Родные люди

Почему-то приснился отец.  Никогда раньше. Будто мы в каком-то неизвестном доме, и дом этот наш, но в ужасном состоянии. Я думаю, что нужно взять где-то кучу денег, чтобы привести его в порядок. Отец же весел, строит какие-то планы.  Он и при жизни не заморачивался финансовым благополучием. Человек, родившийся в 30-е, переживший оккупацию партиец с татуировками вождей на груди и медалью за освоение целинных и залежных земель презирал всякое стремление к комфорту. Мещанство, - говорил отец, когда моя тётка хвастала богемским стеклом, привезённым от сестры с БАМа, или сообщал, что на заводе давали талоны на джинсы, и он отдал свой кому-то. 

Домочадцы спали. Я бродила по дому, стряхивая остатки сна. За окном темно.   Отчего-то в последнее время именно по утрам накатывала неясная тревога. К полудню отпускало, вечером было не до того. Может, возраст. Сейчас мне почти столько же сколько  отцу, когда он умер. Помню его стариком: ссутулившимся,  сильно прихрамывающим - больные суставы мучали его много лет, с ввалившимися щеками и длинной поседевшей прядью, прикрывавшей лысину.

Мы не были близки, скорее, наоборот. Я даже думала, что не смогу заплакать. когда он умрёт.  Я не была зла или обижена на него. Но и  тепла не чувствовала. А когда мама сказала, что отец умер, слёзы  полились сами.  Я настояла, чтобы гроб не открывали. Отец ушёл внезапно, один  в своей квартире.  Друг нашёл его через три дня.  Мне повезло, я не видела его страшным раздувшимся мертвецом.

Отец умел шутить. Он вообще был душой любой компании. Ребёнком я любила шумные вечеринки в нашем доме. Обычно заваливались к нам вечером после спектакля чуть ли не всем составом. Отец играл в самодеятельном театре. Похоже, актёрство было его  настоящей любовью. Все выпивали, смеялись, играли в храп на интерес или желания, орали в форточку глупости, распугивая прохожих. Потом спали вповалку где придётся.

Как-то  нашла в коробке с документами своё свидетельство о рождении и с удивлением обнаружила, что выдано оно на год позже. Мама ушла от темы. "Тайну" моего рождения открыла бабка: когда отец узнал, что его подруга забеременела, отказался от отцовства. Я родилась, мама под давлением бабки пошла в местком,  в суд… Коммунисту ни к лицу аморалка.

Стараясь не шуметь, я рылась на верхней полке шкафа. Вспомнилось детское. Мне было семь. Почти так же, как сейчас, я  искала не помню что на верхотуре в нашем старом доме, стоя одной ногой на краю раковины умывальника, другой на полке.  Внимание привлёк бумажный пакет, я потянула. Посыпались небольшие, размером с маленькую записную книжку фотографии. На снимке голая женщина с закрытыми глазами  держала во рту… меня накрыло горячей волной, я с трудом удержалась, чтобы не упасть. Собрала фотографии и принесла их в школу. Показывала подружке. Труднее было вернуть их  на место. Надо было пройти мимо отца с портфелем, в котором лежали порнографические фотки. Я не помню, что я промямлила в ответ на "зачем ты с портфелем туда?".  Пакет вернулся на полку. А потом пропал. Скорее, всего отец догадался, что я нашла его тайник. 

Наверное, он сомневался в моём с ним родстве. Во всяком случае,  моя бабка без устали говорила мне об этом. Сама стала замечать, когда родилась младшая сестра. С ней он был ласков. Безоговорочно защищал. Любил её. Меня будто не замечал. Ну вот же - мои глаза,  нос, пальцы… Я приняла его нелюбовь.

Чёрно-белые, пожелтевшие отцовские снимки лежали отдельно, мысли о том, чтобы поместить их в семейный альбом или на стену в рамку, никогда не было.
Он был красавцем.  И мама была красивой, к тому же моложе его почти на десять лет. Совсем не любил её, даже стыдился. Думаю, что заводской театр спасал его от несчастливой семьи. И меня притащил во дворец культуры из-за того же. Жалел, может быть. Дворец стал тем единственным, что нас хоть как-то объединяло. Идя на репетицию в балетный класс через холл с портретами лучших "дворцовцев", смотрела на портрет отца, и мне было гордо. Человек с тремя классами образования, он поправлял меня: "не полОжила, а положИла". Когда стукнуло восемнадцать,  решила поступать в Ленинград, в театральный. Торжественно сообщила отцу, ожидая увидеть радость. В ответ получила насмешливое: какая глупость! Не поехала, конечно, и мысль об актёрстве похоронила. А когда поступила в институт, говорил, что теперь я, как вся сраная интеллигенция сижу на шее пролетариата. Шутил, наверное.

Я выскочила замуж в надежде покинуть несчастное семейство, но через полгода моей семейной жизни пришлось вернуться уже с мужем - жизнь с его родственниками не задалась. Отец не выносил нас обоих, скорее всего потому, что на своей территории он хотел оставаться альфа-самцом. Мы почти не разговаривали.
В 90-ом для него кончился завод - ушёл на пенсию по горячей сетке, закрылся театр. Следом развод с моей  матерью. В свои бодрые сорок пять, она, наконец, поняла, что имеет право на простое бабье счастье. Нашу почти новую трёшку, построенную хозспособом, разменяли. К этому времени я уже развелась и растила годовалую дочь без отрыва от институтской учёбы.

Отец уехал в однушку. Пытался как-то наладить холостяцкий быт. Получалось совсем плохо.  Я приезжала пару раз в месяц.  Он поил "пустым" чаем, виновато кивал на грязную плиту и кастрюлю с засохшей кашей - не могу, мол, никак научиться варить на одного… По столу из школьной столовки и казённым тарелкам оттуда же - отец пристроился там слесарить, ползали "дорожкой" рыжие муравьи. Окурки дефицитной  "Примы"  сыпались через край треснутой керамической пепельницы  из прежней жизни.  Я говорила, что, после диплома, наверное, подамся в сельские учительницы, им теперь дают дома. Он радовался и мечтал, что поедет со мной, будет топить печку и кашеварить. Отец хватался за меня, нелюбимую, как за соломинку, а  я не возражала, потому что сама нуждалась хоть в какой-то опоре.  Проводил меня до остановки, развлекая рассказами, как здорово мы заживём вместе.  Через неделю умер. После похорон, когда я приехала в его пустую квартиру, у закрытых дверей топталась дворняга, жалобно заглядывая мне в глаза. Мне было жаль собаку, жаль отца за его отчаянное одиночество, жаль себя. Я быстро оправилась.  Жизнь захватила меня, и  я напрочь забыла даже  дату его рождения, хотя она шла следом за моей. Может потому, что была не настоящей. В селе до войны не было документов, по рассказам матери родился, когда жали рожь. Получая паспорт, назвал второе декабря, прибавив себе три года, чтобы взяли на работу.

Пожалуй, эта. На снимке мой молодой красивый отец в старинном фраке, приложив руку ко лбу, в отчаянии  смотрит на красивую даму. Не помню этого спектакля. Была совсем маленькой. В тех, что я видела, он уже  играл серьёзные драматические роли вроде Старика из пьесы Горького .

Я сняла со стены с фотографиями свой портрет,  освободила рамку. Пришлось чуть подрезать рваные края. Папа разместился между фотографией бабушки с маленькой мамой и свадебным снимком старшей дочери. Ему бы понравилось.