Дороги любви непросты Часть 2 глава 3

Когда-то ладный домишко Егорыча покосился, съехав на левый бок, давно немытые окна тоскливо смотрели на мир серыми от пыли и сажи глазами. Неухоженный огород зарос наполовину бурьяном, только и красовались в нём раскинувшие ветки старых яблонь, посаженных ещё до войны Оксанушкой.

Приподнимая рассохшуюся, такую же кособокую, что дом, калитку, Василич пропустил вперёд себя Зойку, потом вошёл сам, поставив калитку на место.

«Надо бы помочь старику, подремонтировать кое-что», - подумал про себя Хромов.
Высохший, сморщенный, как печёное яблоко, Егорыч лежал на узкой железной кровати, укрытый обтрёпанным и засаленным байковым одеяльцем, из-под которого торчали кривые ноги с жёлтыми, давно не стрижеными ногтями. Жидкая, седая бородёнка его, задранная кверху, смотрела в потолок. В нос ударил застарелый запах мочи. Зойкин носик моментально сморщился, она чихнула по-детски, еле слышно.

- Кого это  Бог послал? А… Василич с Зоюшкой, - радостно приветствовал их Егорыч, приподнимая с подушки голову. – Проклятый радикулит с ревматизмой встать совсем не дают. Пятровна кажинный день по два раза колет, а толку не дать, - горестно начал он жаловаться. - Дают, видать, о себе знать окопы...

-Деда, мы тебе поесть принесли! Бабулечка таких вкусных ватрушек напекла! Ты никогда таких не ел! – зазвенел Зойкин детский голосок, наполняя комнату жизнью.
- Мастерица твоя бабушка, Зоюшка, стряпать-то! – через силу улыбнулся Егорыч. – Спасибо, не даст с голоду помереть, - глаза-щелочки его заблестели от проступившей влаги.

- Давай, Егорыч, устраивайся поудобнее, кормить буду! – распорядился Хромов, усаживаясь с банкой и ложкой в руках на стоящий возле кровати табурет.

- Мне бы молока с ватрушкой, Василич, - просяще протянул Егорыч.

- Щи! А потом уж и молоко с ватрушкой! Картошку с котлетой на вечер, уж ладно, оставлю, - поднося к провалившимся, бескровным губам ложку со щами и, сунув в руку деда кусок хлеба, ответил Хромов.

Зойка зачерпнула ковшом из ведра воды, вылила её в стоявший на печи чугунок, прежде заглянув в него и, убедившись, что он чистый, наполоскала в воде подобранную на лавке тряпку, служившую когда-то полотенцем, и принялась вытирать с подоконников пыль.

Хромов с Егорычем исподтишка поглядывали на маленькую хозяюшку, время от времени качая своими плешивыми головами.

- Окна бы намыть надо, - деловито произнесла она, - тряпок бы мне да газет.

- Не к спеху, Зоюшка. Сам оклемаюсь, протру.

- Давай уж быстрее, деда! А то улицы не видно совсем у тебя.

- А чаво мне там высматривать? Как услышу, что коров выгоняют с утрея, так сердце заходится… Кто пасёт-то нынче, Василич?

- По очереди, Егорыч. Тебя ждут, когда подымешься, - стараясь, как можно спокойнее, ответил ему Хромов.

- Подымусь ли, Василич?... Плох стал совсем я. Помереть бы уж скорее, вас не маять и самому не маяться.

- Ты это брось, Егорыч! Кто стадо пасти будет?

- Да мне и самому помирать-то не всегда хочется. Иной раз лежу и всё о своих коровах думаю. Как они там, горемычные, без меня? Каку травушку жуют? – тяжко вздохнул Егорыч, жуя беззубым ртом ватрушку. – Осенью-то передохну, зиму с трудом переживу, а весной всё жду, когда первая травина проклюнется, как невтерпёж уже!

- Вот видишь! А ты помирать… Всему своё время, Егорыч! Когда-то все на том свете будем, но торопиться туда не надо! Здесь делов не переделано тьма-тьмущая! Зоюшку выучить, замуж выдать…

- Скажешь тоже, дед! – рассмеялась Зойка.

- Спляши-ка нам, Заюшка! Уважь стариков, - попросил Егорыч, подмигивая Хромову.
Не дожидаясь повторной просьбы, Зойка пустилась в пляс, громко подпевая себе:

«Выйду на улицу, гляну на село,
Девки гуляют и мне весело!...»

Так у неё всё ладно получалось! Тоненькие ножонки  двигались в такт песни, ритмично отбивали дробь, руки порхали, в то же время движения тела были плавными и женственными, словно не маленькая девчушка сейчас перед ними выплясывала, а настоящая русская женщина!

- Ты смотри-ка, Егорыч, пляшет-то как! А голос-то, голос! Ну, Стрельникова, ни дать ни взять Стрельникова! – восхищался Хромов, любуясь своей маленькой разбойницей.

- Не говори, Василич! Хороша девка будет! Жаль не доживу, не увижу… Я вот что хотел сказать-то, Пал Василич, - понизил и без того свой слабый голос дед, - на чердаке у меня гробишко заготовленный стоит, ежели что…

- Да ты…

- Не перебивай, дай договорить, пока Зоюшка не слышит! Бельишко в нём же приготовлено. А схороните рядом с Оксанушкой моей, к её земельке.

- Рано ты заговорил, Егорыч, о смерти! Тебе ещё и восьмидесяти нет! Погоди, мы ещё твой юбилей справим, Зоюшка нам спляшет и споёт!

- Може и справим, Василич! Это я к тому, чтоб ты знал и зазря не суетился, а то я тя знаю. Хочется чуток пожить-то ещё, да уж как Бог даст…

Продолжение:  http://www.proza.ru/2019/03/22/108