За смородиной к медведю

      – Вот о чём я тебе и толкую, Семёновна. Аннушка мне вчерась все уши прожужжала «не ходи, мол, не ходи, медведёв-то,  нынче, видимо-не видимо», – наставляла подругу Нина Сергеевна, лихорадочно жестикулируя руками, – да и как не поверить, с утра до; ночи по телевизиру трындят, что пожары в соседней области небывалые. Всю живность-то с места и посогнали, вот медведя;-то и прутся, и река им не помеха. Помнишь, в прошлом годе прямо у пристани одного застрелили, матёрый такой. А, кабы, ночью переплыл да пошёл по посёлку?  О-о-ох, и не приведи Господи!
      – Да-а-а, уж, – проговорила Семёновна,  согласно кивая головой, – в каком это годе у Коломийцевых медведь клетки с кролями разорил? В позапрошлом ли? Всех до единого подрал. Пёс у них хоть и крепок, да и тот, с перепуга, под стаюшку забился – три дня сидел, выманить не могли.
      – А ну, посторонитесь-ка, красавицы! – раздался твёрдый мужской голос. – Вон на скамейку садитесь да и болтайте на здоровье, чего тут под окнами толкаться, – продолжил крепенький, среднего роста старичок, приставляя к завалинке новую оконную раму.
      Дядю Митю в посёлке знали все. До выхода на пенсию работал он слесарем в местном лесопункте. Мастеровитый мужичок. Механизмы любые отладить умел, да и по электрической части слыл докой. Человек он был безотказный, вот и обращались к нему все кому не лень: то – технику бытовую починить, то – автотранспорт «подшаманить» или по какой другой технической части подсобить.
      Вот и сегодня он не сидел без дела. Как Манька-продавщица выкупила поселковый магазинчик, да завезла туда всякого товара, так и дня не проходило, чтобы она дядю Митю не кликала:
      – Ты, уж, не откажи, Митрий Иванович, приди, сделай милость, а я уж тебя отблагодарю.
      Марья и впрямь была женщиной тороватой. За труд платила щедро, а работы было в избытке. В прежние времена за магазином не следили, по причине отсутствия средств. Здание обветшало: козырёк над входом покосился, рамы оконные подгнили, да и крыша, хоть и была крыта оцинкованным железом, всё же стала местами подтекать.
      Вот и сегодня, придя пораньше, дядя Митя занялся подгонкой новой оконной рамы. Приставив к простенку лестницу-стремянку, он принялся за работу, время от времени прислушиваясь к бабьему разговору.
      В это время к собеседницам присоединилась ещё одна соседка. Так уж повелось, что поселковцы «слабого пола», частенько собирались возле магазина. Эта торговая точка, находящаяся в самом центре населённого пункта, была единственным и самым популярным местом женского общения. Здесь можно было узнать последние новости,  пройтись по деревянному тротуару, как по подиуму, демонстрируя очередную обновку.
      – Так вот, что я вам скажу, бабоньки, – брешет  Аннушка. Вот ты мне скажи, Нина Сергеевна, какая баба в лес попрётся, коли там медведи шастают. Мы, вчерась, после обеда, пошли с моим Федей сено собирать за огородом. Только первую копёшку завершили, глядь, идут подруженьки – Анна с невесткой. Да не просто идут, а по корзине тащат. Мы-то с Фёдором присели за копной, они нас и не заметили. Через свой огород и пошли, а корзины-то – полнё-о-охоньки! Вот и спрашивается: зачем такой круг делать? По посёлку, чай, ближе? Знать, ходят они в тот ягодник, что по просеке за шпалоцехом, а нас медведя;ми пужают, не ходили, чтобы, в лес. А сегодня, с утра пораньше, сынок и повёз её в город. Видать на рынок, ягодой торговать. Вот и думайте, вот и кумекайте.
      – Думай не думай, а боязно! Вдруг, и впрямь медведи ходят? – тихо пролепетала в ответ Нина Сергеевна, с опаской оглядываясь по сторонам.
      – А, вот, попомните мои слова! Голову на отсечение отдам, коли завтра, спозаранку, эти девицы снова в смородник не попрутся, – продолжила соседка.
      Семёновна поднялась, потянулась и принялась ходить взад-вперёд, разминая затёкшие ноги:
      – Что ни говорите, а ягода нынче засыпная! У меня в конце огорода старый куст сидит. Дряхлый куст, завалящий, да и тот нынче заплодоносил. А ягода, во! – похвасталась Семёновна, образовав кружок с помощью большого и указательного пальцев.
      Соседка, украдкой оглядевшись, поманила подружек пальцем и, обняв их за плечи, прошептала:
      – Завтра, коров пораньше подоите и ко мне. Как Аннушка с невесткой пойдут, так и мы следом за ними двинемся. Только ни кому – ни гу-гу.
      Магазин открылся, и бабы двинулись за покупками, нарочито громко говоря о каких-то бытийных мелочах, не связанных с предыдущим разговором.
      – Ох, и хитрющие же эти чёртовы создания, – подумал дядя Митя, лукаво улыбнувшись, – ну, погодите ужо, устрою я вам ягодник.
      Дмитрий Иванович был человеком добродушным и большим любителем пошутить. Вот и сегодня, слушая бабьи разговоры, он уже придумал, что бы такого потешного сотворить.   
      С утра пораньше, как только пропели по посёлку петухи, дядя Митя и его закадычный дружок Костя Коломийцев, прихватив двухведёрные корзинки и старые, видавшие виды берданки, двинулись к смороднику. Сразу за цехом шпалопиления, больше походившем на полуразвалившийся сарай, начиналась просека, вдоль которой возвышались металлические опоры линии электропередачи. Просека заросла тальником и другим кустарником, местами наклонившимся над самой тропинкой, протоптанной за долгие годы собирателями ягод.
      Не прошло и получаса, как друзья вышли на широкую поляну, со всех сторон обрамлённую густыми кустами рясной смородины.
      – Глянь, Митрий, грозди, что виноград! А крупню-ю-щие, – воскликнул Константин, поднимая ветку смородины, упавшую на землю под тяжестью ягод, – помнишь, на нашей погранзаставе виноградник рос, так, пожалуй, эта ягода даже ядрёней будет того винограда!
      Перебросившись ещё парой-тройкой малозначительных фраз, мужики принялись собирать смородину. Солнце, выглянувшее из-за верхушек деревьев, засияло ярким светом, предвещая жаркий погожий денёк. В кустарнике стало душно. Терпкий запах смородины обволакивал тело, навивая сонливость. Наступило полное безмолвие, и только еле слышно нашёптывала свою девичью песенку невысокая осинка, шелестя молодыми, серебристыми листочками.
      – Кажись идут, слышь Митрий, – полушёпотом проговорил Константин, подползая к другу на коленках.
      – Слышу! Вон они, в начале поляны. Кричат на всю округу, – ответил дядя Митя и продолжил, – ты вот что, Котька, тихонько подойди вон к тем берёзкам, а как я зарычу по-медвежьи, ты их и потряси, а потом и в кустарнике пошарошься…  да погромче.
      Бабы остановились передохнуть:
      – Здеся, что ли, начнём, – громко проговорила одна из подружек.
      – Не-а, пойдём подальше, здесь-то, наверное, Аннушка уже всё повыбрала. Странно, что сегодня оне не пошли, понабрались, должно быть.
      – Да и то верно, – поддакнула Нина Сергеевна, – даже отсюда видно, что весь кустарник полёг, тяжёл, знать.  Всем посёлком можно затовариться.
      Поправив одёжку, женщины двинулись дальше. И тут, метрах в ста пятидесяти от них, за высоким кустарником,  закачалась берёзка, следом другая, потом третья и, чуть погодя, из кустов донёслось негромкое, но злобное рычание. Бабы присели от неожиданности. Медвежий рык медленно, но уверенно приближался. Шелест и треск веток надвигался на них, как казалось, с чудовищной быстротой. Испуганно завизжав, бабы, побросав корзинки, бросились наутёк. Очнулись ягодницы, только миновав шпалоцех.
      – Ух, ты! И впрямь медведи. Как выскочил один на тропинку, да огромный такой – сердце в пятки ушло. Хотя, сдаётся мне, не один он там был,  – протараторила Семёновна, всё ещё отдуваясь после такого марафонского забега.
      – Ага, а второй в кустах сидел! Сама видела, рыжий такой и борода, как у моего свёкра. Как глянул на меня, так я чуть не обделалась от страха. Корзинку, вот, жалко,  – поддакнула Нина Сергеевна.
      – Да, чёрт с ними, с корзинками! Слава Богу, живы остались! И так кое-как ноги унесли, – пробурчала другая подружка, ускоряя шаг.
      Дальше, до самого дома, шли молча.
      На следующий день у сельмага собралась добрая половина жительниц посёлка. Весть о нападении медведей мгновенно пронеслась по дворам, будоража умы и обрастая невероятными подробностями. Поднялся невообразимый гвалт. Бабы тараторили одновременно, стараясь перекричать друг друга. Каждая вспоминала свою, самую умопомрачительную, самую значимую, самую интересную историю. И только дядя Митя, сидя на крыше, весело смеялся, глядя, как ягодницы изображали напавшего на них медведя. Через некоторое время он постучал по железу крыши деревянной киянкой и прокричал:
      – Эй, вы, медвежатницы! Корзинки свои заберите! Вон они, под скамейкой стоят.
      Знавшие ухватки Дмитрия Ивановича бабы, разразились оглушительным смехом. Их дикий хохот ещё долго летал над посёлком, сопровождаемый таёжным эхом, отдалённо напоминающим злобное медвежье рычание.