Картина 1-4 глава

                1.


           На правом берегу Луары стояла усадьба с аккуратно подстриженным газоном. И все в ней было обустроено по современному для удобства хозяев, иногда в ущерб исторической достоверности. Здесь когда-то стоял средневековый замок, то, что осталось от него с трудом напоминало о грозной крепости, разве только старый донжон. Большой двух этажный дом с лепнинным фасадом и балкончиками, остроконечной крышей с окнами люкарнами был построен в семнадцатом веке. Стены опоясывающие двор и башни снесли еще при красном кардинале, а хозяйские постройки сгорели в пожаре 1793, де Буаньи не везло в те дни. Но дом их не тронули, потому что тогдашняя хозяйка мадам Луиза была доброй и устроила из своего дома чуть ли не богадельню для всех обездоленных. Потом дом был реставрирован и внутри начинен современными предметами быта. На окнах мерцали металлические жалюзи. На заднем дворе располагался гараж и склад для разных вещей. Сад начинался за задним двором и спускался к реке к обвалившемуся искусственному гроту. Но по прежнему у бывшего входа в подземный лаз ведущий когда-то в донжон, сидела на своем пьедестале каменная нимфа. Она потеряла блеск "молодости" за века, покрылась пылью и мхом и у нее отняли то, что она держала в руках, вместе с пальцами. Возможно в ней запечатлели черты земной девушки. Но даже в усадьбе уже не помнили кто это такая, особенно когда вместо каменных бастионов и зубчатых стен, и брабанта дом окружил железный забор. Эпоху возрождения поглотила современность, но кое-что осталось. По середине все этого, как островок из прошлого, стоял донжон окруженный низкой железной оградой с калиткой. Ее первый цокольный этаж бросался в глаза своим мощным торсом на фоне других зданий. Потемневшей от времени донжон напоминал о темных веках средневековья. Над входом на уровне в пол метра от земли на камне был выбит герб. Почти стертый, под дождями и ветрами, он все же сохранился для потомков в виде переплетенных лоз, где виднелись выпуклые гроздья винограда. У донжона был отторгнутый вид. Он еще жил, как пленник, не зная о своей дальнейшей судьбе, простирая свою мощную каменную длань-площадку к небу.
            В этот день Шарль де Буаньи, высокий юноша двадцати двух лет, привлекательный шатен с каштановыми волосами, карими глазами обрамленными девичьими ресницами на белом лице, прошел через калитку, чтобы войти в донжон. У него был вид человека знающего куда и за чем он идет. Твердо очерченные губы он плотно сжал, словно удерживая свою тайну, но нижняя не имевшая такого твердого очертания губа, портила этот решительный вид. Но округлый чуть выдающийся мужественный подбородок все уравновешивал.
            Ступая по гравию молодой человек подошел ко входу донжона, поднял руку и потянул вниз за видимый поручень выдвижную складную лестницу. По ней Шарль взошел к железной двери, опять таки поставленной недавно. На ней не была видно замка, но Шарль поднял руку с маленьким металлическом кружком и дверь пискнув открылась. Потом молодой человек переступил порог и оказался в темном помещении. Луч света фонаря пролетел по зеленовато-серым стенам все выше и затерялся в сером сумраке не рассеивая ее. Лестница вела на второй этаж которого не было, и словно обрывалась в воздухе. Так что подняться на верхнюю площадку было невозможно. Однако Шарль не долго обозревал серую мглу, луч света его фонаря пополз по каменным плитам пола, стертыми и сглаженными, слившимися в одну серую поверхность, только ближе к стенам они сохранили былую форму и юноша прошелся по ним светом, словно что-то искал. Наконец почти отчаявшись он выпрямился встав у стены, поигрывая фонариком. Но вдруг он увидел на стене надпись, какую принимал раньше за трещину. Эти слова были написаны по латински. Когда-то мальчиком Шарль лазил сюда тайком от родителей в поисках сокровищ, тогда он не мог читать по латински, его манила вестница на верх, где взойдя он мог представить себя бароном на осадном положении... Теперь он больше знал. Изо всех сил он надавил на камень с надписью "Дафна", но ничего не произошло.
           -К черту, неужели не сработает! - в раздражении сказал юноша, - этому механизму столько лет, может я ошибся.
           Он огляделся и подняв с пола камень стукнул им по надписи, потом еще раз.
           -Давай, открывайся или тебя сроют до основания!
           В этот момент как будто сработала угроза, камень провалился внутрь и Шарль почувствовал, что пол уходит из-под ног. Медленно с трухой и пылью каменные плиты разошлись в том месте словно обвалившись и чуть не увлекли юношу за собой в открывшей проход зияющий на их месте.
           -Сен-Дени! - воскликнул победно юноша клич предков.
           Сыростью и холодом пахнуло из подземелья. Когда плита остановила свое колебание Шарль посветил в темноту провала. Внизу оказалась невысокая зала и в ней стоял саркофаг в каких хоронили в склепах его передков. Крышка этого саркофага была откинута. Шарль увидел земляные ступени ведущие в залу и не долго думая спустился в этот склеп согреваемый энтузиазмом найти неизвестные находки прошлого. Тут он увидел, что вход ведущий под берег реки, преграждал обвал. Тогда юноша вернулся к саркофагу и заглянул в него. Он оказался пустым. Конечно молодой человек не ожидал увидеть там сокровища, для этого он был достаточно взрослым, но разочарование при виде пустоты испытал.
           -Тогда за чем здесь он? - задавал себе вопрос юноша и увидел на крышке надпись на том же латинском: Здесь покоятся останки моей Дафны, наши души расстались ненадолго, но мы встретиться там, где нас не достанут ни Бог ни дьявол!"
           -Крестоносец-Атеист. Эта дама должно быть его возлюбленная, и если мы не знаем ее, значит кто-то стер ее имя из нашей хроники, но старался зря, раз я узнал ее через века.
           Сказав такие слова в подземелье, где много веков никто не произносил ни слова, Шарль увидел, что саркофаг все же не пуст: на дне белели кости. В ногах скелета он увидел большой ларец из слоновой кости. На крышке мозаикой была выложена чаша грааля, а по бокам апостолы со своим учителем. Несмотря на сырость мозаика сохранилась достаточно, чтобы можно было понять, что на ней изображено. Ключей конечно же не было. Шарль не верил в чудеса и знал, что на надписи полагаться нельзя, часто там, где было указано, что именно там лежит, там находилось совсем другое. Разочарование, досада владели юношей с тех пор как он пришел в донжон, но упрямство и желание узнать, что в ларце, перевесил все. Он пригляделся и увидел, что замка как такового нет, значит здесь опять какой-то механизм. Он знал, что мерками своего времени только глупцы измеряют прошлое и стал исследовать ларец. Но на какие только камни он не нажимал, все было напрасно. Наконец заметил на сандалии Христа драгоценный камень, что не вязалось с образом Спасителя и надавил на него. И крышка довольно быстро откинулась наверх. И опять на дне ничего не оказалось.
           -Не может быть? - воскликнул тогда юноша, - опять не повезло... - тут он увидел картину на крышке ларца.
           На ней была изображена темница со сводчатым потолком из камня, освещенная факелами. Железная решетка разделял ее на двое. Из той части, где находилась пыточная, вывели обнаженного в набедренной повязке стройного, мускулистого человека. Видно было, что его дух не смотря на пытки не сломился и двое слуг держали его в цепях. А его главный мучитель сидел на стуле, готовый вскочить в гневе. Молодая девушка в белых одеждах упала на колени, обхватив руками ноги пленника, словно желая тем спасти его. Но видимо делала его положение еще хуже. Мрачный, старый хозяин, седой с широкой бородой, грозно указывал перстом на несчастную пару приговаривая их должно быть к смерти. По другую сторону за решеткой стоял монах, таясь в тени, но его было видно и пленник видел его.
           Разглядывая картину Шарль нашел ее необычность в том, что она слишком хорошо выполнена для тех времен. Кто ее писал на восточном ларце? Худенькая черноволосая девушка с колечками волос на лбу с большими синими глазами под черной ниточкой бровей с пунцовыми губками на белом холеном лице была похожа на подругу Шарля - Мари-Франс. И он ни как не мог отделаться от мысли, что древний художник мог узнать о ней. Но еще больше на него произвело впечатление то, что пленник оказался похожим на него самого. А монах приникший к прутьям решетки готовый даже вцепится в них зубами, словно от боли, казался копией друга Жан-Пьера. Шарль знал, что под рясой монаха должно быть худощавое тело. Лицо аскета со впалыми щеками и острым подбородком больше подходило Жан-Пьеру, чем средневековому монаху. А вот выражение его лица на картине не было свойственно настоящему Жан-Пьеру, обычно бесстрастному, трезвому в расчетах, но лишенному мелочности. А у монаха была написана на лице борьба между ненависть и любовью. На Шарля словно повеяло сыростью темницы и ему показалось, что он услышал звон цепей.
           Над картиной было написано " Неправый суд Жоффрея де Варна. Да будет он проклят!" А на самом дне надпись гласила: " Здесь с той, которую я скоро опять увижу, я положил свою жизнь"
           Шарль еще раз осветил фонариком углы и скелет, но ничего не нашел и вернулся к ларцу, где обнаружил двойное дно. Там лежала пергаментная книга.



                ***    ***    ***




          -Что он придумал на этот раз, - сказала темноволосая девушка глядясь в большое зеркало в гостиной.
          -Тебе же нравятся его выдумки, - усмехнулся из вольтеровского кресла худой юноша.
          -Да, это забавно, но я больше не поеду на охоту как это делали его предки, этот маскарад чуть опасным не оказался.
          -Да ты натерла себе мозоль на...
          -Жан-Пьер! - грозно сказала девушка сдвинув черные брови, - не смей говорить, где у меня могут быть мозоли!
          -Да, если бы они у тебя были, они показатели сильного труда, а ты неженка.
          -Ха-ха, ты говоришь о труде физическом? И ты о нем понятия не имеешь.
          -Как и ты.
          -Мне стоило большого труда сбросить два килограмма и держать себя в норме, ты этого не понимаешь, потому, что сам всегда худой как щепка.
          -Куда мне.
          -Я больше не выдержу пира на котором по его мнению вселились его предки.
          -Боишься лопнуть, - поддразнил Жан-Пьер, - смотри уже блузка трепещет...
          Она готова была накинутся на него с кулаками, но в этот момент в залу вошли Шарль и пожилой слуга их семьи. Вдвоем они несли большой ларец.
          -Что это? - воскликнула Мари-Франс переключившись на них.
          -Новая его выдумка, - сказал Жан-Пьер избежавший взбучки подруги.
          -на этот раз настоящие доказательства, - ответил Шарль ставя ларец на стол у окна, - я нашел его в донжоне, спасибо Филипп, вы свободны, - обратился он к слуге.
          Старик вышел, молодой хозяин торжественно обернулся к своим друзьям.
          -Друзья мои, вы знаете наш донжон, это памятник, кусочек прошлого, которое мы разрушаем своими руками, ведь ломать проще, чем строить.
          Мари-Франс и Жан-Пьер слушали молча хорошо зная своего друга, и он продолжил довольный таким вниманием.
          -И без того мало доходят до нас ценностей из прошлого, только то что можно продать, то, за что можно получить хорошую цену на черном рынке. Но ведь есть музеи скажите вы. Но и туда попадает все из вторых рук, конечно есть люди знающие и умеющие ценить любую вещь из прошлого; будь то клад из золотых луидоров или ржавый меч. Благодаря их кропотливой и добросовестной работе мы узнаем о быте наших предков. Я интересуюсь историей своего рода, не даром у меня наследственное имя Шарль, которое передавалось из-поколение в поколение по мужской линии. Может это дух предка, чьим именем я назван направляет меня.
          -Ты собираешь продемонстрировать нам сеанс спиритизма сегодня? - насмешливо прервал друга Жан-Пьер.
          -Не смейся, в детстве я думал, что в донжоне живет призрак моего тезки, может потому я так думал, что меня не пускали туда и пугали им.
          -Мне кажется с тех пор ты не изменил свое мнение о нем, - сказала Мари-Франс, - и по прежнему живешь с душами предков.
          -В прошлом? - улыбнулся Шарль.
          -В выдуманном прошлом, а жить надо настоящим в том времени, где ты родился. Пока мы не изобрели машину времени. В своем мире еще не все знаем.
          -Браво, Мари, ты сказала, что думаешь впервые, - захлопал в ладоши Жан-Пьер.
          -Я всегда...
          -Говоришь что думаешь?
          -Нет, я довольна своим временем и не хочу в другое, - девушка села в кресло напротив туалетного столика, положив свои холеные руки на подлокотники кресла.
          -Где нет кремов, модных брендов и запахи там более сильные и естественные чем, твоя парфюмерия и возможно там ты была бы какой-нибудь служанкой или крестьянкой попавшей в лапы к насильнику.
          -Ты невыносим, Жан-Пьер, я не глупая маленькая девочка, чтобы с восторгом мечтать о рыцаре которого не существует и разукрашивать средние века розовыми красками, мечтая попасть туда.
          -Ты не хотела бы попасть туда и знатной синьорой? - спросил с волнением Шарль.
          -Нет.
          -Ты не права... я хотел сказать нужно знать прошлое.
          -За чем?
          -Чтобы жить в настоящим, нет человека у которого нет прошлого.
          -Но я то знаю свое прошлое, когда я родилась и как училась.
          -И все! Неужели тебе никогда не хотелось чего-то другого?
          -Чего?
          -Он хочет предложить тебе романтику, - усмехнулся Жан-Пьер следя за ними обоими.
          -Какую романтику? - устремила синие глаза на де Буаньи подруга.
          -Средневековую, с замками, турнирами, пирами и всеми вытикающими из этого запахами, замешанными на предполагаемом колорите быта баронов от нашего родовитого друга.
          Казалось бы невидимая нить протянувшаяся между Шарлем и Мари-Франс снова исчезла. Что-то изменилось в ее глазах, но Шарль успел сказать:
          -Я мог бы тебе предложить турниры и пиры, если бы ты не была такой равнодушной.
          -Я по твоему равнодушна? К чему?
          -Мне кажется ко всему, ты как будто спишь и никого не замечаешь.
          -А кого надо замечать? - в ее голосе послышалось кокетство.
          -Эй, голубки, выясните отношение потом, - сказал Жан-Пьер, - без меня. Если ты пригласил нас, чтобы потрепаться о романтике, я ухожу, - и он поднялся с кресла ужасно худой, но не тощий. Его жидкие пепельно-русые волосы были зачесаны назад. Каре-серые глаза смотрели с прищуром, когда он не одевал очки.
          -Постой, - остановил его Шарль, - я позвал вас, чтобы показать это, - он подошел ближе к столу и раскрыл ларец.
          -Чтобы пялится в пустой ящик, - поморщила носик Мари-Франс.
          Но Жан-Пьер подошел к ларцу и увидел картину.
          -Узнаешь? - победно спросил Шарль когда друг наклонился, чтобы лучше рассмотреть картину.
          -Да, кажется это ты, я и Мари-Франс...
          -Я, на картине в этом ящике? - удивилась девушка, но поднялась с кресла и тоже приблизилась к ларцу, - Ой! Что это?
          -Я нашел это в донжоне под полом, там еще был скелет.
          -А его ты тоже нам покажешь? - недоверчиво оглянулась Мари-Франс, как будто надеясь увидеть скелет.
          -Нет, не бойся, это всего лишь белые кости.
          -Фу.
          -Это была женщина с удивительным именем Дафна. По преданию не записанном в нашей книге, когда-то она была невестой Шарля де Буаньи, поехавшего в Святую землю в 1285 году и...
          -Умерла?
          -Не сразу, она не дождалась его и вышла за другого.
          -Это интересно, - сказала Мари-Франс.
          -Банально, - фыркнул Жан-Пьер.
          -Из-за нее моему предку пришлось пережить много бед и поэтому ее имя, где я нашел и прочел его, проклято, - продолжил Шарль, - И никто кроме меня, за много веков, не искал где похоронена эта женщина.
          -Что же привлекло тебя в ней?
          -Ее жизнь переплелась с жизнью моего предка.
          -Ты расскажешь?
          -Да, поэтому я вас и пригласил, в ларце была книга, где написано обо всем. Тебе нравится картина?
          -Я не понимаю в живописи, - уклончиво ответила Мари-Франс.
          -Она не хочет признаться сколько ей лет, - засмеялся Жан-Пьер, - впрочем как и нам с тобой, глядя на эту картину. Скажи Мари, за что ты попала в темницу?
          -Да это темница, - вместо нее ответил Шарль, - и тот кто попал в нее на удивление вышел из нее живым.
          -А что там написано? - указала Мари-Франс на надпись.
          -"Неправый суд Жоффрея де Варна."
          -Кто он такой?
          -Тот старик, что сидит и "приговаривает нас с тобой к мукам".
          -Какай неприятный и старый тип.
          -Тем не менее это муж Дафны.
          У сидевшего на стуле было вытянутое лицо тонувшее в седой бороде, крючковатый как у ястреба нос и мясистые губы. На высоком лбе вздулись жилы. Черные волосы на удивление сохранили свой цвет, только на висках отливали синевой. На картине де Варн был в тени, а может художник хотел тем подчеркнуть его темную личность. Левая рука в локте была обернута плащом, правая нога без сапога покоилась на подушечке, как у больного подагрой.
          -Чтобы понять картину нужно начать историю с начала, - сказал Шарль.
          -Так это роман?
          -Если хочешь средневековый роман, и я вам прочитаю, то что мне удалось собрать по крупице о жизни моего предка.
          На этот раз возражений не последовало. Жан-Пьер вернулся в свое кресло, Мари-Франс села так, чтобы видеть картину и началось их приключение в прошлое. Каждый представлял себя в лице персонажа с картины. Голос Шарля был им проводником.



                ***    ***     ***


          Пир продолжался за полночь. В большой башне с плиточным полом стояли столы, охотничьи собаки уже сытые лежали где попало, как и люди. Блики света играли на высоких витражных стеклах и грозный архангел Михаил казался еще грознее. С перил галерей свешивались знамена с гербами де Буаньи и королевскими лилиями. На закрытых хорах играли музыканты.
          В замке праздновали не только воцарение на трон Людовика Четвертого. Главный виновник торжества танцевал с невестой в зале.
          Музыка лилась сверху как благодатный дождь на светлую пару. Сильно захмелевшие гости сползали под стол и казалось только один монах сидит в стороне от этого веселья. Он словно превратился в статую на надгробье, но его живой взгляд следил на танцующей парой. Цвета их катарди словно переплетались и рябили в глазах пьяных гостей, там где кончался рукав одного цвета, находился рукав другого цвета переходивший в половину катарди на спине или груди. У невесты были распушены волосы в которых поблескивал серебряный обруч с пятиконечной звездой на до лбом.
          -Красивая пара, повезло Буаньи, - заговорил один пожилой гость своей жене.
          -А ей не повезло, такой подарок сделал жених.
          -Обруч со звездой? - встрепенулся рядом сидевший воин, лежавший локтями и грудью на столе, - она с востока.
          -Я бы на его месте выкинул этот нечестивый артефакт, - заговорил монах.
          -Выкинул? - усмехнулся воин, - несмотря на то, что что обруч из серебра и камни в нем драгоценные?
          -Да! - с жаром не свойственной каменной статуи ответил монах.
          -Лжец! Схватил бы с жадностью.
          -Это ты клевещешь на меня, я христианин, рыцарь, на мне крест, - и он хотел встать и уйти, но солдат с силой положил свою длань ему на плечо пригвоздив к скамье.
          -Не вертись, монах, я был на Святой земле и видел такие богатства какие тебе и не снились.
          -От чего же ты вернулся бедным?
          -Я дал обед бедности, - сознался рыцарь.
          -Не ты первый, не ты последний.
          -Ты л,Эвек дурак, был есть и будешь им, - пьяно зашевелился другой сосед, - у тебя никого нет, а Жан де Буаньи думает о племяннике и о своем будущем. Когда вернется во Францию каким богатым человеком он будет. Вот отцу Флоромону ничего не перепало от него, бедный родственник стал монахом, а тебя никто не заставлял принимать обед бедности. И я уверен, что будь у него, у святого отца, возможность, он поехал бы в Святую землю, сбежав из монастыря, он не упустил бы своего! - и сказавший это схватил чей-то кубок и опрокинул его себе в рот.
          Отец Флоримон слышал это, но не подал вида, он смотрел на своего счастливого родственника и видел с какой гордостью смотрела Дафна Мюрель на своего жениха. Как звезды лучились ее большие синие глаза от счастья. На этом чистом лице можно было прочитать, что она отдалась ему душой и телом. И хоть Шарль считал показать свои чувства слабостью, но и он не мог скрыть своего счастья. Эту пару словно обволакивал покров небесного света, выделяя из остальных, а может это чадили факела. Флоримон Эртело завидовал троюродному брату, как его богатству так и любви, хотя сам никого не любил, а его отец был пьяницей повесившимся от испуга перед сеньором. Сейчас ему хотелось и денег и любви, может все это отнять у счастливца... Но отец Флоримон смог спрятать свой хищный взгляд под маску святости. Тут он услышал перепалку готовую перерасти в драку.
          -Ты хочешь оскорбить меня! - взревел л,Эвек.
          -Чем я тебя могу оскорбить? - удивился сосед.
          -Ты... ты, - л,Эвек уже забыл, что хотел сказать.
          -Я сказал, что ты хуже монаха? - подмигнул зачинщик, - а ты хочешь с ним сравнятся и стать святым?
          -Но я дал обед и несу его...
          -Куда несешь?
          -Черт побери, Гюйо, твой язык доведет тебя до...
          -Святой земли, но я туда и собираюсь, и вернусь невредимым и богатым в отличие от тебя.
          -А может по частям? - зло бросил л,Эвек.
          -Это посмотрим, ведь и ты едешь с нами, - ответил на это Гюйо, - выясним все на месте. И ты будешь трижды дураком если ничего себе не добудешь и на этот раз.
          -Но я дал обед!
          -Наплюй на него как многие. Ты же не чистая душа, что добиваться святости на земле, да и мест среди святых уже мало, хочешь чтобы твои кости разобрали по монастырям?
          -Не богохульствуй!
          -Смотри, рядом сидит монах и ничего не говорит мне, ты же готов вцепится мне в глотку за одни лишь слова о косточках, поменяйся с ним одеждой.
          -Я... я тебя... - л,Эвек попытался встать, но повалился на стол, звякнул кольчугой о поднос пошатнувшись от подножки Гюйо сделанной ему под столом.
          Кубок полетел под стол. Подбросив свое тело вверх л,Эвек встал.
          -Ты Гюйо, трус и мерзавец!
          -Что!
          Уже все за столом смотрели на них, стоящих друг перед другом как петухи.
          -Братья мои, - заговорил наконец отец Флоримон мягко проникающим в душу голосом - не портите такой день своими склоками.
          -Но я же старался для вас... - начал оправдываться л,Эвек, но монах остановил его поднятой вверх ладонью.
          -Дела церковные не должны обсуждаться в суе на пирах во хмеле такими как вы!
          -Но я...
          Снова ладонь монаха как будто заткнула ему рот, не прикасаясь.
          -Это суета сует, вы крестоносцы, воины церкви, ваше дело защищать церковь мечем, а слова за нами.
          -И какие слова! - вырвалось у л,Эвека.
          Гюйо победно посмотрел на него словно хотел сказать: "-Вот, видишь и ты это наконец понял."
          Понял он или нет, но не успел сказать, к ним подошли Шарль с Дафной.
          -Что случилось, друзья мои, опять ссоритесь?
          Он сказал это мягко, зная обоих и еще зная за что их можно ценить, а за что бранить.
          -Неужели дошло до того, что Флоримону пришлось разнимать вас? Меня огорчает это. А я счастлив и хочу, чтобы никто не омрачал моего счастья.
          -Вот мы и пьем за тебя, - Гюйо поднял кубок налитый пажом, - видишь как я весел и беззаботен, что твоя пичуга-жена, - и снова залпом выпил, потом обратился к л,Эвеку, - забудем все, это, как сказал монах, суета сует, мы воины, а монахи, поэтому выпьем. У кого-то есть деньги, у кого-то любовь, кто-то храбр, кто-то труслив, всегда что-то одно, а у нашего друга де Буаньи все это есть вместе, господь отметил его, он родился в счастливой рубашке, за Шарля и его невесту!
          Этот тост поддержали все кто мог еще держать кубки. После такого поздравления Дафна подошла к мадам Мюрель.
          -Ах, мама, я так счастлива, я даже не боюсь, мне кажется что счастье всегда будет со мной.
          -Не говори так, - сказала суеверная матрона с опаской оглядываясь словно кто-то мог их подслушать и навредить этим, - лучше молись, чтобы твой Шарль вернулся из Святой земли целым и невредим. Лучше бы Жак приехал сюда сам и не звал его к себе.
          -Но ведь наказать язычников и вернуть гроб господен долг каждого мужчины-воина. Твой муж, мой отец тоже воевал, как же ты можешь так говорить.
          -Потому и говорю, что знаю. Бруно получил там рану от которой долго мучился сам и мучил меня. А то что он привез из Святой земли не хватило, чтобы отстроить наше родовое гнездо. Он поехал за богатствами, но получил рану и скончался от нее. Бруно не мог не ехать, а твой муж свободен в выборе. И без дяди он богат и независим...
          -Но как же подвиги и честь?
          -Подвиги и во Франции можно стяжать. Что за радость сражаться с сарацинами на их земле. Их много, наши воины окружены ими и только Богу известно, сколько мы можем удержать крепости...
          -Вот Шарль и едет на помощь им. Я верю в силу и доблесть своего возлюбленного!
          -Я тоже когда-то верила в Бруно, но прошла огонь и воду с ним и сейчас знаю много больше, чем тогда. Я буду молится за вас обоих.
          -Я буду молится за Шарля вместе с тобой, когда он уедет, а сейчас я слишком счастлива для этого.
          -Ты счастлива, что я уезжаю? - сказал подошедший к невесте Шарль.
          -Конечно, ведь когда ты вернешься, я буду всецело твоей и мы заживем в почете и славе долго и счастливо.
          Шарль прижал невесту к груди. Мадам Мюрель смахнула слезу со щеки в то время, как в ее душе уже собирались тучи, предвестники грядущего несчастья.
          Не один отец Флоримон так пристально смотрел на Шарля. Пожилая женщина одетая в мешковину, босая, с собранным пучком волос на затылке, смотрела на него с галерее, вместе со слугами. Потом эта нищенка как-то незаметно спустилась в зал и затерялась среди гостей. Хотя ее мешковина бросалась в глаза явно показывая к какому сословию она принадлежит, на ее высоком челе читались независимость и заносчивость. Ее зелено-серые глаза устало прикрытые веками смотрели на сеньора де Буаньи казалось безразлично, но она за чем-то спустилась в зал и держалась недалеко от него. Попав в замок во время пира она не села за стол накрытый для простых людей, она взяла свою порцию и села в стороне, за это получила насмешки. Кто-то насмешливо поднес "сеньоре" бокал кислого вина с шутовским поклоном. Она не обижалась и приняла все как должное заметив, что всех видит насквозь и ей не нужны пустые слова. Кто-то поверили даже просил погадать. На это она ответила, что уже загадала на сеньора де Буаньи. Стали спрашивать что загадала, но и тут ведьма отказалась рассказывать и ее обозвали обманщицей. Обманщица стояла со всеми на галерее, наблюдая как гуляют господа и вдруг неожиданно схватилась за грудь прошептав: "Несчастный!" Рядом стоящие гадали кого она имела в виду: старого Ксавье или молодого сеньора Шарля. Старик был болен, он уже не ходил, на пир его принесли слуги.
          Когда Шарль и Дафна хотели побить вмести и собрались покинуть зал и гостей, им заступила дорогу высокая женщина в мешковине. Мадам Мюрель провожающая их взглядом вдруг побледнела, изменившись в лице. Страх сменился гневом и она поспешила выйти из-за стола, а для этого ей нужно было время, чтобы обогнуть стол. А меж тем нищенка простирала руку вперед к счастливой паре.
          -Я Клариса де Немур, я не помню как дошла до этого, но раньше я была знатная и красивая, а теперь я стара и бедна, но знаю, то, чего другие знать не могут! - заговорила она надтреснутым голосом обращаясь к Шарлю, - Я вижу на твоем благородном челе печать горя и беды, не езди в Святую землю иначе случится непоправимое, чего ни ты ни твоя прекрасная госпожа не сможете изменить, это будет смерть одного из вас...
          -Я не боюсь смерти! - гордо ответил наследник де Буаньи вскинув голову.
          Дафна еще больше загордилась им.
          -Есть что-то что хуже смерти, и это ты узнаешь если уедешь, - с такой уверенностью сказала нищенка, что Дафна вздрогнула.
          -У тебя благородное имя, если конечно оно твое, и ты не присвоила его себе, - сказал Шарль, - С тобой должно было что-то страшное случится, чтобы ты стала говорит такое, за что тебя могут сжечь на костре как колдунью. Поэтому прекрати это пока не поздно, - и сделав это предупреждение он хотел обойти ее, но она схватила его за рукав катарди.
          -Постой, те кого я предупреждала до тебя тоже смеялись и выгоняли меня вон, но я слышала потом, что с ними случалось то, что я предсказывала. Послушайся меня хоть ты, если любишь свою невесту - не покидай ее!
          -Я тоже ничего не боюсь! - гордо вторила жениху Дафна.
          -Милая девочка, бедняжка, я видела как ты останешься одна наедине со своей бедой.
          -Дафна никогда не останется одна, - раздраженно сказал Шарль.
          -Это ты правда сказал, все время с ней кто-то будет, но не ты. Берегись, охрана которую ты хочешь ей оставить, заставит ее перейти на другую сторону...
          -Ты говоришь о моем кузене-монахе?
          -Именно его тебе надо боятся, потому что...
          -За чем ты пришла!? - гневно воскликнула мадам Мюрель подходя сзади, - чтобы принести еще одно несчастье?
          -Я всего лишь предупредила тебя тогда, - как знакомой сказала ей Клариса, - что у тебя не будет больше детей....
          -Замолчи, мерзавка, я велю выпороть тебя!
          -Не ты здесь хозяйка.
          -Убирайся колдунья, или я отдам тебя инквизиции!
          Дафна с большим удивлением смотрела на мать.
          -Ты знаешь эту женщину?
          -Еще бы мне не знать... по ее вине я вытерпела такое, что и забыть нельзя!
          -Мама, что случилось?
          -Эта ведьма погубила моего сына когда я носила его во чреве и сделала так, что я не могла больше рожать!
          -Я спасла тебя, иначе умерли бы оба, - спокойно сказала нищенка, - а теперь хочу спасти твою единственную дочь...
          -Убирайся прочь!
          Они уже привлекли к себе внимание слушателей и вокруг них стали собираться, особенно после того, как мадам Мюрель дала пощечину нищенке. Но оказалась, что от пощечины нищенка разгорелась еще больше. Она подошла к столу, где сидел Ксавье де Буаньи и грозная своим знанием и решимостью нависла над хозяином замка.
          -Если ты, Ксавье, отпустишь сына, то не увидишь его больше никогда в жизни!
          Неожиданно пораженный такой вестью старик попытался встать, слуги бросились ему помогать.
          -Схватите ее, бросьте в темницу! - закричала мадам Мюрель, - она угрожает барону!
          Слуги уже поднявшие старика бросились к Кларисе, чтобы схватить ее.
          -Отпустите холопы, - отбивалась она, - Вместо того, что бы служить хозяину, вы губите его и за это вы ответите перед Всевышнем! А ты, Элоиза, сама погубишь свое последнее дитя!..
          -Неправда, мерзавка! - схватилась за грудь мадам Мюрель, побледнев как мертвец, - Я спасу ее от тебя, ты будешь сидеть в темнице, пока инквизиция не займется тобой!
          -В чем вина этой женщины? - неожиданно вмешался отец Флоримон встав со своего места и подходя к ним.
          -Она ведьма! - завопила Элоиза Мюрель.
          -И вы можете это доказать?
          -Какие доказательства, все видели как она сейчас колдовала над де Буаньи грозя ему смертью!
          -Это только слова, мадам, - спокойно сказал монах.
          -Но заклинания складываются из слов, святой отец, вам ли не знать.
          -Она только предупредила, - казалось на удивление монах не хотел ее судить.
          -Отпустите! - сказала Клариса, - слышите, монах не находит моей вины!
          -Что угрожает моему сыну? - прошамкал наконец Ксавье которого опять удобно усадили на место, - Говори, иначе, с тебя спустят шкуру, как с собаки!
          -Если он уедет в Святую землю, то с ним может случится все, ведь на каждом шагу его поджидает там смерть, за каждым барханом, из-каждой трещины, из каждого колодца и реки, даже в крепости среди христиан может быть опасность. Сам воздух тот вреден и он разлагает не только плоть, разве этого мало? Хочешь чтобы он заболел проказой?
          При упоминании о проказе воины которые были на Святой земле словно протрезвели, стали крестится.
          -Мой сын умрет от проказы? - выпучил свои рыбьи глаза Ксавье стараясь собрать свои скрюченные пальцы в кулак.
          -Я не знаю что именно сулит ему Рок, - призналась Клариса, - но я видела и вижу у него на челе беды.
          -А ты умеешь читать, Клариса де Немур? - с насмешкой спросил отец Флоримон.
          -Я родилась в знатной семье, - упрямо повторила нищенка не опуская взгляда перед священником, - женщине не пристало писать, у нее другое образование и читать она может только одну книгу "Мужчину". И если ей это удастся, то она станем властительницей не только над ним, но и над собой, но к сожалению, не многим женщинам это удается.
          Шарль и Элоиза Мюрель смотрели на нее с почти осязаемым презрением, Дафна со страхом из-за возможных несчастий грозивших ее возлюбленному.
          -И ты прочитала эту книгу? - продолжил спрашивать отец Флоримон.
          -У меня не было случая, я читала другие знаки.
          -Какие знаки?
          -Невидимые для вас, святой отец.
          -Ты ведьма?
          -Нет, я только вижу.
          -Кого, мертвых?
          -Нет, живых.
          -Тебе помогает дьявол? Тогда вам, мадемуазель Клариса, нужно идти со мной, - так же мягко продолжил монах взяв ее за руку.
          -Нет, - она вырвала руку, - с тобой я никуда не пойду, смотри, - и она осенила себя знамением креста и достала из выреза мешковины на груди деревянный крест на веревке.
          -Так ты веришь в Бога и занимаешься своим колдовством?
          -Это не колдовство, это дар и он от Бога.
          -Ты веришь в это?
          -Да! - с таким жаром сказала Клариса, что окружающие почувствовали к ней минутную симпатию.
          -И ты спасла кого нибудь своими... предупреждениями? - спросил отец Флоримон.
          -Говорила же что мне никто не верит.
          -И здесь не поверят. Вот ты и пойдешь в то место, где тебе могут поверить...
          -Святые отцы? - усмехнулась Клариса все понимая.
          -Верно, если ты будешь упорствовать, в том, чтобы спасти сеньора Шарля, тебя придется силой увезти из замка, выбирай голубушка.
          -Другими словами, вы, святой отец, предлагаете мне убраться отсюда признав себя лгуньей и шарлатанкой? Ты сердобольный человек и добрый монах и я должна благодарить тебя, что отпускаешь меня, хотя меня здесь хотят выпороть и снять с меня шкуру... Но скажи на прощанье, ты был бы рад, если бы Шарль вернулся в тысячу раз богаче, чем был до того и женился на любимой и верной девушке и зажил счастливо?
          Что-то было в Кларисе такое, а может напряжение, борьба с собой и нечистая совесть, заставили его воскликнуть:
          -Я люблю Шарля как родного брата и за него отдам жизнь, а чести он моей не возьмет, ибо знает, что такое человек без чести!
          -А у тебя она есть?
          -Ты стремишься на встречу с отцами инквизиторами.
          -Нет, не стремлюсь, монах!
          -Умное решение, ведь я знаю, что ты всего лишь бедная женщина, ходишь по замкам, чтобы как-то заработать себе на пропитание.
          Она ничего не ответила, отвернулась от него. Но как только снова увидела Шарля и Дафну, печально улыбнулась.
          -Мы еще увидимся, сеньор де Буаньи, - сказала женщина молодому человеку, - когда свершится сказанное мной, тогда я постараюсь хоть как-то продлить твое безрадостное существование, а ты молодая госпожа, верь ему до конца.
          -Я и так верю, - горячо ответила девушка.
          -Но не верь отцу Флоримону, - тихо сказала Клариса.
          -Как нашему Флоримону не верить!
          -Ты так говоришь о человеке вступившемся за тебя, - с презрением сказал Шарль.
          -Не веришь, - вздохнула она, - дело твое. Я сказала, запомни еще, что в замке де Варна тебе грозит большая опасность и не  верь женщине с именем Фелисите, прощай, - и Клариса резко схватив руку Дафны прижала ее к губам, потом отпустила и быстро пошла к выходу.
          -Эта полоумная потревожила нас своим сумасбродством и испортила праздник, надо было заковать ее в цепи и придать суду, - сказала мадам Элоиза.
          -Нет, - не согласилась Дафна, - пусть идет с миром, эта несчастная женщина.
          -Она то уйдет с миром, а мы с чем останемся? Неужели ты поверила этой ведьме? Что она знатного рода, а сама носит деревянный крест и мешковину, а ведь она не паломница, скорее всего и в церковь то не ходит, как вы думаете, святой отец? - обратилась мадам к отцу Флоримону.
          -Скорее всего ходит, но редко, больше молится под небом, эта нищенка, ведь ей нечего пожертвовать кроме своей души.
          -Она опасна, - не могла успокоится мадам Мюрель.
          -Зря ты ее отпустил, брат, - сказал Шарль.
          -Не беспокойся, она еще покажет себя, я уверен в этом и тогда будет судима по всем законам небесным и земным, - улыбнулся отец Флоримон.
          -Что она говорила про замок де Варна, - сказал Шарль, - я знаю только одного де Варна. Жоффрея де Варна, рыцаря схоронившего двух жен, не имеющего наследников. Когда-то он просил у моего отца помощи при осаде его замка от Эдмунда Гошфейля, из-за того напавшего на него, что тот убил его брата. А мой отец хорошо знал отца нынешнего де Варна. Жоффрею де Варну за сорок и он ни чем не отличается от остальных сеньоров. Думаю он помнит об оказанной моим отцом услуге, он никогда не причинит вреда Дафне, иначе на этот раз ему не спрятаться от меня в замке.
          -А я не знаю ни одну знатную даму в округе с именем Фелисите, - сказала Дафна.
          -Не думаете об этой заблудшей душе, дети мои, - добродушно сказал отец Флоримон, - она ушла, Бог с ней, веселитесь, наслаждайтесь каждой минутой, пока вы вместе, чтобы было, что вспомнить в разлуке... Я буду помогать вам по мере возможности, каждому, где бы о ни был.
          -Не только моя благодарность будет тебе наградой, брат, - Шарль с таким чувством пожал ему руку, что тот невольно поморщился, - В этом мире после отца я верю только тебе.
          Дафна давно знала Флоримона Эртело и доверяла ему как и Шарлю. В этот счастливый для нее день только поведение матери  после появление Кларисы забеспокоило ее и она хотела спросить у нее, кто такая эта де Немур, но мадам Мюрель не оказалось рядом, ее  не было видно и в башне. Незаметно Элоиза Мюрель покинула пир, желая догнать прорицательницу. Но той и с лед простыл, словно она ушла в тень подальше от факелов, оставив после себя смятения и неразрешенные загадки, которые возможно раскроет только время.


                2.



          Когда свет окончательно прогнал предрассветную мглу, открылись ворота замка де Буаньи, опустили мост через ров, куда втекала вода из Луары и без труб и особого шума над надвратной башней проехал Шарль де Буаньи с кольчужных доспехах и плаще. Голова его была не покрыта, кольчужный ворот лежал на плечах, а шлем вез оруженосец. Руками без рукавиц де Буаньи держал поводья приопустив их на луку седла и все время смотрел и слушал что говорит ехавшая с ним Дафна. Она сидела на винете в платье из подола которого виднелись носки туфелек и все не могла наглядеться на своего героя. Ее плащ расшитый золотыми нитками закрывал лошадиный круп почти до брюха, скрепленный у горла бажем в виде веточки вербы. На голове красовалась шапочка с соколиным пером из под которой виднелась коса. Дафна сама не представляла как она прелестна в лучах восходящего солнца. Мадам Мюрель осталась в замке, отправив с дочерью охрану из трех виллан. Позади де Буаньи и девушки, окруженных тремя стражами, ехали воины, среди них л,Эвек и Гюйо. Гюйо был мрачен, у него болела голова от похмелья и он предпочитал уйти в себя, чем слышать насмешки товарищей по оружию. Л,Эвек тоже думал о своем. Поэтому влюбленным никто не мешал. Глядя на Дафну у Шарля ни разу не появилось мысли, что он может потерять ее. Он думал, что любовь его будет вечной и когда вернется в замок все будет по прежнему.
          -Что тебе привезти с востока, хочешь звезду, моя царица, - любовно пообещал он.
          -А разве ее можно снять с неба? - наивно спросила девушка.
          -Для тебя все можно, - серьезно ответил юноша, и посыпал как из рога изобилия, - а хочешь кусочек святого креста, благовоний, перстень царицы Савской, ее подвески, изумрудов, алмазов, рубинов?
          Дафна зная щедрость возлюбленного умилилась.
          -Лучше привези мне себя целого и невредимого. Смотри не возьми так себе какую нибудь наложницу, - неожиданно посуровела девушка, - я буду ждать и в ожидании вышью полотно со святой Катериной, эта святая поможет мне выдержать разлуку с тобой и когда ты вернешься, то увидишь на стене надвратной башни этот знак моего постоянства и любви.
          Шарль твердой рукой приблизил своего коня к ее лошади и Дафна потянулась вперед, а он наклонился в седле сбоку и их губы сблизились, но тут винетта вдруг отшатнулась в сторону и девушка еле удержалась в седле. Шарль вздрогнул услышав смех Гюйо.
          -Ты всегда так неумело целуешься.
          -А ты? - с вызовом бросил Шарль.
          -Могу показать, - Гюйо направил коня к Дафне, но Шарль показал ему кулак.
          -Боюсь тогда у меня голова будет болеть от другого, - со смехом остановился Гюйо, - но я готов поразмяться.
          -Побереги свои силы для сарацин, - заговорил л,Эвек.
          -У меня на всех сил хватит, - хвастливо ответил Гюйо.
          -Посмотрим в бою.
          -Если выживешь и не подашься в монахи.
          -Если уйду в монахи ты первым об этом узнаешь, - сердито бросил л,Эвек.
          -Тогда много потеряешь.
          -Зато тебя буду реже видеть!
          -Опять они спорят, - сказал Шарль, - но Святая земля их помирит, - л,Эвек стал прислушиваться к речам Флоримона, но думаю там это пройдет, он воин.
          -Флоримон не только хороший монах, но еще и хороший человек, - убежденно сказала Дафна, - я всегда его слушаюсь, он мне как брат.
          -А мне он больше чем брат, - пылко ответил Шарль, - там я буду стоять на страже веры, а здесь он будет присматривать за тобой.
          Спорщики отреагировали на это каждый по своему. Гюйо только хмыкнул. Л,Эвек победно улыбнулся. Прошла пора похмелья. Они добирались до пристани посуху, мимо полей, лесов, рек не замечая красоты, словно уже были там, где солнце палило ярче и нещаднее, где пахло бровью врага, где вместо золота под ногами лежал песок. Каждый думал что именно ему повезет и он сделается богачом. Такая вера пуще всего заставляла переправляться воинов на чужой, далекий берег, рисковать жизнью. Прощаясь с любимой на пристани де Буаньи мысленно уже скакал в гуще сарацин с мечом на голо и хлестала кровь из отрубленных голов, а трупы оставались на песке, чтобы потом засушатся...
          Дафна осталась на берегу, а Шарль долго стоял на раскачивающейся палубе, а потом спустился в трюм. Весь мир качался и кругом было сыро, было слышно как под килем плещется вода. Шарль старался не показать тревогу во время долгого плавания перед товарищами, которые уже плавали таким образом. Но слава всем святым, что у него не было морской болезни и его ни разу не вывернуло наизнанку. Наконец до отвращения насмотревшись на безбрежные просторы Шарль увидел желтый берег, на который вступил 24 июля. Знойный ветер дыхнул в лицо рыцаря, волна лизала берег, ему показалось что в воздухе и правда чувствовалась какая-то сладость, которая потом набила такую же оскомину, хоть и не осязаемую, как и вкус фиников. Голубое небо и желтый песок тонули в мареве и словно превращались в оазисы обманчивые или настоящие. Купола городов и зубцы стен были видны на целое лье. Жак Де Буаньи отстроил себе настоящую виллу в мавритано-испанском стиле, с бассейном, фонтаном из мрамора, внутренними узорчатыми перегородками, словно плетеными кружевами. Все это за стенами крепости защищенными высокой стеной, куда трудно проникнуть врагу-мусульманину.
          После путешествия Шарлю не хотелось и смотреть на море, хотя со стен города оно выглядело таким спокойным, ласково поглаживающим берег. По ходатайству дяди Шарль был занесен в список гарнизон крепости. Молодой крестоносец серьезно относился к своим обязанностям. Старые вояки смотрели на него с высока, но коль скоро он научился владеть собой и не выдавать сослуживцев за мелкие проступки, да к тому же хорошо владел мечом, то нашел друзей кроме Гюйо и л,Эвека. Намеки, что он обязан своему положению дяди прекратились. Л,Эвек готовился к постригу, проводил время в молитвах в часовне, отказавшись от поприща воина. Несмотря на свои насмешки и поддразнивания над другом Гюйо искренне опечалился. А потом вскоре стал пить и драться, да так, что его посадили в подвал. Шарль не оправдывал его, но попытался помочь другу.
          Он был на Святой земле уже три года и знал, что Дафна по прежнему ждет его и вышила уже полотно, отдав его капеллану замка де Буаньи. Но он скоро узнал, что нет ничего постоянного. Флоримон почел своим долгом ничего не скрывать от брата и написал, что мадам Мюрель хочет выдать дочь за Жоффрея де Варна. По ее мнению де Буаньи забыл о невесте, там где изощренные радости и яркие соблазны бьют ключом. Выйдя за де Варна, Дафна станет баронессой, и богатой, и нечего ждать кого-то еще, когда лучше синица в руках, чем журавль в небе. Но самое главное, что Дафна стала склонятся на уговоры матери. Флоримон стал укорять ее за неверность брату. Вся корреспонденция велась через него, потому что Дафна не умела писать. Шарль вспомнил пророчество Кларисы, но успокоился, зная, что Флоримон наставит Дафну на путь истинный. Однако в ветреность ее поверил. Шарль успел повидать всяких женщин в Акре, к тому же у дяди была одна рабыня из какого-то дикого племени, которая встретила Шарля очень не приветливо, она шипела как змея и ее черные косы шевелились как живые, на фоне белоснежного одеяния. Звалась она Айшой.
          В тот день когда Шарль навестил дядю, они сидели в зале с мозаичным полом, за столом из слоновой кости с ножками в виде львиных лап и пили вино. Тут же лежали восточные сладости: халва, рахат-лукум, щербет. Вино было разбавлено в греческом кратере, потому-что Жаку де Буаньи было опасно пить в такую жару, так лекарь сказал.
          -Ты удивишься, откуда у меня столько золота, что я живу как король, - говорил Жак де Буаньи племяннику, обмахиваясь восточным веером из бумаги.
          Это был худой, рано состарившийся человек, как и все Буаньи, шатен с карими глазами и фамильной слабой губой. Желтая кожа с пигментными пятнами, волосы и борода с сединой обладали каким-то серо-грязным, не смываемым оттенком. У него не хватало двух передних зубов. Жак де Буаньи имел неприглядный вид, и только по явной корысти прекрасная Айша с ее молодой гладкой кожей, с татуировками, эбеновыми косами и темными бездонными как звезды глазами, могла жить с ним, даря любовь и нежность. Шарль в душе осуждал дядю за его связь с язычницей, но понимал его последнюю любовь.
          -Я давно здесь живу, и ты не представляешь как здесь было раньше, я не говорю, что опасно, потому что так и было, но мы не боялись, мы были молоды и стремились навстречу опасности! - глаза старика заблестели когда он вспомнил прошлое, - Каждый воин стремится на встречу опасности, ради денег и славы, да ты знаешь это, ведь ты де Буаньи, настоящий рыцарь. Ксавье как старший стал наследником, а мне пришлось самому строить себе замок, хоть и на чужой земле. Мой замок тебе нравится?
          -Да, я уже говорил, вы многого достигли сами, не даром об вас говорят на родине.
          -Что говорят? - с любопытством спросил старый крестоносец.
          -Что вы очень храбрый и удачливый, словно вас посетила языческая богиня Фортуна. Но у вас есть и завистники.
          -Плевал я на них, они далеко, - с яростью сказал Жак, - и не дотянутся своими ручонками до моей шее!.. Но все же, что говорили эти ханжи и прохиндеи? - сын Фортуны отхлебнул разбавленного вина из своей кружки.
          -Эти говорят, что вам помогает сам дьявол.
          -Как лестно, - засмеялся Жак и тут же зашелся в кашле.
          Шарль сидел и смотрел на него, зная, по словам лекаря-еврея, что дядю ранило в легкое, он выжил, но кашель с годами не проходил... Наконец де Буаньи поднял голову и вытер рот ладонью оставив легкий розовый след на губах.
          -Мне в помощники приписывают дьявола, шайтана...
          -Дядя...
          -Сам Сулейман открыл мне свой клад и я разбогател, я убивал неверных, как противники они были достойнее, чем некоторые священники, которые хотят власти на земле...
          -Мой господин, - это Айша тихо проскользнула в залу и встала по правое плечо хозяина со смиренным видом, не опуская однако своих глаз, где читалась нежность и тревога.
          В другое время старик с готовностью заключил бы ее в свои объятия, но перед племянником ему было стыдно или неприятно это сделать и он напустил на себя разгневанный вид.
          -Как посмела мне мешать, пошла вон, и придешь когда я позову!
          На миг, за который ни дядя, ни племянник не успели заметить, черные глаз Айши зажглись такой дикой ненавистью, что если бы этому взгляду дана была осязаемая сила, то те двое превратились бы в горстки пепла. Умеющий хорошо претворятся в чувствах и сделавшей это средством к своему существованию Айше, удалось быстро совладать с собой.
          -Простите, мой повелитель, но...
          -Ты еще смеешь возражать! - начинал сердится по настоящему Жак де Буаньи, - Не видишь, я разговариваю с племянником, я велю дать тебе десять плетей, если ты сейчас не уйдешь!
          Знала ли она, что он не приведет свою угрозу в исполнение и что игра была для Шарля? Наверно, и потому не испортила его игру, испугавшись как по настоящему. Она склонилась всем корпусом сложив руки у груди цветком не раскрытого лотоса и попятилась назад.
          За узорчатой перегородкой отгораживающей комнаты, она остановилась и припала к ней лицом, вцепившись ногтями в изящное плетение, наблюдая сквозь узоры за крестоносцами.
          -Видишь, как я к ней отношусь, - сказал де Буаньи старший, после ее ухода, словно в свое оправдание.
          -Я думал, дядя, ты ее любишь.
          -Эту дикарку?
          -Какая разница, если влюблен, - пожал плечами Шарль.
          -В пастели это не имеет значение, но христианин берет себе в жены только христианку, а я христианин, чтобы не говорили и чувствую, что мне скоро придется предстать перед Всевышнем, и я...
          -Ты хочешь женится, дядя, на ком? - больше удивился, чем испугался предполагаемый наследник.
          -Кто выйдет за такую развалину, - горько усмехнулся Жан де Буаньи, - Я знаю, что за мои богатства любая согласится меня терпеть, только я не хочу этого.
          При этих словах Шарль вспомнил, что ему написал Флоримон и такая горечь поднялась у него внутри, словно он хлебнул настой полыни который проник в его легкие, сердце и голову.
          -Да, все женщины корыстны, - твердо ответил дядя, - особенно те, кто долго жили в бедности, они никогда не насытятся, у них внутри дыра которая никак не наполнится, все племя Евы такое.
          -Но есть среди них честные, не корыстные, - попытался убедить себя Шарль.
          -Это ты брось, я уже говорил тебе, не надейся встретить такую, у них нет никакой святости по рождению, не даром монахи говорят, что все они ведьмы и жгут их по заслугам...
          Примерно к этому подводил его в письмах и Флоримон. Как обманчива оказалась оболочка. Нужно было далеко уехать, чтобы узнать Дафну Мюрель. Чтобы скрыть свою боль Шарль бросил в лицо дяди.
          -Значит вы делите ложе с ведьмой, да еще с язычницей!
          -Делю, зная, что ждет меня геенна огненная, - усмехнулся захмелевший Жак де Буаньи, - Но уже горю в ее объятиях, и ты бы завел себе одну такую, чтобы забыть неверную...
          -Не смейте предлагать мне это! - вскричал Шарль чуть не расплескав вино, - я не могу замарать свою честь!.. Лучше бы вы крестили свою любовницу, если так не хотите расстаться с ней.
          -Ты еще совсем мальчишка и твоя беда, что ты стоишь особняком от всех развлечений, как монашек, трудно тебе будет жить. Роланды водятся только в песнях и понятно, что никто не хочет воспевать настоящее, прикрывая его как бы целомудрием словами, но это вредно для таких как ты. Все узнаешь на себе. Вот твой Флоримон ни чем не побрезгует, чтобы достигнуть своей цели, попомни моим слова.
          -Не говори так о нем, он последняя моя опора.
          -Лис в овечьей шкуре, я помню его мальчишкой, он родился в нищете, твой отец взял его в замок и сиротка сделался еще больше завистливым.
          -Говорю вам, не трогайте Флоримона, он не вероломная женщина!
          -Ему стоило родится женщиной, в нем нет ничего от воина.
          -Поэтому он и стал монахом.
          -Твой отец отдал его в монастырь, не дав выбора, и поверь, Эртело не испытывает за это благодарности ни к своему благодетелю, ни к тебе...
          -Вы сегодня всех разбираете по косточкам, не лишите и меня этой чести, - усмехнулся Шарль.
          -Изволь племянник, - Жак де Буаньи сбросил хмель как плащ, - Я определю твою судьбу как и раньше, ведь это на мои доходы посланные вам во Францию, вы живете на широкую ногу. С этим ты спорить не будешь. Я не в укор тебе это говорю. Как только ты возмужал, Ксавье отдал замок в твои руки. Между нами, мой брат никогда не был хорошим хозяином, он больной и душой и телом. Поговаривают, что Флоримон его сын. Ты получился лучше, жаль что у меня нет такого сына, и никогда его у меня не будет, как говорит Аврам... Ты еще не знаешь как я богат и сколько у меня золота в подвалах. Его хватит и твоим внукам. Вот тебе твое будущее, оно лежит у тебя под ногами.
          -А как же твоя одалиска? - усмехнулся наследник.
          -Я оставлю ей кое-что, будь у меня от нее сын... но я проклят. Айше я оставлю этот дом, ведь ты уедешь во Францию к невесте, между нами говоря, я думаю скоро мы все, кто останется в живых, вынуждены будем уехать отсюда.
          Когда речь пошла о золоте лежащем в подвалах, Айша напряглась и слушала так внимательно, как будто от этого в сею минуту зависела ее жизнь. За перегородкой не было видно ее лица и блеска глаз. Она так была напряжена, что чуть не вскрикнула, когда почувствовала прикосновение чьей-то руки к плечу. Но овладела собой и обернулась. Перед ней стоял красивый араб. Он стал что-то объяснять жестами. Айша выслушала, кивнула и заговорила на том же "языке". Араб мрачно улыбнулся и показал жест идущий от сердца. Потом так же бесшумно ушел. Пока за ширмой велась глухонемая речь, в зале Шарль с вниманием и тревогой спросил:
          -Ты думаешь нам придется оставить Святую землю и сдать крепости?
          -Их много, а нас мало, они стоят друг за друга, а мы лаемся как собаки друг с другом, словно не понимая одного языка. Крепости наши дряхлеют, и вера не поддерживает. Нет того, ради чего мы пришли сюда, под старым знаменем не осталось ни доблести ни веры.
          -Ты не прав, дядя! - с юношеской пылкостью возразил Шарль.
          -Увидим, но ты сам знаешь, что творится за стенами. Сарацины налетают с криками, как волны на берег и бьют как смерч, оставляя за собой смерть и разрушение.
          -Не пристало так говорить крестоносцу, - угрюмо ответил юноша.
          -В моих словах нет страха, а говорю я потому так, что понимаю, что все мы слабы по одному, хоть каждый рыцарь и считает себя Самсоном. Наши раздоры, стяжательства, вымогательство, доносы и убийства из-за угла, все это не способствует победе, а во время осады очень пагубно скажется на осаждаемых.
          -Как будто неверные живут по другому, - мрачно буркнул Шарль.
          -И они люди, но им помогает хитрость, когда нет силы, а мы все делаем только силой.
          -Пусть господин даст мне десять плетей, - опять неожиданно прозвучал рядом голос Айши и она опустилась перед ним на колени, - но мой долг служить ему и я это делаю как могу, оберегая оазис его души от смерчей и людей, ибо если он погибнет, тогда не жить и мне...
          -Что тебе нужно? - миролюбиво поглядел на ее склоненную головку де Буаньи.
          -Я всего лишь хотела напомнить, что пришло время осмотра врачом-евреем. Он недоволен, что вы пьете...
          -Разбавленное он мне сам разрешил.
          -Можно ли верить еврею... Только Аллах ведает кому, что вредит. Все написано в книге жизни...
          -Ты это пришла сказать? - сердито Жан де Буаньи плеснул на нее остатки вина из своего бокала, - тогда отведай, это магометанка!
          Она не вскрикнула, только оттерла лицо рукой.
          -Я твоя рабыня, мой господин, и ты делай со мной что хочешь, но не губи своей жизни.
          -А как же твоя вера, если я прикажу целовать крест и крестить тебя?                -Ты моя вера и моя жизнь! - страстно ответила Айша, - хочешь стриги мне волосы, заставь есть свинину, все вытерплю!
          -Слышишь, - победно сказал Жак де Буаньи глядя на племянника.
          -Вам повезло с этой женщиной, - пришлось согласится Шарлю, - но это значит, что вы ошибались в женщинах, и среди них есть еще достойные нашей любви.
          -Может быть... Айша, ты счастлива? - как будто забыв о молодом человеке де Буаньи протянул к ней руки.
          -Да, мой господин, - поднялась Айша, - вы мое солнце и ваши лучи живительны, - она стала целовать его руки протянутые к ней.
          -Ну, ступай, - его голос дрогнул и он словно проглотил ком в горле.
          -Господин, принесли послание молодому рыцарю, - Айша вынув его из своих одежд подала Шарлю.
          Поколебавшись он взял его, чувствуя теплоту пергамента нагретого ее телом, но увидев свой герб, забыв обо всем, впился в строчки прилетевшие из-за моря.
          -Иди, - требовательно повторил Жак де Буаньи.
          Она поклонилась и ушла, опять за перегородку. Айша знала герб который принадлежал ее хозяину и догадалась, что скоро что-то изменится не только в судьбе ее господина.
          Жак де Буаньи не любил мешать другим когда они хотят насладится личным счастьем или принять горе и поэтому сидел только поглядывая на племянника со стороны. Ведь даже в такие минуты можно застигнуть и самого железного человека за эмоциями, обычно скрытыми от всех. А Шарль не был таким. Читая он хмурил брови и на его гладком лбу появились морщины, он закусывал губу. В тишине было слышно как стекает вода из фонтана в патио, куда были открыты двери. Наконец Шарль свернул пергамент с каменным выражением лица и посмотрел на дядю тяжелым взглядом, словно не узнавая его.
          -Как поживает мой брат? - начал первым говорить Жак.
          -Вы говорите о моем отце? - как будто не понял юноша.
          -Ну, да о нем, о ком же еще.
          -Все по прежнему: ест да сидит на месте, что ему сделается за стенами в своем замке во Франции! - неожиданно зло выпалил Шарль, - У него нет никаких забот кроме того как пить, да есть. Вы правы, он родился никчемным обжорой. Флоримон говорит, что чревоугодие грех и оно убьет Ксавье. Нет противнее зрелища, чем обожравшийся, оплывший воин, он не сможет спрятать свое тело под кольчугой. Человек не пулярка которую откармливают на убой!
          Де Буаньи внимательно слушал его и наблюдал за ним.
          -Дело не в твоем отце, - наконец сказал он, - не он расстроил тебя. Скажи мне, что случилось и может быть я смогу тебе помочь.
          -Нет, дядя, - словно эхо прозвучал голос стоном идущей из души, - Ты мне не сможешь помочь, моя Дафна выходит за Жоффрея де Варна, и об этом похлопотал мой отец.
          -Ксавье? - удивился Жак де Буаньи, - за чем ему это, он же считает девушку своей невесткой?
          -Не знаю, дядя, де Варн приезжал к нам в замок каждый раз когда там была Дафна, он расточал ей любезности и дарил подарки.
          -Неужели она приняла их?
          -Видно приняла, - Шарль склонил голову на грудь, - сначала она отказывалась, как пишет Флоримон, но потом прислушалась к матери и моему отцу, которых де Варн тоже подкупил подарками.
          -Неужели Ксавье стал настолько беден за три года, - с презрением усмехнулся его брат.
          -Мне нужно узнать, кто из них первым нанес мне удар в спину, - самому себе сказал Шарль, - и что мне делать дальше: вернутся ли во Францию и отомстить или остаться здесь.
          -Я не знаю твоей Дафны, - заговорил де Буаньи, - по твоим словам она была ангелом во плоти, но ты был молод и глуп и за эти три года сильно изменился, как и она, оставшаяся там, за морем.
          -Но она любила меня!
          -Не верь любви женщины, она пойдет за тем, кто больше даст, а твоя Дафна из обедневшего рода, я уже говорил...
          -Не может этого быть, я не верю, я поеду и выясню!
          -Ты крестоносец, - Жак подошел к нему и положил руку на плечо, - а не виллан, не пристало тебе выказывать такую слабость. Если хочешь сыпь соль на рану, но я прошу подождать с отъездом, пока меня не станет... Слабость и страх Ксавье заставили его искать себе союзника, который помог бы ему, если кто-нибудь напал бы на замок в отсутствии сына. К тому же он уже думает, что будет с ним если ты не вернешься...
          -Но я вернусь и тогда кое-кто пожалеет!
          -Старческая немощность противна, но вдвойне противен трус. Ксавье думает, что если отдаст твою невесту другому, то тот сделает для него все, что он попросит.
          -Но де Варн не такой!
          -Я помню де Варна еще с молодости, он одиночка и дворянин до могла костей. Те кто изведали его гнев, давно гниют в земле.
          -Но меня-то ему не удастся уложить в землю!
          -Не торопись, ты еще не готов ехать, выслушай лучше дельный совет.
          -Ты хочешь оставить меня возле себя как пажа? - усмехнулся молодой рыцарь.
          -Да, я хочу, чтобы ты остался и ради меня и ради себя. Мои дни сочтены, - и словно в подтверждение из его груди вырвался хрип и какой-то свист, на желтом лице выступили капли пота и в купе с седыми волосами обрамляющими этот немощный лик, его можно было уже представить лежащим на погосте.
          -Хорошо ли твой лекарь разбирается в лечении? - спросил тогда Шарль.
          -Он разбирается лучше, чем наши монахи.
          -Но он еврей!
          -И что? Аврам знает свое дело, я вознагражу его отдельно. Ты же мой главный наследник, если уедешь к своей неверной невесте, то не получишь ничего, - Жак де Буаньи прибегнул к этому средству, чтобы удержать племянника.
          Ему хотелось, чтобы он подумал над его словами, но тут в зал вошел пресловутый еврей.
          -Сеньор де Буаньи...
          -Я остаюсь, - решительно ответил Шарль, - вы мой самый близкий человек, я буду учится у вас всему, но сейчас мне нужно побыть одному, - и молодой человек не замечая еврея вышел в патио.



                3.



          Все так же погруженный в себя Шарль услышал вкрадчивый, женский голос, остановившей его.
          -Я буду молится за вас, сеньор.
          -А ты, - Шарль посмотрел на Айшу удивляясь в который раз ее яркой красоте, - тоже обманываешь своего господина?
          -Нет, Аллах свидетель, я верна своему господину!
          -Все вы мастерицы прикидываться.
          -Ты зол потому, что тебя обманули, это понятно...
          -Замолчи, презренная рабыня! - вскричал Шарль и почти бросился бежать к воротам провожаемый злорадной улыбкой Айши.
          Пробежав патио рыцарь оказался в узком каменном коридоре перед самими воротами, где находилась будка привратника.
          -Открой! - приказал ему юноша.
          Привратник знал его, но первый раз видел в таком состоянии, и постарался как можно быстрее открыть ворота и выпустить рыцаря.
          Выйдя в улочку в которой было тесно и душно Шарль побрел как слепой. Так он бродил переходя с улицы на улицу, пока не вышел на базарную площадь, где пестрота слепила глаза, а шум окружал со всех сторон. Первый раз попав сюда юноша решил, что это современный Вавилон. Теперь же когда появилась опасность (которая всегда была), что сарацины проникнут в крепость, пришлых купцов не всегда пускали за стены. Своего товара не хватало и народ уменьшился. Больше было солдат приглядывающих за всем по базарам и бряцающих оружием по улочкам. Если сосед хотел выместить злобу на соседе, он писал донос и отдавал какому нибудь воину в руки, заплатив при этом. Если даже пленника признавали не виновным, все равно без платы не выпускали на свободу.
          -Эй, Буаньи! - крикнул другу Гюйо заметив его на базарной площади, - что ты здесь делаешь?
          Он знал, что благородный Шарль никогда не захочет стоять на площади и брать мзду с людей.
          -Что я здесь делаю? - удивился сам себе де Буаньи, словно проснувшийся лунатик, - Меня укусила змея которую я пригрел на груди.
          -Э, брат, понимаю, не ты первый, женщины хуже сарацин и монахов вместе взятых, - Гюйо догадался кто была та змея, - Тебе нужно запить горе и станет легче.
          -Я уже пил, - неуверенно сказал Шарль, - когда получил плохую весть.
          -Этого мало, особенно если рана так глубока, идем в таверну, сегодня я могу позволить себе угостить сеньора де Буаньи, - и он подкинул на ладони мешочек с монетами, - это принес один негодяй, что хотел упечь своего бывшего друга за решетку.
          -А ты не негодяй, что берешь и деньги и донос? - поморщился де Буаньи.
          -Брось, не проповеди тебе сейчас надо читать, а искать забвения.
          -В вине?
          -Да, идем, я такую красотку знаю, она залечит твои раны после этой кобры.
          -Мне не нужно никаких женщин!
          -Не нужно, так не нужно, - легко согласился Гюйо, - будешь просто пить и глядеть, идем.
          -Ты оставляешь пост?
          -Да, вот меня Костильо прикроет, - кивнул Гюйо на воина с длинным лицом и рубцом через всю щеку, - знаешь, я никогда не доверял этой недотроге.
          -О ком ты говоришь? - мотнул головой Шарль.
          -О Дафне Мюрель. Ее мать хотела богатого зятя, чтобы вылезти из нищеты, это она научила дочь, как поймать тебя в сети...
          -Я знаю ее, мы росли вместе и я думал, что она особенная...
          -Позволь тебе напомнить, что с определенного возраста девчонок учат как обходится с жестокими грубыми животными, то есть с нами, - улыбнулся Гюйо, - Дафна оказалась хорошей ученицей, вот и все. Они хотели раньше женить тебя на себе, но не вышло и когда ты уехал, вцепились в де Варна, - сплюнул Гюйо.
          -Ты говоришь как Жак де Буаньи, - усмехнулся Шарль.
          -Да, не стоят они того, чтобы долго о них говорить, идем праздновать твое прозрение и освобождение, - с надеждой, что он согласится, Гюйо взял его под локоть.
          -Идем, - согласился Шарль махнув на все рукой.
          -Молодец, - обрадовался такой компании воин и повел его в очень знакомую таверну.
          Что было потом Шарль помнил плохо, но одно уяснил точно, что горе свое не смог утопить в вине и от этого сделался почти бешеным. С кем-то дрался и его еле оторвали от... Гюйо. Тот кричал, что ему придется дорого за это заплатить, и он отомстит похлеще Флоримона... Потом к Шарлю подсела молодая женщина и была она так красива и несчастна, что он сжалился над ней и пошел с ней, посмотреть, как она говорила, на бедную сестренку, которая очень больна. Разумеется не для того чтобы, лечить, а дать денег. Плотский голод и злоба грызли Шарля. В каком-то угаре он плакался незнакомке на свою невесту, может в надежде получить другое утешение... Он пошел за ней и она привела его в нищую глинобитную хижину, где находилась тощая девочка с растрепанными волосами и испуганным лицом. Шарль не твердой рукой протянул ей золотой, но старшая сестра опередила и сама схватила монету, а потом крикнула девочке, чтобы та оставила их. Это не была ночь любви, скорее месть от удовлетворенной злобы. Шарль которому женщина подала кубок вина с пряностями уже считал ее Дафной и взял ее силой, выкрикивая, что теперь де Варн врядли возьмет попорченную... Проснулся от яркого света падавшего на него через окошко. Голова гудела, кошель оказался пустым, кольчуга и верхняя одежда лежали на соломе. Но в лачуге никого кроме него не оказалось. Одевая окетон, он свернул кольчугу и понес в руках, направляясь к дяде, чтобы никто из воинов не увидел его в таком виде в казарме. Без оруженосца де Буаньи неудобно было нести кольчугу и меч, но послать оруженосца в этот квартал он посчитал ниже своего достоинства. В добавок болела голова и в ней как в ведьминском котле отображались картины только что прошедшего, которые мучили его же низостью. Шарль выбирал самые безлюдные улочки. Когда он оказался у ворот крепости, его душа была как выжженное поле. Но он не догадывался тогда, что не все еще выжжено. В нетерпении когда откроют ему двери Шарль придумывал подходящие слова привратнику, почему он в это время не на своем просту. Но когда привратник увидел его в окошко и пустил за ворота, молодой рыцарь только зловеще тряхнул кольчугой и прошел во двор. Здесь он столкнулся со слугой Жака де Буаньи, Куллоном, которого дядя привез когда-то с собой из Франции. Куллон казался таким бледным, с выпуклыми глазами и губошлепым ртом, что даже в спокойном виде его сравнивали с рыбой выброшенной на песок, но сейчас это еще больше бросалось в глаза. Если бы юноша не остановил его, тот пробежал бы мимо, так торопился. Но Шарль поймал его.
          -Эй, что с тобой? За чем ты здесь? - спросил Шарль когда слуга дяди узнал его, - Что случилось?
          -Там... там... - Куллон наконец обрел дар речи.
          -Где?
          -В доме вашего дядя...
          -Идем, по дороге расскажешь, - Шарль сунул ему свою кольчугу в руки и пошел назад к воротам мимо недовольного привратника.
          Его спокойствие, ободряюще подействовало на Куллона и он вышел с молодым рыцарем за ворота.
          -Так, что произошло?
          -Моего сеньора Жака де Буаньи... убили... - опять сник слуга.
          Воина видевшего смерть, слова о ней кажутся пустым звуком, но Жак не был ему чужим и за эти три года юноша привязался к нему больше, чем к родным в замке. Внешне оставшись спокойным Шарль почувствовал, что его сердце сжалось. Это не темнота улицы накрыла его, то была темнота и холод из души.
          -Где он?
          -Кто, убийца? - растерянно спросил Куллон, когда они вошли в зал где вчера Шарль сидел с дядей.
          -Дядя.
          -У себя с лекарем.
          -А лекарь?
          -Тоже зарезан, я зашел, чтобы одеть господина, а он лежит в постели и ночная сорочка на груди вся в крови, а лекарь-еврей на полу возле кровати с перерезанным горлом валяется...
          -Кто вчера кроме меня приходил к дяди?
          -Никто, сеньор, вы ушли, хозяин удалился с лекарем, который пришел осматривать его.
          Они дошли до комнаты де Буаньи и Шарль толкнул дверь. Окна спальни выходили на улицу и на них были железные решетки в виде волнистых линий. Легкие восточные, но непроницаемые ткани вместо штор закрывали хозяина комнаты от посторонних взглядов, делая сумрак в комнате. В нише стоял золотой канделябр с оплывшей свечой. На стене противоположной от окна висел гобелен с видом взятия какого-то города крестоносцами. Занавески закрывающие возвышение, где стояла кровать, были открыты и на кровати лежал человек с красной грудью, а у кровати в ногах как и сказал слуга лежал лекарь.
          -Быстро беги за солдатами, - приказал Шарль Куллону доставая меч из ножен, - Враг еще в доме!
          -Вы так думаете?
          -Привратник надежный, он не мог впустить чужого и никому не сказать? - вместо ответа спросил Шарль.
          -Нет, он ни с кем не может говорить, он и на улицу не выходит с тех пор как сарацины отрезали ему язык...
          -Быстро, беги за солдатами! - рявкнул на него де Буаньи.
          И Куллон с кольчугой в руках почти побежал к двери.
          -Оставь мои доспехи, олух, нельзя терять времени, не то убийца сбежит!
          Куллон непочтительно свалил в кучу кольчугу и выбежал вон. Шарль подошел в гобелену и откинул его, за ним оказалась дверь, незапертая... Де Буаньи взял в левую руку простой подсвечник, что принес с собой Куллон, когда обнаружил хозяина мертвым, и открыв дверь, осветил себе ступени уходившие вниз. Шарль стал спускаться в коридор как в темноту колодца. Он уже догадывался кого встретит в дядиной сокровищнице. Он спустился в коридор выложенный плитами улавливая далеко впереди отсветы факела и легкий шум голосов. И де Буаньи настиг их в самом конце коридора у решетки. Смуглокожий мужчина в светлой одежде стоял держа в одной руке факел, а другой сжимал рукоятку кинжала с лезвием красным от крови. За решеткой металась женщина, вынимая из сундуков и ларцов все подряд, что попадалось под руки и совала в мешок. Это была Айша.
          -Попались мыши в мышеловку! - громко произнес Шарль тихо ступающий, и еле сдерживая свое негодование.
          Воры обернулись. Шарль твердой поступью карателя подходил к решетке. Айша сначала испугалась, по потом быстро кивнула своему сообщнику и тот молнией выскользнул из-за решетки с кинжалом в руках, которым убил де Буаньи, нарочно затушив факел, надеясь в темноте справится с рыцарем. Араб стал бросаться на рыцаря со всех сторон избегая ударов меча. Он окончательно затоптал факел и пытался выбить свечу из рук противника. Шарлю было неудобно и он действовал в пол силы видя, как Айша закрылась в сокровищницы изнутри.
          -Прячешься за спину своего любовника? - насмешливо спросил он Айшу, - подставляешь его под меч и надеешься сама избежать кары?
          -Для мужчин честь умереть в бою, - не смущаясь ответила негодяйка.
          -Ну конечно, застигнутым за воровством остаться не наказанным еще больше чести, чем быть убитым. Ты плохо составила план, красавица, и теперь тебе придется умереть вместе со своим любовником.
          -Сначала достань меня, неверный пес, но прежде Хасан убьет тебя, как и твоего дядю. Старый дурак думал, что я люблю его, пусть теперь гостит у шайтана. Старик ждал меня этой ночью, чтобы насладится моим телом, но теперь превратится в кусок неживой плоти. Это я убила ненавистного, похотливого старика, я!
          -Ты?!
          Шарль почувствовал укол в руку, поняв что эта ведьма отвлекает его. Гнев подстегнул, вместо крови, ненависть к Айше побежала по его жилам и он размахнулся и кинул в Хасана подсвечник. Тот наклонился, Шарль в это время подскочил к нему и рубанул сверху по шее. Раздался хруст. Хасан выронил кинжал и повалился на пол. Айша не вскрикнула, молча видя как умирает ее любовник. Тяжело дыша с искаженным от гнева лицом Шарль подошел к решетке, Айша отступила.
          -Ты не достанешь меня, - она показала ключ от замка.
          -Не надейся избежать наказания, сейчас сюда придут солдаты и уведут отсюда, чтобы повесить!
          -Никто не видел как я убила хозяина.
          -Я расскажу.
          -Будь ты проклят Буаньи!
          -Мне уже было предсказано изведать все превратности судьбы, так что я теперь ничего не боюсь!
          -Ошибаешься, ты ничего не знаешь, вас всех скоро прогонят отсюда, вы будете улепетывать отсюда быстрее, чем приплыли, спасая свои жалкие шкуры! Амах дунет на ваши паруса, разметет ваши скорлупки по воде, так, что вас не найдут, чтобы тела придать земле!
          -Ты лжешь! Не надейся отсидеть здесь, ты не увидишь этого сама!
          -С меня достаточно, что ты мучаешься из-за своей Дафны, рыцарь, я вижу твое больно место, если ты вернешься домой, то... можешь ее еще вернуть.
          -Как? - невольно вырвалось у него.
          -Купи ее, дай большую цену, чем тот, кто отнял ее у тебя. Разве ты, рыцарь, не знаешь, то у всего есть своя цена, а у женщин тем более? Нежность, красота, любовь, девственность, все продается. А ты теперь богатый, - Айша подошла к сундукам и стала гладить крышки, - благодаря мне.
          -Замолчи, ведьма! - он вцепился рукой в решетку, - Я отрублю тебе голову, чтобы твой мерзкий язык не смел марать...
          -Твою неверную? Если она обманет мужа, то и тебя опять обманет и следующего....
          -Замолчи! - он потряс решетку.
          -Вижу, что еще любишь и поэтому радуюсь твоей боли, ну а я ничего не буду чувствовать скоро, - и Айша открыла кошель у пояса и достала серебряный кинжал, - у него будут скоро новые ножны, я убивала неверных и получу вознаграждении на том свете! - и она не дрогнув воткнула острие себе под левую грудь.
          Невольно шагнув в сторону Айша споткнулась о мешок в который собрала все, что успела вытащить из сундуков.
          -Их блеск запечатается в моих глазах, - Айша упала на колени и стала рыться в мешке. Достала что-то и зажав в руке поползла к решетке, где стоял Шарль.
          -Предложи ей это, - насмешливо Айша сквозь прутья на ладони протянула серьги в виде пятикопеечной звезды из рубинов. Вмиг они напомнили ему о обруче в котором была Дафна накануне его отъезда.
          В свете плошки, что стояла на одном сундуке, Шарлю представилась, как настоящая Дафна с не свойственной ей улыбкой продажной девки на ангельском лице. За три года, что они не виделись, она пополнела, стала уверенной в себе матроной и сейчас стояла перед ним с распущенными волосами, в обруче на голове и красными серьгами в ушах, красными как кровь, в одежде портовой шлюхи. Она зазывно ему улыбалась, блестя перлами зубов и проводила язычком по алым губам... Шарль схватил Айшу за протянутую руку и дернул, словно хотел вырвать серьги с рукой. Однако Айша не сопротивлялась, она свалилась кулем, стукнувшись безвольно о решетку и замерла. Кончики звезд сережек впились Шарлю в ладонь. В это время за его спиной послышались шаги. Это Куллон привел таки солдат. А так как гобелен был откинут и вход в подземелье был открыт, то они спустились и нашли его без помех.
          -Ты жив, - обрадованно кинулся к нему Гюйо, - слуга сказал, что тебе грозит опасность. Это ты его, - он остановился у тела Хасана.
          -Да, - коротко ответил Шарль.
          -Сильный удар, а ее?
          -Сама закололась, видишь замок, как я мог ее убить через решетку.
          -Надо вызвать кузнеца.
          -Надо, - Шарль вытер пот со лба.
          -Теперь ты очень богат, - продолжил Гюйо, - и будешь жить в этом доме, есть мясо с приправами, пить лучшие вина и спать на перинах, не то что мы, простые солдаты.
          -Иди к дьяволу! - Шарль почувствовав неожиданную потерю сил, побледнел и пошатнулся.
          Де Буаньи вывели наверх и вызвали лекаря. Тот не увидев на нем ничего кроме неглубокой царапины, пожал плечами и сказал что это не заразно. Но де Буаньи слег на неделю в кровать и метался в бреду. После, его поздравляли с выздоровлением от любовной горячки и имя Дафны стало многим известно. Шарль замкнулся в себе и часто ходил в исповедную к Л,Эвеку отцу Гутарду теперь. Гюйо это не нравилось, он старался вывести из терпения Шарля, но у него ничего не выходило. Может зря он беспокоился, что и де Буаньи подастся в монахи, при таком-то наследстве. Солдаты видевшие сокровищницу из которой убрали тело Айши, лебезили перед сеньором де Буаньи и выслуживались как могли. Но разбогатевший крестоносец не любил и пресекал подобное подхалимство. Он не устраивал пира для тех, кто напрашивался к нему в гости, не тратился на женщин. Носил одежду темных тонов словно у него траур, конечно по дяди. А меж тем за следующие три года он не читал писем от Флоримона. Шарль де Буаньи оборвал все родственные нити после кончины дяди. Но когда он смотрел со стен на море в сторону Франции его взгляд становился таким тоскливым, и в нем появлялась такая мольба... А меж тем беда надвигалась на христианскую Акру когда мамелюкский султан Калауна завладел Триполи более чем за месяц осады.
          -Что скажешь, Гюйо? - мрачно спросил Шарль рыцаря, который ни словом, ни поступком не разу не напомнил о той драке в таверне, - Видно Бог хочет нас наказать?
          -Не того спрашиваешь, этот вопрос задай л,Эвеку... отцу Гутарду, он беседует с богом, ему видней.
          Но бог молчал, молчала Европа, но папа Николай 4 решил действовать, не обдумав план до конца. Тысяча шестьсот ломбардцев наемников приплыли в Акру по его наставлению.
          -Ты посмотри какие бравые молодцы, хотелось бы мне быть одним из них, - восхитился Гюйо, но как ни странно после погрома в мусульманских кварталах, передумал, хоть тех и не казнили.
          Шарль заметил это и его презрение к нему немного улеглось.
          -Султан Калауна, очень недоволен что их не наказали, - сказал он словно проверяя его.
          -Пусть бесится, он нам не страшен!
          -Да, но не все так думают, иначе не послали бы к султану просьбу о мире.
          -О, трусы, - с тоской сказал Гюйо.
          Трусы или нет, но мамелюков казалось, что в пустыне песка и все они начали стягиваться под священные знамена султана, а он прислал послание: "Султан султанов, царь царей, повелитель повелителей... могущественный, грозный каратель мятежников, победитель франков, и татар, и армян вырывающий крепости из рук неверных, вам магистру, благородному магистру ордена Храма, истинному, и мудрому, привет и наша добрая воля. Поскольку вы - настоящий муж, мы посылаем вам послание о нашей воле, и доводим до вас, что мы едем на ваши отряды, чтобы возместить нанесенный нам ущерб, отчего мы не желаем, чтобы власти Акры посылали нам ни письма, ни подарки, ибо их больше не примем".
          Но... послы были и их как и предупредили, посадили в темницу. Так началась сорока четырех дневная осада. Грохот камней из машин как будто становился привычным. Чтобы враги не засыпали ров крестоносцы отгоняли их со стен стрелами из арбалетов. Осаждаемые делали вылазки за ворота, к счастью или нет де Буаньи не принимал в них участия, потому что они зачастую проходили неудачно. Как море стояли мамелюки под стенами и их осадные и метательные машины рушили стены, брабанты, башни. Мамелюки вгрызались в стены и землю под ними. Вроде бы с Капри пришла помощь, но чего она стоила. Акра, мощная, обустроенная, рушилась на глазах, как если бы бы от жареной пулярки на подносе хозяин отрезал медленно части тела одно за другим. Чего стоил прорыв Бейбарса, хотя его и удалось отбить. Увидев все разрушения король Генрих решил, что здесь больше ему делать нечего и отозвал свое войско.
          -Отправляйся и ты на Кипр, - сказал отец Гутард де Буаньи, - видишь, скоро здесь будет хозяином султан.
          -И это говоришь, ты рыцарь гроба Господня и ордена Святого духа!
          -Не надо громких слов, Шарль, здесь у тебя ничего не останется.
          -А там, - воскликнул де Буаньи почти задыхаясь в поту и пыли, - во Франции, думаешь у меня что-то есть!
          -Есть! - убежденно ответил монах.
          -Что? - кривясь спросил друга.
          -Жизнь.
          Серые глаза отца Гутарда на волевом, обветренном лице, его часы бдения и моления, а так же вид его с мечом или арбалетом на стене убедил Шарля лучше всяких слов. Если и раньше л,Эвек был правдив, то сейчас его посетила такая святость и убежденность, что не поверить ему оказалось нельзя.
          -Твой путь здесь не кончается, - продолжил убеждать монах-воин.
          -Кому ты это говоришь?
          -Своему другу, сыну, владельцу замка и хозяину земель, воину понимающему, что в пустой гибели нет доблести. Мамелюки уничтожают стены и башни наши, но люди не дадут себя уничтожить просто так.
          -Нет, я останусь с магистром, после ухода короля Кипрского центральные стены остались без защиты.
          Святой отец знал, что у Шарля понимание о долге слишком развито, но еще больше мешало инстинкту самосохранения, нежелание возвратится во Францию.
          -Что же, у тебя еще есть время, хоть и мало, но если человек не знает куда ему идти, его направляет Бог, увидишь.
          С рассветом началась атака. Несмотря на доблесть госпитальеров и тамплиеров под предводительством Гильома де Боже под натиском мамелюков пришлось отступить. Магистра ранила стрела. Но это была не единственная большая потеря для Буаньи. Еще до того, как город лишился такого защитника которого унесли в Долину Сполето, из пролома в стене трое сарацин бросились на Шарля и Гюйо. При чем двое встали против Шарля. Расправившись со своим врагом Гюйо поспешил на выручку другу, но тут еще пятеро показались. Удар сабли пришелся по кольчуге, а не по шее, но поскользнувшись на чужой крови Гюйо упал и почувствовал что задыхается... большой камень поврежденный осадными машинами до сих пор стоявший над проходом, рухнул вниз. На помощь подоспели другие воины и Шарль бросился поднимать камень, чтобы унести Гюйо с собой.
          -Проклятое место, - в беспамятстве шептал Гюйо, - хочу домой... во Францию... л,Эвек прав...
          Шарль не знал, что имел в виду Гюйо, но видел, что отец Гутард прав в одном: здесь уже ничего не сделаешь, мусульмане в городе и уже речь идет о спасении жизни, кому она дорога. В городе началась паника, жители бросились в гавань, но словно нарочно в подтверждение того, что Бог и правда от них отвернулся на море начался шторм. Отец Гутард заклинал во имя любви уплывать, забрав с собой раненого Гюйо. Он сам решил остаться с теми, кто будет до конца сражаться, с уцелевшими и вернувшимися, которым не удалось уплыть. Они собрались в резиденции тамплиеров под предводительством Пьера де Серви.
          -Мне жаль расставаться, - на прощание сказал монах-воин, - ты был хорошим другом, но здесь мой путь кончается, а у тебя еще одно сражение впереди, если сможешь довези Гюйо и похорони в земле, он не плохой человек, прощай.
          Крепкое, братское рукопожатие, прощание на век, потому что и уплывающий и оставшийся знали, что последние защитники погибнут.
          -Мне хотелось иметь такого брата, - тихо сказал Шарль скрыв скупую мужскую слезу, и тяжело ступая пошел по тяжелым каменным плитам пола к выходу.
          -Берегись Флоримона.
          Но сказанное не дошло до слуха Шарля. Простившись отец Гутард одел кольчугу и взял меч готовясь к осаде...
         


                ***   ***   ****


          Теперь он плыл не юнцом, а зрелым воином, пробившимся через людскую волну, по сравнению с которой морской вал покажется безвредным призраком. Позади была Святая земля, впереди Франция в которой его ждали... ждали ли? С такими богатствами будут пожалуй ради. Шарль оглядел сундуки в трюме. Капитан не хотел сначала брать с собой Гюйо, но когда ему хорошо заплатили, усмехнулся и сказал, что ему не в первый раз сбрасывать мертвецов в море. Гюйо лежал на соломе, накрытый плащом. Бледный, словно вся кровь ушла через рану, помимо того, что все кости и внутренности его превратились в одну лепешку. Слыша плеск воды Шарль смотрел на него и думал, что ему все же искренне жаль его, хоть столько было ссор и кажется ненависть должна была встать неумолимым призраком между ними. Вдруг Гюйо открыл глаза, хоть и мутные, но было видно, что он все понимает.
          -Ждешь когда я подохну? - с усмешкой спросил умирающий.
          -Ты напрасно стараешься вызвать вражду во мне, я знаю, как ты спешил мне на помощь.
          -Мне повезло меньше, чем тебе.
          -Мы не были друзьями, ты всегда больше держался л,Эвека, он был тебе как брат, но после его предательства, как ты решил, ты перебросил с него на меня не только привязанность, но и неприязнь, как будто я виноват, что л,Эвек стал монахом.
          Их глаз встретились привычные к темноте трюма, и они мерили взглядом друг друга, словно хотели измерить глубину горя и несчастья сидящего напротив.
          -Мы на корабле? - вдруг спросил Гюйо.
          -Да, ты был без памяти, когда тебя погрузили на корабль.
          -Вместе с этим, - усмехнулся Гюйо кивнув на бочки и сундуки, - но я то столько не стою и не вешу. За чем ты взял меня, мне все равно где умирать.
          -Не верю.
          -Не верь, но во Франции у меня нет дома и скорее всего меня ждет виселица.
          -Почему?
          -Потому, что мой отец и я ненавидим друг друга и когда нибудь, если я не пойду на корм рыбам раньше... один из нас убьет другого. А возвращаться нищим я не хочу!
          -Хочешь, живи у меня в замке?
          -Ты стал блаженным, пока я я спал, - усмехнулся Гюйо, - но милостынь, ты знаешь, я не принимаю.
          -Знаю и поэтому предлагаю вступить в гарнизон моего замка солдатом.
          -Почему ты так заботишься обо мне, когда я принес тебе столько неприятностей? - Гюйо приподнялся на локтях стараясь лучше рассмотреть лицо Шарля.
          Но не выдержал и рухнул навзничь.
          -Потому, что я потерял л,Эвека, мы оба потеряли такого друга, потому что ты не вредил мне по настоящему, а только грозился, и потому, что я знаю тебя давно, ты из моего прошлого. Мы похожи. У меня тоже многое изменилось в замке и я не знаю, что меня ждет.
          На ресницах всегда насмешливого Гюйо заблестели слезы, изможденное лицо стало похожим на надгробное изваяние святого, он протянул дрожащую руку и она упокоилась в твердой ладони товарища.
          -Прости меня, - искренне произнес Гюйо, - я любил тебя больше, чем л,Эвека, я старался быть похожим на тебя, но не мог, и стал считать, что все блага земные ты получаешь не по заслугам, а по капризу Фортуны и ты ни чем не лучше меня, которого она бросила в колодец, и из которого я не смог выбраться. Я стал так считать... но ты все равно стоял выше меня... Тогда я желал тебе зла, но когда твой Куллон прибежал и сказал, что тебя убивают... я испугался... и поторопился к тебе на помощь. Я был рад, что ты жив, но мне стало горько от того, что с таким богатством ты не захочешь якшаться с таким сбродом как я... - Гюйо облизал пересохшие губы, - Но ты оказался не таким...
          -Не говори о прошлом, это прошло, - с достоинством сказал Шарль.
          -Ты не хочешь чтобы тебя благодарили и награждали, а я как наемник нуждаюсь в награде.
          -Еще неизвестно кем бы я стал не будь Жака де Буаньи, - горько усмехнулся Шарль.
          -Да, с дядей тебе повезло, но ты достоин лучшего... теперь я понимаю это... мне казалось тебе и в любви везло ... до времени. Флоримон писал тебе, а не она сама, а он пакостник с детства... знаю доверяешь ему как ни кому и меня слушать не станешь, но я лежу при смерти и то чего нет... говорить не буду, чтобы не брать лишний грех на душу, которая предстанет перед судом Божьим. Прежде всего повидайся с ней и выслушай ее, вот... - он стал рыться в карманах и вынул оттуда что-то, - ты обронил это в подвале... я подобрал...
          На ладони Гюйо лежали две капли крови... нет знакомые до боли звездочки сережки.
          -Возьми, - протянул умирающий вложив их в ладонь Шарля, - отдай их Дафне и будьте счастливы, а я отправлюсь в ад по заслугам... а теперь оставь меня... я устал...
          Шарль не нашелся что сказать на это. Гюйо был откровенен и правдив, он хотел покоя и был в этот момент близок душой к Богу.
          -Будь уверен, что потомки не забудут тебя, - пообещал де Буаньи другу.
          -Иди... - снова просипел умирающий, - там твое место... твой дом... в роге изобилия... Фортуны... лежит для... тебя самый прекрасный дар... у меня... не будет потомков... а ты... постарайся их заиметь...
          Чувствуя в душе жалость и почти нежность де Буаньи оставил Гюйо, чтобы в следующий раз найти его бренные останки с покинутой душой. Не удалось несчастному побороться с отцом, Пьер Гюйо упокоился в водах моря.


                4.
 

           Во Франции ничего не изменилось. Бедность и богатство стояли за чертой друг от друга, дороги по прежнему были опасными, но вооруженный отряд рыцарей издалека отпугивал разбойников. Шарль де Буаньи видел в каком состоянии его крестьяне, проезжая деревню казавшуюся вымершей. После Святой земли ему все виделось на родине бледным и холодным. А замок таким ничтожно малым. Шарлю пришлось ждать когда от брабанта отправится в замок вестник. Пошли такие времена, что даже хозяина не хотели пускать в его собственный дом. Тут же наследник узнал, что его отец умер, а в замке сейчас командует отец Флоримон. Но еще больше его удивило, что ему сказали будто он сам погиб.
           -Так по твоему я воскрес из мертвых, - усмехнулся де Буаньи натягивая поводья, когда приехал гонец обратно, и сказал что его ждут, - Значит кое-кому придется очень удивится.
           От брабанта до ворот замка потянулась цепочка воинов. Предводитель сурово поджал нижнюю губу, хмуря чело. Может его утешала мысль что он богат и теперь может сделать все, что захочет. Разрушить замок, построить новый, уехать ко двору любого короля.
           Ворота при его приближении отворились и только успел опустился мост, а копыта коня простучали гулко по нему и наследник въехал во двор. Весть о его воскрешении всполошила виллан и они хоть и встречали сеньора, но смотрели на него с суеверным испугом. Может кто-то из них и радовался его возвращению, но не показывал вида. Сам молодой хозяин еще издали подъезжая к замку искал взглядом полотно свешенное со стен с вышитой на нем Святой Катериной. Но как ни зорок был взгляд воина, он ничего не увидел кроме герба на обычном месте и стяга. Опять желчь поднялась в нем и затопила благостные слова Гюйо. Соскочив с коня он оставил его оруженосцу и звеня шпорами поспешил на встречу с Флоримоном, не удивляясь, что святой отец не вышел его встречать во двор с вилланами. Шарль поднялся в часовню, где как и ожидал увидел отца Флоримона. Он сидел держа на коленях пергамент. При виде Шарля перешагнувшего через порог, не встал, но его взгляд старался глубоко проникнуть в душу крестоносца, чтобы узнать как встретить его. И Шарль молчал. Его к этому приучила жизнь на Святой земле; прежде чем сказать что-то, нужно было изучить противника. Но перед ним был брат, а не противник, да еще священник. За шесть лет Флоримон не изменил своей худобе. Пепельно-русая каемка волос выглядывала из под шапочки. Тощая шея красовалась в вороте рясы, которая была ему широка. Но благодаря свободе, его движения казались быстрыми и незаметными. На лице священника лежала печать скорби, но при виде вошедшего, она как будто разгладилась.
           -Здравствуй, брат, - наконец первым заговорил Шарль, - ты рад мне?
           -Я молился за тебя и делал все, чтобы продлить дни твоего отца, он просил настоятеля отпустить меня в замковую часовню, когда ваш старый священник отошел в мир иной.
           -Теперь ты опять рядом, это хорошо.
           -Сын мой, и я скорблю о твоей потере, ведь это сеньор Ксавье сделал меня тем, кто я есть сейчас, это его воля направила меня к воротам рая.
           -Сколько я помню ты не радовался так когда тебя отправили в монастырь, - усмехнулся де Буаньи.
           -Тогда я был молод и многого не понимал.
           -А теперь понимаешь все?
           -Все может знать только Бог который все создал...
           -Перестань, сколько раз я это слышал...
           -А ты вернулся со Святой земли отступником, - покачал головой отец Флоримон, - придется тебя снова учить.
           -Учи, - равнодушно пожал плечами Шарль.
           -Если отец настоятель разрешит, я останусь в твоем замке.
           От радости Шарль так вцепился в руку священника и поднял его с кресла, что чуть не вывихнул ему руку. Пергамент свалился с кален под ноги.
           -Прости, - тут же отпустил священника Шарль и помог усесться ему на место, потом опустился на колени и подал пергамент, - Благослови, если бы ты знал, через что я прошел и что мне еще придется пережить.
           -Ты что-то задумал? - с подозрением спросил отец Флоримон, - Слово Богу ты вернулся домой, теперь ты наследник и те кто хотели завладеть твои замком и землями откажутся от своих разбойничьих намерений.
           -Ты так думаешь - усмехнулся наследник показывая, что он больше знает людей, чем монах сидевший за стенами, - Кто же те разбойники?
           -Дальние родственники, - неопределенно ответил священник взяв пергамент, - я читаю твою родословную, и убеждаюсь, что все лишние придатки и отростки нужно рубить заранее, чтобы потом не мешали. Замок это маленькое государство, и все кто будет приходить туда и требовать свои права - захватчики, мятежники и разбойники. Проезжая ты видел в каком состоянии находятся деревни, это твой отец виноват... он никогда не был настоящим хозяином, и вот ты вернулся.
           -Я тут узнал, что меня в мертвецы записали, может ты уже и панихиду по мне отслужил? - опять усмехнулся Шарль.
           -Ошибки со всеми случаются, нам со святой земли такие вести доходили... а один рыцарь приехавший в замок сказал, что ты прислал его и он выполняя твою по-смертную волю принес эту весть родным. Сказал, что его ограбили во Франции какие-то разбойники.
           -Как звали того рыцаря?
           -Не помню, не то Куллан не то Куллон...
           -Этот мерзавец служил у моего дяди, потом у меня, когда я лежал в лихорадке, он похитил у меня шкатулку с гербом де Буаньи и сбежал! Я не смог его найти. А оказывается он сбежал во Францию, думая что там я его не достану!
           -Он отдал нам шкатулку и мы поверили его словам.
           -Где он?
           -Ушел, переночевал в замке, твой отец просил рассказать ему как погиб Жак де Буаньи и как ты стал наследником и таким богатым. Тогда Куллон поведал нам, как ты подцепил какую-то болезнь от наложницы, делившей свою ложе одновременно и с твоим дядей, который тоже болел этим... А когда напали мамелюки, он не хотел оставлять тебя, но ты отдал ему шкатулку и велел уплывать, это не правда?
           -Куллон сказочник, наплел тысяча и одну сказку.
           -А любовница у твоего дяди была?
           -Он любил ее, а эта дрянь убила его, а потом заколола себя боясь моей мести, а ее настоящего любовника убил я.
           -И все что награбил... добыл Жак де Буаньи теперь твое? Или наследство пропало?
           -Не беспокойся, я не с пустыми руками приехал.
           Скорбная маска на лице монаха превратилась в умиротворенную радость, как будто от встречи с братом. Но взгляд прятался за прищуром, как окошко за полу-открытыми ставнями.
           -Это хорошо, что ты не с пустыми руками.
           -Думаю и тебе тоже.
           -Ты хочешь поделится? - не утерпел монах.
           -Да.
           -Сколько же оставил тебе дядя?
           -Я не считал, - ленивым тоном ответил Шарль, - если хочешь сам посчитай.
           Едва заметный порыв жадности пробежал по членам монаха, но он сдержался и сказал укоризненно:
           -Не пристало мне касаться перстами презренного метала, а тебе, брат, искушать.
           -Но мне нужен тот, кто умеет считать и ценить мою казну.
           -Как ты можешь предлагать мне это! - оскорбился отец Флоримон.
           -Я знаю тебя и без тебя мне будет трудно не растратить все зря, к тому же я знаю, что ты никогда не украдешь и не польстишься на мое золото.
           -А что ты собираешься на него делать? - почти сдался священник.
           -Пока не знаю, все пути с ним открыты, если здесь ничего не получится, предложу свои услуги королю.
           -Там тебя ограбят похуже, чем на дорогах, - вырвалось у отца Флоримона, - Я хотел сказать, тратится на подкупы и наниматься наемником не благородное дело для де Буаньи, останься в замке, поправишь хозяйство, женишься и продлишь род свой, я же буду молится за всех вас и радоваться.
           При этих словах на лицо Шарля опустилась тень, как от грозовой тучи стоящей над землей.
           -Извини, я только монах, а не хозяин замка и не привык принимать гостей... ты устал с дороги, тебе надо переодеться и поесть, - спохватился священник, - твоя кольчуга в такой пыли, что не различить ни одного звена и плащ похож на тряпку, отряхни чужой прах со своих ног у своего порога, - и повел Шарля из часовни.
           Они спустились во двор, где казалось только теперь Шарль вступил в свои права и стал отдавать приказы. Принял молчаливый оммаж виллан, отметил одного старого слугу который служил его отцу, велел мешки привороченные к седлу, нести в его покои. Отец Флоримон догадался что золото в них.
           -Не надежнее ли снести их в подвал, - сказал он.                -Нет, пусть лежат у меня, - решил молодой сеньор.
           -Значит не надолго здесь останешься, - заключил священник.
           -Не торопи меня, Флоримон, клянусь, если сбудутся слова Гюйо, я такие корни пущу, что из моей родословной такой туб вырастит, что никакая буря его не вырвет из земли, а пока я только желудь.
           -Гюйо, это Пьер Гюйо?
           -Да.   
           -И где теперь этот безбожник?
           -На том свете.
           -В аду надо полагать.
           -Он был хорошим человеком и верным другом, он помог мне.
           -Тогда я прощаю ему глумление на до мной, а остальное Бог простит, Аминь.
           Шарль тем временем оглядывал замок. Четыре угловые башни сколько он помнил, были покрыты свинцовой крышей, вода стекала по свинцовым жалобам в виде гаргулий, которые снились ему по ночам и пугали когда он был маленький. Черепицу и желоба давно уже никто не чистил и они позеленели, как стоячая вода в пруду. Трава выглядывала из зазоров плит во дворе разрушала их и заметало землей. В саду тоже все заросло. На псарне обнаружилось только несколько старых борзых, одна из которых ослепла, а другая хромала, третью пришлось убить тут же - она кинулась на хозяина. На выговор псарь сказал пожав плечами:
           -Я подневольный человек, старый хозяин в последнее время на охоту не выезжал. Он видите ли узнал, что умрет от собачьего укуса и затыкал уши когда слышал собачий вой, об охоте ничего слышать не хотел. А они бедняжки истосковались по воле и охоте. Но самых сильных и ловких ваш батюшка отдал.
           -Как отдал, кому отдал? - удивился Шарль, - и моего любимца Нарцисса?
           -С Нарциссом такой случай произошел: когда в замок приехал де Варн, то он увидел вашего пса ходившего за госпожой Дафной как простая собачка и захотел его купить. Сеньор возненавидевший охоту, хотел угодить соседу, да молодая госпожа воспротивилась, мол что скажете вы, когда приедете. А Нарцисс невзлюбил барона с первой встречи, и как только тот подходил к барышни, норовил куснуть его и рычал все время. Вместо Нарцисса хозяин подарил барону двух других псов. Госпожа Дафна переодевалась пажом и охотилась с вашим псом. Однажды она вернулась без него, расстроенная и заплаканная. Потом Нарцисса принес в замок один крестьянин. Бедный пес был весь изранен ножом... Она ухаживала за ним, как за человеком, все диву давались. Но даже такая забота не помогла. В свою последнюю ночь пес так тоскливо выл, что ваш отец приказал добить его. Когда я пришел с ножом, ваш любимец лежал уже дохлый. Госпожа похоронила его во дворе, а через день приехал этот вестник с черной вестью. Ваш батюшка не долго потом прожил после этого и все время вздрагивал даже от ветра за окном, принимая его за собачий вой. После его смерти стало еще хуже, я с собаками делил свой ужин, мы отощали и стали похожими друг на друга.
           Слушая его Шарль сжимал зубы словно сдерживая боль. Когда история псаря закончилась, де Буаньи разглядел на его лице такие глубокие морщины и увидел такую обвислую кожу, и правда сделавшими его похожим на гончую.
           -Я изменю жизнь в замке, - сказал молодой хозяин, - ты и собаки будут сыты и еще привезу тебе питомцев. Я не откажусь от охоты ни за что, я не такой суеверный, как мой отец.
           В ответ слуга только поклонился.
           Конюшня оказалась в более лучшем виде, чем псарня и амбары. В это время во дворе запахло печеным хлебом и жареным из кухни. Вилланы достали из погреба бочонок вина в честь приезда хозяина. Шарль сам наливал своим воинам. Во дворе веселились, а сам хозяин уединился с монахом и почти не притронулся к еде и вину.
           -Скажи мне правду, Флоримон, - потребовал Шарль, - где Дафна, что с ней?
           -Я же писал тебе, разве послание не дошло? - мягко спросил священник придвигая ему кувшин с вином.
           -Дошло, - сквозь зубы процедил Шарль, - ты писал, что ее заставили выйти замуж?
           -Никто ее не неволил, она сама захотела.
           -Это правда?! - де Буаньи стукнул кулаком по столу, - Она не могла предать меня!
           -Мы все считали тебя убитым...
           -Она так быстро поверила в мою смерть?
           -Она горевала и таяла как свеча, если бы ты видел ее... мадам Мюрель была с ней и утешала как могла, говоря, что она не вечна и когда Дафна останется одна, то будет еще хуже.
           -А мой отец, что говорил?
           -Он хотел привлечь на свою сторону де Варна, я же писал, и для него все средства были хороши.
           -Проклятый старик, пусть горит в аду, раньше меня! - зло выкрикнул сын.
           -Ты пьян.
           -Еще нет, эти двое трусов искали сильного покровителя, но я вернулся и расстроил их планы. Где теперь старуха Мюрель?
           -После венчания барон взял Дафну в свой замок, а мать ее отправил назад в развалины поместья. Сначала давал теще подачки, мадам возмутилась и повздорила с зятем, тогда он сказал, что у него отныне нет тещи и забыл о ней. Мадам Мюрель стала жить как нищенка, как-то спускаясь в подвал она сломала ногу, я делал все что мог, чтобы облегчить ей жизнь, но нога стала гнить, отрезать она не дала и пошло заражение...
           -Дафна виделась с матерью?
           -Нет. В это время она сама нуждалась в уходе после родов... - увидев такую злость и отчаяние на лице брата отец Флоримон испугавшись, мягко погладил его по руке, - она замужняя дама, для того и вышла замуж...
           -Значит у этой презренной есть теперь сын от этого старика, - почти сплюнул Шарль, - Пока я места себе не находил, сражался, она наслаждалась семейной жизнью... ну, я отомщу!
           -Нет! - повелительно возвысил голос отец Флоримон, - ты сказал, что не хочешь спешки, а сам торопишься.
           -Да, я хочу явится к ним без приглашения, чтобы накрыть этих голубков как коршун!
           -Придется на тебя одеть колпачок, пока не поймешь, что упустил свою добычу. Эх, Шарль, загрубел ты в боях, привык с иноверцами дела иметь, брать все силой...
           -Везде нужна сила и деньги!
           -О баронессе де Варн забудь, она чужая жена.
           -Я не боюсь де Варна! Я богаче его и могу купить его жену!..
           -Что ты говоришь, это вино будоражит кровь в тебе, протрезвеешь и тебе станет стыдно за такие слова. Это опасный путь, сын мой.
           -У меня были хорошие учителя.
           -Видно плохому они тебя научили, раз добра от зла отличить не умеешь.
           -Дяде я верил как самому богу.
           -Еретик, Жак де Буаньи простой человек, грешник...
           -Отец и старая ведьма всадили мне нож в спину, а что делал ты? - обратился на него Шарль.
           -Я молился, - со смирением ответил монах.
           -Она спрашивала у тебя совета и что ты ей посоветовал? - пошел допрос.
           Отец Флоримон в кои веки прямо без прищура посмотрел в глаза брату.
           -Я стал укреплять ее дух после твоей смерти, и советовал уйти в монастырь.
           -Хороший совет, вот еще один жених с которым нельзя справится.
           -Ты в конец озлобился, брат и...
           -Только злость во мне и осталась, брат.
           -Надо успокоится, поспать, а потом если захочешь, можешь сделать визит.
           -Ты прав, мне надо набрать сил для нового боя, - встал со стула Шарль, но пошатнулся. Монах поддержал его и пошел с ним.
           -Поспав ты взглянешь на мир по другому, для молодых новый день - новый мир.
           -А ты что старый? - ухмыльнулся Шарль.
           -Как бог пожелает таким я и буду.
           Шарль отступился от него, но потом положил руку ему на плечо.
           -Я люблю тебя, брат, и только тебя готов слушаться и придти к Богу через тебя.
           -Лучше бы ты сам к нему вернулся, без условий и всяких подношений.
           -А как же без приношений его слугам...
           -Шарль ты пьян!
           -Ты мне это говоришь уже не первый раз, а я не так пьян, как тебе кажется, - рассмеялся де Буаньи поднимаясь по лестнице, опираясь о плечо монаха, - хочешь пожертвую твоему монастырю все свое золото?
           -Если это дар от души...
           -Ну нет, если твой настоятель отлучит от церкви Жоффрея де Варна и его жену.
           -Ты с ума сошел. Неужели твое сердце превратилось в камень.
           -Дафна не смотрела, что там в сердце барона, скорее всего свернутая змея, как и у нее, самой.
           -Ты не прав.
           -Я устал слышать от тебя, что я не прав, настоящего ты не изменишь и будешь жить как раньше, только меня ни какие обеты не сдерживают, и я буду делать, что захочу... увидишь сколько у меня золота. Я отомщу негодяем, а ты уйдешь из монастыря и построишь свой замок, заведешь гарнизон, слуг, деревню построишь, все как у сеньора и будешь сам сеньором, станешь казнить или миловать и никто не посмеет решить твою судьбу, без тебя! Разве не этого ты хочешь, Флоримон? Властвовать над другими открыто не прикрываясь рясой... хоть нет... в рясе безопаснее решать чужие судьбы. Давно я не видел тебя в бре и мипарти, в детстве мы дразнили тебя петухом из-за твоих худых ног и привычке высоко поднимать голени при ходьбе ха-ха, ты прикрыл свои колени рясой, но шпоры остались....
           -Шарль, - злобно просипел отец Флоримон ударяя его по руке, - стыдись, твои чудачества заходят далеко...
           -Не сердись брат Флоримон, я по родственному, воспоминания бальзам на мои раны, если бы ты знал, какой у меня камень на душе, с таким на дне моря лежать...
           -И ты прости мне минутную слабость, все еще не могу сдержать себя, это грешное нетерпение.
           -Терпения ты всегда был редкостного, - замотал головой Шарль когда они вступили на галерею, - и все решал про себя, а мы удовольствовались твоим решением. Ты всегда был хитер и выдумывал разное, а доставалось нам.
           -Но я всегда предупреждал тебя.
           -Да, но как-то странно, может я что-то не понимал и поэтому сам оказывался виноватым.
           -Да, и теперь послушай меня, не лезь к черту на рога.
           -Я не боюсь де Варна!
           -Ты не знаешь барона.
           -А ты знаешь?
           -Я часто бывал у него ради Дафны, иначе он бы меня и не принял, он знает про тебя, и что вы с его женой были помолвлены.
           -Боишься его?
           -Нет, хоть барон и грозен, но нас, монахов уважает, и много жертвует церкви.
           -Значит богат, - нахмурился Шарль.
           -Не беден, но самое его богатство это вера в Бога.
           -Ха, помолится, а потом убивает ближнего.
           -Он молится и причащается.
           -Уж не у тебя ли? - Шарль больно сжал руку брата когда они остановились у двери в его покои.
           -Нет, у него свой капеллан, а в монастырь он приезжает только к отцу настоятелю. По мимо силы в вере у него есть другая сила.
           -Какая, он же старик!
           -Он очень силен, не смотря на годы.
           -Видел я таких на Святой земле, только молодость побеждала их.
           -Шарль, молю тебя, не предпринимай ничего без меня, на днях я вынужден буду наведаться в замок барона, проведать их сына, мальчик родился таким хилым, думали не выживет...
           -Ты спас его! - почти с ненавистью произнес Буаньи.
           -Ради Дафны я сделал это, в память о тех днях когда... хочешь я предам ей весточку от тебя?
           -Нет! Мне надо видеть ее глаза когда она узнает, что я жив!
           -Ты можешь убить Дафну своим презрением, она очень слаба.
           -От чего она может умереть: от радости или от страха? - усмехнулся Шарль.
           -Перед тобой она не виновата, твой отец и ее мать наказаны уже за злодеяние которое принесли вам, поэтому оставь месть, обещай мне!
           -Я еще не решил, - буркнул молодой человек и ударом кулака распахнул дверь в свою комнату, - Заходи, отец Флоримон.
           Заботясь о брате монах вошел и увидел мешки на полу.
           -Вот, смотри, - Шарль подвел его к одному и раскрыл. Из мешка глянули золотые дукаты, луидоры, ливры, кубки, блюда.
           Де Буаньи взял чашу с высокой ножкой в виде лотоса и протянул монаху.
           -Возьми, это тебе, говорят из нее пил сам царь Соломон.
           -Я не могу принять это, я дал обед... если только позволишь взять в дароносницу...
           -Никогда! Я хотел сделать подарок тебе, а не церкви.
           -А я не могу принять, - смиренно спрятал руки в рукава рясы отец Флоримон и опять закрыл взгляд за створками век.
           -Значит от всего отказываешься? - пытался ввести в грех монаха де Буаньи.
           -Для меня это много, для монастыря мало.
           -Вот как!
           -Но ты прав, аббатства и монастыри живут богаче всех, но я то нет, мои братья смеются на до мной, я терплю. Я бедный монах никогда никого не грабил, не чревоугодничал, ни блудил ни с чьей женой, но и не спас ни чьей жизни и вот я вижу, что мне представится такой случай. Если я не останусь с тобой и не возьму этого греха ну душу, то отказом погублю тебя. Что же, я разделю с тобой муку, пусть золотое пламя будет жечь меня, я стерплю, но только если разрешишь оставаться в твоем замке простым капелланом, а не сеньором Эртело, я должен пройти это чистилище, - и в доказательства своей веры коснулся дрожащей рукой золотой чаши.
            -Тебя всегда было трудно убедить, сделать что нибудь, что не входило в твои планы. Оставайся кем хочешь, я не буду настаивать, только будь рядом, - отдавая брату чашу Шарль крепко сжал его руку, словно скрепляя договор.
            -Теперь ты ложись спать, - как заботливая мать отец Флоримон усадил де Буаньи на кровать, и сам снял с него сапоги.
            У Шарля слипались глаза, он в кольчуге завалился на покрывало.
            -Постой, я позову твоего оруженосца, - шагнул к двери отец Флоримон, но де Буаньи уже спал.