Листок дубовый

               
           Сколько же лет, высохший, словно древний пергамент, листок  пролежал, притаившись, среди страниц   третьего   тома  Толкового словаря  «Живаго великорусского языка  Владимира Даля»?  Забытой   бывшим  обладателем   невостребованной закладкой. Солидное  четырёхтомное издание 1882 года было переиздано  только в 1980 году, накануне, буквально, столетнего юбилея его. 
           Сейчас за окнами зима. Конец  декабря 21 века.   Снежно и зябко. Тишину и пустоту сада нарушают юркие синички, серые воробьи да ещё доверчивый  поползень. Снуют у кормушки, столуются.
           Как же время быстро летит. Какими вехами его измерять. 1882 – 1980 - 2019. В мои руки этот Словарь попал и доселе основательно  «живёт»  на полке книжного шкафа с далёкого 1980 года. Массивные тома тёмно-вишнёвого цвета обложки. С той, первого издания орфографией, где присутствовали «ер», «ерь» и «ять». По счастливой случайности мне достался. Стоил по тем временам солидно -  45 рублей, что составляло третью часть моей зарплаты, начинающего учителя.
           А  дубовый листочек, случайно попавший нам  в открытом томе, стал  продолжением разговора с приятелем. Откуда? Как? Когда?   И потянулась нить воспоминаний.  Здесь без предисловия-экскурса уже не обойтись.
           1982 год.  Поздняя осень.  Дело случая. Узнал, что у Ивана Алексеевича Атаманова, учителя на пенсии, появился  Словарь  Даля. Четырёхтомник! Столько был наслышан об этом словаре, и вот он в моих руках. Тяжеленный. Прекрасно изданный. Хозяин милостиво уступал его мне. «Пенсионеру он уже ни к чему. Жаль, но что поделаешь, да и ставить некуда, - сказал он, окидывая взглядом полки с книгами. Повернуться негде». Он ещё что-то говорил. Я слушал в пол - уха. Моё внимание приковано было к редким книгам - заветной мечте моей. Руки сами тянулись к ним, потрогать-полистать,    я едва сдерживался. Так было и в следующей комнате.
         Видя моё неподдельное удивление и восторг, он показал  и кладовую. Свой антиквариат. Всё  пронумеровано, всё по полкам, прогнувшимся от тяжести бумажной. Подшивки районной газеты со дня её образования.  Дореволюционные  книги, учебники…  «Считай, что всю сознательную жизнь  собирал по крохам,»  - добавил он с гордостью.
          А расставаясь, мы  едва не поссорились. Во дворе у него росли, шурша осенней листвой, три дубка-подростка, для наших сибирских суровых мест, экзотические деревья. Я заговорил о них с восхищением, и он рассказал, как из Калужской области привёз и росточками и желудями, как трудно они приживались, как укрывал их на зиму, как…
        А я, простая душа - простофиля  выдал ему наивно: «Хороши же они вместо берёзовых веников,  да в нашей русской баньке»!
        Что тут было-о-о!  Едва его успокоил.
        Со временем, когда на деревцах появились жёлуди, редкостные в наших краях плоды, пробовали сельчане и у себя их выращивать, да не у всех они в рост пошли: виною - беспечность хозяев, которые не укрывали их, потому  и не сберегли. Суровые зимы, пронзительно коварные ветра-хиузы, сгубили их. Те же, с десяток, что в рост пошли, сейчас смотрятся красавцами, являясь гордостью хозяев. Радуют они своей раскидистой кроной ребят и в школьном дендрарии.   


                ***

         С художественными книгами, словарями  в то далёкое время, надо заметить, был огромный дефицит, словно духовный голод. Словечко  дефицит сейчас уже архаичное и молодому поколению непонятное.               
         Доставали нужную книгу по великому блату, зачастую из-под прилавка, как банку растворимого кофе, тоже - редкость.  Меняли томик стихов  популярного тогда  поэта Евгения  ЕвтушОнку на тушОнку, тоже своего рода дефицит, но иного свойства.
         В Советском Союзе тогда читал, как говорится,  и  стар,  и млад.  Тиражи книг по сравнению  с  сегодняшнями  зашкаливали  до трёхсот  тысяч и гораздо выше. И всё равно не хватало на всех. И за сданную макулатуру можно было редкую книгу приобрести, не ленись только. С трудом, но и на  издания  в  Библиотеку к журналу   «Огонёк», как приложение - подписаться. Не на всю, конечно, но - удавалось.  Так что полки книжных шкафов пополнялись отечественной и зарубежной классикой ежегодно.
          Домашняя библиотека считалась самым обыденным  атрибутом.  Собирали-формировали, дорожили. Давали почитать с трепетом, потому как «зачитывали» - забывали возвращать. Занятый рубль – дело чести, возвращали всегда, а вот книгу… 
          Библиотека часто передавалась  по наследству как кладезь мудрости,  добра и знаний. Особо ценились полные собрания сочинений любимых писателей и поэтов.
          В 1965 вышел в девяти томах Ивана Бунина, в 1970, тоже в девяти томах Александра Куприна… лёд тронулся. Самые талантливые писатели-эмигранты стали издаваться на родине.
          И я собирал - приобретал книги, и  приятель тоже. Я старался подписные произведения, а он – лучшее из них. Избранные в два-три тома,   компактнее  чтобы. С годами мне книги  уже некуда ставить было, а он к этой проблеме только подбирался.
          Последним всплеском – выплеском на книжном рынке стал ажиотаж  после перестройки. Появились книги,  бывшие  под   идеологическим запретом. То, что  из - под  полы, в буквальном смысле, достать – прочитать  можно было, стало  доступно, читаемо и удивляемо - обескураживаемым:   а что там такого, кроме обычной антисоветчины да ещё злопыхательской с низким уровнем художественности осталось? Удивили?! Вот почему запретный плод сладок. Плод -  то плод, но с гнильцой оказывался.  Заказной товар.


                Затмение


         И тут приятель добавил с ног сшибающую новость. "Фейк - не фейк, а смахивает на лунное затмение ума некоторых.
         Вот это чей заказной товар?  Посягательство на русский общенациональный язык! Кому понадобилось? Очередная реформа?  Зачем?" И он показал статейку из Инета, информирующую О решении реформировать орфографию русского языка, которую
сообщила министр науки и образования Ольга Васильева. Проект реформы разработан министерством совместно с Высшей школой экономики и Иркутским государственным университетом путей сообщения. И продолжил возмущённо: "Да кто вы, господа хорошие, чтобы о подобной реформе глаголить?! Очередную благоглупость презентовать?!"
         Оказывается с начала 2020 года из языка исчезнут буквы «ы» и «ъ», вместо которых будет употребляться «ь» (мягкий знак). Вместо буквы «ё» будет использоваться буква «е», а вместо букв «ц», «х», «ч», «ш» и «щ» будет введена новая буква, начертание которой находится в процессе утверждения.
         По словам той же Васильевой, приведение количества букв в русском алфавите к международным стандартам очень важно для развития страны. Многочисленные научные исследования, на которые ссылается министр, доказывают оптимальность количества букв 26 в письменности любого народа. Цивилизации, в алфавитах которых ровно 26 букв, развиваются быстрее и реже переживают политические кризисы. Это, чтобы без развития экономики, сразу вровень встать с передовыми странами и в дамки попасть. Буквы, видите ли виноваты. Весьма оригинальное видение и решение проблемы. 
         Напомним, последняя реформа русского алфавита проводилась в 1918 году, когда из языка пропали буквы «ер», «ерь» и «ять».
         А тут – 7 букв будет заменена одной ещё «изобретаемой».
         Скрепя сердце, на минутку допустим, что реформа произошла. Школьников учить стало проще? Писателям творить сложнее. Людям общаться  легче?  Отмахнутся, как от назойливой мухи..
         Это же не дискуссия во времена хрущёвской оттепели о правописании слова (заяц – заец) Это диверсия по отношению к языку. Как, к примеру, быть со словарями на эти буквы? Куда исчезнут - канут в какую Лету  слова, начинающиеся на  Ц, Х, Ч, Ш, Щ ? 
         Вот – рыба щука, как, скажите это слово произносить? Карась, ёрш – есть, а щуки, чтобы тот же карась не дремал - нетути. Нетрудно подсчитать, какое количество слов, с букв которых начинаются слова  исчезнут.
         Кстати, Ё вновь заменят на Е. Министерству, что, делать больше нечего?" Тут и меня задело, и я подключился, напомнив, что где-то когда-то читал о трудном для иностранцев русском языке. Что они ЭТИ буквы выговаривать не могут... "Не могут - научим, - поддержал меня приятель и продолжил, - А эта, госпожа-министр, случаем, не близкой ли роднёй доводится Элочке - людоедке"?