! Не помню, говорил ли я тебе, что дол-
жен был встретиться с (дальше перечислялись известные
личности, начиная от завсклада в Маарду Лехи, заканчивая
опальным Ельциным). – У меня есть гениальная идея!
Идей меньшего масштаба у Сережи не бывало. Говоря
эту фразу, Середенко улыбался, плотно сжав, почти поджав
губы со щекой, и заглядывал вам в душу. На женщин это дей-
ствовало неотразимо и безотказно!
– Ты понимаешь, старик, тема сероводорода пока не
полностью , а я бы сказал – совсем! не раскрыта в нашей
жизни! Но я уверен, за ней будущее. И чем раньше ты за это
возьмешься, тем интересней станет наш быт. Ты войдешь в
историю. Мир будет благодарен тебе. Не переживай – я помогу
тебе! Я буду рядом с тобой! Я все знаю, я все сделаю.
Обычно это происходило на встречных курсах, я спешил,
жил сегодняшним днем, и тема сероводорода меня абсолютно
не привлекала. Тем более, когда это не требовало моего уча-
стия – Середенко готов был все сделать сам! Сергею требова-
лась сцена, нужен был эфир, который ему не давали. А если и
давали, то не так, не те и не в том объеме. Недооцененность
гения угнетала.
Есть люди, которые вроде как бы нигде и в то же время
они везде. Что-то происходит – они не в центре, но обязатель-
но сбоку; на празднике – они где-то рядом, они всегда есть.
Не в центре, но где-то... На телевидении ты работаешь, начи-
тываешь, что-то готовишь – но где-то в конце коридора обяза-
тельно мелькнет его силуэт.
Порой было такое ощущение, что, окажись я на Север-
ном полюсе, прежде меня там на раскладном стульчике будет
сидеть он – Сергей Середенко, который встретит меня слова-
ми:
– Привет, мастер! Ты не представляешь, как тема серо-
водорода актуальна для этих мест! И т.д.
Но однажды тема сероводорода была забыта. Очевид-
но, Сергеем она была успешно решена. Как-то где-то в недрах
теледома при очередном пересечении курсов я услышал:
– Старик! Я делаю свой канал. Это станет началом но-
вого телевидения, наступает эра телевизора! То, что было до
сих пор, – жалкое подобие того, что я сделаю. На это Юганцев
дает деньги. Мне нужен Мастер, который будет делать про-
грамму. Предлагаю тебе!
При упоминании Юганцева я понял, что дело может быть
серьезным. Тогда Николай был на плаву. Я согласился. Тема
сероводорода не обсуждалась.
В те годы только появился телеканал «Орсент», у кото-
рого можно было купить эфирное время. Помнится, в эфир он
выходил после окончания трансляции первого центрального
канала. Т.е. было это, как правило, после полуночи. Сергей
договорился с руководством «Орсента» о покупке времени.
Платил за это Юганцев. Просто.
Запомнилась наша первая встреча с руководством «Ор-
сента», на которой обсуждалась суть наших претензий на
эфирное время. Состоялась она в теледоме. Пришли двое:
Титов и человек в шляпе. К шляпе прилагалась замшевая
куртка американского образца, что в те годы было редкостью.
Пожав руки, слегка заикающимся, но уверенным голосом че-
ловек произнес:
– Фундаментальная идея нашего канала основана на де-
мократических принципах гуманизма вне зависимости от на-
циональности. Прогресс невозможен без толчка. Ввод свежих
идей в окружающий мир – наша миссия!
Начало обескураживало. Захотелось встать и спеть
«Весь мир насилья мы разрушим...»
Человеком в шляпе оказался Михаил Веллер, тогда еще
малоизвестный кому писатель. Со временем они с Титовым ра-
зошлись – что неудивительно. Публичность писателю вредит.
Мы договорились. Дело пошло. «Орсент» выходил в
эфир после окончания трансляции первого центрального ка-
нала. По субботам 20 минут после полуночи. Наша комна-
та-редакция располагалась на площади Свободы над кафе
«Москва». Тень рубиновых звезд работе не мешала.
Тематика была разная. Помнится, снимали фотографа
Сергея Маслова. Сессия эротической натуры. Не знаю уж как,
но вместе с фотомоделью пришла случайная подружка, кото-
рую так захватил процесс съемки, что она сама разделась и
предложила свое бренное тело фотографу. Сергею ничего не
оставалось, как и ее снять. Ах, как она старалась!
Пытались говорить о политике. Этого хотел Юганцев.
Собственно говоря, ради этого он и покупал время. Но Тито-
вым политика пресекалась:
– Вы что, с ума сошли? У меня лицензию отберут! Давай-
те лучше про голых женщин!
В конце концов тематические разногласия между жела-
емым и возможным закончились отказом Николая Юганцева
финансировать проект. У нас с Середенко денег не было. Ди-
ректор канала Виктор Титов отказался покупать программу. И
мы ее закрыли.
Тема сероводорода вновь оказалась актуальной.
Эпизод 15
Вступление
Эх, путь-дорожка! Почти фронтовая... Еще один штамп: «жур-
налистскими тропами». Как в разведку сходить тропою парти-
занскою. Где-то проползая то в лесу, то по склону горы. Огля-
дываясь по сторонам, прижимая к сердцу исписанный клочок
бумаги со словами: «Жди меня и я вернусь, только очень
жди...» Скупая мужская слеза стекает по лицу и падает на
ствол парабеллума. Механизм клинит. Застрелиться не уда-
лось. Жизнь продолжается! В журналистике.
Основная часть
Пересечения судьбы, возникающих энергетических точек-цен-
тров, в которых завязываются отношения, – я уже упоминал
об этом – в журналисткой практике огромное множество. Одни
проходят мимо, забываются, другие же врезаются в память и
живут с тобой с разными эмоциональными оттенками. Как хо-
рошими, так и плохими. У меня есть в памяти поступки, за ко-
торые мне стыдно. Но это как-то больше связано с бизнесом.
Деньги, искушения...
До сих пор стоит перед глазами лицо женщины с глаза-
ми, полными слез. Ко мне за деньгами ее послал, не преду-
предив, В. Д. Ер-в. Я возмутился и денег не дал. Что-то резкое
сказал. Женщина заплакала и ушла. Косвенно не я создавал
эту ситуацию. Но обидел ее я. Спустя 20 лет прошу прощения,
но это было после, а в журналистике...
Можно обидеть словами. Помнится, была когда-то об-
увная фабрика «Коммунар». Я сделал репортаж с производ-
ства. Была фраза, которая очень обидела директора-женщи-
ну: «...фабрика выпускает такую обувь, которую могут носить
только коммунары...» Не знаю, по чьей вине, но через год по-
сле этого фабрику закрыли.
Будучи журналистом, ты работаешь среди людей. С
людьми. С кем-то сложнее, с кем-то проще. Кто-то наговари-
вает, как с листа, – в эфир без монтажа можно давать. Кого-то
же надо готовить, перезаписывать. И где-то там, в конце, полу-
чить желаемый результат. В моей практике бывало даже так,
что лучшие записи, эмоциональные, живые, получались тогда,
когда человек не знал или не обращал внимание на включен-
ный магнитофон или камеру! Помнится, адмирала И. И. Мер-
кулова я как-то записал на магнитофон на яхте сразу после
ночного перехода из Таллина в Кярдла. За столом, с байками,
по-морскому сочно. Пробовали записать на видеокамеру спу-
стя годы в Таллине – не получилось. На мой вопрос последо-
вал ответ:
– Мне не нравится, как был сформулирован вопрос! –
Дальше последовал короткий ликбез, как надо задавать во-
просы.
– А отвечу я так. – Дальше адмирал стал говорить о сво-
ем. Но это уже не представляло интереса. С Иван Иванычем
мы – хорошие друзья.
Кажется, Познер также признавался, что основные неу-
дачи у него были с близкими друзьями. В частности, с Урган-
том.
Хочу рассказать об удачах. Их было много. Большая
часть. Запомнились разговоры с Лаури Леэзи. Педагог, дирек-
тор и основатель Французского колледжа. Удивительный че-
ловек! Такого вселенского масштаба. Мудрый человек Мира.
Если бы прислушивались к нему в Эстонии!
Или интервью с А. Кашпировским, после которого он мне
подарил свою книгу с дарственной надписью: «Человеку, уме-
ющему задавать вопросы!»
Заметил: журналист, берущий интервью, не должен вы-
глядеть умнее собеседника. Более того, как бы это помягче
сказать, казаться недалеким в теме, но быть при этом абсо-
лютно любопытным. Даже если тему знаешь лучше собесед-
ника! Ибо раскрывает ее не журналист, а интервьюируемый.
Журналист – помощник в этом, посредник, проводник.
– Ах, что вы говорите! Неужели? Как метко подмечено! –
ключевые реплики удачного интервью. А вот с друзьями это не
проходит. Ведь знают же, черти, тебя как облупленного!
Более подробно хочу рассказать о человеке, с которым
профессиональные отношения переросли в дружеские.
В моей двухкомнатной квартире на небольшом диване
сидела семья из четырех человек, еле умещавшаяся на нем.
Но дискомфорта не чувствовалось! Мальчик и девочка весело
смеялись, о чем-то говоря между собой по-шведски. Женщи-
на, уже в возрасте, которую можно было принять как за маму,
так и за бабушку, вежливо, но по-доброму улыбалась. Было
непонятно, понимает ли она русский язык или нет. Отнекива-
лась, однако на шутки, сказанные на русском языке, эмоцио-
нально реагировала.
Совершенно просто и по-свойски вел себя глава семей-
ства! Лысеющий, с высоким лбом и очками, он смеялся во
весь голос, как мне казалось, по поводу и без повода.
– Волоодья! – говорил он мне на правильном русском с
легким шведским акцентом. – Когда я жил в Москве, у меня
был офис. Как-то раз раньше времени пришел на работу, а
дверь закрыта, не могу открыть. И вдруг она открывается, а
оттуда выскакивают в рабочей одежде четверо с чемодан-
чиками. «Мы сантехники – унитаз и кран с душем чинили!» –
бросают на ходу и вниз бегом. Волоодья! Но ведь я же их не
вызывал! – глава семейства снова заливался смехом. То ли
ему было смешно оттого, что прослушивающую аппаратуру
устанавливали, да прокололись из-за неожиданного прихода
хозяина, то ли оттого, что стали без его ведома чинить якобы
сантехнику и опять же прокололись!
Было это на мой день рождения. В гости ко мне со сво-
им семейством пришел шведский банкир Бу Краг. Вице-прези-
дент «Свенска хандельсбанкена», великолепный собеседник,
отлично владеющий русским языком: «Так, в армии выучил!»
– скромно объяснял это он. Судя по объяснению, вся швед-
ская армия вскоре запросто сможет перейти на русский язык
общения!
В Эстонию Бу пригласили помочь провести денежную
реформу и организовать новую банковскую систему, то есть
выйти из социализма и придти в капитализм. Я же Крагу пре-
доставлял телевизионную трибуну для объяснения этой му-
дреной задачи. И было это в каждый его приезд в Эстонию. А
договаривались мы так:
– Волоодья! Следующий раз я приеду в Эстонию через
полтора месяца. – Краг доставал свою записную книжку и за-
глядывал в нее. То есть через 45 дней, такого-то числа в 13.45
мы с тобой можем встретиться в гостинице «Палас».
И не было случая, чтобы он на нее не приходил или опоз-
дал!
Дружба продолжалась года два. Наши пути-дорожки ра-
зошлись, когда я ушел из журналистики в строительство. Бу
по-прежнему приезжал в Эстонию рушить старое и создавать
новое. Слышал, что у него была онкология, но с ней он успеш-
но справился.
P.S.
Одна маленькая ремарка: первая жена у Крага была
русская женщина, москвичка Ирина Краг. Позднее она ушла
в бизнес, став на сегодня одной из богатейших женщин Рос-
сии. Начав с ресторанного дела в Швеции, вернувшись в Мо-
скву, Ирина создала сеть фитнес-клубов «Планета-фитнес»,
успешно работающих до сих пор!
Эпизод 16
Некоторое отступление от темы
Как-то делал интервью с актрисой Александрой Яковле-
вой (между прочим, по третьему мужу – Аасмяэ). Записал в го-
стинице «Олимпия», вечером дал в эфир. На следующий день
звонок актрисы в редакцию:
– Можно еще раз меня записать?
– Зачем?– спрашиваю я.
– Я не то и не так сказала.
– Вы опять будете меня обманывать? – спрашиваю я.
На той стороне, подумав, положили трубку. К чему это я?
Меня порой удивляет человеческая беспечность, лукавство, а
если просто – глупость. Грешат этим больше, по моим наблю-
дениям, женщины. Мужчины более прямолинейны. Заигрывая
заигрываются. Играют роли с одними одну, с другими – дру-
гую. С мужем третью. Начиная лукавить, уже сами не понима-
ют, где реальность, а где выдуманная история со счастливым
концом. Для многих это становится привычкой. Посмеяться,
поржать, развести лоха-мужчинку. Только когда это боком на-
чинает выходить – в семье проблемы возникают, окружение
вдруг не так реагирует, как хотелось бы... (как в нашем случае),
наступает отрезвление: ой! что же я натворила-наговорила?
Зачем обманывала?
Зачастую видишь эту ложь. Понимаешь, что это такая
женская игра. Подыгрываешь, когда это не столь важно для
тебя. Но бывает, когда границу допустимого переходят и забы-
вают вернуться. Тогда хочется спросить у таких: разве мама
вам не говорила, что обманывать нехорошо. Что по жизни
надо быть честным. Не врать, не предавать. Чтобы потом не
было мучительно стыдно за сделанное и сказанное. И не об-
винять обстоятельства, не начинать придумывать небылицы,
искать виновных. Не отвечать на вопросы. И бросать в ответы:
«Как ты мог подумать?» Будучи уличенной: «Ах, какой же ты
бессердечный и злопамятный! Прощать не умеешь».
Грешить здорово и весело. А вот отвечать боимся. Таки-
ми стеснительными вдруг становимся! Очевидно, не следует
делать того, за что придется краснеть перед миром и Богом!
Мне порой кажется, что многие наши недоразумения
происходят от нашего неприятия того, что мы являемся обла-
дателями и носителями различных нравственных ценностей.
То, что для одних является нормой, для других может быть
совершенно неприемлемым! Всплывают такие слова, как то-
лерантность, терпимость. Но в каких рамках? Очевидно, в тра-
диционных границах того социума, в котором мы существуем.
Понять другого – значит, открыть для себя его мир со
своими нравственными ценностями. Христианские, мусуль-
манские, иудейские, атеистические и т.д. Свободные отноше-
ния до брака, в браке – для кого-то это такая же норма, как
для мусульманских женщин – паранджа или хиджаб. А уж при-
нимать это или нет, мириться с этим или нет – дело совести и
воспитания каждого из нас. Александра Яковлева мне больше
не звонила. Для нее игра в жизнь продолжалась.
Эпизод 17
Дорога на войну
Работа на телевидении – это съемки, особый круг общения,
узнаваемость, связи. Привилегия журналиста в том, что перед
ним нет закрытых дверей. Будь то предприятие или дверь ми-
нистра. Рийгикогу или квартира простого обывателя. С попу-
лярностью это становится еще проще. Да если еще без крити-
ки! Будут предлагать выпить, а затем носить на руках. А могут
предложить снять фильм и за это заплатить. Что совсем было
нелишне! Зарплаты были не ахти какие высокие. Так, в пре-
делах 200 рублей. Помнится, после перехода на евро первой
зарплатой в кронах стала сумма в 3000 ЕЕК. Поэтому возмож-
ность подхалтурить использовалась. Иногда делалась так на-
зываемая скрытая реклама, когда под предлогом событийного
репортажа рекламировался какой-либо товар, помещение или
событие. Но за этим достаточно внимательно смотрели и при
очевидных признаках разборки были серьезные!
Можно было официально снимать подобие рекламы и
получать за это гонорар. Но почему-то он не должен был пре-
вышать 3000 рублей. Но и это можно было обойти, договорив-
шись напрямую с заказчиком. Так я, помнится, и заработал
на свой первый автомобиль «запорожец», сняв 15-минутный
фильм о заводе им. Калинина. Машина стоила 5000 рублей. ТВ
мне заплатило 3000. Простая схема довела эту сумму до 5000.
Но наиболее интересной для меня во всех отношениях
стала поездка в Нагорный Карабах, где я оказался по просьбе
С Ниязи Гаджиевым, председателем азербайджанской общины
в Эстонии на празднике Навруз-байрам. 1989 год.
Со своими азербайджанскими друзьями на
празднике Навруз-байрам. 1989 год.
своих азербайджанских друзей. Меня попросили снять фильм
о вооруженном конфликте в этой автономной области. Я со-
гласился и поехал на войну!
Стол ломился от еды и выпивки. Он был большим, оваль-
ной формы. За столом сидели человек восемь. Четыре пыш-
ногрудые, выкрашенные в белый цвет и со слегка накинутыми
на тело платьями девицами и серьезная публика – двое муж-
чин были облачены в прокурорские мундиры, остальные двое
были просто в черных костюмах и черных рубашках. Но по ли-
цам и глазам, некоторой сдержанности в поведении и оцени-
вающему взгляду угадывались серьезность и влиятельность
встречающих меня людей.
Баку, 1992 год. Рушился Союз, национальные окраины
пытались делить неподеленное. Не найдя компромисса, заин-
тересованные стороны брались за оружие. Вспыхивали воо-
руженные конфликты, один из которых был в Азербайджане
в Нагорном Карабахе. Автономная область, населенная пре-
имущественно армянами, стремилась воссоединиться с Ар-
менией. Азербайджан всячески этому противился, считая об-
ласть своей территорией. Вспыхнула война, которую и должен
был я показать.
С собой у меня была видеокамера VHS-C и абсолютная
уверенность в том, что со мной ничего не произойдет!
Встреча после моего прилета в баре бакинского цирка
продолжалась недолго.
– Дорогой! Ешь, кушай! Ты – наш гость, здесь все твое!
И должен заметить, это было действительно так. В Азер-
байджане гость – дело святое. Это чувствовалось на всем про-
тяжении моей командировки. Тем более обремененной такой
миссией – съемка фильма о войне.
– Хочешь – шашлык, хочешь – вино!
Это, пожалуй, были единственные слова, сказанные на
русском языке. Разговор шел на азербайджанском – очевидно,
решалась моя судьба: куда направить. Интересно, что никто
не пил спиртного, а женщины напоминали больше манекенов,
посаженных за стол для красоты. И только живые заинтересо-
ванные взгляды выдавали их бренную плоть.
– Наверное, наш гость устал, и ему с дороги следует от-
дохнуть, – вспомнили обо мне.
Я облегченно вздохнул. После перелета я действительно
слегка устал, да и было очевидно, что продолжение застолья в
баре не предполагало моего присутствия.
С одним из мужчин в прокурорском обличье мы вышли
из-за стола и направились в гостиницу – интурист «Баку», ко-
торая находилась недалеко от цирка. Расположенная на хол-
ме, гостиница была в те годы лучшей в Баку.
То, что произошло дальше, запомнилось мне на всю
жизнь! К зданию подошли пешком. На входе швейцар хотел
спросить, куда. Но, увидев спутника, осекся и куда-то испарил-
ся. Мы поднялись на третий этаж к директору. По дороге про-
курор бросил: «Я его сажал...» «Кого?» – полюбопытствовал
я. – «Директора!»
Зашли в приемную. Секретарь было встала из-за стола,
но сразу села, проводив нас до кабинета широко открытыми
глазами. Прокурор ногой открыл дверь, и мы вошли в боль-
шую комнату. За столом сидел невысокого роста лысеющий
человек и читал газету. По мере того как он поднимал на нас
глаза, его тело все больше и больше опускалось куда-то со
стула вниз, под стол. Голова ложилась на газету и почти рас-
творялась в ней.
– Ах, как я рад вас видеть, дорогой Рафик Саидович! Как
рад, как рад! – При этом голова директора окончательно ис-
чезла под столом.
– Фархад, к нам приехал гость. Его надо поселить, – бро-
сил прокурор, не сказал ни слова, повернулся и вышел, оста-
вив меня один на один с директором.
– Ну, конечно, ну, конечно, – начал было директор, но,
увидев спину ушедшего прокурора, перевел дух и взялся за
телефонную трубку.
Меня поселили в двухкомнатном номере люкс с велико-
лепным видом на Каспийское море.
На следующий день повезли в Сумгаит, который был со-
вершенно пустым. Не так давно в нем прошли армянские по-
громы. Ночевал в гостинице. Тоже в люксе. Но в этом люксе от
люкса были только стены. Кажется, я был первым посетите-
лем в нем за последние месяцы.
А дальше началась дорога на войну. Меня сопровожда-
ли два молодых парня. И для них это была полнейшая отду-
шина. Сопровождать гостя! Да, видно и финансово поездку
обеспечивали! По дороге в Шушу мы останавливались около
каждой чайханы! Волшебное слово «гость» действовало без-
отказно.
Заехали в учебную часть подготовки бойцов для нацио-
нальной армии. Принял и снял парад. В ногу идти получалось
не у всех. Да простят меня азербайджанцы – но как-то не пока-
залось мне делом этого миролюбивого народа армия и война.
Все как-то не то и не так. Имею право сказать это, отслужив
два года солдатом и два года – офицером. Ладно...
Вечером – застолье. Летняя кухня. Приглашают меня
за угол. Стоит привязанный к столбу баран. К нему подходит
боец, вытаскивает нож и на моих глазах перерезает барану
горло. Такая традиция: гость должен это видеть. Стало как-то
не по себе.
Дальше был стол без спиртного, свежеподжаренное
мясо с зеленью, чай. И очень молчаливая публика. Больше
наблюдали за мной, как я ел. Для них я был человеком из дру-
гой жизни. Не помню, где ночевал. Ночью были слышны ав-
томатные очереди. Так инструкторы приучали новобранцев к
выстрелам.
На следующий день я все-таки добрался до передовой.
Разрушенный город. Сидим в окопе с пулеметчиком. Переми-
рие. Тихо. Метрах в трехстах армянское селение. Что-то надо
снять. Прошу пулеметчика: «Постреляй!» Он высунулся из
окопа и дал пару очередей. Я снял. Надеюсь, мы никого не
задели.
Затем прием у главы администрации района. Черно-бе-
лое объяснение ситуации, показ карты и заключительный ак-
корд: из ящика стола достается увесистая пачка и передается
мне.
– Дорогой! Заранее спасибо за работу! Вы проявили хра-
брость и волю. За это наш маленький подарок!
Уже в машине шофер мне передал трехлитровую закры-
тую обычной пластмассовой крышкой банку с вином «Агдам».
– Слушай, дорогой, прямо с завода!
Назад в гостиницу «Баку» одноименного города я прие-
хал без приключений. Первые дни я просто отдыхал, потяги-
вая стаканчик за стаканчиком «Агдам». В номере меня никто
не тревожил. Было такое ощущение, что в гостинице я мог бы
жить бесконечно долго. Но надоело. Пошел купил билет на са-
молет и улетел домой, благо 5000 рублей в конверте хватало
на все. Между прочим, литра полтора портвейна я привез до-
мой.
Кино я сделал и показал по телевизору.
Эпизод 18
Оптимистическая трагедия
(Итог)
Шел дождь. Мелкий, моросящий. Стройка встала. Машины, ко-
лесная техника и даже гусеничная вязли в этом волгоградском
степном черноземе. От бытовок до панельных строящихся до-
мов приходится добираться с трудом. Резиновые сапоги вязли
в черной жиже. Порой пытаясь вытянуть ногу, сапог оставался
в земле. И тогда приходилось проявлять чудеса акробатики,
чтобы вставить обратно ногу в сапог. Или по грязи, яко по суху,
босиком. Стройка. Всепогодная, шумная, грязная, пыльная... В
Волгограде строим городок для военных, которых выводят из
Германии. Шел 1993 год.
Телевидение, студия, веселая беззаботная редакторская
жизнь, популярность, узнаваемость – все это в прошлом. Твоя
республиканская значимость и известность здесь на стройке
превратилась в никому не нужную пыль и грязь, которую ме-
сишь резиновыми сапогами. Она не нужна турецким рабочим,
с кем ты живешь в одной грязной ПТУ-шной общаге. Она не
нужна финнам, которые руководят тобой. А ты, экс-журналист,
редактор, ведущий, являешься всего лишь замруководителя
проекта субподрядной сантехнической фирмы «Тасмо». И
только удивленные глаза русских рабочих из Эстонии напо-
минают о былом: «Ты? Чего ты здесь делаешь? А, журналист
меняет профессию. Писать, снимать будешь! Как ты попал
сюда?» И каждый раз мне приходилось объяснять, что я – на-
На приеме в Таллинской ратуше по случаю избрания нового
состава Таллинского городского собрания. 1993 год.
стоящий инженер-строитель, что я – свой, «буржуинский» и я
действительно работаю строителем. Но, по-моему, до конца
этому так никто и не верил.
После ухода с телевидения в профессию, которую я по-
лучил в институте (инженер-строитель ПГС), Волгоград стал
моей первой стройкой. Причина ухода банальна и проста: по-
сле денежной реформы заработки журналистов были мизер-
ные. Отменили гонорары, которыми можно было приподнять
зарплату. Но, пожалуй, самое главное – после восстановления
независимости в Эстонии статус русскоязычной журналистики
оказался практически нулевым. Надо было быть или «за», или
«никак». Я был «никак» и поэтому ушел. Работать стало неин-
тересно. Она для меня потеряла всякий смысл. Спуск с горы
интересен только для спортсменов на горных лыжах. В жиз-
ни же нет ничего более болезненнее падения с достигнутых
работой высот, потери положения, статуса. Кто был всем, тот
стал никем. Если при этом еще разваливается семья. Говорят
же: «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен!» Я все это испытал
сполна!
Адаптация к новой жизни была нелегкой. За первой
стройкой в Волгограде была Самара, затем – Когалым в За-
падной Сибири, Петербург, Москва, Украина, Голландия, Иван-
город. И каждая стройка – новая жизнь и новая история. Более
или менее интересная. Но всегда это нервно, тяжело. Коман-
дировки, соответствующий быт. Все временно. И даже женщи-
ны. Стройка – это мужское дело для сильных.
Но были и свои приятные промежуточные профессио-
нальные итоги. Удачно отработав в Западной Сибири, где-то
в году 95-м я создал собственную фирму, которая называлась
«Паюурб». Получил подряд в Когалыме. И предоплату в 1 млн
крон. Это было незабываемое ощущение! Еще вчера счита-
лась каждая крона. Которых всегда не хватало. И вот вы при-
ходите в банк и видите на своем счету 1 млн крон.
1 000 000 EEK! (Курс, если кто не помнит: 1 евро – 15,6
ЕЕК.) Помнится, еще не веря своим глазам, я снял крон 20.
Да, все получилось. Все было настоящим. Я – миллионер! Из
банка я шел, не чувствуя под собой ног и не видя окружающих.
Это было то самое ощущение седьмого неба, которое можно
почувствовать, только это пережив! А дальше... Дальше был
бизнес, Эстоно-Российская палата предпринимателей, где я
был председателем ее правления; политика, участие в созда-
нии новой партии...
Но это уже другая история.
Редакция и др
© Copyright: Владимир Поляков 3, 2019
Свидетельство о публикации №219032002127
Свидетельство о публикации №219032002127
Рецензии