Голубоглазое лесное озеро

  В  небе  чуть-чуть  заалела  полоска  утренней  зари, когда  я стал  собираться  на  рыбалку.
Майское  утро  было  такое  светлое, такое  солнечное,  такое  лучистое, что  душа  радовалась  устоявшейся  тёплой  весне, ясной   погоде.
 Мелкой  серебристой   росой       переливалась, светилась синими искрами  под  утренним  не  жарким  солнцем  молодая,  щетинистая, шелковистая 
  травка, на  кустах,  на  придорожных  берёзах,  новая  лакированная  листва.
Дышалось  особенно легко, глубоко,  по – весеннему.
 Утро  поплыло  солнечное,  парное.
На  лесной  опушке, словно  янтарные  стволы  сосен, светились  мягко, тепло,  разливая  жёлтый  свет по всей опушке.  Юркие  чибисы  над  поймой  реки  Клязьмы, срывались  с криком:» Чьи  вы….чьи  вы…»
В  ближайшем  ко  мне  березняке, вдруг  вскинулось,
гулко,  как  эхо  прозвучало: молодо, трепетно, часто:»Ку – ку… Ку-ку»  Кукушка!
Радуясь,  утреннему  солнцу  на  все  лады  запели  птицы.  По  лесу  понеслись, покатились  перекаты  птичьих  голосов.  Вот,  в  кусте  зацветающей  калины   заливалась  ярко-жёлтая  птичка-иволга. Запела свою тихую  песенку  пеночка, тонко-тонко. Отчётливо  слышался  покрик  дроздов. Звонко, задорно, неистово  запели  солисты  весны-  соловьи.
Бор  за  рекой  Клязьмой, словно  поглотил, околдовал, очаровал  меня. Дикой  прелестью звериных  троп  повеяло  кругом. В  сосняке стояла  какая-то  глубокая  тишина, даже  какое-то невероятное  оцепененье.  Ощущенье,  чувство  глубокого  покоя   
постепенно  овладело  моей  душой. Глубокая, глубинная  старина, явь  и  небыль  перемещались  в  моём  воображении.
Как  радостно, весело  смотрятся  распустившиеся  ландыши.  Как  чудесно  проливают  белый  свет  друг на  друга  и на  своё  лесное  окружение. Бор  упоительно  благоухает  нежным  запахом  цветов.
Какими  прекрасными  красавицами  выглядят  берёзы с молодыми  распустившимися   резными  листьями. Кажется, что это  не  листва  вовсе, а  зелёный-зелёный  прибой.
Над  муравейником, на  разлапистой  ёлке  мелькает  какая-то  хлопотливая  птичка  в  крапчатом  жилете.
Трудно  разглядеть её  среди густоты  ветвей. В  тишине  звонко  раздаётся  деловитое  постукивание. Дятел  пёстрый.    
Над  дождевыми  лужами  роем  кружились  синие  стрекозы  с  прозрачными  крыльями.
На  просеке  глаза  слепило  солнце. Солнце  проникало  повсюду: в  речную  излуку, в  заливные  луга, в  лесную  опушку, в  березняки, в  сосняки, в  ельники, в  береговые  дубняки, всё  озаряя, всё  высвечивая, всё  тепля,  наполняя  живительными  соками.
Вдали  за  чёрной  и  сумрачной   стенкой  ельника, словно  вспыхнул  синий-синий  язычок, огонёк- озеро
Глубокое.  Так оно  синеглазо  засветилось в  болотистой  крепи. С  низкими  пологими берегами, заросшими  хилыми  берёзками, кустами  ивняков, ольховника, камышом,  тростником, осокой, помеченная  вразброс  болотными  кочками.
     Я  вышел  на  песчаную  кромку  берега.  Спокойная  зеркальная  поверхность, неподвижные и  ажурные  силуэты  береговых  корявых  сосен, отражались  в сине-  голубоватой  чаще  лесного  озера.
Плеснулась  мелкая  рыбёшка, пошли  по  зеркалу  мелкие  круги, колыхнулось  отражение  кустов  ольхи.
Сине -  голубое  зеркало  воды  завораживало  глаз.
Когда  я шагал  по  берегу  озера,  на   ближней  ко  мне  сосне, раскинув  рыжий  хвост, сидела  никем  не пуганая  белка  и   вытаращив, как  чёрные  пуговицы  глаза  с   непонятным  восторгом  глядела  на  меня.
Лесное  озеро  « Глубокое»  поразило  меня  своим  простором, оно  было огромной  чащей  в  оправе зелёной  стенки  камышей.
Зеркальная  гладь блестела, как  осколки  светло- голубого  стекла  на  солнце. Пушистые  сосёнки, подходившие  к  самой  воде, вытянутые  зелёным  рядком, отражались  в её  прозрачной  воде.
Я  тихо  брёл  по  берегу, к  знакомой  заводи, где  кусты  образовали  своеобразную выемку, и  было видно, как  всплывают  вверх  и  медленно  погружаются  рыбьи  спины.
В  лесном  озере  водятся  пятнистые  щуки, юркие  крепыши- окуни, с  белой  на  брюшке  чешуёй, серебристая  плотва, чёрные  большеголовые  бычки-ротоны,  белый  карась  разных  размеров.
Моё  рыбацкое  сердце  гулко, трепетно  забилось  в предчувствии  удачи. Повезёт – не  повезёт.
Пустынно  и  тихо  было  кругом. Живописный  и  глухой  бор  лежал  окрест. На  берегу, на  моховой  подстилке  лежали  целые  слои  коричневых  сухих  шишек  сосен.
Сам  берег  был,  как  бы  выкован  из  коричневой  мантии,  сосновой  хвойной  подстилки.
Я  вышел из-за  куста  ольхи и  увидел  двух  утят: торопливо  перебирая  ножками-ластами, они  бойко  резали сине- голубую  воду  заводи, уплетая  в  камыши.  Хитрецы- быстрее с  глаз  долой.
Просвистел  крыльями  чирковый  селезень, шлёпнулся  в  камышовой  заводи  плёса, поднял  синевой  горящие  брызги  на  солнце.
Стайка  мальков, уткнувшись  в  чёрную коряжину, лежащую  в  воде,  казались  сказочным явлением.   
Я  постепенно узнавал  окунёвое  место, где  первого окуня  поймал  скоро. И  окунёк-то  с  ладонь  всего, а  дорог- первый. Здорово  клевало, то и дело  вытаскивал  «матросов».  Ещё, ещё, ещё!  Вот  это  окунище-великан, больше  ладони!
Рыба  разом  перестала   клевать, и  занялась  какими-то  непонятными, странными  делами.  На  уху  с  лихвой  хватит.
Взгляд  свободно  проникал в  глубину  голубоглазого  озера, где  расстилался  мохнато-зелёный  ковёр  водорослей. Правый   край  озера, словно  окантован
зелёными  ладонями  кувшинок.  Слева, где  росли  карликовые  берёзки, кусты  сабельника,  голубики, едва-едва  виднелось  Вольное  болото- марь.
Бор  казался, тихим,  нетронутым  людьми.  Кругом  болотная  глухомань. Таинственная, спокойная  лесная  тишь  навевала, казалось, какие-то  воспоминанья, светлые  чувства  рождались  в  душе.
Глухомань   ревностно  хранит  свои  лесные  тайны.
Никакой  дороги  тут  не  было, только  звериные  тропы, то там, то  тут  виднелись  поваленные  то  ли  ветром, то  ли  смерчем  огромные  сосны, с  вывороченными  корневищами.  Зацепишь  ветку  такой  сосны и  за  шиворот,  сыплются  иголки  сухие,   колючие, как  зимой  сечка-снег.
Кучевые   облака  загорелись предзакатными  красками. Полуденный  зной  постепенно сменился предвечерней  прохладой.  Запах  багульника  смешивался  с  запахом  разогретой  хвои, можжевельника.  Было   тихо-тихо.
Какая   дикая  и  первозданная  красота  этих  мест, что  оторопь  берёт… Здесь  всё  наполнено  видениями  старины  глубокой, глубинной, сам  воздух  задумчив, густ, чист.  Лесные  заболоченные  крепи,  полны  не высказанных  истин, похожие  на  старые  русские  сказки. 
Заалела  вечерняя  заря, бросая  багровые  отсветы в
сине-голубую  чащу  озера.  Таинственная  тишь, казалось, придушила  всё   вокруг. Понемногу  затихли  певчие  птицы.
Вечерело ….
Рядом  в   сосняке  раздалось:» Тек…тек…тек…». Затем
кто-то  явственно  царапнул,  ударил     крепким  клювом  по  береговой  сосне,  матёрый  глухарь,  сухо,  протяжно    скрипнул,  заскрежетало  в рослом  сосняке,  и  полилась  негромкая  песня  этой  царственной  птицы.   
И  подумалось:  сколько  ещё  неоткрытой  красоты  в  нашей  русской  природе!