И грустно, и не очень Глава 2

Глава 2

«Второй раз за утро домой прихожу»- усмехнулся про себя Олег и открыл дверь. В доме тихо. Отец ещё вчера уехал в город к поставщикам запчастей для ремонтной мастерской. Планировал вернуться сегодня к вечеру. А мама спала. День начинался субботний. В школе, где Анна Николаевна (мама) работала учителем математики – летние каникулы. Сама же Анна Николаевна находилась в законном отпуске. При таком стечении приятных обстоятельств – грех не поспать подольше. Коров Веденины не держали, а из-за кур вставать чуть свет – надобности нет.
Олег бесшумно прошёл в свою комнату и в одежде завалился на диван. Спать не хотелось. Он словно ещё не расстался с Наташей: ему виделось её лицо… они смотрели глаза в глаза… они целовались…
Все мысли только о ней:
«Она такая красивая… самая красивая…
Звездой с небесной высоты
В мой мир земной спустилась ты…»
Сон одолел незаметно. Олег не знал, сколько проспал – час, два, три…  Проснулся от разных кухонных звуков: нож стучал по разделочной доске, крышка бряцала о кастрюлю, ещё что-то звякало. И запах летел оттуда же такой вкусный, что молодой, голодный проснувшийся организм сразу потянуло в его сторону. Но остановил неожиданно раздавшийся охающий голос соседки, бабушки Ситниковой:
- Ох, здравствуй, Анна!
-Здравствуйте, баба Света!
- Ох, задохнулась, покуда доплелась до вас,- перевела дух гостья.- Йоду хотела попросить. Есть у тебя?
- Есть. А что случилось?
- Да вон, глянь, палец на руке топором развалила, ох. Я полено-то на мелочь щепила, воды в чугунке погреть хотела, да палец большой и прирубила, дура неловкая. Ох, кровища прёт, я тряпочкой прижала.
- Ой-ёй-ёй!- увидела рану Анна Николаевна.- Проходите, проходите, проходите… Давайте, усаживайтесь вот сюда. Сейчас мы всё сделаем. У меня перекись водорода, это лучше йода…
Анна обработала и перевязала пострадавший бабушкин палец.
- Вот, и кровь остановили, и грязь теперь не попадёт. Вы только палец оберегайте, не задевайте им.
- Ох, да как уж тут. С безделья-то в карман не спрячешь, везде ж две руки нужны. А тебе спасибо моё, соседушка дорогая, помогла.
- Да что вы,- смутилась Анна Николаевна,- как же не помочь. На то и соседи, чтобы друг другу помогать.
Бабушка Ситникова с забинтованным пальцем отправилась домой, а Олег, наконец, вышел из своей комнаты.
- Проснулся, Ромео,- улыбнулась мама.- Опять рассвет за селом встречал?
- Доброе утро, мам,- улыбнулся в ответ сын.- Так сейчас ночи такие короткие – только стемнеет, и сразу светает.
- Да, да, да, у влюблённых и в обед – утро, часы не для них. Умывайся, звездочёт, и за стол. Лапша с курицей готова. Голодный, наверное, как волк.
- Как три волка, мам.
- Понятно,- засмеялась мама,- давай есть будем, садись.
Олег торопливо стучал ложкой по дну глубокой тарелки, а Анна Николаевна подливала и подливала в неё наваристый суп из высокой, объёмной кастрюли. И украдкой рассматривала сына.
«Совсем взрослый. Как быстро оно прошло, время. Будто ещё вчера: младенец в родильном доме, завёрнутый в одеяльце, перевязанное голубой лентой. Потом – первоклассник с большим букетом розовых гладиолусов. Как быстро… И вот уже: широкие, как у отца, плечи и волнистые русые волосы».
- Одну ножку тебе, а вторую отцу оставим,- разломила курицу Анна Николаевна.- Ой, Олеж, я же забыла совсем: мы Гречишниковым баллон газовый не вернули. Просили их выручить на два дня, а уже неделю не отдаём. Завтра обменный день, воскресенье, машина из города придёт, а мы не вернули им. Отец-то только вечером сегодня вернётся. Ты отвези баллон на мотоцикле, он уже в люльке лежит. Поешь сейчас и отвези. Ладно?
- Хорошо, мам, отвезу,- с готовностью и даже с радостью согласился Олег. Он сразу связал поездку на мотоцикле к Гречишниковым с предстоящим свиданием с Наташей – отдаст баллон и отправится к ней.- Всё, объелся, мам. Спасибо! Поеду.
- На здоровье, сынок, поезжай. И, надо так понимать, опять до рассвета?- с улыбчивым прищуром посмотрела Анна Николаевна.
- Мам,- порозовели щёки у Олега,- папка же только вечером вернётся, мотоцикл пока свободен. Я покатаюсь…
- Поезжай, поезжай. Не гоняй только, осторожно.
- Ладно, мам, не волнуйся.
Он выскочил на крыльцо и сразу набрал номер:
- Наташ, привет!
- Привет!
- Поедем кататься, я отцовский мотоцикл взял…
- Поедем. А ты скоро?
- Минут через двадцать.
- Хорошо, жду.
Олег надел шлем, второй положил в люльку и поехал. Баллон торчал над сиденьем и подпрыгивал на кочках. Скорость приходилось сбавлять.
- А ты чё баллон повёз?- встретилась на пути Караваева Анфиса, женщина пожилая и полная, но ещё бодрая и общительная.- Куда это?
- А машина с обменными баллонами через час придёт. На сегодня расписание поменяли,- на ходу пошутил Олег и покатил дальше.
- Вот те на!- на пару секунд опешила от неожиданной новости Караваева, а потом со всей доступной ей прытью припустила домой.- Этак и не успеть можно…
Набрав для своих шестидесяти двух лет вполне приличную скорость, она всё же успевала отвечать на приветствия и вопросы встречных односельчан.
- Здравствуй, Анфисушка!- попался первым сухощавый и невысокий дедок Селиванов.- Куда спешишь? Постой, я сказать тебе хочу кой чего.
Гаврил Селиванов пять лет назад похоронил жену. Рана сердечная постепенно затянулась, и теперь, в свои семьдесят восемь, он возрасту не поддавался, хорохорился и подыскивал себе новую хозяйку. Анфиса два года как овдовела. Её-то и выбрал в невесты Селиванов. Но из-за большой разницы в возрасте его ухаживания ей не подходили.
- Постой, говорю, слышь!
- Некогда мне с тобой,- полыхнула в сторону ухажёра вспотевшим и раскрасневшимся лицом Караваева.- Не слыхал разве? Через час машина газ привезёт. Расписание поменяли.
- Не шуткуй, баба!- перестал ухаживать дедок и тоже засуетился.- Крутые повороты.
- Говорю тебе!
По пути Анфиса успела сообщить экстренную новость ещё троим сельчанам. Те – ещё каждый троим… Информация распространилась.  Через час в центре села, на площадке, где всегда меняли газовые баллоны, собралось человек двадцать. Все с баллонами. Кто на специально приспособленной тележке привёз, кто на мотоцикле. Ждут.
- Угостись, Анфисушка, мякушками кедровыми,- подошёл к Караваевой дедок Селиванов с кулёчком очищенных кедровых орешков, которые он купил для поддержания здоровья прошлой осенью в городе.
- Отстань,- повернулась та к нему округлым боком,- у меня свои, тыквенные.
- Ой, ой, трясёт он тут орехами своими,- съязвила Таисия Скорина, тоже одинокая пенсионерка, которой Селиванов орешков не предложил.- Три пердинки ему до смертинки, а туда же, женихается.
- Не злобись, Таиска,- вступилась за старика Вера Красилова, пышногрудая многодетная мать.- У него дома живым не пахнет, вот он к тёплой бабе и тянется.
- Так пущай ко мне потянется. Я и его курей накормлю, не облезу.
- А ты, никак, вдовой чёрной хочешь стать?- покачала головой Вера.- Двоих-то уж схоронила.
- А ты не лезь,- сузила Таисия чёрные глаза.- Я им яду не сыпала. Так, видать, прописано им было. А судьба – не собака, не прогонишь.
- Да у тебя в языке яду – мышьяку не надо,- насмешливо глянула на неё Анфиса.- Давай, Гаврила, мякушек твоих пожуём.
- Вот бабы – дуры!- смеялись мужики на мотоциклах.- Брось ты их, старый. Давай к нам, покурим.
Прошло полчаса.
- А где машина-то?- озадаченно посмотрел первым на пустую дорогу долговязый Васька, старшеклассник с облупленным носом. Его с баллоном отправила мать, и ему не терпелось больше всех.- Ждём-ждём, уж весь пятак облузгали.
- Мож, в дороге чё,- пожал плечами один из мужиков.
- Да не-е, ничё, подождём,- рассудительно успокоил другой.- Раз сказали, значит придёт.
- Слышь, Иваныч,- густо пустил сигаретный дым рыжеусый Николай,- я  вчера на Чёрном озере за вечёрку ведро карасей натаскал. Семечку на прикормку чуть обжарил, истолок – красота. Хватал как чумной.
- Ёшкин кот, а я не выберусь всё. То колонку чинил, то сарай расширял.
Прошло ещё полчаса. Ощущение недоразумения заметно усилилось.
- Эй, жених,- прямо спросил Николай Селиванова,- а ты откуда взял, что машина с газом сегодня придёт?
- Так я это,- колыхнулся старый Гаврил,- мне Анфиса сказала.
- И мне Анфиса…
- И мне…
И всё собрание вопросительно уставилось на Караваеву.
- А я-то вам чё?!- поджалась и парировала та.- Мне самой Олег Веденин сказал. Он же первый баллон на мотоцикле повёз.
- Куда повёз?
- Куда-куда… сюда…
- Сюда?! И где же он? Его-то как раз и нет здесь.
- Ха-ха-ха!- сообразила раньше других Таисия.- Надурил тебя парень! Слышь, Гаврила, дура твоя Анфиска!
- А ну хватит меня выставлять!- побагровела Караваева.- Пошли прям щас к Ведениным! Все пошли! Пусть ответит на мои вопросы, шутник!
- А чё, пошли,- хохотали мужики.
- Пошли, сходим,- смеялись женщины.
Отправились почти все. С гневом шагала только Анфиса, остальным было весело. По дороге, узнав о случившемся, к делегации добавлялись и добавлялись новые желающие повеселиться. Поэтому, когда подошли к дому Ведениных, толпа увеличилась вдвое. Анфиса с багровым лицом – впереди.
- Эй, хозяева!- крикнула сходу.- Есть кто?!
Анна Николаевна обернулась на донёсшийся с улицы крик и посмотрела в окно.
«О, Господи!- увидела перед своей оградой целую демонстрацию односельчан.- Что это? С Олегом что-то…» Страх за сына сразу сковал, сил едва хватило выйти на крыльцо.
-Здравствуй, Анна!
- Здравствуй…- тихо пробормотала застывшими губами.
- Дома твой сынок?
- Нет его… А что… что случилось?
- Да с ним-то ничего не случилось,- взялась за калитку Анфиса, готовая войти,- а меня вот перед людями опозорил! Такой дурой выставил – сквозь землю провалиться!
- Опозорил?- Анна Николаевна растерянно посмотрела на крупную, энергичную, раскрасневшуюся Анфису и не сдержала улыбки – страх за сына отпустил. Она пошла навстречу.- Да вы заходите, объясните всё толком. Ничего не понимаю.
Большая толпа потекла в ограду через узкую калитку, как песок в колбе часов через тоненький перешеек. И скоро заполнила всё пространство. Анфиса оказалась перед Анной.
- Я, значит, иду, а он едет, сын твой, на мотоцикле. И баллон у него из люльки торчит.
- Так это же он Гречишниковым повёз, должны мы были.
- Ну, повёз, а мне-то он чё набрехал, а? Машина, говорит, через час придёт. Хватай баллон, беги меняй,- Анфиса, рассказывая, так расходилась, что снова вспотела.- Да я ещё народу сколь с панталыку сбила! Пошутил он! Шутник!
Возмущённая женщина говорила, говорила, говорила без передышки. И всё выговорила. Замолчала и уставилась горящими глазами на Анну Николаевну – прожигает взглядом, сопит. И Анна, ошарашенная речевым извержением Караваевой, тоже молчит, на неё в ответ смотрит. И вся толпа молчит. Пять секунд тишина, десять… И вдруг один вновь подошедший как крикнет громко с улицы: 
- А чё случилось-то?!  Свадьба, что ль?!
- Ага,- сразу нашлась Таисия,- Анфиска с Гаврилой Селивановым пожениться решили на чужом дворе.
И народ покатился. Смеялись все. Даже Анфиса прямо на глазах сдулась, остыла и тоже прыснула:
- Ой, не могу… пожениться…
- Анна Николаевна,- нарисовался из-за Караваевой рыжеусый Николай,- вы, конечно, учительница и всё такое, но раз Олежка ваш всю эту весёлую антимонию замутил, так вам её и разруливать.
- А как же мне это разруливать?
- Ну, уважьте народное общество, угостите чем-нибудь.
- Да у меня из угощений всего – кусок варёной курицы и бутылка вина начатая, с майских осталась.
- Это не беда. Вы только отмашку дайте, и всё как надо сложится.
- Ну, тогда даю отмашку,- с улыбкой пожала плечами Анна Николаевна,- что ж тут ещё скажешь.
- Эй, братья и сёстры!- гаркнул Николай так, что услышали, наверное, в самых дальних уголках села. А рыжие усы даже как-то возвысились над головами.- Слухай меня! В коем-то веке собрались мы всем селением, свёл нас весёлый случай. Так отметим же как следует наше единство! Тряхнём закромами! Принесём на стол кто что может! Кто за?!- и Николай первым поднял обе руки вверх.
- Даёшь единство!- крикнули из толпы.
- У меня холодец есть…
- У меня самогон…
- У меня сало…
- У меня груздочки…
Несли столы, стулья, лавки, посуду, еду, напитки… Несли с таким энтузиазмом и радостью, как будто наступило в душах просветление, и собирались вместе самые близкие люди. Столы поставили по всей ограде, накрыли, расселись.
- Анна Николаевна, скажите слово,- попросил Николай,- как хозяйка.
- Желаю вам здоровья и благополучия!- смущаясь, подняла стакан с вином Анна.- Пусть всё у вас будет хорошо, дорогие мои односельчане!
И почему-то в этот раз от таких простых и много раз слышанных пожеланий у собравшихся за столами подступили к глазам слёзы.
- За тебя… за тебя… за тебя… - чокались жители.
- А я ещё предлагаю за дружбу,- налил по второй грузный Андрей Терентьев, слесарь автомастерской,- чтобы никто у нас в селе ни с кем не ссорился.
- Так не бывает,- усомнилась Таисия, но за дружбу выпила.- А я хочу, чтобы каждой женщине в хозяйство мужик дельный достался. Вот это тост насущный.
Все со смехом выпили и за это.
- Только где их подходящих взять-то,- продолжила Таисия,- подходящие все пристроены. Ко мне, вот, один городской подкатывал – ничё, вроде, справный такой. Случайно в городе на ярмарке индийской познакомились.
- Это когда это? Чё-т не видали.
- Да был, был. Год назад, вспомни, лысый, румяный, весь чистот такой. Недолго совсем был.
- А-а, этот. Ну-ну…
- Ну, ко мне пару раз приехал. Всё остерегался во дворе, как бы в говно куриное не наступить. Я ему говорю, мол, не бойся, к деньгам. А он всё равно озирается – не верит. А потом к нему поехали, посмотреть. Так у него в квартире чистота ужасная просто. Как в музее всё – тут не шагни, то не потрогай. Картины он собирает дорогие. Одну показывает мне  – на ней намалёвана то ли корова, то ли не понять чё. А как цену сказал – я села. За такие деньги десять нормальных коров купить можно. И рванула я от него к родной своей бурёнке, чтобы самой с ума от тех изображений не съехать.
- Вот я и говорю,- подключилась к теме Галина Каплина, незамужняя, весёлая женщина средних лет,- со своими дружить надо. Я вот люблю, когда от мужика мужиком пахнет.
- Это как?
- Ну, чтобы табачком, перегарчиком. Чтоб чуялся мужик, когда обнимает.
- Так к тебе ж другие и не ходят,- хохотнула Анфиса.- У тебя ж в доме одно веселье.
- А ты чё, в окна мне подглядываешь?- сквозь улыбочку нахмурилась Галина.
- А ну, хватит вам!- осадил женщин Николай.- Только же выпили, чтоб не цапаться, а вы!
- Да не бывает же так,- повторила Таисия.
- А вы  на мужиков гляньте. Вон, культурно беседуют за политику, как серьёзные люди.
- А ты чё ж с ними не беседуешь?
- Так и я тоже… щас, подвинусь к политическому разговору.
Подвыпившие мужики все без исключения вкладывали душу в острый  разговор о насущном. И трудно было выделить, кто за кем и что сказал.
- Вот ты скажи мне без виляний, как ты к президенту относишься?
- Ну, чё говорить, могучий мужик – у самой пропасти страну остановил, хватило силёнок.
- Хватило, говоришь, силёнок…  А чё ж у него не хватает сил рыжего беса в тюрьму посадить, а? Ведь подлец первостатейный, мошенник государственного масштаба, предатель родины, душегуб, а он его не садит. Почему? И столько лет уже. Ему бы в тюрьме сидеть пожизненно, а он у нас, гляди, то всем электричеством заведует, то нано какими-то технологиями. И благодарности требует от народа, который предал.
- Да, это так. Раньше такие предатели были: враг к стенам городским подойдёт, а предатели эти ворота изнутри врагу откроют и внутрь его запустят.
- Так почему же его не садят?!
- А никак его не посадить. Он же бумажки те придумал, по которым всю страну разворовали – законное воровство. Кто алюминия хозяин, кто чего. Нефть с газом качают – кто их проверит, сколь в карман себе качают. А ежели рыжего за такую приватизацию в тюрьму сажать, тогда всё отменять надо и государству возвращать. А кому это надо. Качай да качай – всё законно.
- Вот щас в Арктике новые месторождения разрабатывают… Вот ты рад этому? А ты? А ты? А-а, вот и нету у народа от этого никакой радости. По сто рублей к какой-нибудь минималке добавят, а себе миллиарды в карман засунут.
- Какая же сволота вообще эту десятку определила, на которую выживать надо?! Не пятнадцать, не двадцать, а десять, мол. А щас и на двадцать – скребстись и скребстись, чтоб выплыть. 
- Себе эта гадина на туалетную бумагу в месяц больше тратит, чем нам на всю жизнь отвела. Если уж есть официальные зарплаты в несколько сотен тыщ или миллионы, то никак уж не должно этой десятки быть. И прячут всё за какие-то средние зарплаты. Нет их, никаких средних зарплат! Есть нищие зарплаты, а есть огромные! Подлость и враньё одно сплошное!
- А эти пенсии по восемь тыщ?! Как это вообще?! А ежли ты подрабатывать от такой нищеты идёшь, то тогда тебе и доплаты к этому ужасу не положены. Это права человека у нас такие?! Подлость это!
- Не учили в детстве эту власть слабых не обижать, что слабых защищать надо. А им наоборот – слабых-то проще обделить. Они, вон, полиции и военным до пятидесяти подняли, умники, а остальные рожей не вышли, перебьются. Так и те пятьдесят уж инфляция съела. А как же те живут, кому не подымали, а?! Подлость сплошная! И нас же нищебродами теперь называют!
- У меня дочка с зятем в городе – оба врачи участковые, так слёзы одни. Они ж как на передовой – вся боль людская на них проливается. А зарплаты грошовые. За один участок дочке двадцать три тыщи насчитывают. Чтобы двадцать восемь получить, она по двум ходит. И зять так же. За что вот их так?! Они же институты закончили, людям служат. А их министерша главная говорит, что врачи не к деньгам должны стремиться, а самореализовываться. Как же им без денег реализовываться?! Они домой вечером приходят – там двое детей, там заплатить за всё надо. Вот пусть эта министерша от зарплаты своей откажется совсем, пока её врачи так мало получают.
- Любят у нас чиновники денежки. И арестовывают их, главное, не когда они первый миллион пытаются своровать, а когда они уже десять миллиардов стырили. А нам всё подсчитывают, двести рублей добавить или триста. Подлость одна сплошная! Яйца мы для них червечачьи! Назначили всякие минималки, чтобы заживо не сдохли. Подлые души!
- Вот вы, Анна Николаевна, довольны своей учительской зарплатой?
Анна Николаевна промолчала.
- Хватит вам, политиканы!- прикрикнула Таисия.- Надоели уже. В город, вон, поезжайте, на площади митингуйте. Там вас быстро полицейские  угомонят.
- А чё нам за сто вёрст за пошеями ходить? Нам дома ловчей. Мелочишку свою получим, да с приварком каким, да с огородишком – перебьёмся. Им нас за геополитикой всё равно не видать. Для нас земля плоская. Вон, погост наш на круглом взгорке – и есть вся округлость земли для нас. Такая вот житуха, мля.
- Слышь, Барсук,- посмотрел мутными глазами на Степана Иван Логин,- я всё ж лодку тебе пока не продам. Может, и правда получится у меня с протезом.
- Смотри, Иван, моё дело – предложить. Может, и правильно, порыбачим ещё вместе,- и Степан повернулся к сидящему рядом Александру Игонину.- Сань, у тебя инкубатор-то живой?
- Живой, чего ему сделается.
- Дай мне на время. Гусей породы невероятной хочу вывести, очень большие должны получиться. Твой-то гусик растёт?
- Да вырос уже, три года ему.
- А-а. Так я зайду потом за инкубатором?
- Заходи, возьмёшь.
Далеко за селом, у накатанной земляной дороги, покорно ждал Олега и Наташу оставленный на травянистой обочине отцовский мотоцикл. Розовый закат разлился по горизонту, обнял поля, коснулся излучины замедлившейся реки. Тишина, похожая на прозрачную воду, в которую можно погрузиться с головой, накрыла вечерние дали. Одни, забыв сейчас обо всём, шли по тропинке, взявшись за руки, Олег и Наташа.
- Хочешь, я прочитаю стихи?
- Стихи? Чьи стихи?
- Я написал тебе.
- Мне?! Ты написал… прочти…- они остановились.

- Звездой с небесной высоты
  в мой мир земной спустилась ты.
  Так бесконечно много лет
  манил меня твой чистый свет.
  И каждый шаг в моей судьбе
  незримо вёл меня к тебе.
  Любовь всесильною рукой
  соединила нас с тобой.
  Звездой с небесной высоты
  в мой мир земной спустилась ты.

- Бесконечно много лет?- улыбнулась Наташа?
- Да, бесконечно много лет,- без улыбки ответил Олег.- Тебе понравилось?
- Да, красиво,- они пошли дальше.- Интересно, сколько лет этой тропинке… Сколько людей ходило по ней до нас… Сколько пройдёт после нас…