Наследники России

         Русь... Сколько чувств высоких и страстей низменных в коротком, но ёмком слове! Радость и тоска, надежда и разочарование, слава и бесчестие, счастье и отчаяние, покаяние и гордыня, мужество и предательство, бессмертие и проклятие – всё это она. Сколько благородных сердец замирало в тревоге, отыскивая пути спасения для неё! Кровью лучших сынов удобрены тучные нивы и потому в одночасье Савлы перерождаются в Павлов, вгоняют в оторопь окружающих, напрягают мозги инквизиторов всех мастей, в поисках чудовищных способов истребления светоносных мужей.
       Засияет на небосклоне звезда святого подвижника, и у песни-стона вырастают крылья. Приходят радетели-безбожники с золотой клетью, и умолкает песня, или залазит в змеиную шкуру тяжёлых роков и сеет, сеет духовную смерть. Чем больше материальных благ, тем больше образ в человеке перерастает в культ. Но вырывается он на лоно природы, где птичья трель – молитва, лепет листвы – славословие Творцу, шорох волн – «алиллуия» и преображается. Соскользнёт кокон страстей, захочется мотыльком парить, петь, в танце выразить радость души, ан нет! Душе хочется петь – задушевное, а слова забыты, (слава Богу, не утеряны). Кривлянья, выдаваемые за танец, сердце не греют, а по-другому музыку танцевать разучились, и затосковала душа, зашлась в немом вопле, взирая на весёлый перепляс костра. У кого совесть молчунья, пытаются куда-то плыть: абы день до вечера – пусть все умрут сегодня, а я завтра. А у кого она – говоруха?!. Лучше алкогольное отключение, или бомжовая свобода – презираемому благостнее презирающего. И невольно жизнь наполняется высоким смыслом. Абсурд?! Нет.
         Господь не имел где главу преклонить, и они бессребреники. Он по любви принял страдания ради спасения человека, а они призваны будить в людях милосердие, сострадание, возвращая облик Человека. Отчаяние увело их от дел мирских, потому что в сотрудничестве с накопителями барышей, утрачен высокий смысл служения. А подойди к ним с лаской, да подари иконный взгляд!.. Алмазы в грязи растут. А тут ещё и грязь не своя родная, российская, а оккупантом долларом наворочена. Бороться с этим мастодонтом, только грехи собирать. В неволе смирение выше поста и молитвы. Возможно, благодаря этим санитарам отхожих мест, обходят нас стороной чума, холера, или ещё что-либо более страшное, чем СПИД. При демоно-кратической свободе, о какой свободе совести можно вести речь? Вот и не стыдно им оскорблять наш, изнеженный цивильностью взор, своими лохмотьями. А под рванью-то – что за тело, что за дух! Мы ползарплаты на таблетки уносим из своих,  стерильно вылизанных квартир, а они, как забальзамированные, зимой на свалках голодные дрожат, а дороги в аптеки не знают. Почему? А главное – зачем? Думается для спасения поруганной земли, с которой они спят в обнимку, как Ильи Муромцы до поры до времени разбитые параличом духовным. Мрут, как зайцы, в ожидании своего деда Мазая, а на жизнь – дар Божий не покушаются. Краеугольный камень их страданий – добровольное, а не принудительное самоуничижение, потому свидетелем первых чудес, которые являет Господь через них в православных реабилитационных центрах, стал весь мир.
         Где же тот меч-кладенец, который спасёт Россию? Он в ножнах покаяния, подкреплённого жертвенностью и самоотречением ради ближних. На кушаке Христовой любви, препоясавшем гордыню, который понуждает ставить себя ниже этих несчастных, будит чувство вины перед разрушенными храмами их  душ. И в непрестанной молитве о том, чтобы Господь удостоил чести быть Его сотворцами по возведению этих,  невыразимой красоты церквей. Не по доброй воле, а по Промыслу Божьему, я, как Иов Многострадальный, оказалась на свалке, где в бесчестии и грехах, как в гнойных, червивых струпьях молилась кровавыми мозолями только об одном, чтобы не отнялась  вера, был подарен мир и покой истерзанной предательством душе. Что приложится к плачу сердечному -  не знаю. Просто приглашаю своего читателя прогуляться со мной за Ратью Христовой, которую мы судим, унижаем, обижаем, гоним. Посмотреть на себя их глазами и покаяться. Покаяться не в простой вечерней молитве, не перед милосердным батюшкой, а перед всем миром на самом высоком кресте распять свои грехи и воскреснуть преображёнными для сотворчества с Богом.

                Наследники
                Чтобы жила Россия,
                Мы жертвы приносили.
                Страданьем,
                Восстанавливая честь.
                Вас сделали бомжами,
                Отвергнутыми нами,
                Чтоб из сердец нам гнали
                Зло и лесть.
                Хламьём обогревались вы.
                В подвалах укрывались.
                Стучалось детство к вам
                В тревожном сне.
                Объедками кормились.
                И за гроши трудились.
                Тоску топили
                Яростно в вине.
                Слезами, как бальзамом,
                Вы врачевали раны.
                И Родина
                Всё чище и светлей
                С землёй в обнимку спали.
                Всех ближе вы ей стали.
                Нет у неё наследников
                Верней.

                Винцо из Каны
        Над этим городом играют небеса. А на земле творятся чудеса.
Первая малая родина опьянила необъятным простором полей, вытканных золотыми колосьями и голубыми звёздочками васильков. Покорила могучим буйством великой реки, в хрустальных водах которой плескалось босоногое детство в компании  юрких рыбёшек. Очаровала головокружительными отрогами скал, с куполами непролазных дебрей тайги. В её шёпоте слышались то тяжёлая медвежья поступь, то говорок хрупких водосборов, с пламенеющими жарками, то хлопки шишек, падающих с кедров, то кряхтение солнечных лепёшек маслят, раздвигающих прелую землю.
       А вторая малая родина приоткрыла завесу небесных чертогов. О каждой пяди прекрасной земли можно писать поэмы, но, то ли по молитвам юродствующей  Александры, то ли по другой, неведомой причине, в этом городе можно общаться с небом. Здесь трудно найти золотую середину, и страдания, и наслаждения  объёмны и контрастны. Все восходы здесь неповторимы, а закаты неописуемы по своей красоте. И люди сродни восходам и закатам.
        На судьбоносной грани перестройки, разводившей в разные стороны кротких овец и упрямых козлищ, Анне, замученной и задёрганной одной  целью: уберечь детей от голода, понадобилось перестелить ленолиум. Могла бы с этим делом справиться  сама, но время не обманешь и не остановишь. Суток не хватало для  суеты. Обратиться за помощью даже к знакомым не позволяло отсутствие денег. Появление возле мусорного контейнера бомжа, осенило: она в состоянии дать ему то, что ищет он и получить от него то, что нужно ей.
        На следующий день, к назначенному времени, он стоял на пороге с таким же горемыкой. Сердце задыхалось от жалости, при виде того, как они трясущимися руками заботливо снимали плинтуса и аккуратно стыковали отдельные листы. К моменту завершения работы, их ждал роскошный, для того времени, стол. Скатерть-самобранку накрыла щедрая дарами земля-кормилица. Грибы маринованные, солёные, картошечка, пожаренная с грибами, овощные разносолы, компоты и варенья, неповторимый букет домашнего вина, пленяли аппетитной красотой и ароматами.
      Надо было видеть, как они принимали пищу: не хватали и не глотали с жадностью голодных псов. Они вкушали! Наслаждались каждым кусочком, бережно собирая со стола оброненные крошки. Их жалкие лохмотья возводили этот обыденный процесс до обряда таинства. Насытившись, они неспешно попивали винцо, достойное стать украшением и не столь скромного стола. Анна предложила собрать сверток на ужин. Как выросли в её глазах эти жалкие, изголодавшиеся оборванцы! Эти истинные наследники и молитвенники земли российской, своим смирением и самоуничижением объявившие протест несправедливости, пошлости и равнодушию.
         - Не надо, хозяюшка, не хлопочи. Не достанутся нам твои гостинцы – украдут. Да и деток тебе надо кормить, одна пластаешься.
        Смахнув скупые мужские слёзы, он продолжил:
        - Низкий поклон тебе за то, что, впервые за столько лет, человеками себя почувствовали. Многим приходится помогать. Никакой работой не брезгуем, но везде к нам относятся, как к жалким скотам.
        Он зашмыгал носом, порывисто размазывая по щекам предательские слёзы. Потом  протянул к ней заскорузлые ладони.
        - А руки-то! Руки помнят свою работу! Ведь я первоклассным плотником был.  Теперь доверяют только землю копать, да мусор ворочать, за жалкие подачки, сунутые с опущенными глазами. И то хорошо! Значит, есть ещё совесть у людей! Тебе большое человеческое спасибо! Порадовала рученьки настоящей работой! Гостинцев не надо, а винца налей, если не жалко. Никогда такого не пивал. Оно у тебя, наверно, со стола из Каны  Галилейской – уж так сердце веселит! А ещё хочу поблагодарить за то, что не унизила жалостью. Если бы ты, увидев меня на помойке, предложила кусок мяса, я бросил бы тебе его в лицо, обматерил, как случалось не раз, а  подачку не принял бы. Потом поднял бы, а  из рук ни по чём не взял. Если будет ещё работа, зови, мы тебе, как сестре, и без кормёжки во всём поможем с удовольствием.
          Проводила Анна гостей, а радость от встречи с ними осталась навсегда, словно сам Господь отобедал у неё.

                Примите Любовь
       Господь свёл Варвару с одним беспробудным пьяницей. Ничего у него не осталось за душой, кроме тяги к "горькой". Чтобы выходить из нескончаемого похмелья, он готов был на всё.
       Стук в дверь. Хозяйка открывает. Мимо неё протиснулся незнакомый замызганный мужичонка и присел на корточки у порога. Варвара в столбняке.
        - Купи за бутылку сапоги, или похмели, я сейчас умру...
       - Ты кто?
       Он представился.
       - Почему ты пришёл ко мне?
       - Я стучусь во все двери, но не везде открывают.
       - Сапоги украл?
       - Нет, жена бросила меня и уехала, мне её вещи зачем?
       - Но сапоги дорогие.
       - У меня ничего дешёвого нет. Я лётчиком служил.
       - А я, к сожалению, нищая, как и вся перестроечная Россия. Но вино домашнее и огородные разносолы есть, а вот сапог нет. На бартер согласна, но он будет не равноценным.
      - Как ты можешь оценить свою услугу, если на кону моя жизнь.
      Варвара накрыла скромный витаминный стол, поставила домашнее вино, потому что  в сознании стоял Владимир Высоцкий, которому рюмка могла продлить жизнь.
      Пока он принимал пищу, она читала ему стихи, а он, со слезами на глазах, стонал:
      - Не читай про меня... И это тоже про меня...
      Варвара отложила рукопись. Начала говорить об Образе Бога, носителями которого являются люди, и о той боли, которую испытывает Господь, взирая на их грехи... Но трудно слепому видеть свет...
       - Помолись за меня...
       - Извини, друг, не хочу толочь воду в ступе. Помочь тебе может сомолитва. А ты ведь не молишься. Не ко мне обращайся, а к Богу. Ему нужны твои жертвы смирения, веры и надежды. Устанешь мучиться и захочешь последовать моему совету, приходи. Но не думай, что без боли оставит тебя рогатик.
      Через длительное время приходит весь избитый, с трясущимися руками:
      - Помоги мне!.. Но сначала похмели...
      Похмелила его, чтобы мог соображать, подала Акафист иконе Богородицы "Нечаянная радость" и рассказала её историю:
      - Один грешник  постоянно творил скверные беззакония, но прежде чем идти грешить, всегда молился перед этой иконой. Однажды, во время своей краткой молитвы, он увидел, как начали кровоточить раны на руках, ногах и боку младенца Христа. В ужасе он воскликнул:
      - Кто это сделал?
      Богородица ответила:
      - Ты и прочие грешники, своими безобразиями, как иудеи распинаете Сына моего.
      Он раскаялся, исправился и был спасён. Попробуй и ты, друг мой, не расставаться с этой брошюрой никогда. Проснёшься утром и по немощи своей читай хоть по одной молитовке, если не будет сил читать всё. Что будет дальше, я не знаю. Но ты сегодня совершил героический поступок и получишь за него великую награду.
       Он ушёл. Варвара содрогнулась от мысли о том, в какую пучину страданий ввергнет его лукавый  без помощи церкви, в которую он не ходит. Но зная, что Господь не посылает испытания выше человеческих сил, забыла о нём. Через продолжительное время люди его круга рассказали:
       - Зашёл он в одну квартиру. Что-то предложил за бутылку. Ему ответили, что им этого не надо. Узнал, что им нужна дверь, которая нуждалась в замене из-за многочисленных перестановок замков. Через 20 минут тащит дверь. Не успели с ним рассчитаться, прибежали хозяева с друзьями, так отметелили, что его увезли в реанимацию. Вылечился, уехал в деревню, женился, работает и не пьёт.
          Радостью переполнилась душа от этой новости. Позже встретила его самого и спросила, как неверующий Фома:
         - Неужели с помощью той брошюры Господь сотворил это чудо?
        Он скромно ответил:
       - Не знаю.
       Что можно к этому добавить?.. Смиренный Господь стоит у дверей нашего сердца и не смеет стучать, уважая нашу свободную волю. Не поленитесь, встаньте, отворите Ему дверь, протяните руки и примите Его Любовь.               


                Поверь
        Рядом с Еленой многие приходили к  Богу и оставались с Ним до последнего дыхания, другие приходили и уходили навсегда разочарованными, или озлобленными, третьи ради Него оставляли мир, не было только равнодушных к вопросу веры. Но не в одно корыстолюбивое сердце Он не вошёл, сколько не били себя в грудь поборники моды, украшавшие уши и грудь массивными золотыми крестами. Сегодня, сколько бы люди не блуждали, если готовы, то Господь поведёт диалог с каждым, без посредников. Но как страшно,  приняв решение, стать предателем!..
           Весёлой, бесшабашной, энергичной, трудолюбивой и заботливой Верке повезло – не окончив школу,  удачно вышла замуж. Сначала не регистрировали брак по  малолетству, потом по её капризу: «Любовь не нуждается в штампах!»   
         С годами обзавелись домом, обширным хозяйством. Работала с мужем от зари до зари. Не было только детей. То ли по усмотрению Бога, то ли первый аборт тому виной. Когда отмечали 35-ти летний юбилей хлебосольной красавицы хозяйки, принесли телеграмму: «Сестра тяжело больна. Нуждается в уходе. Срочно приезжай».
        Три долгих месяца она боролась за жизнь последней родной кровиночки. Когда возвратилась из Ленинграда, чужие люди даже не пустили за калитку родного дома. Самая близкая подруга забеременела от её мужа,  зарегистрировалась с ним и перечеркнула 20 лет их совместной жизни. Спешно продали дом, хозяйство и уехали в неизвестном направлении.   
          Не стала Верка выть, ломать руки, не стала последнее барахлишко у переселенцев выклянчивать – что посчитали не нужным, принесли сами. Закрылась на неделю в комнате у соседки, не принимала друзей, с сочувствующими взглядами, сжигала табаком, заливала самогоном неизбывную боль и обиду. Вышла из затвора почерневшая, ссутуленная и постаревшая на добрый десяток лет, но с твёрдой решимостью во взгляде. Собрала немудрёное барахлишко, остатки денег, никому ничего не сказала, купила билет на ближайший поезд, до Владивостока, и отправилась в неизвестность. В алкогольно-никотиновом угаре, не контролируя своих действий, вошла в плацкартный вагон, заняла место у окна и долго следила отрешённым взглядом за уверенной поступью весны, в нежном, золотисто-вербном уборе.
         - Впервые не к земле бегу, а от земли убегаю, - вырвалась, облачённая словами, боль.
         Попутчик, смерил её изучающим взглядом:
         - Что ж так-то?   
         - Убила младенчика, теперь приспело время моей погибели, отреклась земля за скверну мою. Как очистить её, как отскрести, чтобы приняла, упокоила меня грешную?! Пивка бы холодненького, разогнать туман в голове.
        - Угощайтесь. Ещё не согрелось. А может, заодно, и поужинаем холостяцкими разносолами?
        При виде, истекающей жиром, розовой мякоти балыка, мраморной мозаики окорока и от аромата малосольных огурчиков, у Верки закружилась голова.
       - Не откажусь.
      Анатолий не лез в душу с вопросами, оказался талантливым слушателем, и оттаяла Веркина душа, пролилась спасительной капелью слов.
      - К сестре не поехала. Убьёт её моя  беда. Всё равно узнает, но позже и не от меня. А он-то, единственный, любимый! Наверное, на чемоданах последнее письмо писал: «Верашка-милашка, корову продал и высылаю денег на дорогу, чтобы их отсутствие не продляло нашей разлуки. Я ещё подумала: «Кто у него так дорого купил?»
      - Приедем, я должен сразу появиться на судне. После обеда буду дома. Вот тебе адрес, приходи обязательно.
     Анатолий протянули листок, вырванный из блокнота.
     Верка села в трамвай, чтобы посмотреть город. Приступ жажды выгнал её на остановке  Луговая. Попивая пиво, наблюдала за оживлённым передвижением  народа, и чувствовала, как начала согреваться, оживать её помертвелая душа. Неожиданно перед ней остановился автобус 4Д. Верка аж головой затрясла!
      - Что за наваждение! 4 – вагон, 4 – место, трамвай 4 и теперь автобус! Куда он привезёт меня!?
       Она вошла в салон и села. Время близилось к полудню, и надо было расспросить про адрес, оставленный Анатолием. Верка открыла хозяйственную сумку, достала дамскую сумочку с адресом, деньгами,  документами и у неё помутилось в глазах!.. Ничего… Пусто… Кто?! Где?! Когда?! Из оцепенения  вывел голос водителя:
      - Дамочка, конечная остановка "Автовокзал", автобус дальше не едет – у меня обед.
      На ватных ногах покидала автобус, выслушивая оскорбления водителя, за неоплаченный проезд. К вечеру резко похолодало. Автовокзал на ночь закрылся. Скрючившись на скамье, Верка старалась унять противную дрожь. Потом, начала ходить, чтобы согреться и набрела на огонёк – выжигали мусор на помойке. Разложила на прогретый бетон барахлишко, остальным прикрылась и забылась в тяжёлом, одуряющем сне. Утром её разбудил шум – заработал мусорный конвейер базара. Мусор несли в мешках, коробках, сумках. Вываливали, где попало, и как попало – переполненные контейнеры ещё не вывезли. С отвращением наблюдала за безобразием каких-то общипанных, замызганных земляков и торгашей-иностранцев, которым глубоко наплевать на престиж чужой страны, санитарное состояние города и стон поруганной земли.
      - Эй, дарагой, червонца получить жалаешь?
      Верка сначала хотела послать его многоэтажным к Макару за Захаром, но подумала: «Без имени, без племени, без гнезда! Мне ли дёргаться!», и побрела за «хозяином», как побитая собака.
       Идти ей было некуда. Странное, недостроенное сооружение стало укрытием от ветров и дождей. Натаскала туда коробок, тряпья и устроила довольно сносное для весны лежбище. «Стол» её был разнообразный: калорийный, витаминный, правда, не первой свежести. Рядом работал  пункт по приёму стеклопосуды. Сортируя мусор и поддерживая относительный порядок на помойке, она постоянно имела деньги. Проблема была только с водой, но выручали недопитые бутылки с Бонаквой, Ласточкой, Монастырской. Круглосуточно коптивший «очаг», позволял готовить, горячую пищу, разившую смрадным дымом.   
      Под коробками скоротала последние весенние, снежные заносы, вот только натруженные ноги начала волочить – не смог зловонный огонь выгнать из них холод и прорывалась простуда наружу чудовищными фурункулами, но безотказно ползла она за каждым, кто приглашал подмести мусор у лотка, вынести ведро с испражениями, или неподъемный мешок с отходами. Пережила лето, подкармливая скромной добычей, таких же страдальцев, как сама и снискала любовь с уважением у всех окружающих.
      Елена  подружилась с ней после того, как, однажды, в промозглый осенний вечер,  предложила ей горячий ужин. Она с наслаждением вкушала горячий борщ, шмыгая оттаявшим носом. С закопченого лица, обрамлённого тёмными завитушками склоченных, немытых волос, на неё с благодарностью поглядывали ясные агатинки глаз. После ужина Верка поведала свою горькую судьбинушку.
        - Сегодня впервые без боли смогла оглянуться назад. А то, как вспомню – в горле спазмы,  трясёт всю. Выпью, забудусь, немного отпустит.
      - Верушка, поверь, не напрасно Господь привёл тебя ко мне – искупились  все твои грехи в страданиях. Ты такая трудяга!  Одинокой и без документов можно с жильём работу отыскать. Приближается зима -  бросай ты эту свалку, попойки, иначе погибнешь. Сходи в церковь, помолись, покайся, глядишь, и устроится твоя жизнь.
       - В таком виде, кто туда пустит!? А Бога я постоянно вспоминаю, только Он не слышит меня, да и где те работы искать, может, ты поможешь?
      - Через два дня возьми газету «Дальпресс», садись на телефон и что-нибудь подыщешь.
      - Что смеяться! Где я телефон возьму?
      - Хорошо, молись, попытаюсь тебе помочь, а ты завязывай со своими собутыльниками, не бросишь пить, зимовать тебе под коробками. Не думаю, что твои друзья стоят таких жертв.
     Через два дня я позвала её к себе.
     - Радуйся, подружка! Сама Любовь завтра приедет за тобой. Жить будешь одна на даче, тебя будут кормить, одевать, обувать, на зиму  найдут работу, на даче есть баня. Естественно, топить её и готовить пищу будешь сама. Тебе нужно только жить там, следить за чистотой,  работать на грядках  и кормить собаку. Завтра в обед они едут на дачу и прихватят на остановке тебя, только не пей – не подводи меня, я так тебя расхваливала.
      Мы предполагаем, а Господь располагает. Нарушила Верка обещание, устроила с утра прощальные посиделки, и пронёсся рай мимо, по глупейшему недоразумению. Две остановки под одним названием, ввели в заблуждение и их, и Любу. Они стояли на одной, она на другой. Поняли это тогда, когда её машина проскочила мимо, после назначенного для встречи времени.
      Повторная попытка встретиться, разбилась о массу препятствий. «А счастье было так близко. Так возможно». Нарушение обещания – сродни предательству. Не приложись Верка к прощальным рюмкам, и всё сложилось бы иначе. После упрёков Елены, Верка покаялась. Но Елена думала, что всё потеряно и прекратила суету.
          Однако снова Господь распорядился по-иному. Без всякого предисловия подходит ко Елене высокий, стройный, симпатичный мужчина – одногодок:
         - Водички не найдётся?
        Попил и продолжил монолог:
        - Жена умерла недавно. Тоскливо одному. Нет у тебя на примете хорошей женщины, скрасить одиночество. Работой перегружена не будет, захочет пусть сажает огород, не захочет, неволить не будем – у моей дочери три дачи. На одной строят коттедж. Я у них за сторожа.  Деньгами и продуктами дочь обеспечивает вдоволь, да только без хозяйки растаскивают у меня всё, порой и собакам не оставляют.
         Елена познакомила с Веркой, и она понравилась ему. На следующий день он явился с вещами своей жены, - Веркин королевский наряд не подходил к путешествию на электричке. Но, проехав  три остановки, она вернулась в родное болото. Объяснила своё возвращение тем, что испугалась Виктора. Так повторялось трижды. Он приезжал с вещами, выпивкой, закуской. Съестные припасы поедались, вещи  приходили в негодность, а Верка с полпути возвращалась к своему лежбищу.
         Елене надоело её легкомыслие и на некоторое время она выпала из поля зрения. Дворник соседнего участка остановил  Елену недели через три после первых заморозков:
        - Слышала новость? Верку в ожоговое отделение увезли на машине скорой помощи. Ночью видно околела совсем. Выползла погреться. Набросала коробок на угли. Порывом ветра пламя рвануло в её сторону. На больных ногах не увернулась. Вспыхнули утеплённые китайские брюки. До костей обгорела. Сильно кричала, когда выдирали из мяса спёкшиеся куски синтетики!..
        В бессознательном состоянии женщина металась, стонала, бормотала бессвязные фразы, в которых крепко вплетено было слово: «Прости!»
       Не контролируемым сознанием наблюдала за своим младенцем, расчленённым на молекулки, который плакал, целуя искалеченные ноги. Его слезы  разъедали солёной горечью воспалённые раны, причиняя нестерпимую боль.
       - Мамочка, любимая мамочка, я жду тебя. Иди ко мне. Я так тебя люблю!         
      7 ноября, когда базары засыпали свалку остатками нереализованных гвоздик, Верки не стало. На отдушине бомбоубежища бомжи выложили гирлянду из подмороженных и надломленных цветов в память о подруге. Присев на бордюр, тихо помянули усопшую и постепенно покинули  гостеприимный уголок, прибившись к другим стаям, или окоченев в безлюдных развалинах.