Странный мальчик

Многие из тех, кто знал этого мальчика, считали его странным, хотя, если разобраться, совершенно напрасно. Поступки и мысли ребенка были вполне последовательны, и при желании им можно было найти разумное объяснение. Но кто с готовностью возьмет на себя труд понять другого? Ведь мы привыкли судить обо всем сообразно своим собственным представлениям и осуждать непонятное с непростительной поспешностью.

С раннего детства мальчик любил ходить в церковь. Его часто водила туда няня, женщина молодая, но набожная. Она была прилежной прихожанкой и не пропускала ни одного церковного праздника. Родители ребенка относились к посещениям храма божьего благосклонно и не препятствовали им, хотя и удивлялись столь раннему пробуждению религиозного чувства. Они считали, что дурному в церкви не научат, и пусть он ходит, раз ему это так нравится. Но только одной няне было известно, что мальчик ни разу не переступил порога храма. То, что его привлекало, было рядом, у церковной ограды. Здесь постоянно стояли нищие с протянутой рукой в ожидании милостыни. И проходившие мимо им подавали, ведь призреть несчастного – дело богоугодное.

Мальчик тоже раздавал просящим по грошику. Ему было приятно чувствовать себя богатым и великодушным. Одной старухе он иногда давал даже две монетки, выделяя её среди остальных. А она всякий раз крестилась и низко кланялась. И это тоже было ему приятно, ведь большинство нищих принимали подаяние совершенно равнодушно.  Мальчик считал такое отношение непочтительным, а нищих – неблагодарными:  он делает им добро, и они должны выражать ему свою признательность.

Но больше всего ему нравилось быть среди калек. Он смотрел на колченогого и думал: «Как хорошо, что у меня здоровые ноги, и я могу ходить, бегать, прыгать – сколько хочу!» Когда ему попадался на глаза сухорукий, он говорил себе: «А вот у меня две руки, и я могу держать ими все, что угодно». При виде горбатого мальчик выпрямлял свою сутулую спину и гордо вскидывал голову, глядя на калеку сверху вниз. Среди этих людей он чувствовал себя совершенством – просто вылитый Аполлон Бельведерский, разве что одетый. И одежда на нём была лучше той, что болталась на худых плечах увечных.

Малыш очень гордился собой, и все время, что няня молилась в церкви, проводил у церковной ограды, уверяя свою воспитательницу, что не может оставить без внимания сирых и убогих. Няня умилялась милосердием своего маленького ангела. Только одно огорчало её и родителей ребенка: он совершенно не общался с другими детьми. Мальчик подрос, настала пора отдавать его учиться. Но из этого ничего не вышло: в местной школе он не прижился – дети там были неподходящие да и учителя тоже. Отец, собиравшийся ехать на заработки, предложил сыну взять его с собой. Он полагал, что на новом месте, где сына никто не знает, ему легче будет установить отношения со сверстниками и старшими, а то в городе все почему-то привыкли считать его нелюдимым.

Когда они приехали в строящийся поселок Тригинта, где, как говорили многие, можно было найти хорошую работу, то оказалось, что рабочие руки здесь нарасхват, а вот школы еще нет – не построили. «Ну, что ж, сынок, – сказал отец, – поработаешь пока    вместе со мной, а там видно будет».

Мальчик теперь был постоянно при отце, но кроме него по-прежнему ни с кем не общался и выглядел невеселым. Видно было, что ему не хватает чего-то, но чего именно, отец не знал. Состояние сына тревожило его. «Надо как-то развлечь парня», – думал он. «Пойди, сынок, погуляй по поселку, посмотри, что там еще новенького выстроили», – говорил он часто после работы. И мальчик куда-то ненадолго уходил.

Поселок Тригинта был очень большим, почти как настоящий город. Его начали строить недавно на совершенно пустом месте. Из запланированных тридцати улиц были закончены только шестнадцать, но можно было уже теперь представить, каким станет поселок, поскольку будущие кварталы были размечены, и везде висели таблички: «Третья Карнавальная улица», «Вторая Озёрная», «Шестая Липовая аллея». По вечерам местные жители  любили совершать прогулки по этим местам.

Мальчик гулял по поселку, имея совершенно определенную цель: он искал церковь. Но найти не смог и как-то спросил прохожего, а тот ответил,  что её еще не построили. Тогда он отправился в ту часть Тригинты, где возвышались пока только столбики с табличками, по которым можно было узнать о том, что здесь будет строиться. Но никаких сведений о церкви он не обнаружил. В тот вечер, когда мальчик понял, что храма божьего нет и не будет, он вернулся домой удрученным.

Отец не на шутку забеспокоился и стал расспрашивать сына, не приключилась ли с ним какая беда, но тот отмалчивался. Мальчик чувствовал себя здесь действительно скверно: ему очень не хватало общества нищих и калек, к которому он так привык. И это угнетало его. «Но ведь должны же где-то здесь быть нищие и убогие, – рассуждал он, – надо просто найти их». И отправился на поиски. Он долго бродил по окраинам Тригинты, зашел даже на станцию, расположенную на значительном расстоянии, но все напрасно – увечных людей с протянутой рукой нигде не было. Вокруг мелькали лица жизнерадостных людей, которые жили своим трудом и были счастливы этим.

Мальчик смотрел на них и думал: «Это они только на вид такие благополучные,  на самом же деле, тоже убогие, потому что умом обделены. Только они этого не знают и ничего понять правильно не могут. Так и живут себе в полном неведении и радуются неизвестно чему». Открыв для себя эту истину, мальчик почувствовал  свое превосходство над всеми. Теперь он выглядел повеселевшим, и отец перестал за него беспокоиться. Сын охотно и надолго убегал из дома, и родительское сердце радовалось: наконец-то он нашел себе товарищей! Но это было не так.

Все свободное время мальчик сидел на бревне у дороги. Он смотрел на идущих мимо людей и в каждом из них старательно подмечал недостатки или пытался угадать их, если они  явно не обнаруживались. Шёл к  колодцу парень, он смотрел на него и думал: «Вот глупый какой, зачем он два ведра взял, разве он не знает, что их будет тяжело нести». А когда парень возвращался с полными вёдрами, говорил себе: «Надо же, какой неловкий, двух ведер донести не умеет! Всю воду по дороге расплескал». И с удовольствием глядел не несколько сверкающих на траве капель, пролившихся через край.

Шли мимо две женщины, весело переговариваясь, за ними бежали ребятишки, обгоняя друг друга. Мальчик, наблюдая это, думал: «Глупые гусыни, болтают в свое удовольствие, за детьми совсем не смотрят! А дорога неровная, бегать по ней очень опасно. Вот дети сейчас споткнутся и упадут, ноги переломают». Ребятишки продолжали бежать, подпрыгивая на ходу, а он смотрел им вслед и был уверен, что когда-нибудь они обязательно упадут; ну если не сейчас, то вот за тем поворотом или за следующим.

Когда ему надоедало сидеть на месте, он шел на стройку. Стоя за спиной человека, забивающего гвозди, он шептал: «Молоток держать не умеет, а тоже за дело берется». Работник оборачивался, с недоумением глядя на странного ребенка, но тот быстро отходил. А через пару минут, мальчик уже стоял подле  другого рабочего, занятого укладкой кирпичей,  и ругал качество цементного раствора.

«Никто ничего правильно не умеет делать в этом поселке. И никогда его не достроят», – говорил он отцу постоянно. «Ну, это ты преувеличиваешь, – отвечал отец, – смотри, уже двадцать шестую улицу заканчиваем. А когда мы с тобой приехали сюда, их было только шестнадцать! Осенью открывается новая школа, ты будешь учиться». Сын смотрел на него снисходительно и думал про себя: «Да чему я могу научиться у этих людей, которые сами ничего не знают? Бедный отец! Он никак не избавится от своих глупых надежд».

Мальчик понимал, что ни отца, вечно пропадающего на работе, ни мать, довольную тем, что муж часто присылает домой деньги, уже не исправишь, и в спор с ними не вступал. Он каждое утро вставал рано и вместе с отцом отправлялся на стройку. Пока тот работал, мальчик стоял у него за спиной или за спиной у кого-то другого и обсуждал сам с собой все промахи и просчеты работающих. Иногда он так увлекался, что какую-то критическую фразу произносил вслух. Но на него никто не обижался: все знали, что он хоть и странный мальчик, но в общем-то совершенно безобидный.  Некоторые даже жалели его. Да и как не пожалеть человека, который все знает, а делать ничего не может.