То взлет, то глава 15 - Прощальные гастроли

 День 7 ноября 1991 года выдался сумрачный и промозглый. Военный парад на Красной площади отменили вместе с праздником Великой Октябрьской революции, назвав ее переворотом. Тогда, как было назвать то, что произошло в СССР в августе этого года? Устроили цирковое представление с танками на арене с целью отстранения команды Горбачева  от власти. Именно его команды, потому что многие коммунисты и комсомольцы к тому времени уже перекрасились из красных в зеленых и голубых, оттяпав от богатого государственного пирога по лакомому куску, и им мешала старая власть вкусить все его всласть. А народу к тому времени и не на что было отмечать праздник Октября. Но как можно перечеркнуть Указом историю народа? И кто? Ельцин сам руководил коммунистами четыре десятилетия и находился на самом верху в партии, а теперь дорвавшись до власти путем развала огромной страны начал чудить. Лукин не был в восторге от большевиков, зная, как они пришли к власти и что, потом сотворили с русским народом. Можно было бы отменить военный парад и демонстрацию трудящихся, но вычеркнуть из памяти народа 7 ноября невозможно. В тот день 74 года назад рухнула не только Россия, но и в мире были громкие отголоски тех событий, а теперь о той революции ни слова и было как-то неестественно.
    Однако народ все помнил, и демонстрации начались с утра. Одни проклинали события октября семнадцатого года, другие поминали добрым словом. Накануне Ельцин запретил коммунистическую партию, но более 60-ти тысяч ее сторонников митинговали у памятника Ленину на Октябрьской площади и пели революционные песни: «Это есть наш последний и решительный бой…». На Манежной площади шел митинг, на котором народ поднимал лозунги "Долой Ельбачева и Попчака!", объединив фамилии двух президентов и мэров столиц, требуя отправить в отставку президентов СССР и РСФСР "за измену Родине". Не смотря на незаконный указ Ельцина о запрете демонстрации, десятки тысяч людей прорвались на Красную площадь, но впервые за семьдесят лет трибуны Мавзолея были пусты. Страна сотрясалась от митингов и полярных выступлений политиков. раскалывающих общество и страну на два враждующих лагеря. Настоящее страны было гнетущее, а будущее – мрачное, но Лукина не покидала робкая надежда, что все образуется…
   Душу точила тревога с непривычной тишиной в эфире. Нет утром по телевизору военного парада и демонстрация, нет концерта с патриотическими песнями и заезженными фильмами «Ленин в 1918 году» и «Ленин в Октябре», хотя тот тоже предал Россию и делил ее в октябре 1917 года с врагами, с которыми Россия воевала в первую мировую войну. И, тем не менее, Лукин с друзьями всегда отмечал праздник Октября, как было заведено в СССР, в кругу семьи и друзей. Не исключением был, и сегодняшний день и он пригласил друзей вместе с женами в ресторан «Будапешт», где их принимали с уважением. Они хорошо выпили и танцевали, устроив своим женам праздник. В оркестре паузы стали частыми и означало, что они готовы петь хоть до утра, но за деньги. Лукина разобрал кураж.
   - Анатолий, а слабо оркестру заказать песню о Ленине «И вновь продолжается бой»? – спросил он Прохорова.
   - Легко, - Анатолий направился к оркестру.
      Лукин наблюдал, как Анатолий протянул красную десятку солисту оркестра, но тот тут же вернул ему обратно и замотал головой.
    - Они сказали, что эта песня будет последней не только для сегодняшнего вечера, но и в их карьере музыкантов, - улыбнулся Анатолий.
    - Тогда мы сами исполним, как народ? – спросил Лукин у компании.
    - Как скажешь,- сказал Анатолий.
     Лукин обратился к знакомому метрдотелю Михалычу: - Виктор Михайлович, все у вас в ресторане прекрасно, но не хватает для ощущения праздника песни. Только вчера на концертах звучала песня «И вновь продолжается бой» в исполнении Кобзона и Левы Лещенко, а после отмены праздника ее боятся исполнить в ресторане за деньги. Как быстро начали шагать в ногу некоторые людишки?   
    - Палыч, я им приказать не могу, сам понимаешь.
     - Тогда оставь в оркестре одного баяниста, чтобы нам тихо подыграл, а мы сами споем. И ты можешь сходить пока вместе с оркестром покурить.
    - Ну, как я могу отказать полковнику, - улыбнулся Михалыч и пошел к оркестру.
   Он почти тут же помахал ему рукой и позвал на сцену, где белобрысый баянист уже подбирал мелодию, ведь он и в прежние времена не исполнял в ресторане этой песни:
Неба утреннего стяг,
В жизни важен первый шаг.
Слышишь, реют над страною
Ветры яростных атак.
И вновь продолжается бой,
И сердцу тревожно в груди,
И Ленин такой молодой,
И юный Октябрь впереди…

   Они исполнили песню с протестом и с куражом не хуже Лещенко, но Лукина весь вечер покидало чувство тревоги и, когда в разгар веселья пронзительно зазвенел его мультитон, он понял почему. Олеся вопросительно посмотрела на него, но он лишь развел руками и пошел к Михалычу позвонить дежурному по Госавианадзору, пока еще СССР.
    - Виктор Павлович, в Махачкале произошла катастрофа с самолетом Як-40. Все погибли. Вы назначены заместителем Председателя государственной комиссии. Наши проездные документы Госавианадзора СССР отменены вместе с нашей организацией, а денег на командировку в кассе нет. Сейчас решаем вопрос по отправке Госкомиссии в Махачкалу. Будьте готовы к вылету, о времени я сообщу дополнительно.
    - Я готов, но хорошо бы и командировочные получить. Не хотелось бы сало и сухари вести с собой, чтобы заниматься государственными делами, - не удержался Лукин, подогретый спиртным.
   Его так и подмывало спросить дежурного, какое государство представляет Государственная комиссия? Если они в составе СССР, а его пока официально не отменяли, то почему прекратили финансирование? Те деятели лучше бы отменили авиационные катастрофы, ан нет, не могут. Да, такие вопросы надо было задавать не дежурному и даже не их большому Ивану.
    Однако нашелся в России серьезный руководитель в ранге Председатель Совета Министров РСФСР Иван Степанович Силаев, который вечером сообщил Президенту России Борису Ельцину об авиационной катастрофе с самолетом ЯК-40 в Махачкале и задал вопрос о форменном безобразии по прекращению финансирования Госкомиссии СССР, так как в России такой орган не создан. Силаев ранее был Министром авиационной промышленности СССР и понимал, что такое авиакатастрофа. Он доложил, что создана Государственная комиссия, но в кассе нет денег на командировку до Махачкалы, и сотрудники собирают деньги на билет в шапку, кто сколько даст. Силаев не утрировал, именно так поступили специалисты по расследованию катастроф, зная, что за них никто не сможет сделать эту работу. Борис Николаевич посетовал, что с таким безобразием разберется, но Силаеву пришлось частично профинансировать работу Госкомиссии.
   Он во время ГКЧП поддерживал команду Ельцина, но потом понял, что они настроены на развал СССР, и Силаев принял сторону Горбачева, который при всех его недостатках все-таки был сторонником сохранения СССР. Тот назначил Ивана Степановича Председателем Межреспубликанского Экономического Комитета СССР на правах Совмина СССР, но никакой власти у него уже не было. Даже для решения вопроса об отправке Государственной комиссии на расследование катастрофы ему пришлось звонить Президенту России, потому что у Ельцина в Правительстве России о такой структуре забыли и не создали, поэтому расследованием авиакатастроф в Правительстве Ельцина никто не занимался. Комиссии пришлось вылетать на место происшествия двумя рейсами в два дня, так как выделенных финансов не хватило на всю комиссию. Помогли из Северокавказского управления гражданской авиации, чей самолет потерпел катастрофу. Они доставили некоторых членов комиссии в Махачкалу своими бортами бесплатно. Лукин в такой обстановке не стал суетиться, чтобы срочно вылететь в Махачкалу. Все специалисты, которые должны были работать на месте происшествия вместе с Председателем Михаилом Соколовым, уже были на месте. Вопрос был государственным, потому Лукин решил, что оно пускай и позаботится о его отправке. Решение было принято только 10 ноября в его профессиональный праздник милиции.
   Он успел забежать в МВД СССР и махнуть с коллегами не одну рюмку за праздник перед полетом в Махачкалу, потому летел немного навеселе. Конечно же, раньше такого допустить было невозможно, а сейчас, когда больше двух месяцев не платили зарплату, исполнять свой служебный долг можно было уже не с прежней дисциплиной и анархия, творимая в государстве, передалась и ему.
  Совсем недавно Лукин летал на салонном самолете Ту-134 Министра авиапрома СССР Силаева на расследование катастрофы Ан-12 в Комсомольск-на-Амуре. В Домодедово более недели стоял густой туман, и в аэропорту не было ни одного самолета. Так Министр предоставлял  свой личный самолет для отправки Государственной комиссии. Да недавно руководство страны было заинтересовано в работе комиссии, но мешал туман. Какие же погодные условия сложились сейчас в России, что никого, кроме специалистов не интересует авиакатастрофа и безопасность полетов, а там погибло более пятидесяти человек. Президент пообещал разобраться с таким безобразием, но ему 7 ноября было неуютно в своем кресле после отмены праздника революции 1917 года, когда народ высыпал на улицу. Сам-то, наверное, махнул несколько рюмок за свой праздник, так как в карьере дошел до самых высоких должностей в ЦК КПСС, и забыл о своем обещании разобраться с финансированием Госавианадзора.
  Самолет, на котором прилетел Лукин в Махачкалу, мягко совершил посадку в аэропорту после обеда. Стюардесса пригласила его к выходу из первого салона вперед пассажиров. Было приятно, и Лукин понимал, что скоро такого не будет. К самолету тут же подали трап, у которого встречал Председатель комиссии Михаил Соколов и его коллега Валерий Черняев из Госавианадзора, а на шаг впереди стоял мужчина среднего роста в большой «кепке-аэродром» и пышными усами с проседью. Сразу было видно, что он большой местный руководитель.
    Дойдя до середины трапа, Лукин остановился:  - Коллеги! Чтобы меня отправить к вам в Махачкалу наши сотрудники собирали в шапку по три рубля, поэтому, если накормите, то останусь работать, а если нет, то улечу обратно этим же бортом.
   - Спускайтесь, товарищ Лукин, я решу все вопросы, - мужчина в большой кепке вальяжно помахал рукой, призывая спускаться.
   Он не торопясь спустился по трапу и подошел к нему напрямую, протянув руку.
   - Лукин - заместитель Председателя комиссии.
   - Магомед Магомедович, заместитель Председателя Совета Министров Дагестана. С чего начнем? С гостиницы или ресторана?
   Другой бы, может быть, проглотил бы язык от такой встречи, но не Лукин, который был чуть навеселе. Он отнесся к Магомеду Магомедовичу с большим уважением, но его должность ничуть не смутила. Его уровень примерно соответствовал заместителю Председателя  облисполкома, а в еще существующем СССР Государственная комиссия на местах общалась примерно на таком уровне и выше. Что Магомед Магомедович встретил его у трапа, вызывало уважение и чувство гордости за его работу, если, конечно, не рассматривать, что диспетчера аэропорта Махачкалы все-таки приложили руку к той катастрофе.
   - Магомед Магомедович, большое спасибо за встречу и думаю, будет неудобно с такими высокими руководителями республики осматривать спальные места в гостинице. Потому лучше начать с обеда, и за столом будет возможно обсудить, некоторые вопросы. Я думаю, они есть, - Лукин поздоровался с коллегами.
   - Михаил Иванович, Вы не против обеда? – спросил Лукин Председателя комиссии.
   Но тот только развел руками, вроде бы работы много, но уже было поздно отказываться. Его заместитель Лукин вместе с Магомедом Магомедовичем  все решили в момент. Им не хотелось терять время для поездки в город, и Магомед Магомедович пригласил в ресторан аэропорта, который тут же был закрыт на спец обслуживание. Посетители занимали два столика, и тех быстро рассчитали. Восток держал свою марку.
    Им навстречу вышел директора ресторана, и Магомед Магомедович отвел его в сторону вместе с командиром авиаотряда Махачкалы Козыренко. Они о чем-то переговорили, а им подали чай и восточные сладости. Соколов был начальником отдела по расследованию катастроф с вертолетами, потому Лукин никогда не попадал с ним на расследования, так как его больше направляли на катастрофы с тяжелыми самолетами.
    Михаил Иванович закурил и рассказал Лукину обстоятельства катастрофы: - 7 ноября самолет Як-40 в аэропорту Элисты в 32-местный самолет было посажено 34 пассажира, а после регистрации подсадили еще 13 безбилетников, что в порядке вещей на Северном Кавказе. Коллеги из Элисты сообщили, что в 12.43 из их аэропорта вылетел самолет с превышением максимального взлетного веса  на 260 килограмм. В нашу комиссию назначен специалист из Инспекции МГА Силин, который займется, в том числе и этим вопросом, а Вас Виктор Павлович прошу взять на контроль. При необходимости можете слетать в Элисту. 
   - Хорошо, Михаил Иванович, - сказал Лукин.
   - В 13:42 самолет, летящий в облаках в 23 километрах западнее Махачкалинского аэропорта,  на высоте 550 метров врезался в отрог горы Кукурт-Баш высотой 894 метра, полностью разрушился и загорелся. Все 4 члена экипажа и 47 пассажиров на борту погибли, - продолжил Михаил Иванович, - Полёт должен был проходить через точки Актур, Алмар, Ронка и Кизляр, после чего выйти в район снижения на посадку. Экипаж связался с диспетчером и запросил разрешения выполнять полёт вне трассы и направиться сразу на Кизляр, в обход Ронки. Вероятно, не желая усложнять себе работу, диспетчер Северо-Кавказского центра запретил следовать на Кизляр, но разрешил при этом полёт вне трассы. Его курс должен был проходить вдоль побережья Каспийского моря, но была облачность и нулевая видимость. Самолет уклонился вправо от курса в сторону горного хребта, но диспетчер дал команду на снижение и отвлекся, выдав экипажу недостоверную информацию о местонахождении самолета. Экипаж, в свою очередь, не перепроверил информацию диспетчера, и сами дали неверную информацию о пролете маяка. И экипаж, и диспетчер забыли в тот день, что самолет идет на посадку при нулевой видимости, и рядом горная местность. Диспетчер без проверки местонахождения самолета дает дальнейшую команду снижаться до 400 метров. Будем разбираться детально, но уже сейчас видно, что ошибка была обоюдной и диспетчера и экипажа. На этом я считаю, пока все обсуждения прекратить. Еще раз изучим все переговоры, расшифруем параметры полета, тогда и выводы будем делать. В  Махачкалу прилетел командир авиаотряда из Элисты. Они понимают, что теперь в условиях хозрасчета у виновной стороны будут серьезные неприятности. Одна из авиакомпаний может разориться.
  - Да, при таких обстоятельствах катастрофы у нашей комиссии щекотливая ситуация. Я привык к различным ситуациям на Востоке, но встреча у трапа самолета с высокопоставленным чиновником меня несколько удивила, потому я повел себя так свободно, - улыбнулся Лукин.
   - Я и попросил включить тебя в Госкомиссию, как представителя МВД, а заместитель Председателя Совмина Дагестана Магомедов с нами с первого дня, потому на встречу с тобой пошел с нами. Однако Восток – дело тонкое, как говорил красноармеец Сухов, - задумался Михаил Иванович.
   - Вот именно. От нас, как обычно, ждут объективного расследования, и не хотелось бы даже на фоне развала нашей конторы под названием Госавианадзор терять свое лицо. А коль случилось застолье, то и здесь надо соблюдать объективность,- сказал с серьезным видом Лукин, но, увидев недоуменные взгляды Михаила Ивановича и Валеры, пояснил с улыбкой, - я вижу в нашей компании местного командира Козыренко, а где его коллега командир авиаотряда Калмыкии из Элисты? Он может истолковать наше застолье с дагестанцами по своему, поэтому надо его пригласить. Пускай слышит, что мы у него за спиной ничего не решаем.
   - Это будут правильно. Я сейчас попрошу Козыренко, чтобы он пригласил коллегу, - согласился Михаил Иванович.
   - Все знают, что мы в Госавианадзоре  СССР третий месяц не получаем зарплату, но это не означает, что нас можно купить,- Лукин опять обратил внимание, что лица коллег стали напряженными и добавил после короткой паузы, - за тарелку щей.
Все громко засмеялись.
   - Я пошутил, но если серьезно, то должен вам сообщить, что у меня с собой приличная сумма денег, - Лукин достал пачку сиреневых купюр по 25 рублей, - друзья попросили купить им сувениры из кубачинского серебра. Я к тому, чтобы вы были в курсе, что деньги у меня появились не в Махачкале.
   - Палыч, это лишне. Тогда я должен сообщить, что у меня с собой нет ни копейки, потому что командировочных не выдали, - грустно улыбнулся Валера.
   - Да, я сообщил не для вас. У других могут быть вопросы, на какие это шиши Палыч серебро скупает? – пояснил Лукин.
  - И то верно. Пойдемте, я подскажу Козыренко, чтобы пригласил командира из Элисты, - предложил Соколов.
 Оказалось, что Козыренко и сам хотел пригласить коллегу, но не знал, как посмотрит на это комиссия. Может и зря Лукин проявил некоторую подозрительность, так как у всех были открытые лица, как будто бы за столом собралась родня, но он понимал, что на Востоке всякое бывает.
   - Товарищ Лукин, как Вы относитесь к тому, чтобы отметить сегодня ваш профессиональный праздник – День милиции? - спросил Магомедов.
   - С удовольствием, Магомед Магомедович, но должен отметить, что КГБ Дагестана работает лучше ЦРУ. Это они сообщили о моей принадлежности к МВД? – улыбнулся Лукин.
   - Работало, а теперь все за штатом, - грустно отметил Магомедов.
   - Так и МВД СССР, где я работаю, тоже подлежит ликвидации, но праздник рабоче-крестьянской милиции никто не отменял.
   - И это правильно. Я предлагаю попробовать наш дагестанский бренди "Дербент". Уверяю, что они не уступают армянским и грузинским коньякам.
   Сыпались тосты один за другим. На столе преобладали дары Каспийского моря - черная икра и осетрина в разных видах, от холодного и горячего копчения до шашлыков и запеченной в кляре. Была и долма, и баранина. Такого изобилия Лукин давно не встречал, а когда подали кутабы - тонкие блины с начинкой от картошки, сыра с зеленью и до мяса, Лукин с коллегами удивлялись, как можно в такие тонкие блины еще начинку запихнуть. Они сначала отказались от них, потому что уже не могли больше кушать, но потом подали зеленый чай, и блины умяли в лучшем виде, запив рюмкой бренди «Дербент» на посошок. После чего рабочий день был закончен.
   - Ну, как обед, мягко перешедший в ужин? - поинтересовался Магомед Магомедович.
   - Такие обеды бывают только на приеме у султана, да, и то в сказке. Но сегодня мы обедали с Вами Магомед Магомедович, а вот посмотрим, как нас завтра будут кормить, - пошутил Лукин, но он не ожидал, что Магомед Магомедович серьезно отнесется к его шутке.
   - Хорошо, я распоряжусь, - спокойно сказал Магомед Магомедович и подозвал директора ресторана, которому тихо поставил задачу, чтобы их разговор никто не слышал.
   - Палыч, ну, ты даешь, - сделал замечание Соколов.
   - Ну, извините, выпил «малек», и тут «Остапа» понесло, - Лукин и сам не ожидал, что такая будет реакция на его шутку.
 После его шутки все две недели расследования в Махачкале члены комиссии чмокали языком во время трапезы в ресторане и вспоминали замечание Лукина. За те две недели все блюда были разными и неповторимыми на вкус, да, и что немаловажно для их бедственного положения, они были бесплатными, как было прописано в Положении. Хотя Лукин перед командировкой «подлатался», работая «частным извозчиком»  на Белорусском вокзале, но не хотелось тратить свои деньги, если государство не позаботилось выдать командировочных.
   Комиссию разместили в гостинице Совета Министров Дагестана. Она расположилась на берегу Каспийского моря. Номера выделили «люкс» на втором этаже, куда можно было попасть только на лифте, который ходил  до второго этажа. При входе в лифт стоял милицейский пост. В том крыле гостиницы было четыре одноместных номера  для руководства комиссии и большой холл с минеральной водой на столе и коврами на полу. Лукин отклонил все предложения членов комиссии о продолжении банкета в холле гостиницы, чтобы не испортить впечатление от сказочного вечера, и они разошлись по своим номерам.
   Виктор распахнул в номере окно и дверь в лоджию. Температура  была около плюс  10 градусов. Морской прохладный воздух ворвался в номер и быстро вытеснил тепло замкнутого пространства, в котором было неуютно спать после спиртного. Он вышел в лоджию с видом на море, морской бриз ночью гонит с моря прохладный воздух и поднимает волны, которые с плеском падают на берег, перекатывая с шумом гальку в десяти метрах от здания гостиницы. Он положил голову на подушку и под  приятный шум морского прибоя провалился в сон. Было ощущение, что прилег на берегу моря, где-нибудь на пляже, только под тобой не песок и галька, а белоснежная, накрахмаленная постель.
   «Прекрасная жизнь у некоторых бабаев на Востоке», - подумал Лукин.
   Утром встал бодренько, как будто бы и не выпивал спиртного накануне. Из лоджии был прекрасный вид на море. Солнышко с Востока уже сверкало на мокрой гальке и по глади моря. Гребешки небольших волн раскатывались по гальке и шуршали,  но купаться было холодно, даже после водки. И все-таки соблазн перед Каспийским морем и уютным пляжем для высоких гостей взял свое, и Лукин спустился в халате на первый этаж. Сотрудник милиции показал дверь, ведущую к морю, предупредив, что вода около двадцати градусов, но он не мог знать, что Лукин летом купается на даче в реке Истра, в которой температура воды выше и не поднималась. Долго поплавать не удалось, все-таки прохладно, и один на весь пляж. Его заметили коллеги с балконов, но отказались от его предложения искупаться, а он окончательно провел восстановительный процесс, и готов был к работе. А как было приятно после такого заплыва выпить чашку кофе по-восточному.
    В кабинете председателя комиссии Соколова постоянно толкались командиры авиаотрядов Махачкалы и Элисты. Козренко было проще, так как это был его кабинет, и он уступил его на время комиссии. Их беспокойство можно было понять. Кроме беды, свалившейся на их головы в связи с погибшими людьми, им еще предстоит по окончании расследования ликвидировать все последствия за счет виновной стороны. Виновная сторона платит за все, а оба эти авиапредприятия небольшие, потому кому-то грозит разорение в новых условиях хозяйствования. С каждым днем расследования комиссия все больше убеждается, что вина была обоюдной, и экипажа, и диспетчера. Все было, как всегда. Катастроф не бывает по одной причине. Она совершается, когда неблагоприятные факторы накладываются один на другой, либо, как в этом случае, когда экипаж и диспетчера пренебрегли правилами безопасности полетов и недобросовестно отнеслись к выполнению своих обязанностей.  Но задачей комиссии  было установить причину катастрофы, а вина будет установлена дальнейшим расследованием прокуратурой в рамках уголовного дела. Конечно же, комиссия должна выложить им на блюдечках объективную причину катастрофы и дать рекомендации по безопасности.
   Вечером руководство комиссии развлекалось игрой в преферанс под шум морской волны, брызги которой при разыгравшемся шторме достигали балкона второго этажа.  Короткие тосты за девятерную игру  или сыгранный мизер под хороший коньяк. Такое редко удается при расследовании. Надо было получить из Москвы результаты расшифровки "черного ящика", которую могли сделать только специалисты в лаборатории. Другие намеченные мероприятия в работе комиссии были выполнены и, в общем-то, можно было возвращаться в Москву, но хотелось объявить о результатах расследования с подтверждением расшифровки средств объективного контроля самолета. Председателю  вместе с ними понравились гостеприимные дагестанцы, которые были подчеркнуто внимательны. Во время поездки в Дербент они зашли в местный ресторан, где стол ломился, как обычно, от различных блюд из осетрины, но командир авиаотряда Козыренко предложил Лукину копченую скумбрию.
   - Какая может быть скумбрия, когда на столе семь видом осетрины, - отказался Лукин.
   - А, ты попробуй кусочек, а потом скажешь.
   Лукин вкусил скумбрию и обомлел. Она напоминала по нежности мясо угря, а душистость копчения была неповторима.
   - Это скумбрия? - спросил он, не веря своим глазам.
   - Да, да, скумбрия,- улыбнулся Козыренко.
   - Я такую никогда не пробовал. Сказка, а не рыба.
   - Дело в том, что ее ловят, и готовят на острове в Каспийском море, а в нашем авиаотряде специально держим самолет Ан-2, который в течение двух часов доставляет эти деликатесы на стол Совмина Дагестана, вот и нам перепадает с царского стола. Если копченая рыба лежит на складе более двух часов, то она теряет этот нежный вкус, не говоря уже про московские магазины, куда копченая рыба поступает спустя несколько дней. Она не испорченная, но вкус уже не тот, - пояснил командир.
   - Да, живут же бабаи и некоторые люди, - улыбнулся Лукин.
   - А, вот жерех холодного копчения отведай, - предложил командир.
   -  Ну, как? - спросил Козыренко, видя, как Лукин принялся рвать зубами хищного жереха холодного копчения.
   - И сказать нечего, просто класс. Можно с языком проглотить, - дал оценку рыбе Лукин.
   Вроде бы попробовали за обедом вкусной рыбы и разошлись по своим делам. Никто ни у кого ничего не просил, а тем более ничего не обещали. Но, утром Лукин обнаружил на своей лоджии по ящику копченой скумбрии и жереха. На совещании он пытался отказаться от подарков, объясняя, что пока он довезет их до Москвы, то вкус у рыбы будет такой же, как на прилавках магазинов.
   - Рыбу коптили по спецзаказу и в магазине такой не купите, - пояснил Козыренко.
   - В другое время я бы оспорил, но сейчас при пустых прилавках магазинов мне не стыдно приехать в Москву с копченой рыбой. Вот только ее упаковать надо перед полетом и разделить всем в комиссии, а пока убрать в холодильник, - согласился Лукин.
   - Об этом не беспокойся, все сделаем.
   «И чего на самом деле отказываться? Здесь в Махачкале в самолет все погрузят, а в Москве машину подадут к трапу самолета»,- подумал Лукин.
   К трапу самолета подавали автомобиль не только из-за важности их комиссии, но и материалы расследования были объемными, да еще и с вещественными доказательствами, а теперь и местными гостинцами. Будет чем порадовать друзей в Москве, да и Олесе понравится такая рыба. Из Москвы сообщили результаты расшифровки параметров полета с «черного ящика», которые подтверждали выводы комиссии, но они решили дождаться документов, которые доставят утренним рейсом.
   В их компанию расписать пулю вошел Силин, которого поселили в соседнем четвертом номере. В их компании курил только Председатель Соколов, потому играли в преферанс в его номере, чтобы не портить воздух в их спальных местах. Игра была в полном разгаре и бутылка коньяка быстро закончилась. Лукин зашел в свой номер за другой бутылкой коньяка и достал из костюма портмоне, чтобы  расплатиться в случае проигрыша. Он любил платить сразу, может быть, потому проигрывал очень редко. Открыв портмоне, он не поверил глазам. 
   «А, где же деньги», - мелькнуло в голове Лукина.
   Он обшарил все карманы пиджака, но что было шарить, он четко помнил, что вся сумма, а она была приличной, толстая пачка купюр по двадцать пять рублей, лежала час назад здесь в портмоне. Там было полторы тысячи рублей. Он где-то прочитал, что лучше всего расслабляет и действует благоприятно на состояние здоровья подсчет своих денег, потому он знал точную сумму, что была у него, а так же приметы некоторых купюр. Их ветхость, надрывы, цифры от банковских подсчетов.
    Лукин детально вспомнил, как вошел в номер, снял костюм и переоделся в спортивный. Прокрутил всю картину назад. Потом они все одновременно собрались в номере Соколова. Свои номера они закрывали на замок и оставляли ключи в замке, потому было видно, что хозяин номера отсутствует.
   «Стоп, стоп. Во время игры после очередной раздачи карт из номера выходил только один игрок, Силин»,– вспомнил Лукин.
Проникновение в номер постороннего лица Лукин исключил, так как попасть к ним на второй этаж можно было только на лифте, у которого постоянно дежурил капитан милиции, который знает их в лицо и поинтересуется к кому идут гости, а потом позвонит и убедится, что их ждут. Потому подняться жулику на второй этаж на лифте невозможно. Забраться на второй этаж через лоджию в принципе можно, но равноценно самоубийству в такой гостинице при наличии наружной охраны, которая не подпустит постороннего близко к зданию гостиницы. Лукин сразу выяснил вопросы безопасности комиссии на второй день после вселения.
  «А, что там рассказывал Силин, про молодые годы, когда он часто воровал по мелочевке и ничего не мог с этим поделать», - прокручивал Лукин.
   В тот вечер он сильно подвыпил, и алкоголь развязал ему язык. Слаб, он оказался на выпивку и откровенничал, но Лукин  еще тогда отметил про себя, что он, возможно, болен клептоманией. За семнадцать лет работы в уголовном розыске Лукин насмотрелся на таких жуликов, у которых помимо их воли руки тянутся к чужому добру. Медицина  решила, что они больны, а Лукин считал такое явление их распущенностью, которая появлялась у них из-за недоказанности или мелочности краж. Ничего нет хуже, когда воруют свои, ну пусть не свои, а те, с кем в силу обстоятельств приходится сидеть за столом, кушать хлеб-соль. И доказать сложно, ведь, деньги не пахнут, но Лукин помнил свои сиреневые купюры по 25 рублей, из которых две были очень потрепанные, одна склеена прозрачной липкой лентой и еще зеленым фломастером несколько цифр написано, а  другие записи химическим карандашом. Видимо, та купюра попадала неоднократно в банковские операции, когда торгаши готовили деньги в банк, и при подсчетах писали на купюрах. Сомнений не было, что он узнает свои деньги, но как их увидеть? Вызвать милицию? Толку никакого, только шум поднимется до небес, что в Госкомиссии воруют. Чтобы проверить карманы Силина нет оснований, а добровольно тот не будет их выворачивать, да если и обокрал Лукина, то нагло скажет, что все деньги его. Удостоверения МВД и Госавианадзора СССР  жулик оставил в портмоне, хотя они уже не имели никакого значения, и их можно было оставить на память о том, каким ты был раньше большим начальником. Лукин не видел другого выхода, и не оставалось сомнений в правильности выбранного им решения. Необходимо провести досмотр личный вещей Силина, по сути, незаконно обыскать его, как опера поступали при задержании преступника или в случае оперативной необходимости. А она была и именно необходимость, потому что надо было доказать вину своего соседа по гостинице, либо опровергнуть. Лукин уже и в мыслях не называл его коллегой, а просто соседом, так как у него была уверенность, что кроме него некому. О том, что у Лукина есть деньги, знали все, он сам говорил, что друзья дали на покупку кубачинского серебро и показывал их.
 Он подошел к номеру Силина, но он был закрыт на замок, и ключа в замке не было. Его подозрения усилились, так как они никогда не запирали номера, оставляя ключи в замках, и Силин тоже, когда они шли играть в номер Соколова. Он вдруг проявил бдительность, когда выходил после раздачи карт.
«Надо действовать быстро, пока в компании ждут от него коньяка», - подумал Лукин.
   Он заглянул через ограждения между лоджиями и увидел, что удача ему сопутствует. У Силина открыта балконная дверь.  Он вспомнил годы, когда ему молодому оперу выдали путевку в санаторий ЦК КПСС в Гагры, а туда приехал комсомольский актив после своего съезда поправить расшатавшиеся нервы. Море, солнце и красавицы комсомолки, но в партийном санатории все было под контролем работников администрации, которые «сливали» информацию о поведении отдыхающих в спецслужбу, потому пришлось Лукину ходить на романтические свидания с красавицей Светланой из Костромы, перелезая через такие же балконы их номеров. Сорваться было невозможно, потому что они были удобными для таких переходов. Вот и сейчас ему пригодился тот опыт. Быстрый «шмон» по карманам одежды Силина и опять удача, но для Лукина, а для хозяина номера  большая неприятность. В его кармане лежала пачка сиреневых двадцатипятирублевых купюр, которые он даже не успел убрать в свое портмоне. Лукин быстро пересчитал их, и вот она – склеенная липкой лентой с цифрами и одни из них зеленые, на других химический карандаш. Общая сумма совпадала с похищенной у него. Лукин забрал их, не раздумывая.
   «Теперь быстро подумай о своих действиях дальше. Нашел и забрал свои деньги молодец, но просто так уйти нельзя. В таких случаях можно набить рожу жулику, но опять скандал до небес, что у столичного руководства воровство и мордобой. Вызвать милицию означало признаться, что сам залез в номер Силина и украл хоть и свои деньги. Ему ничего не докажешь, а сам сознаешься. Да, ситуация», - подумал Лукин.
    И опять скандала в Госкомиссии не хотелось придавать огласке. Теперь Лукин не опасался, что хозяин войдет в свой номер. Без сомнения полторы тысячи рублей были его, и на все вопросы хозяина у Лукина был коронный удар кулаком промеж глаз. У Силина зарплата полторы тысячи рублей и выплачивают ее регулярно в отличие от Госавтанадзора СССР. Теоретически такая сумма могла быть у Силина, но не его купюрами. Потрепанными они бывают часто, но не с записью зеленым цветом и липкой лентой. Говорят, что деньги не пахнут, а Лукин свои узнал и «по запаху».  Он знает тип таких людей, как Силин. Встанет в позу и будет уверять, что деньги его. Придется доказывать и прибегать к свидетельским показаниям, кто видел у него те купюры. Шум большой, а результата никакого. 
   Потому он решил наказать его красиво и разыграть «маленький спектакль». Забрав свои деньги, Лукин прихватил портмоне Силина, вынул из него семьдесят рублей, больше не было. Он мог свои деньги взять с собой на игру. Лукин протер на всякий случай отпечатки пальцев рук и завернул портмоне в носовой платок вместе с  удостоверением личности Силина. Он никогда не крал и ему жгли руки чужие семь красных червонцев, но для «спектакля» было необходимо. Он сразу решил, что вернет их Силину, но в виде подарка или потратит их на компанию преферансистов и ровно на семьдесят рублей, чтобы у Силина «шарики» в голове нагрелись. Лукину хотелось сделать намек, что тот вычислен и практически пойман, но из-за нецелесообразности скандала он отпущен. Так будет по-честному. С такими мыслями он перелез через лоджию в свой номер. Деньги спрятал под матрас, завернув в бумагу, а пустое портмоне Силина и его летное удостоверение пилота подбросил в кабину лифта, потому что им никто кроме их комиссии не пользовался, а если лифт вызовет снизу милиционер, то обнаружит портмоне. Главным козырем было удостоверение, от потери которого Силин должен завопить.  Оставалось ждать развязки в его спектакле. Лукин был неплохим опером в уголовном розыске и жулики иногда «подпрыгивали»  от неожиданности, когда он применял нестандартные ходы для их розыска и задержания. А таких воров с «домашней заготовкой», которых называли «своими» вычислить было очень сложно в коллективе, где они обитали. Кражи в трудовых коллективах не редкость и многие с ними сталкивались, как потерпевшие. Жулики пользовались, что доказать его вину очень сложно, когда он работает в том коллективе, да многие потерпевшие не обращались в милицию, потому что не верили в успех и не хотели огласки. А если и обращались в милицию, то в лучшем случае все заканчивалось опросом коллектива, а потом заявление падало прокурору «Корзинкину», а проще в мусорное ведро. На это и рассчитывали такие жулики, как Силин.
   «Так. Стоп. Ты еще не доказал ему вину, а уже поставил к стенке, обобщив его с жуликами. Как «в августе 44-го» Таманцев прокачивал шпионов до момента истины, так сейчас он прокачает Силина», - подумал с улыбкой Лукин.
     Он всегда реагировал на такие заявления потерпевших достойно. Правда, его действия были связаны с небольшими провокациями, но они срабатывали, как часы. К своему нестандартному мышлению, которое не нарушало закон или было на грани того, как сегодня, он применял еще инженерную мысль. Недаром же он учился в МАИ, но в силу обстоятельств перешел на учебу в Высшую школу МВД. «Свои» жулики рассчитывали на интеллигентность своих коллег, которые не будут поднимать шума, как случилось сегодня. Лукин всегда выходил на место, где происходила такая «домашняя» кража в коллективе и подробно опрашивал всех присутствующих, чтобы очертить круг лиц, которых можно было подозревать. В таких случаях воровал кто-то один, а подозрение падало на многих, потому проще было определиться с теми, кто был вне подозрений, а потом дело техники. Лукин выбирал среди них в коллективе своего помощника с «железным» алиби и уговаривал его сыграть роль подставного потерпевшего, заранее пообещав ему, что в случае выявления жулика он не будет передавать материалы в следствие, потому что будет небольшая провокация. Потом он заготавливал толстый «лопатник с бабками», который выбранный им «потерпевший» засветит перед кругом лиц, которые могли иметь причастность к краже в коллективе. Такой же «лопатник» Лукин заряжал контейнером на пружине с красящим веществом родамин и подменял тот с деньгами. Потом будущий «потерпевший» вешал свой пиджак  на спинку стула и уходил якобы по делам в другое помещение. Оставалось только ждать, когда жулик выберет благоприятный момент и попытается вытащить из «лопатника» деньги. При его открывании пружина выбрасывала родамин и окрашивала жулика в малиновый цвет. Родамин отмывался с трудом на третьи сутки, но при просвечивании ультрафиолетовыми лучами люминесцировал еще долго зеленым цветом. Оперативников называли их химловушками. Они их готовили в красочных коробочках из-под ювелирных изделий или дорогих наручных часов, которые «потерпевшие» демонстрировали коллективу, а жулики ушами хлопали и попадались на их детские ловушки. Выявленного жулика он сдавал коллективу, и они решали его судьбу. Посадить или поколотить, а возможно просто выгнать с работы. Вообще-то был самосуд, и Лукин рисковал оказаться перед прокурором, но он называл свои действия оперативными  формальностями, а не нарушением закона и у него не было корысти.
   Сегодня у Лукина не было времени раскручивать вокруг Силина оперативно-розыскные мероприятия, и он приготовил ему психологическую ловушку, поставив его в роль потерпевшего, и ожидал результата.
  «Теперь Ваш ход, товарищ Силин», - подумал Лукин, который был еще и неплохим шахматистом.
    Вернувшись в компанию, Лукин поставил на стол бутылку коньяка, взятую в своем номере.
   - Что-то ты долго ходил, мы уже за тебя сыграли одну сдачу, - сказал Валера.
   - Да, живот прихватило. Немудрено от такого переедания. Все перехожу на кефир и гантели, - Лукин ожидал такого вопроса.
   Напряжения в поведении Силина он не заметил, хотя тот должен был ожидать вопросов, если бы Лукин обнаружил кражу денег, но он ответил, что «кишечник освобождал». Лукин настоял, чтобы за игровым столом не курили, а желающие могли бы покурить после сдачи карт в фойе. Постоянно курил только Соколов, а другие иногда после выпивки. Лукин хотел создать движение в коллективе, как продолжение начатого «спектакля».  Силин должен был видеть, что все выходили поочередно покурить, кто был на сдаче карт. Так Лукин отводил мысли Силина то себя. Когда дошла очередь до Силина, он вышел и посетил свой номер.
   - Меня обворовали! - заорал Силин через несколько минут, ворвавшись в номер, где они расписывали «пулю». Виктор ждал его реакции, ведь, в его портмоне было удостоверение летчика.
   - Подожди, успокойся. Расскажи толком, что случилось, - недоумевающе спросил Соколов.
   - Да, чего рассказывать, номер закрыт, а денег и документов нет, - выпалил Силин.
   - Сколько денег было? - спросил Соколов.
  Лукин специально молчал и не задавал вопросов, а ловил каждое его слово. Вот он момент истины, ради которой он затеял весь спектакль. Сейчас он скажет, сколько денег у него украли.
   - Да, рублей сто было, но главное, документы. Надо вызвать милицию, - ответил Силин.
   Лишь Лукин знал, что Силин своим ответом чистосердечно признался в совершении у него кражи. Он не сказал, что у него украли полторы тысячи рублей, которые лежали в кармане пиджака. Лукин в душе ликовал, состоялся момент истины, но жаль, что о нем никто не узнает. Вновь сработала его оперативная смекалка, правда на грани нарушения закона, но победителей не судят, да и кто теперь догадается?
   - Как ты считаешь, полковник, надо милицию вызывать? - спросил Соколов у Лукина.
   - Я думаю надо, тем более  милиция у них в гостинице дежурит и охраняет наши номера, а пропало удостоверение. Это не шутка.
   Лукина уже радовало то обстоятельство, что ошарашенный кражей Силин сам выдал себя. Он украл у Лукина деньги и не посчитал сколько.  Если бы при одном шансе из тысячи, что они могли быть его, то он должен был о них  сказать, что их украли, а тут полная тишина. Как  хотелось Лукину засветить ему промеж глаз, но цирк, который он устроил в воспитательных целях, ему все больше нравился. Пусть Силин почувствует себя в роли обворованного, хоть некоторое время, потому что Лукин знал, сейчас поднимутся на лифте работники милиции и принесут его документы и портмоне, которые обнаружат в кабине лифта, но без его семи червонцев.
   - Милицию я вызвал и предлагаю посмотреть всем свои карманы, - предложил Силин.
   Лукин зашел в свой номер и, вернувшись, заявил,  подошедшему капитану милиции, что у него похищены полторы тысячи рублей купюрами по двадцать пять.
   «Так-так, какова реакция Силина?- присматривался к нему Лукин, - порядок».
   Чувствовалось, что его напряжение после заявления Лукина о краже спало, и его взгляд больше не выражал подозрения. Он после выхода из своего номера смотрел на Лукина с прищуром и явно подозревал его, но когда услышал, что у него самого похищены деньги, и он заявил об этом капитану милиции, который принес портмоне Силина с удостоверением, обнаруженные в кабине лифта, то все его подозрения развеялись. По его понятию жулик украл у Силина и те полторы тысячи, что он вытащил у Лукина. Фантастическая ситуация для Силина, в один день две кражи и недолго он радовался удачной наживой, как через час сам оказался обворованным. Слабоват, ты оказался Силин, супротив опера Лукина.
    - Товарищ полковник напишите заявление по поводу кражи, будем разбираться, - предложил капитан милиции.
   - Ну, если Вы меня уже знаете, то я провожу Вас до комнаты милиции в гостинице, а вот товарищ Силин, не знаю, будет ли писать заявление? - поинтересовался Лукин.
   - Нет, нет, все в порядке, мне вернули удостоверение, спасибо милиции, - засуетился Силин.
   «Вот, гнида», - подумал Лукин, - подержать бы тебя в камере пару дней, может, вылечился бы. Да, хрен с тобой».
   - Пошли, капитан, - Лукин пошел с ним в сторону лифта.
   - Товарищ полковник, можете мне поверить. Этот случай у нас в гостинице первый, да, еще в Ваших апартаментах, - заверил капитан милиции.
   - Вот, потому я никаких заявлений  писать не буду и прошу забыть об этом маленьком происшествии, не хочу портить Вашу стопроцентную статистику раскрываемости, а деньги дело наживное, - сказал Лукин.
   - Спасибо, товарищ полковник,- поблагодарил капитан.
   - Счастливой тебе службы, капитан, - Лукин протянул ему руку.
   Лукин вернулся в компанию и предложил выпить, чтобы снять нервное напряжения, хотя сам внутри ликовал, «спектакль» удался. Его распирало от смеха. Ему хотелось хулиганить, достать ту пачку сиреневых купюр с зелеными цифрами и расплатиться за проигрыш при Силине, тем самым дать понять, что ему была отведена роль статиста в том «спектакле». Развели его, как пацана, а ведь могли и привлечь за кражу, он сам признал, что той суммы у него не было, Нет, все-таки хрен с ним, пусть пребывает в неведении. Пусть думает, что жулики проникли через лоджию второго этажа и не дали ему попользоваться похищенными деньгами у Лукина, который был уверен, что нашел лучший выход из данного положения, да, и сам развлекся.  Жаль, что нельзя было посмеяться всем вместе над тем случаем. Но шутки в сторону. Силина украл не ради шутки и Лукин не шутил, хотя ему было весело. Нельзя было марать комиссию официальными заявлениями. И морду бить, тоже он считал уделом слабых.
   Теперь оставалось легализовать свои же деньги. Не мог же он оставить своих друзей и жену из-за Силина без кубачинского серебра. Лукин позвонил в присутствии всех из номера Председателя домой и попросил Олесю выслать ему денег. Она должна была отвезти их дежурному по Госаванадзору на улицу Кржижановского, а тот переправит их утром с экипажем в Махачкалу.
      Когда сотрудники Госавианадзора СССР улетали в далекие края на расследование авиационных катастроф, то они морально готовы, что им придется, есть грубую и простую пищу, состоящую из сухих пайков вместо изысканных домашних блюд, носить мягкие, бесформенные унты или  парить ноги в резиновых сапогах  вместо кожаной обуви, спать на снегу, а не на пуховой постели.  Так бывало в Якутии и на берегу Северного Ледовитого океана,  да и горах Тянь-Шаня совсем недавно. Они уже привыкли за те годы к работе «на яме», так расследователи называют место, где произошла катастрофа, с раннего утра до позднего вечера, не обращая внимания на погодные условия. Ко всему,  в конце концов, можно привыкнуть. Государственная комиссия по расследованию авиакатастроф состоит в основном из коллег по Госавианадзору, которым не нужна психологическая притирка, но на месте расследования  комиссия разрастается до сотни и более специалистов, с которыми иногда ранее не работали и потом больше по жизни не встретишься. Трудно бывает выработать должное отношение ко всему окружающему и, особенно к новым сотрудникам. Ибо обычную учтивость ты должен заменить в себе терпимостью. Так, и только так можешь заслужить драгоценную награду, это истинную товарищескую преданность. Так был воспитан Лукин и не требовал слов благодарности, но сейчас он попал из-за подлости Силина в сложную и нестандартную ситуацию, поэтому принял именно такое решение, поставив его вне закона и отплатив той же монетой.
       Перед сном Лукин вспомнил, что рассказ «Кавказский пленник» написал Лев Толстой на основе  подлинных событий, происходивших полтора века назад  в пограничном районе Дагестана с Чечней. И он усвоил с пятого класса, когда познакомился с рассказом, что предательство у горцев осуждалось во все времена как самое большое преступление. Он уже пытался в шутку про себя оправдать свои незаконные действия, примеряя их под законы гор. На самом деле у него нигде ни екнуло, что он поступил неверно. Он вспомнил еще одного классика русской литературы, своего любимого поэта Лермонтова, но не в связи с образом Печорина, когда тот нечаянно распугал контрабандистов в «Тамани», а все тех же горцев, так как сегодняшние события произошли на земле Дагестана, про которую он писал в поэмах. Горцы отличаются отвагой и мужеством, которые сочетаются с добротой и честностью, так думал Лермонтов, а возможно так и было в те годы, когда он написал эти строки:
Там поразить врага - не преступленье.
Верна там дружба, но вернее мщенье;
Там за добро - добро и кровь - за кровь.
И ненависть безмерна, как любовь.
 После воспоминаний он спокойно уснул с «чувством выполненного долга». Утром комиссия собралась в кабинете Козыренко в аэропорту Махачкала. Сведения о расшифровке из Москвы еще не поступили, поэтому у них образовалось свободной время. Козыренко передал Лукину конверт от дежурного Госавианадзора, который передал экипаж с первого рейса из Москвы. Олеся молодец. Быстро передала деньги. Лукин открыл при всех конверт и достал оттуда несколько купюр сиреневых 25-рублевых купюр. Теперь он мог спокойно покупать все необходимое, а Силин еще раз убедился, что он не причастен к событию, происшедшему накануне.
    - У меня есть предложение к комиссии выехать сегодня на экскурсию на Чиркейскую ГЭС, что за Буйнакском. Там у меня дом в поселке Дубки для энергетиков. Пока еще снега не насыпало на перевале. От поездки получите огромное удовольствие, и когда у вас появится такая возможность побывать в тех местах, - предложил Козыренко.
    - Я не против, а как народ? - Соколов бросил взгляд на комиссию.
   - А в Кубачи сможем организовать поездку? Я хотел бы купить что-нибудь для дома из их изделий, - поинтересовался Лукин.
   - Сделаем, но в другой день, так как это в противоположной стороне от ГЭС. Мы поедем в горы на границу с Чечней, а Кубачи в горах рядом с Азербайджаном. Все эти изделия можно купить в Дербенте или в Махачкале, но в два раза дороже. И совсем дело не в деньгах, просто надо посмотреть село Кубачи. Оно не менее увлекательно, чем ГЭС, - пояснил Козыренко.
   - Тогда я за обе поездки, - обрадовался Лукин.
   - А меня увольте от поездки по горам в период снегопада. Я, пожалуй, отосплюсь в номере гостиницы, - сообщил Силин.
      Лукин не знал, как другие, а он был доволен таким решением. У него стальные нервы, но он больше не хотел кушать хлеб-соль за одним столом с тем человеком. За столом приятно сидеть с друзьями и единомышленниками, а когда за стол попадает такая личность, то не получаешь удовольствия от  выпивки и закуски.
   Их компания проехала Буйнакск и дорога свернула вправо в сторону Кизилюрта рядом с Чечней. Дорога петляла в горах по живописнейшим местам водохранилища, из которого шапками торчали горы и сопки, затопленные водой и окутанные густым туманом. Его удивил бирюзовый цвет воды в Чиркейском водохранилище. Это была картина для художников, но нигде не было ни одного деревца или кустарника. Вода и голые скалы. Было что-то странное в той красоте. Красивое озеро среди скалистых гор без селений и людей смотрелся, как лунный пейзаж.  Лукин посмотрел другими глазами на красоты и догадался, что на высотах ничего и не росло, а сады вместе с аулами были затоплены. Многие поколения горцев носили сюда на себе и привозили  на лошадях мешки с землей из долины, чтобы вырастить хурму, персиковые деревья и виноград. Теперь все уничтожено. Вода  огромного водохранилища, у которого была задача и оросительная, так и не стала помощником в сельском хозяйстве. У самой дороги  показался поселок Новый Чиркей. Мудрыми были предки современных дагестанцев. Знали, где строить и как. Селение стоит неподалеку от поселка Дубки.  Древний аул Чиркей был в прошлом знаменитым  пристанищем абреков, но во время строительства ГЭС его затопило водохранилище, на дне которого оказались его дома и сады. Новый аул заложили не на склоне, а в долине, открытой всем ветрам. И строили не по законам, принятым в горах, когда крыша одного дома есть двор другого, а по образцу и подобию равнинных деревень, с размахом. Теперь и называют его не аул, а село с ровными улицами и просторными садами.
  Лукин вспомнил свою командировку, когда он в горах Сванетии разыскивал квартирных разбойников из Грузии. Горы и села Сванетии похожи на эти в Дагестане, так как они относятся к одному Большому Кавказскому хребту. Только в Сванетии он был ранней весной, а в Дагестане сейчас поздняя осень. Эти времена года похожи снегопадами в горах и таяниями снегов, так как в долинах гор еще было тепло, и шел дождь. Красота беспредельна. Ему тогда казалось, что нет на свете ничего прекраснее, ничего удивительнее, чем горная страна Сванетия.  Потом он удивлялся красотам Тянь-Шаня прошлой весной, а теперь не мог налюбоваться на горы, на их жителей - гордых аварцев.
   - Бедные наши горцы,- улыбнулся Козыренко, когда они проезжали Новый Чиркей, - дома больше двух этажей не могут построить. Говорят  денег нет.  Двухэтажный дом лучше маленькой сакли, но не в горах. В высоких бетонных хоромах неуютно, когда холодно. Ветер зимой в горах такой, что дует сквозь стены. Сакли были небольшими, и хватало печки, чтобы обогреться. В поселке Дубки есть котельная, в Новом Чиркее ее нет. И надо топить печь. А где взять топливо?  И чтобы не стучать зубами от холода, чтобы готовить шашлык, чтобы выпекать душистые чуреки, жители Нового Чиркея ездят в лес по дрова.  Около селения уже все вырубили, около поселка Дубки тоже. Теперь перебираются на другую сторону водохранилища, благо плотина есть, проехать можно. Каждый день проезжают три-четыре машины, доверху груженные дровами. Разрешения на рубку леса, конечно же, ни у кого нет. Но его и никто не спрашивает. А горы лысеют. А где лысые горы, там оползни, лавины и сели.
     В поселке энергетиков Дубки проживают те, кто работает или работал на ГЭС, а также кто ее строил.  Он расположился на высокогорном плато на пятьсот метров выше плотины водохранилища. С его окраин открываются замечательные виды на Сулакский каньон, окружающие горы, и водохранилище.  Приехали они в Дубки, когда уже смеркалось,  но пока еще не стемнело, пошли полюбоваться  вечерними видами. В это время в горах лежал снег и немного подморозило. Приятно было из теплой дагестанской осени переехать в зиму, а потом обратно. Поднялся сильный ветер, и они поспешили в дом, где их ждал горячий домашний ужин в доме Козыренко.    Жители прозвали свой поселок с явно недагестанским названием  Дубки «на семи ветрах».  Он не прилепился к горе, как древние дагестанские аулы, он гордо занял место на самой вершине горы.
    Как только расцвело, Лукин взял свой фотоаппарат и долго щелкал затвором на краю большого плато, на окраине поселка. Внизу  было ущелье, и Лукин впервые увидел парящих орлов, которые летали внизу и, видимо, выше не забирались, так как на той высоте нет никакой живности кроме домашней птицы. И припомнились ему строки из стихотворения Пушкина:
Кавказ подо мною. Один в вышине
Стою над снегами у края стремнины;
Орел, с отдаленной поднявшись вершины,
Парит неподвижно со мной наравне.
     Изящная плотина, будто упругая пружина, распирала массивные скалы, удерживая рукотворное море. Козыренко не торопил, дав насладиться панорамой, открывшейся со смотровой площадки. В глубоком ущелье  узкой лентой у подножия плотины серебрилась в бирюзовых оттенках река Сулак.  Бирюзовая вода и голубое небо, а между ними горы казались синими. Поздняя осень уже потеряла свои  красные, золотые, краски. Лишь на склонах виднелись серые, подернутые мхом камни. Интересно было ощущать себя взлетевшим выше орлов, и сразу припомнился анекдот по тому поводу. Про себя он вспомнил поступок Силина, который назывался кражей, но тот человек был болен клептоманией, которая граничила с простой распущенностью в поведении. Приятно было в выходной день присесть за стол с коллегами и выпить рюмку коньяка под домашние пельмени.
   - Высоко в горах Дагестана паслись козлы, - Лукин поднял рюмку с коньяком, - вдруг на них налетел орел и унес одного. Пастух прицелился, выстрелил и убил орла с первого выстрела. Орел упал на дно глубокого ущелья, а козел полетел дальше. Так выпьем за то, чтобы орлы не падали, а козлы не летали.
   Все засмеялись, но если бы они знали, кого Лукин называл козлом, то со смеху упали бы под стол, так как его с ними не было. Он подсознательно догадывался, что в те места уже сейчас было опасно ездить, а уж после и подавно. Мятежная Чечня начала будоражить весь Северный Кавказ и не обошла Дагестан. Все вместе с неутихающей войной в Цхинвали поставило Кавказ на грань гражданской войны. В Чечне проблемы с русским населением  начались еще в прошлом году, когда в почтовых ящиках появились первые «письма счастья» - анонимные угрозы с требованием убираться по-хорошему из Чечни. 8 июня 1991 года Президент Чечни Дудаев провозгласил независимость Чечни. После  «августовского путча» в Москве Дудаев объявил о роспуске республиканских государственных структур, обвинив Россию в «колониальной» политике. В тот же день дудаевские гвардейцы штурмом захватили здание Верховного Совета, телецентр и Дом радио. Депутатов  избили, а председателя грозненского горсовета Виталия Куценко выбросили из окна, в результате чего он погиб. Джохар Дудаев объявил о выходе Чечни из состава Российской Федерации. 7 ноября 1991 года Ельцин подписал Указ о введении в Чечне режима чрезвычайного положения, но в ответ дудаевцы окружили здания МВД и КГБ, военные городки, блокировали железнодорожные  станции и аэродромы. Планы Ельцина были сорваны. Из республики был начат вывод российских военных подразделений и частей МВД, которые приняли решение передать дудаевцам половину всего имевшегося в Чечне оружия и боеприпасов, ссылаясь на невозможность вывезти его. Не было кому погрузить, и не было вагонов. Так были вооружены мятежники.
      Лукин крайне отрицательно относился к репрессиям при сталинском режиме, однако усатый дал команду и 23 февраля 1944 года целиком республику эвакуировали в места не столь отдаленные, а теперешняя власть не в состоянии свое же вооружение вывезти с военных складов. Министр обороны России не ведал, что творит. Нельзя вывезти оружие, так уничтожь его на месте или хотя бы боеприпасы. Так нет. Вооружили голодных бунтующих горцев танками и самолетами. А если быть точным, то в Совмине Дагестана во время доклада причин катастрофы Як-40  их, как членов Госкомиссии проинформировали точными данными о передаче вооружения российской армией Чечне. Дагестан беспокоило, так как вооружался их ближайший и беспокойный сосед, а часть этого оружия скоро попадет и в Дагестан. И так Чечня получила от Министра обороны России  пять истребителей МиГ с 300-ми  авиационных ракет и 7 тысячами  авиа снарядов. Два штурмовика и два боевых вертолета.  Сорок два танка Т-62 и Т-72. Около ста БМП  и БТР, а так же 942 автомобиля. Восемнадцать установок Град и более 1000 снарядов к ним. 139 артиллерийских системы  и 24 тысяч снарядов к ним, а также  противотанковые пушки различных типов семьсот штук и ракетные комплексы в количестве 200 штук. Пятьдесят тысяч единиц стрелкового оружия, более 150 тысяч  гранат.  27 вагонов боеприпасов и полторы тысячи тонн бензина. Вот последнюю позицию можно было оставить. Это 10 тысяч комплектов вещевого имущества, 72 т продовольствия и 90 т медицинского имущества. И это были официальные данные, которые в такой обстановке не могут отражать истинную картину, но вся картина будет известна позже. Никто из руководства войсками МВД и Минобороны не подумал, что оставленное оружие чеченцы добровольно не сдадут. В высших кругах Дагестана были разговоры, что оружие чеченцам было продано, а не передано.
      В Чечне разразилась  всеобщая безработица, мужчины ходили с автоматами, закон исчез, бесчинствовали местные вооруженные отряды, свирепствовали их междоусобицы, воцарились страх, грабежи, убийства, похищение в рабство и работорговля в открытую, прямо на улицах Грозного публичные казни. Целые аулы ходили грабить проходящие поезда, и вскоре движение по железной дороге прекратилось. Нарастали разбойные набеги на Ставрополье, похищение его жителей в рабство и в заложники, захваты автобусов с пассажирами.
     Сейчас их комиссия вместе с председателем Соколовым сидели дома у Козыренко и собирались обратно в Махачкалу, а поселок Дубки находится в тридцати километрах от границы с Чечней, где в то время происходили данные события. И граница та  не государственная, а поэтому условная, тем более что в горах Кавказа границ не существует. Может и прав был Силин, что остался в гостинице под охраной. Он-то лучше их разбирается в местной обстановке. Тем не менее, все обошлось и они возвращались.
     Лукин понял, почему он два дня назад вспомнил классиков Льва Толстого и Лермонтова, которые описывали в своих произведениях события на Северном Кавказе, которые происходили полтора века назад и именно в этих местах. Теперь события повторялись, но «Кавказскими пленниками» стало все русскоязычное население, которое исчислялось десятками тысяч. И это не Жилин с Костылиным. Теперь у чеченцев на вооружении боевые самолеты, танки и все современное оружие для армии, поэтому новые российские власти не могут им пока противостоять. Это было предательством, но уже в катастрофических масштабах. Такими стали правила игры накануне развала СССР и ничего с этим не поделаешь.
   Надышавшись горным воздухом, Лукин спал безмятежным сном, вдыхая в гостинице морской воздух. Вот откуда в Дагестане столько долгожителей. Впереди было еще воскресенье, и Соколов решил отдохнуть в гостинице, а Лукин с Валерой поехали в аул Кубачи. Козыренко выделил им автомобиль с местным водителем, который знает дорогу. Их гостиница находилась под Каспийском, и к Кубачи было ближе, чем от Махачкалы. Рано утром позвонил водитель и сообщил, что он ждет у входа на УАЗе. Такая машина была в самый раз по горным дорогам. Лукин знал по карте, что им предстояло проехать по берегу Каспийского моря  до поворота на Кубачи около ста километров и свернуть вправо в сторону Большого Кавказского хребта. Там еще около пятидесяти километров по асфальту, а потом по щебенке в горах. Он изучил по карте маршрут, и ему уже не терпелось побывать в древних горных местах, где много веков назад обосновались оружейники.
  На побережье Каспий¬ского моря шел дождь, было тепло и сыро. Море  закрывал туман, но оно было рядом и ноздри носа ловили его неповторимый запах. Не доезжая десяти километров до Дербента, свернули направо. Потом был лес, состоящий из дуба, бука и различных ив. Лес кончился, а при въезде в горы их встретили картины с буйством красок. Кусты желто-лимонные, оранжевые, красные перемежались с участками зеленой еще травы, с серыми и рыжими скалами. Лукина удивила разница в природе, которую они видели вчера и той, что открывалась им сегодня. А всего лишь двести километров на юг. Но вчера они видели красоту искусственного водохранилища и ГЭС, а сегодня совершенно дикую и нетронутую природу в горах.  Дорога  забиралась в горы, и живописные картины сменялись одна за другой, впрочем, как и погода. Сначала вдоль побережья был туман, потом в горах пошел дождь и чем выше они поднимались, дождь шел сначала со снегом, а теперь повалил снегопад. Облачность была настолько низкой, что непонятно было туман ли это или облака. Асфальтированная  дорога закончилась и это сделано специально, так как  на крутых спусках и подъемах лучше ехать по щебенке, чтобы в зимний гололед машинам было  за что зацепиться. В горах наступила  зима, но было еще тепло, и вся дорога скоро покрылась слоем жидкой грязи, машину  немного заносило, и водитель сбавил скорость, которая и так была небольшой. Туман или облачность порой перекрывали видимость до нуля, а потом вновь открывали им дальнейший путь. Вдоль дороги были проложены желтые газовые трубы, которые служили маяком в их поездке по горам в ненастье. Водитель кряхтел, но о возврате в сторону моря не сообщал. В горах часто бывает смена погоды и вскоре сквозь туман показался сероватый диск солнца, который быстро рассеял эту серость, и появились первые лучи солнца. Они закрывались иногда облачностью, но это уже не влияло на видимость по дороге, отчего настроение путешественников значительно улучшилось. По дороге им не встретилось ни одно транспортное средство, потому что в горах в такую погоду все местные жители предпочитают оставаться дома, пока не успокоится стихия. Самое лучшее состояние гор, когда выглядывает солнце после снега. Природа представляется в резких контрастах белого и черного, что режет глаза. Насыщенная зелень склонов, которая здесь, как на альпийских лугах и чистая синь неба, а вокруг слепящий снег. Они поднимались все выше и выше в горы, и дорога шла вдоль отвесных стен. Внизу чернела  пропасть. Облака медленно проплывали уже под ними, а от дороги шло испарение от выпавшего снега. После снегопада появилось жгучее солнце, и снег стал испаряться.  Он не таял, а  превращался в пар. Влага с дороги быстро стекла и стали видны просохшие места. Наконец водитель объявил, что они преодолевают  последний серпантин, за которым аул Кубачи и дальше дороги нет. Кубачи были в снегу, хотя они расположены на высоте двух тысяч метров над уровнем моря, потому нет здесь вечных снегов и ледников.
   Лукин на месте оценил выражение, которое аул Кубачи сравнивало с  небоскребом, уложенным на бок по склону горы. Жил здесь народ со своей историей и тысячелетними традициями, своим языком. Это был город-мастеров, и таких больше нет во всем мире. Дома лепятся у крутого склона один над другим, вырастая один из другого, селение выглядит со стороны пчелиными сотами.  От порогов верхних домов начинались крыши нижних домов, которые как  скалы  серого цвета,  только балконы, двери и рамы домов окрашены в ярко-голубую краску. Лукин не уставал восхи¬щаться своеобразной архитектурой домов. Они приехали  в далекий дагестанский аул Кубачи, который сразу затмил все предыдущие впечатления о Дагестане.  Он много слышал невероятных историй о происхождении аула Кубачи, которое на турецком означает «кольчужники». Корни села уходят вглубь веков первого тысячелетия до нашей эры, а другие предположения были не более красивых историй. Одна из них рассказывала о французском происхождении оружейных мастеров, которых прислал по приглашению король Франции и они поселились в горах у даргинцев. Другая история была более древней и кубачинцы рассказывают о своем римском происхождении. Будто бы они были взяты Александром Македонским из Рима для изготовления оружия во время его походов, да так и остались жить  в этих  горах. Они были только мастерами-оружейниками и никог¬да не занимались ни земледелием, ни скотоводством. Взяв жен из соседних аулов, они постепенно утратили свою латынь и стали даргинцами. Раньше кубачинцы изготавливали кольчуги и шлемы, мечи и копья,  луки и стрелы, а так же знаменитые  кинжалы. Лукин помнил кубачинскую шашку XVI века из Оружейной палаты. На шашку у него не хватило бы денег, а вот кинжал в серебряных ножнах он присмотрел в мастерской. Кинжал в разукрашенных серебряных ножнах, несколько браслетов и две заготовки для серебряных рюмок с подносом лежали на столе в мастерской. Ничего мудреного из инструментов в руках мастера не было. Несколько резцов по серебру были воткнуты в деревянный брусок. Ни тисков, ни граверного станка, который мог бы облегчить работу мастера, не было. Одна чаша с  серебряными крошками от резьбы и другая с углем. Мастер резал узор, положив заготовку подноса на колено. На глазах матовое серебро засверкало на лучах света от лампы. Резьба ложилась, друг на друга под разными углами, известными только мастеру, который после каждого реза подносил поднос к лампе и смотрел, как расходятся лучи от его резьбы. Вскоре вся его поверхность буквально горела белым огнем серебра. На ножнах серебро сначала были вычернено, потом создан какой-то рельеф, а уж потом мастер приступал к резьбе орнаментов. А какие получались браслеты, в которых применялась глубокая резьба, создающая ощущение не только красоты, но и его невесомости. Лукин был очарован увиденным, и ему не хотелось торговаться с мастером при покупке изделий, потому что они в Кубачах стоили в два раза дешевле, чем в магазинах, но на Востоке это не принято. Он приобрел поднос с шестью рюмками, два бокала для вина, турку для кофе, браслеты и конечно кинжал с черненными серебряными ножнами. Потом окинул все свои покупки и понял, что не напрасно приехал в аул. Кубачинцы накормили их компанию шашлыком из баранины, как оптовых покупателей и Лукин понял, что у них скупают чудесные изделия для продажи еще дешевле. Но ему казалось, что он и так купил все за копейки, в которые с каждым днем превращались рубли.
На обратном пути Лукин задумался, почему в Кубачах совершенно другая обстановка, чем в Чечне и даже в Дагестане. До Чечни всего лишь двести километров, а отношение к русским совсем другое. Они их не считают врагами. Это город мастеров, потому им все ровно, кто они. Гости платят деньги за их работу, поэтому их принимают, как дорогих гостей и угощают. Так было в этих краях много веков назад и может быть, правда, что кубачинские мастера были выходцами из Франции или Италии, от которых перешли к ним некоторые элементы европейской культуры. А скорее всего, было все гораздо проще. Кубачинцы трудились постоянно, передавая свое мастерство многие века из поколения в поколение, поэтому им было не до бузы и разбоев на больших дорогах, а чеченцы всегда бунтовали, а теперь их вооружили до зубов, а ружье иногда стреляет, даже если висит на стене.
Он не стал покупать сувенир Силину, в качестве подколки, отплатить добром за его подлость. Лукин заканчивал последнее расследование авиационной катастрофы, и не хотелось думать о нём. Пришли документы по расшифровке «черного ящика», а бортовые самописцы они расшифровали сами в первые дни. Соколов с Лукиным провели последнее заседание комиссии, на котором присутствовали Магомед Магомедович и командиры авиаотрядов.
  - В 13:01 экипаж связался с диспетчером и запросил разрешения выполнять полёт вне трассы и направится сразу на Кизляр, в обход Ронки. Такое спрямление маршрута выводило самолёт из зоны Северо-Кавказского центра и переводило в зону Астраханского УВД с согласованием между диспетчерами. Не желая усложнять себе работу, диспетчер Северо-Кавказского центра запретил следовать на Кизляр, но разрешил при этом полёт вне трассы. В 13:23 экипаж перешёл на связь с диспетчером Астраханского центра и доложил ему о следовании на эшелоне 5700 метров и о расчётном времени прохождения Кизляра. В ответ диспетчер, нарушив Инструкцию по производству полётов аэропорта Махачкала, дал команду следовать вне трассы сразу на привод Махачкалы. Экипаж знал, что им предстоит полёт над горным массивом Канабуру, но тем не менее не дал команду повернуть после пролёта Кизляра на привод Махачкалы. В 13:34 самолет снизился до эшелона 5100 метров и в 100 километрах от Махачкалинского аэропорта был в 35 километрах правее воздушного коридора. Экипаж соврал диспетчеру подхода о входе в зону аэропорта по воздушному коридору над горами. Диспетчер подхода видел на экране дальнего радиолокатора, что самолёт на самом деле находится на неустановленном рубеже, но не указал пилотам их местонахождение. В нарушение инструкций он дал команду снижаться до высоты 1800 метров  по неустановленной траектории снижения, хотя самолёт снижался в опасный сектор горной гряды, имевшей высоты 890 и 720 метров. В 13:39 самолет находился на высоте 1800 метров в 45 километрах от Махачкалинского аэродрома и в 23 километрах справа от трассы, диспетчер подхода, без согласования условий передачи, дал указание переходить на связь с диспетчером посадки. Экипаж подтвердил указание, не уточнив своё местонахождение. Диспетчер дал разрешение снижаться до высоты 1050 метров, хотя по инструкции в данной зоне была установлена минимальная высота 1800 метров. Экипаж слепо выполнил указание и вскоре попал в зону «затемнения» горными вершинами, в результате чего засветка рейса на экране радиолокатора периодически пропадала. Не видя засветки на экране, диспетчер в 13:40 назвал предполагаемое местонахождение самолёта — пеленг 308°, хотя фактический был 296°. Два неверных сообщения подряд о местонахождении самолёта дезинформировали экипаж и создали у него ошибочное мнение о направлении самолёта, что он приближается к установленному маршруту полёта. В результате экипаж продолжал сохранять прежний курс, доверившись данным, переданных диспетчером и не воспользовались пилотажно-навигационными приборами, которые могли бы подсказать, что самолёт летит в горный район с высокими вершинами. В 13:41 с борта самолёта было доложено о занятии высоты 1050 метров, на что диспетчер дал указание продолжать полёт, и вновь не проверив фактическое местонахождение самолёта, дал в 13:42 указание снижаться до высоты 400 метров. Самолёт не был оборудован системой сигнализации опасного сближения с землёй, а небо было затянуто сплошными облаками. Самолет находился в стороне от посадочного курса и, не снижая вертикальной скорости, экипаж начал доворачивать влево, чтобы выйти на посадочный курс, но через 5 секунд в 13:43 летящий в облаках на высоте 550 метров самолёт с левым креном 20° врезался в отрог горы Кукурт-Баш, полностью разрушился и загорелся. Все погибли, - Председатель комиссии Соколов зачитал акт расследования и сделал паузу.
   - Как мы и думали, вина была обоюдной со стороны экипажа и диспетчеров. Комиссия сделала выводы, что катастрофа явилась следствием грубых нарушений персоналом службы УВД и экипажем правил полётов и УВД в горной местности, что привело к выполнению снижения самолёта ниже безопасной высоты вне установленной схемы, столкновению с горой и полному разрушению самолёта, - сообщил Соколов.
   После заседания комиссии Лукин с Валерой вылетели в Москву с документами, а Соколов остался на выходные в Махачкале, так как не хватило финансов на его обратный билет.
   Была Государственная комиссия, работали специалисты высокого класса, и вдруг стали ненужными. В принципе ничего нового. Все, как во всей стране. Старые бюрократические аппараты менялись на вновь созданные молодые российские структуры, готовые разорвать хозяйство, оставшееся от СССР. Неужели, так все было плохо? Ведь, что-то можно было сохранить хорошее? Нет, все порушить от сельского хозяйства до космических кораблей. Зато отменили спекуляцию и Указом Президента объявлена свободная торговля, а когда ничего не производится в стране, то Указ означал, что купить товар подешевле, а продать подороже. Прибыль в карман, если государству ничего не надо. Никто, конечно же, государству не собирался платить налоги, считая, что государство им еще многое задолжало. К рулю управления государством примерялись настоящие "кидальщики", начиная с Павлова, а после него за это дело взялось более молодое поколение, настоящие акулы бизнеса. Не отставала от них в Госавианадзоре и хозяйственная служба вместе с начальником Леонидом Боковым, который  предложил  раздеть в буквальном смысле слова членов комиссии, участвовавших в расследовании катастроф.
   Постановлением Совмина СССР  работа расследователей авиационных происшествий приравняли к работе летчиков-испытателей, потому их экипировали в такую же спецодежду. От летных сапог на цигейке, унтов до кожаных курток на меху. Такая спецовка была очень удобна, как для работы на местах происшествия, так и для охоты. И Боков решил урвать свой кусок при дележе имущества Госавианадзора СССР, уговорив Председателя, подписать приказ, который предписывал  расследователям сдать эти спецовки в хозяйственный отдел. Лукин пытался оспорить это решение, хотя бы тем, что ранее на местах происшествия членам комиссии выдавалась эта одежда на время расследования, то есть  на месяц, а потом списывалась хозяйственниками авиаотрядов. Потом одежду можно было выкупить по остаточной стоимости, а по сути, почти новую, потому как сам носил ее на охоте. Здесь же уже прошел не один год носки спецодежды, да и ликвидируют их организацию, поэтому могли бы подарить на память или списать и продать им. Но хозяйственный отдел решил сам «наварить» на этом деле, и был непреклонен. Лукин не упирался бы в том вопросе, он и так все отдал, кроме  летной куртки на цигейке. Он давно уже сшил себе с ателье кожаную куртку для охоты и под кожу поставил меха летной куртки, поэтому от нее остался темно-синий верх с меховым воротником и эмблемами желтого цвета на рукаве и спине "ВВС-СССР". Когда Боков в очередной раз достал его предложением сдачи куртки, он ему ответил: - Я должен Вам доложить, что мех на летной куртке моль сожрала.
   - Тогда принесите то, что осталось, - сказал Боков.
   - Хорошо, принесу, - улыбнулся Лукин.
   На следующий день он приволок плотный непромокаемый темно-синий верх куртки с черным воротником и выпоротыми меховыми внутренностями. Боков долго вертел ее в руках, потом предложил:
   - Я в таком виде принять ее не могу. Вам придется написать объяснение по этому поводу.
   - Ну, это легко, - и Лукин, взяв лист бумаги, изложил грустную историю, что после развода с женой ему пришлось снимать жилье, а в той квартире оказалась моль. Когда он ее обнаружил, то меха внутри куртки не осталось.
   Он совсем не подумал, что Боков побежит к Председателю Госавианадзора жаловаться на него и демонстрировать его объяснение. Через десять минут Боков позвонил и сообщил, что его ждет Иван Ефремович. Лукин вошел к большому шефу, тот, поздоровавшись, поинтересовался.
   - Что за моль такая у Вас завелась, что куртку съела целиком? - спросил он.
   - Иван Ефремович, вот такая летает, сам боюсь, – Лукин показал руками моль размером с гуся и пригнул голову, изображая, как она летает над его головой.
   Председатель невольно засмеялся и глухим басом вынес приговор остаткам куртки.
    - Ладно, Лукин, идите, работайте. Артист. А, Вы Боков спишите куртку, как есть, - дал указание Председатель, не переставая покачивать головой и улыбаться.
   Не получилось у хозяйственника отобрать у Лукина охотничью куртку, и то была его последняя шутка с молью в той конторе. Беспокойная была у него работа и немного опасная, как у настоящих мужчин и  коллектив  был прекрасный, а его руководители были выше всех похвал. Никакого сравнения не могло быть с его коллегами по работе в милиции. Гражданские люди, но с большим чувством ответственности, совсем другой уровень, но что поделаешь, Лукин был к ним откомандирован из МВД СССР, а теперь возвращался в кадры в МВД России за штат, что означало без должности, которую придется еще искать. С кадровиками вспрыснули его генеральские лампасы, и в один миг он стал никем вместе с МВД СССР и Госкомиссией.   
    Поневоле пропоешь: «То взлет, то….». Его  аэроплан взлетел высоко по жизни и, возможно, продолжил бы набирать высоту, но был сбит вместе со страной. Куда теперь Лукин спарашютирует? Он не обижался на судьбу и понимал, что сделал почти невозможное. После «залетов» в личной жизни с француженкой, когда «старшие братья» из КГБ  предложили милицейскому руководству уволить его на утро, а потом развод с женой, которая была из семьи высокопоставленного партийного руководителя, Лукин прошагал до такой должности. А если бы не ставили ему «палки в колеса», то и жить было бы скучно. Не было бы досрочно присвоенных званий, орденов и медалей, да и генералом уж точно был бы, но опять же при ровной и скучной жизни. Да генералом работать надо, а полковником можно в свое удовольствие и успей он получить генерала, то трудоустроиться с такой должностью в МВД России проблематично. На него и так косо смотрят новые милицейские кадровики, которые видели документы, подписанные на Лукина верхними руководителями МВД СССР. Но, что поделаешь? В стране случился катаклизм, который напрямую коснулся его. Что там впереди? Лукин опять оказался на жизненном  перекрестке. Уже который раз жизнь ставит его перед проблемой выбора на перекресток. В какую сторону свернуть, и по какой дороге продолжить свой путь. В этот момент главное принять правильное решение и не проскочить свой поворот, да и задерживаться нельзя на перекрестке. Не самое хорошее место. Илья Муромец в русской сказке недолго решал перед камнем, на котором было прописано:
По первой дороженьке ехать - убитым быть,
По другой дороженьке ехать - женатым быть,
По третьей дороженьке ехать - богатым быть.
    Лукин читал в детстве, что в некоторых книгах богатыря звали Илья Муровец сын Ивана. Так что было думать, когда он проработал «муровцем»
 в Московском уголовном розыске пятнадцать лет от оперативника до начальника отдела уголовного розыска. Зачем искать работу? Надо делать то, что умеешь лучше других. И опасно оставаться на жизненном перекрестке надолго, не зная, в какую сторону пойти. В жизни случаются моменты, когда не знаешь, куда идти. Шел, шел, и вдруг  пропадает ориентир. Оказался на перепутье. Пропало солнышко. Утром встал, а солнца нет, как в одном мультике, когда его крокодил проглотил. Перестает радовать прошлое, и не видишь себя в будущем.  От такого можно попасть в  депрессию, но не Лукин.
   Непросто сделать выбор, когда всё рушится в стране, и ты не знаешь, что будет завтра с тобой в том месте, которое ты выбрал, но дорога жизни представляет собой паутину развилок и надо шагать лишь по одной из них. Лучше, конечно, по известной тебе или проторенной, а Лукин долгие годы слыл одним из лучших столичных сыщиков уголовного розыска, потому не стал долго раздумывать, а решил вернуться к своей профессии.
   В знаменитом сериале Шелленберг сказал: - «Мюллер бессмертен, как бессмертен в этом мире сыск».
  При увольнении под расчет Лукину выплатил зарплату за шесть месяцев и компенсацию за два на сумму семь тысяч рублей, на которые недавно можно было купить автомобиль «Жигули», а теперь можно было обменять их на 60 долларов. Цены на товары были отпущены в «свободное плавание» и поднялись в 25 раз. Целая сумка денег в банковских упаковках, на которые ничего не купишь. Генеральская зарплата за восемь месяцев приравнивалась к одной поездке Лукина в качестве извозчика от Белорусского вокзала до аэропорта Шереметьево, за которую ему платили от 50 до 100 долларов. И если бы полковник милиции не бомбил на том поприще, то было бы не на что жить те полгода, когда не платили зарплату. Потому он посчитал большим плевком в его душу выдачу полной сумки обесцененных денег, за двадцать пять лет безупречной службы Родине.
  Лукину предлагались руководящие должности в Главных управлениях МВД по борьбе с организованной преступностью и по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, где трудились его коллеги, помнившие его нестандартные оперативные комбинации по изобличению преступников. Пока он пребывал на перепутье, сотрудник кадров Рябов предложил ему должность начальника отдела в особой инспекции по личному составу в МВД.
   - Вот такая должность точно не для меня, я там работать не смогу,– сказал Лукин.
   - И напрасно. С начальником инспекции мы уже переговорили, и он согласился на собеседование с вами. Ему нужен руководитель отдела с таким опытом работы. Тем более что последние шесть лет вы находились в командировке от МВД в Совмине, поэтому вас и проверять не надо на «чистоту мундира».
   - Я с вами полностью согласен, но мне эта служба не подходит по складу характера. Ведь я должен буду искать негативы в поведении сотрудников, и участвовать в проверках по снятию с должностей руководителей, а это не по мне. Я лучше жуликов буду ловить.
   - Вам же не вечно предлагают работать в инспекции. Поработаете немного, а оттуда можно перейти опять на генеральскую должность.
   - О чем я и говорю. Напишу негативную справку о каком-нибудь генерале и займу его должность. А какими глазами я потом буду смотреть на личный состав? К тому же я сам всегда работаю «на грани фола», выражаясь футбольной терминологией. Так, что спасибо за предложение, - улыбнулся Лукин.
   - Очень жаль. Тогда ищите себе должность сами.
   Лукин понимал, что в ГУКе МВД России нельзя отказываться от предложенных должностей, потому что больше предложений не будет, о чем кадровик сказал откровенно, да еще могут «козни» строить, когда сам найдешь себе должность. Так оно и получилось, когда он выбрал свою родную стихию - уголовный розыск. Пока кадровики тянули с оформлением документов о переводе, должность начальника отдела заняли, и ему предложили поработать старшим оперуполномоченным по особо важным делам, что было понижение с его предыдущей должности примерно на пять ступеней. Старший опер-важняк ГУУР МВД РФ приравнивался к должности первого зама областного УВД, но то было возвратом к тому, с чего он начинал в МВД шесть лет назад, когда ему предложили должность первого заместителя УВД Самаркандской области. Как хорошо, что он тогда наотрез отказался от того предложения. Где теперь Самарканд и весь Узбекистан? Федорчук многих сотрудников Центрального аппарата МВД СССР оставил без жилья и работы. Лукину предложили отдел по борьбе с разбоями и грабежами, которым руководил Алексей Плешков. Он знал его еще по работе в Московском уголовном розыске, что было немаловажно в настоящее время, когда так мало осталось знакомых в ближнем окружении. От прежнего Главного управления уголовного розыска МВД СССР в МВД России остались единицы, и среди них был генерал Дзиов, которому его представили.
   - Проходи, проходи, - махнул рукой по-приятельски генерал и на «ты», - а я ещё засомневался - ты ли это, когда мне представили твоё личное дело. Всё такой же орел, но я думал ты уже генерал. Ты ведь после Афгана пошел на большое повышение, а почему опять оперативником?
   - Судьба играет человеком, - грустно улыбнулся Лукин.
   - Не жалеешь, что не остался в «Кобальте» под моим руководством?
   - Если бы только под Вашим руководством, то остался бы без тени сомнений, но тогда было принято решение о переподчинении «Кобальта»   отряду КГБ «Каскад», а у меня со старшими братьями из КГБ были разногласия по личной жизни, не укладывающиеся в моральный кодекс строителя коммунизма. Мне пришлось тихо уйти из «Кобальта», чтобы не дразнить КГБ. Потом стал большим начальником, но Вы уже читали в личном деле.
   - Да, о нашей службе до сих пор даже шепотом не говорят, но нужно было сказать мне, и я притер бы твои разногласия с КГБ, - сказал первый командир отряда спецназа «Кобальт» генерал Дзиов.
   - Борис Бесланович, так вы давно знакомы? - спросил Плешков.
   - Да его надо представлять на заместителя Министра с должности руководителя Главка, а ты его опером со мной согласовываешь. Сколько же прошло с тех пор? - спросил генерал Лукина.
   - Ровно двенадцать лет. Мы с вами встречались в феврале 1980 года перед Олимпиадой в кадрах на Огарева,6. Потом в Ташкенте и в Термезе, а за речку в Мазари-Шариф мы уже самостоятельно ходили с коллегами из мусульманского батальона.
   - Иди, работай, Виктор, а будут вопросы, заходи, - сказал генерал.
  Лукин разместился в кабинете напротив генерала и вспомнил те годы, когда окунулся с головой в оперативную работу по созданию агентурной сети в милиции Афганистана. В тюрьме  Мазари-Шариф их группа, состоящая в основном из сотрудников МВД Узбекистана, вербовала среди арестованных агентуру для заброски в банды моджахедов. Когда Лукин узнал, что их группа спецназа будет полностью передана в подчинение КГБ, то «по болезни» ретировался в Москву. Он не стал испытывать судьбу, когда чекисты могли задать вопрос, как столичный опер, который состоял в гражданском браке с француженкой из Парижа, попал в одно из самых секретный подразделений МВД. Лукин был чист и честен, но поводов у КГБ для подозрений было хоть отбавляй, потому он самостоятельно вышел из игры и никто не знал об истинных причинах вместе с генералом Дзиовым, его первым командиром. Милицейского генерала Дзиова из Северной Осетии судьба не жаловала. Около десяти лет назад он  оказался негодным для руководства республики и, вопреки интересам дела, на пост министра внутренних дел Осетии вместо него был назначен человек со стороны. Его же отправили подальше, работать в посольстве Чехословакии.  Всегда при посольствах за рубежом существовала должность советника посла, которую занимал сотрудник КГБ, но недавно была введена такая же должность для представителя МВД СССР и в Чехословакии ее предложили Дзиову. Такие назначения случались даже в Политбюро КПСС, но тех назначали послами, отправив в «почетную ссылку». Лукина того хуже - хотели уволить, но он не сдался и «нырнул» под крыло Совмина СССР, где его не смогли «достать» недруги из КГБ. Об истинных причинах его командировки в Совмин знали единицы, а он никогда не хвастался «маленькой войной» со «старшими братьями» из КГБ.  В 1987 году, после возвращения на Родину, Дзиов был назначен заместителем начальника Главного управления уголовного розыска МВД СССР, а теперь его переместили на ту же должность в ГУУР МВД России. Лукина встретил генерал, умудренный жизненным опытом. Он был честным офицером с острым умом и душевной теплотой, который имел собственное  мнение, отличное от мнения начальства. На мундире генерала красовалась орденская планка со многими правительственными наградами, в том числе орденами «Красной Звезды» и «Знак Почета». Лукин получил свои более десяти лет назад за поимку вооруженной банды, а орден «Дружбы народов» за Московский фестиваль молодежи. В Главном управлении уголовного розыска МВД России ему поручили курировать Центральный округ России по раскрытию разбоев и грабежей. Он был безмерно рад, что вернулся к своей профессии.