В субботу

В субботу

В субботу в восемь часов утра Юрген Лекс вошел в приемный покой клиники «Лазурное море».
– Доктор Алдис на месте? – спросил он дежурную сестру.
Медперсонал хорошо знал о дружеских отношениях, связывающих главврача и предприни-мателя Лекса.
– Доктор Алдис у себя, ждет вас, – с готовностью ответила медсестра.
И пока Юрген Лекс шел по коридору, сестра проводила его высокую сухощавую фигуру тем взглядом, каким бедные незамужние девушки смотрят на еще неженатого богатого мужчину не-дурного собой.
Доктор Алдис просматривал бумаги.
– Доброе утро, Юрген, – сказал он, снимая очки.
– Здравствуй, Джек, – ответил Лекс, протягивая руку.
– Садись. Кофе, чай, сок?
– Благодарю, нет, – предприниматель сел и внимательно посмотрел на друга. – Как он?
Доктор Алдис снял очки и протер стекла льняной тряпочкой. Потом положил очки на стол и взглянул на друга:
– Отлично. Я могу ставить штамп «знак качества». Двести тысяч потрачены не зря.
– Хорошо. Когда его выписывают?
– На следующей неделе. Но это уже формальности, фактически он может выйти в мир уже сегодня.
– Я могу с ним серьезно поговорить?
На слове серьезно Лекс сделал ударение. Доктор Алдис снова взял очки и принялся полиро-вать стекла.
– Жена все спрашивает, почему я не ношу линзы. А я не представляю себе, как собраться с мыслями в ситуации, подобной этой. Вот протру стекла, и в голове прояснится.
– И как, прояснилось?
Доктор со вздохом положил очки на стол:
– Я бы просил тебя не делать этого. Алан нормальный парень. Неужели ты не можешь…
– Джек, – Лекс поднял ладонь и хлопнул по столу, – не будем. В этом вопросе наши убежде-ния не совпадают. Давай хоть мы не будем трепать друг другу нервы.
– Ладно, – после паузы ответил главврач, – решил – иди.
– Спасибо, Джек, –  Лекс встал. – Встретимся сегодня в клубе?
– Если ты не хочешь рассказать мне о результатах беседы сразу же…
– Лучше вечером за шахматами. Мне понадобится время, чтобы прийти в себя.
– Хорошо… Кстати, Алан спрашивал, не родственники ли вы.
– И что ты ответил?
– Сказал, что нет. Но ты сам понимаешь – фактически вопрос остался без ответа. Когда че-ловек тратит двести тысяч на ничто, возникает вопрос – зачем.
– Ладно, до вечера, – ответил Лекс и направился к выходу; у самой двери обернулся. Доктор Алдис не смотрел на него, он полировал стекла очков…

Алан Нор стоял у окна своей палаты и делал гимнастику. Руки в стороны, руки вместе, вдох-выдох… Раздался стук в дверь, в приоткрывшуюся щель заглянул Лекс.
– Можно, Алан?
Юноша улыбнулся:
– Конечно. Проходите, садитесь.
Алан сел на койку, Юрген на стул.
– Как самочувствие, Алан?
– Отлично.
– Доктор Алдис сказал, что скоро тебя выпишут. Чем думаешь заниматься?
– Не знаю. Хотелось бы стать шофером-дальнобойщиком.
– Почему?
Юноша пожал плечами.
– У меня не такой уж широкий выбор бесплатных профессий. Пусть будет шофер. Мне пока не хочется много общаться с людьми.
– Понятно, – Юрген побарабанил пальцами по спинке стула. – Скажи, а что ты помнишь из своей старой жизни?
Алан задумался, потер кончик носа.
– Мало что. Ноль информации, только ощущения. Помню райское блаженство, когда удава-лось найти дозу, и жуткие ломки, когда ее не было. Какие тени, неясные лица… Но кто это – друзья, родственники, я не помню. Впрочем, иногда люди одеты в форму, – Алан улыбнулся, – и тогда я знаю, что это были полицейские.
– Понятно, – протянул Юрген, потом внимательно посмотрел в глаза собеседнику: – Алан, доктор Алдис сказал мне, что ты интересовался, не родственники ли мы. В самом деле, у любого здравомыслящего человека должен возникнуть вопрос: почему Юрген Лекс, преуспевающий бизнесмен, тратит двести тысяч, четверть своего состояния, на обыкновенного наркомана, когда правительство выделяет на него девяносто пять ритов в год?
– Двести тысяч?! – поразился Алан.
– Да, сумма приличная.
– Я понимал, что вы… прилично потратили – шикарная больница и вообще. И я понимал, что вы не просто так это делаете, но никто не говорил мне конкретных цифр и причин, которые вас побудили…
– Да, Алекс, я просил ничего тебе не рассказывать. Но сейчас ты все узнаешь.
Алан внимательно смотрел на предпринимателя. Семнадцатилетний подросток, мальчишка в сущности. На секунду у Лекса мелькнула мысль не говорить ему ничего, пожалеть. Но про-кашлявшись, он продолжил:
– Когда-то у меня была семья. Я, жена и сын. Четыре года назад жена от меня ушла. Я не жалел – мы с ней были разными людьми, только стесняли друг друга. Наш сын остался жить со мной. Я его очень любил. Год назад его сбила машина. Насмерть. За рулем был ты, Алан.
Юноша издал невнятный гортанный звук и подался вперед. Лекс посмотрел на него, но Алан не делал попыток заговорить, хотя глаза его расширились от ужаса.
– Когда я приехал, – продолжал Юрген, – все было кончено, мой мальчик умер. Ему было всего десять лет. Вся моя любовь, все мои интересы, мой мир, моя Вселенная, были разрушены в одночасье. Я не бился в истерике, нет. Я был на редкость спокоен и деловит. Мною овладела хо-лодная ярость; хотелось разобраться с виновником постигшего меня несчастья.
Мне показали тебя. Жалкий наркоман, угнавший машину. Не понимающий, что он натворил, живущий в своем далеком мире. Я мог кричать на тебя, бить, и даже убить, но ты не слышал, не видел и не чувствовал. По закону тебе полагалось восемь лет тюрьмы, но сначала лечение. При том лечении, что предлагало правительство, ты бы умер в течение недели. И я решил: что мне толку убить бесчувственный чурбан? Пускай снова станет человеком, а там уж я позабочусь, чтобы боль надолго вошла в его сердце, как она вошла в мое. Пусть поймет, каково это – лишить человека самого дорогого существа…
Лекс замолчал на полуслове и, отвернувшись, начал смотреть в окно.
– Значит, вы вылечили меня, потому что хотели отомстить? – Алан говорил, опустив глаза в пол.
– Да, Алан, именно так. И если бы нужно было потратить все мое состояние, чтобы выта-щить тебя, я бы это сделал. Что ты сейчас чувствуешь?
– Не знаю, – затряс головой юноша. – Больно… стыдно… страшно.
Юрген встал, с силой сжал его плечо.
– Доктор Алдис просил меня не говорить тебе всего этого. Пойми, я не садист и не сума-сшедший. Чувство мести владело мной месяц-два, потом притупилось. Я понял, что винить тебя также глупо, как винить молнию или кусок черепицы, упавшей с крыши. Ты же не ведал что творишь. Родился на улице, воспитывался наркоманами, стал наркоманом. Когда ты избавился от влияния наркотиков, я увидел, что ты нормальный парень – не хуже многих моих знакомых. Я даже по-своему привязался к тебе. – Лекс сделал паузу, достал из кармана пачку сигарет. Потом скривился, бросил сигареты обратно в карман. – Здесь же не курят, мда… Ты помнишь, как у тебя был кризис, ты бесился, бросался на стены?
– Конечно. Вы пришли ко мне, рассказали про свою жизнь. Как обанкротились, начали с ну-ля… Что жизнь интересная штука, что она не раз меня еще удивит…
– Верно. Я не врал тебе, я действительно так считаю. Я здорово привязался к тебе за эти ме-сяцы лечения. Сейчас я отношусь к тебе как к старому другу, достаточно близкому, но с которым меня связывает какое-то преступление. И вот это преступление мешает нам обоим жить свободно и счастливо.
Алан поднял голову – в глазах у него стояли слезы.
– О каком счастье вы говорите?! У меня же никого в этом мире нет, никого! Вы – единствен-ный человек, которого я полюбил! А теперь?!. Радуйтесь, ваша месть удалась!..
– Хватит! – резко оборвал Юрген. – И я к тебе хорошо отношусь. И этот разговор – не месть с моей стороны. Пойми, смерть Тонни легла между нами, и через это нам не перешагнуть. Ты хотел остаться в неведении, жить как все? Но люди-то знают, кто ты такой, Алан Нокс и что ты совершил. Пускай немногие, ведь дорожный инцидент – трагедия только для нас с тобой, люди о таком быстро забывают. Но доктор Алдис, полицейские, я, в конце концов, помнят правду. Ты хотел бы, чтобы я улыбался тебе, говорил одно, а сам все время помнил о страшных обстоятель-ствах, связавших нас? По-моему, это нечестно по отношении к тебе. Как ты считаешь?
Алан неопределенно пожал плечами.
– Будь я святой, я бы мог простить и забыть обо всем, но я обычный человек, – Юрген бес-помощно развел руками и продолжил: – Пойми, я, в отличие от доктора Алдиса, считаю, что че-ловек должен знать всю правду. Всегда. Человек совершает много ошибок, и я не исключение – в своей жизни совершил их немало. И считаю, что единственное, что можно сделать в таком слу-чае – попытаться их исправить. А если это невозможно, не совершать подобного в дальнейшем. Все, хватит нравоучений. Мой тебе совет – выйдешь отсюда, уезжай. Начни жизнь с чистого лис-та. А теперь прощай. Буду рад, если мы когда-нибудь встретимся.
Лекс резко поднялся и, не оборачиваясь, вышел за дверь.

09.07.2017