Загадочный камень

                Глава 1
                «Необычный день»
                «Бывает, мы и верим в чудо,
                бывает, даже его ждём.
                А как настанет – нам аж худо,
                так как, на самом деле, знаем
                очень мало обо всем!»
                ***
В канун преддверия Рождества в одном из мегаполисов восточноевропейской части нашей планеты стояла великолепная, свежеморозная зима. Снега выпало предостаточно, и солнечные лучи, смешиваясь с лазурным отблеском ясного неба, искрились на белых мховых коврах там, где не ступала нога пешехода. Там же, где торопливые ноги прохожих суетливо перебирали по заснеженным почти по колена дорожкам (бедные, утомлённые и скупые городские чиновники не успевали заботиться о чистоте улиц), всё превращалось в серо-мутно-бежевую субстанцию, через которую всё те же пешеходы, утопая и скользя, пробирались по своим делам. Словом, суета царила внизу у подножья деревьев растущих в достаточно уютном сквере, разбитом в память об одних бунтарях оставивших свой след в истории в начале прошлого столетия. Посреди этого сквера, в разных его частях, были удобно расположены выходы со станции метрополитена, которые незаметно для человека бывшего здесь впервые, укромно утопали в сугробах меж чёрных угрюмых стволов деревьев.

Вверху же, вопреки людской суете, царило полубожественное умиротворение: среди взятых в плен инеем веток крон деревьев, живописно припорошенных снегом и раскинувшихся огромными шапками-шатрами, время, казалось, замедляло свой ход. Здесь не было слышно хруста и шелеста снега под спешащими ногами, и обрывков договаривающихся о чём-то по мобильному телефону пролетающих мимо голосов, не было здесь и следа от той безумной, создаваемой прохожими беготни и сутолоки, что мельтешила там внизу. Вопреки этому, всю восхитительную солнечную лазурь этого дня великолепно дополняло переливающееся радостное пение синиц и воробьёв, которые беззаботно порхая и перепрыгивая с ветки на ветку, всей своей лёгкостью движений и радостью пения утверждали вечность в её спокойном и жизнерадостном величии.

Больше всего пернатых весельчаков собралось на кроне старой, но прекрасной, высокой осине, особняком стоявшей от всех остальных деревьев. Несмотря на то, что она росла недалеко от выхода из сквера, создавалось впечатление, что все деревья посажены вокруг неё, и она словно старшая сестра, заботливо главенствует над ними. Её дымчато-серые ветви по-зимнему «безжизненно», но живописно и широко раскинулись вокруг тёмно-серого, в черноватые пятна-вкрапления, ствола. Глядя на неё казалось, что она созидает жизнь всего сквера, и терпеливо бережёт её до прихода весны. Старушка осина всем своим видом призывала торопящихся у её подножья людей остановиться хоть на миг, и посмотреть на то великолепие, что было вокруг неё: на лазурное небо, на блеск снега, на игру солнечных искр, и прислушаться к звонкому и весёлому пению птиц, что даже в эту холодную пору радовали своими голосами... Но бегущим прохожим не было дела до каких-то отвлечённых красот и умиротворения. Да и какое там умиротворение, когда суета сует вокруг и в головах?! В головах дела, расчёты, опоздания, оправдания, обязательства, обещания, долги, прибыли, заботы, растраты, ожидания, планы, цели, люди, отношения, и т.д., и прочее, прочее, прочее. И всё, всё это внутри голов каждого торопящегося там внизу человека. Да, там внизу «жизнь», а осина? Осина – это просто дерево. Куда уж этому дереву до всех важностей каждого делового человека. Есть только «Я» у этого каждого. И это «Я» несётся, стремится, ежедневно бежит вдаль мимо этой осины, и множества других деревьев, зданий предметов и людей, всё набирая обороты. Но всё же, не всех обуяла и оседлала спешка и суета. Нашёлся в этом шумном сквере, в этот простой, но чудесный день один человек, взгляд которого устремлялся не только на бурлящий людской поток, и не на своё «только Я», а пристально и внимательно рассматривал, и вдумчиво изучал именно эту осину и царство торжества радости вокруг неё.

Взгляд этот, полный углублённого созерцания, принадлежал молодому человеку чуть более двадцати лет по имени Артём. Артём был студентом пятого курса одного из престижнейших высших учебных заведений страны с мировым именем. По окончанию университета его ожидала довольно неплохая перспектива (и даже не одна) в виде работы хорошо оплачиваемого юриста на фирме у отца или нотариуса (у отца имелось предостаточно денег и связей для начала такой деятельности), ну или на «самый крайний случай», адвоката. Но имелась одна проблема. И заключалась она в том, что нашего героя вовсе не привлекал ни один из этих вариантов дальнейшего развития его, так называемой, карьеры. Несмотря на то, что многие люди лишь мечтают о таком будущем, Артёма угнетали даже мысли о нём. Поэтому выйдя из метро и направляясь по диагонали к выходу из сквера, он вдумчиво разглядывал знакомую и полюбившуюся ему осину, птиц и всё торжество великолепия зимы, и размышлял как раз о своём грядущем роке: «Вот и моя последняя беззаботная студенческая зима, за ней весна, а там уж и лето, экзамены, выпускной, и здравствуй, рутинная, бюрократичная, расчётливая, и хоть и насыщенная разными событиями, но всё же монотонная карьера юриста. И как же мне всё это не по душе! Нет, конечно, учиться мне нравилось и нравится – общение, опыт, веселье в шумных компаниях (со всеми вытекающими развлечениями), и прочие многие радости студенческой жизни. Но ещё на третьем курсе я понял, что большая часть законодательства служит хитрости, изворотливости и алчности умов некоторых людей (при этом Артём представлял себе далёких от него сверхбогатых и обязательно мрачных и злых, при этом, людей), которые изобретают всё новые и новые способы обхода законов, тем самым довлея над юриспруденцией, не давая ей развиваться в качестве благородной науки, призванной справедливо уравнивать, и заслуженно возвышать или порицать всех без исключения людей. Я ведь идеалист, и мне охота приносить обществу пользу…. А ещё отец со своими взглядами охотника и альфа-самца, не признающий моего мировоззрения. Он, конечно, во многом молодец, и я ему многим обязан, но мои идеи для него – философия слабых людей, жалкие мыслишки для слабачков, обреченных на вымирание…».

Тут Артёму вспомнилась одна картина из недавнего прошлого. Они с отцом ехали на машине, Артём был за рулем, и то и дело пропускал прохожих на пешеходных переходах, и уступал дорогу в пробках водителям, пытающихся встроиться в поток машин с второстепенной дороги. И после очередного жеста водительской солидарности и уважения к пешеходам, отец не выдержал, пришел в ярость и, несмотря на то, что они никуда не спешили, он, буквально, завопил на Артёма: «- Да сколько же мы ещё будем так ехать, как проклятые черепахи?! Ты баран что ли какой-то? Так и будешь всю жизнь всех пропускать, а сам и доехать никуда не сможешь! Запомни же ты, наконец, что здесь выживает только сильнейший! Только так, и никак иначе! Слабак ты и олух!..» - Вспомнив этот случай, Артём еще более опечалился и продолжал свои грустные размышления, тяжело вздохнув: «М-да, перспектива у меня, мягко говоря, не очень веселая. Что предстоящая карьера – каторга, что открытое противопоставление себя отцу – война с почти мгновенным поражением. Ну что ж. Ладно. Зато, у меня есть ещё полгода простой студенческой жизни, а там уж видно будет. Одно вот радует - торжество великолепия погоды и красоты вокруг! Эти снежные сугробы, и эта неизменно стоящая посреди них в этот солнечный чудесный день, сопровождаемый щебетом птиц, осина. Да, сколько лет я хожу этой дорогой, столько и любуюсь этим прекрасным деревом! Оно будто побуждает своей простой естественной красотой, и одновременно величавым великолепием, к самым чистым и возвышенным помыслам в нашей заезженной повседневности быта. Да, всё же….», - Всё же, внутренний монолог Артёма в этот момент вынужден был прерваться, и прерваться внезапно.

Причиной этой внезапности послужила так же внезапно появившаяся перед размышляющим студентом человеческая фигура в длинном зимнем пальто с капюшоном, оттеняющим лицо. В этот момент Артём уже успел выйти из сквера, пройти часть тротуара, ведущего к перекрёстку с пешеходным переходом, и почти подойти к светофору, стоящему на краю тротуара перед перекрёстком. В силу своей глубокой погружённости в раздумья, Артём совсем не заметил этого человека, и чуть не врезался своим лбом ему в грудь, так как незнакомец был достаточно высокого роста. Последний решительно стоял на пути у студента, и без каких-либо предисловий и вступлений со странным скандинавским акцентом, обратился к ничего не ожидавшему и смущённому своей невнимательностью молодому человеку:

- Паслюушай, фрэмэни фофсэ нет! Бутъ прэделно фнимателен, и…, - и тут произошло совершенно поразительное и страшное событие. На перекрёстке водитель одной из машин ещё не успел закончить манёвр, как водитель другой машины уже начал пересекать перекрёсток на свой «зелёный» сигнал светофора, из-за чего и врезался в правое заднее крыло машины первого водителя. Скорость движения обеих машин, не чищенное от снежных заносов дорожное покрытие (о дорогах города не успевали заботиться так же, как и о тротуарах) и точка столкновения автомобилей привели к тому, что машину, не успевшего закончить свой манёвр водителя, раскрутило подобно пропеллеру и она по инерции, крутясь, налетела именно на ту часть тротуара, где стоял таинственный вестник странных речей, пригвоздив его, на глазах опешившего Артёма и оторопевших прохожих, со всего размаху к столбу светофора. Раздался глухой звук удара, затем хруст костей с тупым звуком разрыва тканей тела, и после секундной паузы, поднявшиеся от увиденного возгласы и вскрикивания проходивших мимо женщин, вместе с громкими восклицаниями других ошарашенных прохожих-свидетелей слились в единый вой, ознаменовавший несчастье. Сбежался народ, голова водителя бессознательно лежала на руле, о который он ударился при столкновении со столбом, а тело несчастного иностранца было недвижимо приперто к столбу светофора. С трудом пошевелив головой, незнакомец попытался закончить то, что говорил Артёму, но у него получилось лишь пробормотать:

- «Бэрэгис, они уже…», - и силясь сказать ещё что-то, он испустил дух. Шокированный Артём, с трудом осознавая происходящее, подошёл поближе, чтобы рассмотреть лицо погибшего. Когда он откинул капюшон, то был поражён крупными правильными чертами иностранного белокурого лица незнакомца, очевидно северного, скандинавского происхождения, светло-голубые глаза которого пусто смотрели в лазурное, ясное и спокойное небо. Продолжая бессознательно действовать, как и подобает людям, пребывающим в шоковом состоянии, Артём выкрикнул в пространство просьбу о вызове «скорой помощи», и не желая больше участвовать в этом случайном кошмаре, свидетелем которого стал, машинально закрыв рукой веки погибшего, на свинцово-ватных подкашивающихся ногах продолжил свой путь домой, протискиваясь между прохожих и зевак, в большом количестве столпившихся вокруг места происшествия.

Ошеломлённый, озадаченный и полностью подавленный внезапным несчастным случаем, не отдавая больше себе отчёта в происходящем вокруг, и уж тем более, ни о чём больше не размышлявший Артём, выйдя из толпы, двинулся дальше. Проходя по улице вдоль зданий, всегда сопровождающих горожан своим незыблемым присутствием, мимо людей, с их обрывками фраз, спешкой и шелестом перебирающих по снегу ног, машин, с их гулом моторов, визжанием тормозов и шуршанием колёс, Артём лишь видел размытые, быстро перемещавшиеся образы, и слышал ритмичное постукивание в висках от поднимающегося давления. В ушах у него стоял беспрерывный гул сменявшийся звоном, мысли превратились в бессвязные потоки отрывистых впечатлений. Всё вокруг, в глазах нашего героя, несмотря на яркий и солнечный зимний день, и прекрасное пение птиц, выглядело серо, расплывчато и туманно. И только картина внезапной смерти удивительного иностранного незнакомца ярким кадром отпечаталась в голове студента, и периодически всплывала перед глазами, затмевая восприятие действительности. Артём шёл бездумно, по инерции и, не будучи в силах сконцентрироваться, смотрел вперёд отрешённым взглядом, а ноги по привычке несли, подкашиваясь, в сторону дома.

Внезапно зазвонивший у него в кармане мобильный телефон не сразу вывел его из ошеломлённо-озадаченного состояния, но стал тем звуком, который показался ему каким-то отдалённым сигналом, звучащим будто во сне из яви, подобно тому, как звенит утром будильник, прорезаясь в сон из реальности, как бы объединяя эти два измерения в сознании спящего. Не глядя на экран, Артём машинально ответил на звонок, и услышал радостно-слащавый и участливый до приторности голос своей младшей сестры Милены. Стоит заметить, что Милена всегда обращалась со своим братом, да и со всеми окружающими, с легким оттенком пренебрежения и высокомерности до тех пор, пока кто-либо не становился интересен ей в качестве средства для достижения своих целей. Но только у неё появлялся такой интерес, она становилась учтивей, обходительней, тактичней и внимательнее любого придворного фаворита европейских королей позапрошлого столетия. На сей раз её интерес заключался в брате.

- Привет, мой милый братик! Как твои дела? – нежно начала разговор Милена.
- Мда, привет. – растерянно ответил Артём, с трудом выговаривая слова.
- Ты не рад меня слышать, Тёмушка?! – продолжала заискивать девушка.
- Рад, – сухо ответил Артём, - что тебе нужно? – он уже отлично знал повадки своей сестры, и всегда с любовью к ней переносил их, но сейчас был не в силах растягивать удовольствие такого общения, и хотел поскорее остаться наедине со своими мыслями.
- Ой, ну, понимаешь, сегодня мы компанией отмечаем день рождения подружки, и мы все собираемся у неё дома, но я, вряд ли, успею зайти домой, и…
- И хотела попросить погулять с твоей Мэри, не только днём, но и перед сном, – договорил Артём за сестру.
- Ну, какой же ты у меня прекрасный братишка, всё угадываешь, солнышко моё, - лепетала в трубку Милена, - так что, милый братик, скажешь?
- Хорошо. Погуляю, конечно. – Безразлично, и все еще отрешённо отвечал Артём.
- Спасибо тебе огромное! Ты самый лучший братик в мире! Ну, все пока, до встречи, дорогой, целую, Артёмчик! – И динамик телефона замолк. Артём, не успев ничего ответить, положил телефон обратно в карман и, опомнившись, увидел, что уже подошёл к своему дому. Войдя в подъезд и поднявшись на самый верх на лифте (их квартира была двухэтажной, и занимала два последних этажа дома), Артём зашёл в квартиру, где понемногу начал приходить в себя.

Едва он показался в дверном проёме, как навстречу ему, виляя своим маленьким хвостиком, выбежала та самая собачка по кличке Мэри, о которой только что шла речь в телефонном разговоре. Мэри был представительницей тех миниатюрных пород собак, которых многие даже не воспринимают за таковых, но которые, при этом, почти у всех вызывают умиленье, а у многих представительниц прекрасного пола даже дикий восторг: она была «йоркширским терьером». Артём относился к первой категории людей, и потому любил её просто как уморительное и милое животное, да и просто как маленького и безобидного члена семьи. Подбежав к Артёму, истосковавшаяся от квартирного заточения и одиночества Мэри начала приветственно по-собачьи облизывать ему руки, и всем своим видом призывать к прогулке на улице.
- Да, да, привет, Мэри. Сейчас пойдем, потерпи минутку, - приветливо отвечал на ее заискивания Артём, снимая обувь на пороге у входа. Молодой человек прошел к вешалке, снял верхнюю одежду, затем помыл руки в ванной и, умывшись, уставился на свое отражение в зеркале с вопросительно-недоумевающим выражением лица. Множество мыслей и вопросов роились, словно пчёлы в улье, в его юной голове. «Что это было? Кто это был вообще? Что он пытался мне сказать, и не перепутал ли он меня с кем-нибудь другим? О каком внимании говорил этот явный иностранец? И почему он так странно и неожиданно погиб, так и не успев мне ничего сказать? Да и вообще, почему произошел этот странный и страшный случай?! И случай ли это?». Вопросов была масса, ответы отсутствовали, а состояние Артёма было растерянное и подавленное. После непродолжительного самосозерцания в ванной, пребывая в странном расположении духа, студент отправился в свою комнату, расположенную на втором этаже квартиры.

Родительская квартира, в которой Артём жил с отцом, сестрой (мать умерла, когда Артему было девятнадцать лет), уже упомянутой собакой и попугаем «жако», была просторной, уютной, современной и удобно обставленной. Входящий в эти апартаменты попадал в большую полукруглую прихожую бежевого тона, из которой по винтовой деревянной лестнице, расположенной напротив входа, можно было попасть на второй этаж, а по кремово-бежевому коридору по правую сторону от входа выйти в обширную проходную кухню-студию выкрашенную в цвет «Тиффани», из которой ещё один небольшой коридор приятного светло-голубого оттенка вел к трём просторным отдельным комнатам с балконами-лоджиями, а так же уборную и ванную комнату. Слева от входных дверей квартиры находился совмещенный с ванной комнатой туалет для гостей. В прихожей, помимо лестницы, незаметно располагался большой гардеробный шкаф, аккуратно вмонтированный в полукруглую стену, и имелся выход на отдельный гостевой балкон.

Второй этаж был задуман исключительно для жизни брата с сестрой, и начинался с небольшого коридора, выкрашенного в нежный тёмно-персиковый цвет, вперемешку с различными радующими глаз оттенками жёлтого и бежевого цветов. Коридор этот выводил в просторную гостиную таких же тонов, с балконом и двумя расположенными в разных углах, дверьми в комнаты Милены и Артёма, куда он, уже минуя гостиную, и направлялся. Артём зашел в свою комнату, выкрашенную в приятный зелёный цвет, вдоль всей левой стены которой стоял высокий, почти до потолка, книжный шкаф, и повалился на свою кровать, стоящую у противоположной стены. Пролежав таким образом без единого движения тела и мысли минут пять, Артём решил открыть окно балкона, чтобы немного освежиться, так как несмотря на холодную зимнюю пору, в квартире благодаря автономному отоплению и капризно категоричному нежеланию Милены жить при температуре ниже двадцати пяти градусов, всегда было достаточно жарко. Артём в противоположность своей сестре любил свежий воздух и прохладу, и потому довольно часто проветривал в зимнюю пору, а когда на улице теплело, то почти никогда не закрывал окон.

Холодный и свежий воздух резким напором тотчас ворвался в комнату, потеребив шторы. Артём вышел на балкон-лоджию, выставил своё лицо на поток зимнего ветра и вдохнул - в голове сразу прояснилось. Глядя на скапливающиеся на горизонте тяжелые, тёмно-синие, почти чёрные снежные тучи, Артём любивший мысленно отстраняться, и растворяться в пейзажах и видах при их созерцании, в очередной раз забылся при наблюдении линии горизонта, неба и всего открывающегося из его окна вида. Простояв так несколько минут, и забыв обо всём на свете, Артем в своём воображении унесся вдаль, и мгновенно был уже где-то там далеко за этими тучами и горизонтом. Он мысленно парил над землёй с невероятно огромной скоростью, и воображал проносящиеся внизу дома, кварталы, улицы, парки, всё удаляясь и удаляясь в загадочную неизвестность…. Заоблачный полет фантазии Артёма был прерван Мэри, которая уже несколько минут настойчиво, но безрезультатно теребила его за край джинсов.

- Да, да, прости, Мэри. Сейчас уже пойдём на улицу, - вернувшись к действительности, проговорил Артём, потрепав жалобно скулящую собаку по холке. Поддавшись на зов нетерпеливого младшего друга, Артём сразу вышел из комнаты, и направился к выходу из квартиры, забыв по рассеянности сегодняшнего дня, закрыть за собой окно балкона. Прогуливаясь на свежем воздухе во дворе между многоэтажек, молодой человек, наблюдая за забавно бегающей и периодически исчезающей в сугробах собакой и за постепенно меняющейся погодой, окончательно пришёл в себя, вернулся в своё естественное рассудительное состояние, и начал спокойно размышлять. «Что это вообще было? Кто этот странный скандинав, и скандинав ли он вообще, и что он хотел от меня? А может, и не от меня вовсе?! Говорил он какие-то странные вещи про каких-то людей, от которых мне ещё и беречься надо почему-то?», - при этих мыслях у Артёма на лице мелькнула улыбка от воспоминания акцента, с которым говорил незнакомец. Вспомнив тут же, что незнакомец погиб, Артём снова омрачился, и задумался. Но, как это бывает у молодых людей, мрачная задумчивость его продолжалась не долго, и прокрутив в голове еще пару предположений о произошедшем, Артём решил, что всё это было простой случайностью, хоть и несчастной.

Окончательно повеселев и воспряв духом на свежем воздухе, Артём подозвал к себе хаотично бегающую, и радующуюся зиме Мэри, взял её под руки и, продолжая любоваться лазурным небом и пролетающей мимо его дома стаей красивых, пёстрых и шумных сорок, зашёл в подъезд. Следует заметить, что Артем был из той категории людей, которые проживают достаточно тихую, спокойную и размеренную жизнь без особо ярких приключений, впечатлений и событий. Хоть, конечно, жизнь каждого человека, какой бы скучной, неприметной и обыденной она ни казалась бы со стороны, является по-своему уникальной и всегда хранит хотя бы несколько интересных, впечатляющих, необычных, загадочных, а порой даже, драматичных историй, но, всё же, жизнь Артёма не пестрила какими-либо восторгающими и ошеломляющими событиями и происшествиями. С раннего детства у него была огромная тяга к познаниям окружающего мира, вследствие чего он был прилежным, усердным и покладистым учеником со скромным характером, но добрым и весёлым нравом, который он позаимствовал у матери. Последняя была очень доброй, светлой, умной и жизнерадостной женщиной, которую любили и уважали все, кто был с ней знаком. Она проводила с Артёмом достаточно много времени, объясняя в силу своих знаний, сил и возможностей всё, что происходило вокруг, чем всё более и более заманивала сына в загадочный и интересный мир событий, явлений и вещей.

Помимо духовности и разумности матери, сильное влияние на Артёма с детства оказал его отец, который воспитывал его в строгости, полностью противоположной той вседозволенности, с какой он относился к его сестре. Отец всегда тщательно и придирчиво контролировал сына, ограничивая ему даже выход на улицу и общение с друзьями в любой день недели. Поэтому, в силу своей индивидуальности и вышеупомянутого воспитания, при всей своей легкости характера, жизнерадостности и определенного рода лености, Артём обладал сильным стремлением к познанию и способностью к самоорганизации. В годы отрочества и ранней юности компания Артёма состояла из молодых людей, отличавшихся от него более легкомысленными, свободными и бесшабашными взглядами на жизнь, но уважающих его за интеллект и нестандартное, интересное мировоззрение. Артём не участвовал в большинстве неприличных, непристойных, порою даже дерзких, но привычных для такого возраста затеях, и при этом сумел  прослыть добрым малым с репутацией юного мудреца и надежного друга, но державшегося при этом особняком.

В годы, так сказать, зрелой юности, в особенности после неожиданной смерти матери Артём, по большей части, замкнулся в себе, и почти перестал поддерживать связь со многими друзьями и знакомыми, за исключением лишь одного закадычного друга детства. Он стал ещё более задумчивым, загадочным и часто впадал в состояние внешней отрешённости, а былая лёгкость характера переросла в усиленную осторожность и серьёзность во всем, что правда, только прибавило ему авторитета среди однокурсников, и привлекательности в глазах противоположного пола. При этом наш герой стал вести тихую, неприметную и ничем не примечательную жизнь, по крайней мере, так ему казалось. И тут вдруг, в его размеренную, тихую и спокойную, слегка затянутую ряской, заболоченную речную заводь, ворвался океанический шторм такого необычного, яркого и странного события!

Тем временем, Артём зашёл домой, вымыл собаке лапы после прогулки и, поднявшись снова к себе в комнату, обнаружил оставленное незакрытым балконное окно и образовавшийся за время его отсутствия леденящий душу и конечности холод. Мысленно побранив себя за рассеяность, он закрыл створки окна и обратил внимание на стоящий на тумбе в углу балкона цветок. Это был цветок, часто называемый в народе «рождественником», по его особенности зацветать в канун Рождества. Цветок этот любивший прохладу, хорошо прижился на балконе и был достаточно внушительных размеров, а его малиново-алые цветы, словно брызги, разлетающиеся от фонтана, в этом году были выпущены растением в огромном количестве и в разные стороны так, что при ярком солнечном свете казалось, будто, из-за зеленых листьев, которых почти не было заметно, вылетают и рассыпаются кругом красочные искры фейерверка. Рассматривая это весеннее буйство ярких красок посреди зимы у себя на балконе, Артём вдруг обратил внимание на странный предмет, лежащий в горшке, в грунте у основания цветка. Предмет был бело-серого цвета, округлой формы, напоминавшей яйцо, но при этом одновременно очень походивший на камень. Размер этого «каменного яйца» был небольшим, и оно легко помещалось в ладони. Артём любил цветы, которыми, к слову, была заставлена вся его комната, и любил за ними ухаживать, что делал каждый день. Поэтому, он твёрдо знал, что этого странного предмета ещё вчера, да и сегодня, здесь не было, и его внезапное появление в горшке одного из его любимых цветов вызвало у него крайнее удивление. – Что за странная вещица, и откуда она здесь? – подумал Артём, и взял «камень» в руки. Предмет оказался гладкий и приятный на ощупь и, подержав его какое-то время в руке, Артём почувствовал какое-то тёплое и уютное ощущение, которое было чем-то таким неясным и вместе с тем, таким притягательным. Странный камень будто манил к себе, и в один момент Артёму даже показалось, что он слегка пульсирует, на манер сердцебиения. Он продолжал держать предмет в руках, и размышлял: «Что это за день такой? Несчастный случай, а теперь ещё и этот странный камень…. Или яйцо…? Яйцо?! Какое яйцо вообще?! Я, кажется, схожу с ума!». Но предмет лежал в ладони, и был действительно похож и на то, и на другое, и тем самым упорно свидетельствовал о своем реальном существовании. Артем застыл со своей находкой в руках посреди балкона, а в голове снова, после недавнего прояснения, появилось множество мыслей. Он думал и о том, как мог здесь появиться этот предмет, и о его притягательности, и о том, что это вообще такое, и даже начал размышлять о вероятной взаимосвязи сегодняшнего события с находкой. Все казалось очень странным, запутанным и ненастоящим. Простояв так еще некоторое время, Артём поймал себя на мысли, что чем больше он пытается прийти к какому-либо логическому объяснению произошедшего, тем он ещё больше теряет почву под ногами, и всё больше и больше будоражит свой разум. Поэтому, он решил на время отстраниться от каких бы то ни было размышлений и, спрятав свою странную находку в ящик письменного стола, направился принять душ, дабы хоть немного прийти в привычное состояние чувств и мыслей.

Душ сделал свое дело, и помимо ясности в голове и поднявшегося настроения, к Артёму пришло чувство голода. Он отправился на кухню, и пока его всецело поглотил привычный домашний приём пищи с параллельным просмотром познавательных передач (Артём смотрел телевизор лишь во время еды, и исключительно познавательные передачи), за пределами дома город постепенно преображался. Солнце двигалось к закату, и его багрово-оранжевые лучи отблёскивали на белёсых от снега крышах домов и снежных шапках деревьев, что на фоне ярко-голубого неба и небольших пушистых туч придавало городу интересных золотисто-прозрачных красок, и какого-то особенного, почти мистического шарма.

День близился к непродолжительным для этого времени года сумеркам, и лучи постепенно заходящего зимнего солнца, проникали в окна, освещая жёлтовато-оранжевым светом всю квартиру, создавая в ней атмосферу торжественного ощущения приближения чего-то важного и судьбоносного, что так же добавляло ей определенной загадочности. Артём обедал, слушая краем уха какую-то историческую передачу, и наблюдая за постепенным перемещением частиц света по стенам, начинал не осознанно, ещё где-то в глубине души ощущать странные смутные предчувствия приближения чего-то нового и неизвестного. Он снова погрузился в себя и, увлекшись наблюдениями солнечных лучей, и пытаясь разобраться во внутренних переживаниях, с трудом услышал, как в кармане куртки раздаётся на весь коридор звонок его мобильного телефона. Артём очнулся от раздумий, быстро побежал в коридор, и не без труда отыскав телефон, успел снять трубку.
                ***
Озарённый светом заходящего солнца город в этот, по-настоящему, зимний день выглядел восхитительно-ослепительным и праздничным. По мере приближения солнца к линии горизонта, все восемь больших, но достаточно пологих холмов, на которых раскинулся мегаполис, были так ярко озарены этим теплым, будто волшебным, закатным оранжевым светом, который отражался от свежевыпавшего ослепительно-белого снега, делая его багрово-красным, что каждому человеку, который в этот момент ехал или шёл по улицам, или даже просто выглядывал с балкона или окна, могло показаться, что он находится не в большом и шумном мегаполисе, а в уютном, просторном и комфортабельном доме, отделанным в тоне красного золота.

По одному из широких проспектов, который словно артерия, пролегал через весь город, соединяя множество районов между собой, мчалась спортивная машина «Ламборгини авентадор». Лишь проспектов этого города миновала участь традиции игнорировать снег, и потому тут он был вычищен почти идеально. Машина была чёрная, как уголь, и даже стекла её были тонированы настолько сильно, что почти сливались с цветом кузова. Управлял автомобилем семнадцатилетний парень по имени Артур, а справа от него сидела уже несколько знакомая нам сестра Артёма - Милена. Артур был сыном одного из богатейших людей города - Вениамина Баренцева, который был основателем одной из самых крупных нефтеперерабатывающих компаний в мире, и обладателем огромного состояния в несколько миллиардов долларов США. Соответствующее финансовое и социальное положение, в котором Артур находился с детства, сформировало его сверхлёгкое и беспечное, с оттенком насмешки ко всему, отношение к жизни. Будучи харизматичным и эффектным парнем, он ещё со школы пользовался вниманием среди девушек, а принадлежность к богатой семье усиливала его привлекательность в их глазах, вследствие чего он никогда не ухаживал за ними, а лишь играл на девичьих чувствах. Милена не стала исключением, так как всегда более всего в жизни была сосредоточена на внешнем блеске и материальном благосостоянии. Они учились на одном курсе института, и на протяжении всего учебного года она всячески тщетно, как ей казалось, старалась привлечь к себе его внимание. Артур же в то время, несмотря на то, что встречался с другой однокурсницей, никак не мог тайком от посторонних и её глаз не замечать Милены. Да её никак и невозможно было не замечать. Несмотря на её спесивый характер и избалованный нрав, она была крайне привлекательной, стройной брюнеткой среднего роста, с длинными прямыми, доходившими до поясницы волосами, с утонченными и милыми чертами лица и зелёными красивыми глазами, в которых отражались некоторая холодность и озорство юношества одновременно, что наряду с её свежестью молодости придавало ей некой загадочной и манящей привлекательности, тем самым скрывая от непроницательного взора её духовную бедность. И однажды, когда Артур в очередной раз сильно повздорил со своей девушкой, он как это часто бывает в эмоциональном надрыве, и особенно у молодых людей, задумал, насолив ей, порвать отношения, и потому окончательно решил не скрывать своей симпатии к Милене. Бедняжка, так долго представлявшая не раз в своем воображении их совместные прогулки, посещения самых фешенебельных заведений города, или поездки на его спортивной машине куда-то вдаль навстречу романтике, и так долго не получавшая никакого намёка на приближение её мечты к реальности, буквально была поражена резким, демонстративным и публичным изменением в отношении Артура к ней. Она была счастлива, как ей казалось, утереть нос большинству других его воздыхательниц и обожательниц, занять место фаворитки, и стать, наконец, именно «ЕГО» девушкой, что среди женской студенческой общественности чуть ли не всего города считалось самым завидным и фантастичным пределом мечтаний. Предыдущая была быстро забыта, как и десятки других, и Артур с ажиотажем предался новому, но своему любимейшему увлечению – соблазнению и развращению своей очередной пассии.

Тем временем, новоиспечённая пара, мчала в машине по проспекту, наслаждаясь друг другом и самими собой. Помимо взаимного увлечения, молодые люди были изрядно подзадорены алкоголем, и потому пребывали навеселе. Артур, чувствуя привычную вседозволенность и безнаказанность, а так же действие выпитого, дабы произвести ещё большее впечатление на Милену, которую такая езда только раззадоривала и веселила, продолжал разгонять машину под громко играющую в салоне ритмичную танцевальную музыку. Они торопились попасть на вечеринку по случаю дня рождения одной из предшествующих девушек Артура, которую Милена знала сравнительно недавно, и для которой она была его «подругой детства». Вечеринка должна была состояться в одном из роскошных особняков самого элитного района города, в котором уже на протяжении недели отсутствовали хозяева – родители виновницы торжества, что, собственно, и сделало возможным её проведение именно там. Компания собиралась большая, было много предварительных приготовлений и задумок, и так как имениннице исполнялось восемнадцать лет, то празднество обещало быть настолько распутным, разнузданным и безответственно-весёлым, насколько это могли позволить юность и их общественно-материальное положение. Молодые люди, перекрикивая музыку шутливыми фразами и смехом, предвкушая предстоящее торжество, неслись по широкому проспекту и, разглядывая быстро приближавшихся и мельком исчезающие из виду здания, столбы, машины и прохожих, ощущали прилив счастья, беззаботности и восторга от настоящей минуты.

Проспект был задуман его проектировщиками идеально прямым, как одна из основных скоростных дорог города, разрезающую его почти пополам, дабы наиболее практично и оптимально соединить разные его районы, и сделать возможным максимально быстрое перемещение по городу, минуя светофоры и заторы центрального и наиболее густонаселённых районов. Поэтому, даже на большой скорости у каждого водителя был достаточно широкий обзор пути, что в виду ещё не наставшего «часа пик» позволяло Артуру видеть далеко вперёд полупустые полосы движения, и даже успевать поглядывать на Милену. Вдруг, в ярких и красочных предзакатных лучах зимнего солнца, посреди их полосы дороги в нескольких десятках метров перед машиной внезапно появился тёмно-серый, мутный силуэт похожий на человеческую фигуру. Милена вскрикнула и закрыла лицо ладонями, как это инстинктивно делают многие женщины в моменты непредвиденной опасности, а Артур резко изо всех сил вдавил в пол педаль тормоза. Но расстояние до внезапно появившегося из ниоткуда силуэта, ввиду скорости машины, было столь малым, что капот машины буквально снёс загадочное изваяние. Молодые люди сжались от предчувствия страшного удара и ужасающих последствий такого столкновения, но вопреки всем ожиданиям, машина беспрепятственно  продолжила свой долгий тормозной путь, капот и лобовое стекло остались целыми, а загадочная фигура-призрак исчезла, будто пройдя машину насквозь, растворившись внутри салона. Артур перестал жать на педаль тормоза, прибавил скорости, посмотрел в боковое зеркало заднего вида (ничего странного в нем не отразилось) и, сделав тише музыку, сказал облегчённо вздыхая:

- Фу, ты, что за чертовщина?! Ты вообще видела этот бред?! – обратился он к побледневший от страха Милене.
- Да, но…., что это было?? Может, тень? – постепенно приходя в себя, запинаясь, ответила она.
- Не знаю, не знаю…. Да, и знать не хочу. Чушь какая-то! Наверное, померещилось! – уже улыбаясь и снова набирая скорость, ответил привыкший к беззаботно-беспечной жизни Артур. – Наверное, абсент делает свое дело, - насмехаясь, добавил он.
- Да, да! Это сто процентов абсент! – хохоча и подражая своему идолу, вторила Милена. Как ни в чём ни бывало, Артур, продолжая вновь ускорять ход машины, достал из подстаканника надпитую до половины бутылку красного вина, и уже абсолютно беззаботно улыбаясь, сделав несколько глотков, передал её своей обожательнице. Милена почти допив бутылку, сделала громче музыку, и через несколько мгновений молодые люди, забыв этот инцидент так же внезапно и быстро, как и появилась, а затем исчезла таинственная тень, продолжили свой стремительный и беспечный путь.

Лишь где-то глубоко в душе Милены  зародилось и поселилось какое-то холодное и зловещее, напоминающее страх, ощущение странного опустошения и предчувствия чего-то недоброго. Но, не обладая особым вниманием к такой душевной чуткости, юная прожигательница жизни не придала всему этому вовсе никакого значения и, предавшись дальнейшему пьянству и музыке, быстро и легко забыла обо всех ощущениях и происшествиях.

Продолжение следует...