Чертовка

— Ты оставила, — он держал в руке тонкую книгу с выгоревшими сухими страницами. Его вопрос был направлен к девушке, что шла мимо, а после протянутой тетради остановилась. Внимательный спокойный взгляд был уставлен на книгу в длинных тонких пальцах парня.
— Кажется, — она взяла книгу и открыла ее. Между страниц лежала высохшая веточка милисы. — Спасибо, — тихий черно-карий взгляд был направлен в упор кариму взгляду парня.
Он нашел тетрадь на парте, оставленной нетронутой никем в пустовавшем классе.
— Красивый гербарий.
— Да, — она опустила взгляд, и легкий румянец окрасил веснушчесчатое лицо розоватостью. Он улыбнулся. — У тебя тоже книга в руке.
Он взглянул в левую руку, в которой удобно разместился томик "Превращения". На досуге он часто перечитывал Кафку, а в разгар пущего эмоционального всплеска брал в руки "Униженные и оскорбленные" Достоевского.
— Да.
Девушка прижала книгу к груди, тревожа пожелтевший корешок длинными аккуратными ноготками с белыми полулунками.
— Лилия.
— Петя.
Она заправила локон за ухо и, опустив голову, развернувшись, пошла вдоль переполненного детским хохотом коридора. Ее длинные рыжие кудряшки развивались фейерверком солнечного света. Он долго стоял посреди пустоты, наблюдая за удалявшимся силуэтом в цветочном платье с лилиями. Его сердце впервые зазвучало после долгих лет отстраненности и личного равнодушия. В последний раз такое было после догонялок в деревенском просторном поле. Это было в далеком детстве. А затем прозвенел звонок.

— Странная она, — заметил одноклассник Пети, захватив спагетти в плен вилкой.
— Если она читает книги, то она странная? — обернулся Петя и посмотрел в сторону девушки.
— Нее, не в этом дело, — одноклассник вложил в рот огромную кипу и зажевал. — Ты же тоже книги читаешь, но странным тебя не назвать. Тут в другом дело.
— В чем же? — Петя ждал ответа, но не дождался. Одноклассника больше интересовала маслянистая еда с изобилием кетчупа. — В том, что она постоянно что-то делает одна?
— Не... Знаешь, ей словно в лицо коровью лепеху бросили.
— Скорее, пыльцу от цветка, — Петя перевернул страницу книги, на содержании которой он не мог состредоточиться.
— Ух, какие мы поэтичные, — заметил тот, не отрывая взгляд от девушки, что успела заметить бабочку, присевшую на подоконник. Девушка улыбнулась, будто младенец при виде такого чуда и попыталась приблизиться к ней. Петя сам смотрел на нее. С улыбкой. — Все равно чокнутая какая-то.
— Не говори о ней так, — просьба парня скорее напоминала призыв, нежели просьбу сделать одолжение.
— Ты что? Встречаешься с ней?
— Нет.
— Спишь?
— Нет. Я видел ее в ливчике только. И то один раз, и то сквозь промокшую майку.
— И все равно, чокнутая она.
Петя захлопнул книгу и встал из-за стола. Он вышел в коридор.
— И что я такого сказал? — подумал одноклассник, продолжая есть.

Лиля сидела на качелях, перебирая песок голыми ступнями. Ее лодочки стояли рядом. Она смотрела на свои пальцы в песке, то, как они то сгибаются, то разгибаются.
Рядом присел Петя. Он смотрел вперед. По площадке бегали дети. Они резвились, смеялись, веселились.
— Почему не на уроках? — спросил он. Его взгляд тоже привлекли голые ступни. Они были очень бледными, а ноготочки хрупкие и розоватые. Кожа выглядела мягкой, словно у ребёночка.
— Скучно.
— Вот и мне тоже.
Она улыбнулась и подняла взгляд на парня, взмахнув рыжими, а под солнцем белыми, ресницами.
— Я заколку новую одела, — указала она на украшение в форме лилии.
— Вижу. Прикольная, — улыбнулся и он. — И ты тоже... Прикольная. Необычная.
— Ты в любви что ли признаешься?
— Типа того, — он посмотрел в небо, затем снова на нее. — И впервые причем.
— Я думала, у тебя были уже девушки.
— Отношения — да. Любви — нет.
— Я обманула тебя.
— В чем?
— Мои одноклассники спрятали тетрадку, а являться без домашки на урок равносильно двойке. Лучше прогулять. Тоже двойку получу.
— Мне с ними поговорить?
Она отрицательно покачала головой.
— Они вернут ее. Книгу с гербарием же вернули.
— Тебе принести ее?
— Нет. Я заберу ее после урока.
Петя смотрел на Лилю внимательно, изучал взглядом белую кожу, блестевшую под лучами солнца, будто кувшинка. Он придвинулся ближе и чмокнул ее в щеку.
— Хочешь встречаться с чокнутой? — улыбнулась Лиля, слегка опустив голову, то ли от смущения, то ли от озорства.
Петя кивнул.
— Тогда целуй сильнее, - развернулась Лиля к нему полностью и немного склонилась так, чтобы Петя видел только ее и более не замечал ничего.
И он поцеловал.
— Классно целуешься.
— Знаю.
— А вот я не очень.
— Угу.
— Но ты меня всему научишь. Ведь так? Ты же опытный.
— Конечно.
"Всему" его напрягало.

Их все больше стали видеть вместе. Они часто гуляли, шли бок о бок, хотя и не держались за руки. Лиля смотрела под ноги, а пальцами теребила корешок книги, что покоилась около груди. Она могла иногда что-то шептать себе под нос и посмеиваться. Петя находил это милым.
Другие оглядывались, шушукались и посмеивались.
Однажды второклассник подбежал к ним и кинул листок в лицо Лили. Петя пытался догнать проказника, но тот скрылся далеко. Когда он вернулся, то увидел Лилю без улыбки.
— Почему люди такие жестокие?
Петя взял листок из ее рук и прочитал:
— Я чокнутая! Встречайтесь с со мной!
Была нарисована лилия с двумя женскими грудями.
Петя скомковал листок и бросил в ближайшую урну. Он обнял Лилю.
— Они все глупцы.
— Люди видят меня такой.
— Люди видят только то, что им хочется.
— Дети боятся меня.
— На то они и дети.
Они продолжили прогулку. Долгие медленные шаги довели их до парка.
— Если купишь мне мороженое, я разрешу потрогать грудь, но только одну.
— Шантажируешь?
— Нет.
— Проверяешь на порядочность?
— Нет. Просто хочу этого. И мороженое тоже. Решила совместить и то, и то.
— Ты не должна мне ничего доказывать.
— И не собиралась вовсе. Я и вправду этого хочу.

— Ты хоть что-нибудь знаешь о ней? — спросила мама Петю. Ее бледное лицо всегда становилось красным, когда дело касалось девушек, которые нравились ее сыну.
— Она любит природу, книги читает. Хрупкая и чувствительная натура.
— Я не об увлечениях, а о ее семье. Кто ее родители? Хорошие или плохие люди?
— Не знаю. Люди как люди. Наверное.
— А вдруг она из плохой семьи? Про нее столько слухов ходит. Например, что мальчик один посмотрел на нее не так и на следующий день заболел сильно.
— Заболеть он мог от чего угодно. Не проверенные же факты, — он перевернул страницу книги, отвлекаясь от чтения лишь для вида.
Мама стукнула кулаком по столу и, поджав губы, выбежала из комнаты.
— Беспредельник! Надо пороть его! Вот придет отец с работы.
А отец с работы возвращался уже пять лет. И второклассник, который кинул листок в Лилю, упал с четвертого этажа, когда по заброшкам с друзьями лазил. В классе собирали средства для его лечения. Переломы были страшные.

— Ты меня боишься? — губы Лили дрожали. Она лежала на кровати, а ее длинные волосы укрывали нагое белое полотно тела красным вельветом.
— Вовсе нет, — склонился Петя над ней, соприкасаясь своей кожей оливкового оттенка с кожей Лили, образуя коктейль из двух цветов. Он поцеловал ее в лоб, который показался болезненно горячим (хотя Лиля выглядела здоровой), и погружался в зеленый малахитовый омут ласковых несмелых стеснительных глаз, в которых зарождался огонь желания. — Тебя бояться глупо. Наоборот, нужно защищать. Ты словно крылья бабочки — дотронешься — испортишь всю красоту.
— Ты эстет. У тебя не получится меня испортить. Только украсить. Улучшить. Рядом с тобой я загораюсь, словно пламя.
— Заметил.
Они улыбнулись друг другу, отдаваясь новому поцелую. Горячему, страстному и возбужденному, как их тела.

Тело Лили источало тепло, равносильное жару. Горячая кожа при соприкосновении обжигала. Погружаясь в котел наслаждения с новым и новым вдохом, его обволакивало лавой. Ладони, торс и губы покрывались волдырями от ожогов. Петя не мог дышать из-за духоты, легкие затуманились адским смогом. Глаза ослепли, язык иссох, сердце расплавилось, а в паху в предвериях неземного наслаждения разом все исчезло. Не было возможности даже выплюнуть жалобный стон мольбы о помощи.

Он обмяк, замертво навалившись на Лилю. Она остыла, перевернула обгоревшее тело и прилегла на черную грудь, наблюдая за безликим ужасом на черепе Пети. Улыбалась она чертовски, царапая ноготками обугленную кожу.
Она высосала из него все соки.