О чём болит сердце

                (из встреч с Лампадовной)

        «Пришёл марток – надевай трое порток, поскольку с колючим морозцем ветерок», – издали приветствует меня поговоркой Лампадовна, пряча в воротник лицо от ветра.   

 – Помнится, старики об этой поре ещё говаривали: пришёл марток – стели новинУ на
   снежок. Так домотканый холст отбеливали на снегу под первыми пригревающими
   лучами солнца, – продолжаю мысль Лонгины. 

         А далее – молчание, причём мне в удовольствие, поскольку устаю от её сказов. Никак не одолеет себя, чтоб не сказать своё слово «на мировые темы». Не умеет молчать – и баста. Болезнь у неё такая – вытаскивать наружу всё, что претит нормальному человеку, и крестить на чём свет стоит всяких предателей да лихоимцев, которых сверху донизу…    

– Кстати, храню кусочек скатерти, вытканной мамой ещё перед войной. Работа
  филигранная – не отличить от фабричной: тонкая льняная нить, красивый уток в
  клеточку –  мастерство, да и только. И это на домашнем ткацком стане.
   Давно уж нет ни мамы, ни стана, ни стола под той самой праздничной скатертью –
  всё ушло в невозвратное прошлое. Да и семейный уклад «приказал долго жить»…         
               
 – А вот наш семейный уклад доселе в моей душе, – не согласилась Лонгина:
      Ещё трудное послевоенное время, начало 50-х годов. Не забывается очень
   скромный обеденный стол, за которым чинно усаживалась наша семья из трёх
   поколений (одиннадцать душ). Ели молча, только кто-то из старших делал
   замечание детям, коим вдруг ни с того ни с сего смешинка в ложку прыгнет.
   Взрослые, выходя из-за стола, кланялись божнице в углу над столом, хотя и не
   были особо богомольными. Мы, дети, без напоминаний делали то же, поскольку
   были уверены: старшие знают про всё, как надо, а как не надо.
      Нас, детворы, в доме было семеро. И только став взрослыми, мы узнали от
   родителей: четверо старших, довоенных детей, приходятся нам... пятиюродными,
   можно бы сказать, чужими. Их родители погибли при первом же налёте немецких
   самолётов: завода не стало, рабочих тоже... Наша мама, тогда пятнадцатилетняя
   девочка, забрала четверых сироток себе, так что в войну голодали и мёрзли
   вместе.   
      В 1943 году наш будущий отец вернулся с Отечественной инвалидом, без ноги,
   Женился на бедной девушке с четырьмя детьми. Да так и зажили – не слышно не
   видно, пополняя дом нами, уже военной и послевоенной ребятнёй. А любили нас
   всех одинаково: и довоенных, и следующих, но держали в должной строгости. Всем
   дали образование, научили пахать-сеять, учиться строить семью – поэтому,
   наверно, у всех сложились свои, тоже строгие семьи, где их детвора в доме
   «знает своё место», а не вседозволенность…   

 – Тебе так и плачется по тому прошлому, – замечаю я, чувствуя грусть Лонгины. 

 – Плачется, больше не по прошлому, а по нынешнему. И не плачется, а ревётся-
   воется…   
   … С семьи всё начинается – судьбы детей оттуда же. Вседозволенность ныне в
   семьях не только не пресекается, но и одобряется всякими опеками, правами
   ребёнка и прочая.   
   Купайтесь, дети, в своих свободах!
   Отсюда – юные мамаши с сигаретой в зубах кормят грудью новорождённого. Или
   ещё, второклассник поливает грязью-нецензурщиной свою мамочку, которой отроду
   всего-то неполных двадцать три …   
     Что вырастет из таких деток – всем ясно. Разве не пора выть, если Русь
   пошла-поехала в пропасть, всё благодаря взятому за образец жить, как на
   «свободном» западе…   

 – Лонгина, ты опять в распыл вошла… О старшем поколении замолвила бы слово.
   Старикам-то ой как в войну досталось. И голод-холод, и непомерный труд, да ещё
   похоронки на сыновей, – останавливаю рассказчицу.      

 – С дедушками нам повезло. Один, Степан, – дед нашему отцу. Второй, Илья, -
   двоюродный брат Степана. Их старушки в войну покинули белый свет, когда немцы
   сожгли деревню…    
     Вот отец и забрал их к себе – куда ещё немощным старикам деваться… Дружная
   семья была.   
     Дедушек почитали родители, детвора –  как и родители.
     С умилением вспоминаю долгие зимние вечера: ужинали при керосиновом
   фитильке. Затем фитилёк гасили – начиналось то, что осталось в памяти на всю
   жизнь.
     У деда Степана был  бархатный голос – мягкий, густой баритон. Он тихонько
   брал первые ноты какой-нибудь народной песни, подхватывал отец – и лилась
   раздольная русская музыка о бурлаках ли, о донских ли казаках, об одинокой ли
   гармони, о тонкой ли рябине…   
     Дедушка Илья голоса не имел, но тоже порой подключался к поющим, «выдавая
   петуха», за что ему все, улыбаясь, аплодировали, благодарили за «необходимую
   поддержку». Видно, за то его и любили – готовность всем во всём помогать
   (добрая то была душа).    
     Отец на войне был рядовым матросом и, обладая драматическим тенором, любил
   песни о море, моряках. Как сейчас, слышу его любимую «Прощайте, скалистые
   горы…» :      

                Прощайте, скалистые горы!
                На подвиг Отчизна зовёт.
                Мы вышли в открытое море,
                В суровый и дальний поход…             

       Конец песни подхватывал дед Степан:
               
                Хоть волны и стонут, и плачут,
                И плещут на борт корабля. 
                Но радостно встретит героев Рыбачий,   
                Родимая наша земля… 

       Голоса сливались, завораживая нас силой звучания так,  что чувствовалось
   колебание воздуха над печкой, где мы, детвора, грелись, замирая от волшебства
   голосов.
       Жаль, я не унаследовала сей талант. 
       Тяжёлые то были годы на «родимой нашей земле», но люди не стонали, не
   жаловались на судьбу: знали, что впереди лучшее. Правда, предателей в ту пору
   не было, как сейчас…   
       Теперь – воля: топчут, оскверняют свою землю, готовые сдать её за полушку
   и порциями безнаказанно сдают, скупая себе богатства за бугром…
       Вопрос громкий, на всю Россиюшку: «ДО – КО – ЛЕ..?!»    
 
 –  Да-а-а, Лонгина, громкий… Сердце изболелось от вопроса народного. Если бы у
    меня случилась возможность издать книгу, я б назвала её «О чём болит сердце».    

                20.03.2019 г.