Принцесса и зеркало

Девочка плакала. Не было дня, чтобы она не расплакалась по какому-либо поводу. А если вдруг день проходил без слез, девочка удивлялась и даже пугалась – ведь тогда на следующий день плакать придется в два раза больше! Не специально, конечно, а так вот само все устроится, чтобы был повод плакать вдвое – нагрянут неприятности большие и маленькие, а последние, как известно еще хуже первых! Когда случается что-то серьезное, можно активно действовать, помогать, участвовать – и плакать-то некогда, а вот если, к примеру, чашка разобьется, то так обидно, хоть целый вечер плачь! Поводы для обиды всегда находились, они как-то сами собой все время возникали у девочки на пути: то толкнут, то нагрубят, или не так посмотрят, а то и вовсе не обратят внимания! И каждый день, засыпая заплаканной, девочка надеялась, что утром что-то изменится. Но ничегошеньки не менялось – все вокруг было так мирно, так мило, так уютно и обычно, что сразу хотелось заплакать. Однако она сдерживала себя. Она улыбалась всем окружающим, выслушивала их рассказы, даже если они были неинтересными, выполняла задания учителей, играла в игрушки и рисовала. Иногда она мечтала выйти за ворота, но это было строжайше запрещено, а девочка не хотела никого огорчать непослушанием. Она старалась удержаться от слез хотя бы до вечера, но чаще всего этого не получалось, и в середине дня по любому поводу предательская влага уже стучалась в уголок глаза, заставляя губу предательски дергаться, а подбородок - дрожать.

Итак, был вечер и девочка плакала. Она сидела прямо на земле под громадным и колючим розовым кустом, скрывавшим ее от посторонних глаз, и рыдала в голос. Девочка не боялась быть услышанной – розовый куст рос над обрывом, а внизу, бурля и кувыркаясь, грохотала узкая порожистая река. Сквозь шум воды до девочки доносились звуки веселой музыки, и каждый раз, заслышав их, девочка крепко-крепко прижимала ладони к ушам, зажмуривала глаза и трясла головой, а слезы без удержу текли по ее покрасневшим щекам. Но музыка все играла и девочка никак не могла ее заглушить. Ее нарядное белое платьице было сплошь измазано глиной, ажурные колготки порваны, а бантики съехали набок в порушенной прическе. Глаза у девочки опухли, нос покраснел и уже не мог дышать, судорожные всхлипы сотрясали ее плечи, она дрожала, и казалось - она уже никогда не сможет остановиться и перестать плакать.
Издалека донесся веселый смех, и девочка снова зажала ладошками уши. Она зажмурилась, чтобы не видеть безмятежность деревьев, цветов и заходящего солнца, а когда открыла глаза, перед ней стоял белый Единорог.
- Здравствуй! – сказал он.
Девочка представила себя со стороны: нос – красная картошка, глазки словно щелки, одежда измазана в глине и на голове немыслимое «нечто»… «Принесла нелегкая», - подумала девочка, изобразив некое подобие улыбки. А белый Единорог между тем, продолжал: «Тебя кто-то обидел? Даже если так - не нужно плакать!» «Какой идиот! – подумала девочка, - что он знает о настоящем горе и о том, что мне нужно делать, а что не нужно?»
- Горя и обид не существует, - сказал Единорог. – В то время, как кто-то испытывает горе, другой испытывает радость. В то время как одна сторона дерева погружена в тень, другая греется на солнце! Но пройдет всего несколько часов, и они поменяются местами. Тогда греться будет другая сторона. Мир справедлив и одинаково относится ко всем.
Девочка привычно и вежливо улыбалась, слушая белого Единорога. Она даже кивала в такт его словам – это производило хорошее впечатление на собеседника. «Какая штампованная чушь, - думала девочка в это же самое время. – Мир одинаков, это да… Но, насчет справедливости…. Одним (при чем не самым-то и достойным) он, безусловно, отмеряет радости сверх меры, это бесспорно, а вот другим…. Только горе, обиды и лишения!» Предательские слезы вновь застучались из-под век, и девочка вынуждена была высоко поднять голову, чтобы не дать соленым ручейкам вылиться на горящие щечки.
- Мир – это зеркало, это - твое отражение. – Заботливо продолжал белый Единорог. – Если ты посмотришь на него иначе, не через призму своих слез, а с улыбкой и с радостью, то он ответит тебе тем же, поверь!
Девочка сфокусировала свой взгляд на роге Единорога, чтобы не смотреть в его огромные участливые глаза, в которых плескалось оскорбительное сострадание. Рог был тонкий, изящный, и переливался, словно хрустальный. Казалось – он хрупкий и может разбиться в любой момент.
- Ну, расскажи, что тебя так расстроило? Неужели это «что-то» стоит твоих слез?
Девочка пристально посмотрела в глаза белому Единорогу. Она улыбнулась ему в последний раз. Затем, размахнувшись изо всех сил, она ударила палкой прямо по хрустальному рогу. Рог не разбился, но Единорог упал, а девочка побежала прочь, сломя голову, не оглядываясь - она не хотел видеть Единорога, лежащим под кустом без признаков жизни. Однако, палку она не бросила, напротив, она крепко сжимала ее в руке. Теперь она знала, что нужно делать.
Пробежав по тропинке, петляющей между важными столетними деревьями, девочка выскочила на идеально подстриженный «английский» газон. Вдали возвышался небольшой уютный замок, из окон которого слышался смех и звуки музыки.
«Я убью маленькую принцессу, и все, наконец, закончится, все закончится, да, все на этом закончится….» - повторяла про себя девочка, быстро шагая через лужайку к замку. Приветливо светящиеся у входа фонарики приближались, сумерки уже накрыли лес своим крылом, и будто бы не было обрыва, розового куста, реки, белого Единорога – за спиной у девочки все это бесшумно поглощал бархатный ночной мрак. Смех и музыка захлестнули девочку близь замка, она поспешно взбежала по ступеням навстречу гостеприимному лучу, выбегавшему их полуоткрытой двери, и, пряча палку за спиной, перешагнула порог…

Бальные огни на мгновение ослепили ее. Хрусталь бликующих люстр, алмазы в прическах девушек, золотая амальгама вычурных зеркал, медь, серебро и бронза, навощенная до блеска мебель, и белоснежные рубашки фрачников больно резанули

яркостью по воспаленным глазам. Девочка на мгновение зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела маленькую принцессу. Весело смеясь, та изящно вальсировала почти не касаясь паркета атласными бальными туфельками. Девочка стояла и смотрела на нее, как завороженная, а вокруг кружился весельем бал и девочку никто не замечал. Девочка медленно двинулась к принцессе – она шла ровно по прямой, как будто зал был пуст. Ее по-прежнему никто не видел. Приблизившись к вальсирующим, девочка размахнулась что было сил, прицеливаясь палкой прямо принцессе в голову… Изо всех сил ударила она, и…. бальный зал исчез.
Палка валялась на давно не видавшем лака паркетном полу. Девочка плакала, сидя одна одинешенька посреди большого помещения, хранившего следы былого великолепия, но ныне обветшавшего, и потерявшего весь свой лоск. Большое пыльное зеркало в покрытой патиной бронзовой раме возвышалось над девочкой как немой свидетель ее поражения.

Маленькая принцесса стояла у зеркала и вглядывалась в его отражение. Вокруг нее толпились юные и красивые придворные дамы и кавалеры. Все они видели зеркале плачущую девочку, и сочувственно качали головами. Маленькая принцесса сказала: «Никто не может мне объяснить, почему она плачет и почему она меня не слышит! Я хотела позвать ее сюда, к нам, тогда, мне кажется, она перестала бы плакать! Но это единственное зеркало в моем дворце, которое совершенно непроходимо! Даже не представляю, откуда оно здесь взялось? А я так хотела помочь этой бедняжке…» «Может быть приказать унести это зеркало? – участливо поинтересовалась миловидная придворная дама. – Чтобы оно вас не расстраивало!» «Нет! – маленькая принцесса покачала головой. – Нет. Возможно, когда-нибудь я смогу до нее докричаться….» Маленькая принцесса сложила руки рупором у губ и громко крикнула: «Девочка! Девочка!!! Мы собираемся покататься верхом! Пойдешь с нами?» Все придворные затихли, внимательно наблюдая за плачущей девочкой в ожидании ее реакции. Но та даже не повернула головы. Маленькая принцесса вздохнула и обернулась к своей свите. «Ваш белый Единорог готов к прогулке!» - сообщил один из придворных. «Ну, что ж, пойдемте кататься! Пока что без нее… » - сказала маленькая принцесса своим подданным и, подобрав пышные юбки, побежала к выходу. Свита, радостно щебеча, устремилась вслед за ней.

Молодая женщина открыла глаза. Сквозь мутный туман и шум в ушах прорывался навязчивый звон будильника. Молодая женщина пыталась выключить его, но кнопка никак не нажималась и она, стряхивая с себя дремотную тяжесть, вынуждена была сесть на постели, чтобы заткнуть противный гаджет. Затем она снова откинулась на подушки, борясь с головокружением. На сердце было муторно, как и всегда по утрам, а в голове роились невнятные остатки сна. Опять какая-то погоня, борьба и слезы… Снова слезы и каменная тяжесть на сердце. Она попыталась вспомнить свой сон целиком, но он, словно неуловимый дым, улетучивался из памяти. «Там был белый Единорог…. Кто-то его убил… Кто может убить Единорога? Как вообще такое может быть?» Молодая женщина поморщилась от боли – каждая клеточка тела давала себя знать по утрам. «Что за бред? Единорогов не существует», - сказала она строго сама себе. «Вчера тебя опять уволили с работы, вот и снится всякая дрянь», - рассудительно сообщила она самой себе. «И не вздумай плакать!» – прикрикнула она на себя и тут же разрыдалась - привычно, безутешно, безнадежно и отчаянно.