070. Принцесса Аликс - Цесаревичу Николаю

Письмо принцессы Гессен-Дармштадтской Аликс Цесаревичу Николаю Александровичу.
На английском и немецком языках с переводом на русский.


№ 30.       Harrogate.
                May 29th, 1894.

My own beloved darling Nicky,

A good kiss & very tenderest thanks for your dear letter, I received this evening. Now that you write from Krasnoe, the letters arrive here in the evening, instead of morning.

So you have also got our bad weather, I am indeed sorry; & the poor boysy has to fly into bed as fast as he can. I have no fire in my bedroom, but fear I must confess to having hot water bottle, as I suffer so from cold feet.

The books have come, for which best thanks. I wish I had only more time for reading. I don’t know how it is but the days seem much too short – and, in the other way, far too long, you can guess why, you beloved child, my Nicky dear.//

And your officers ask questions & make the boysy shy, oh! how sweet, tho’ sweet! No, I mean I am sorry for you—you see what a nuisance I am to you, how much happier you would be without me. But I could not do without you, & your affection. I love you, I love it is all that I can say, it is my dreaming in the night, my vision in the day.

The weather is not fine, but Schneiderlein & I drove in two tricyclebathchairs for an hour.

You know, the day before we arrived here, twins arrived, & so I asked them to be brought up today. They are 8 days old now, sweet tiny little things. The boy is a little bigger than the little girl, but she has thick dark hair.// They are most sweet but nery things.

Gretchen is having a Russian lesson, & I am on the sopha with an aching leg. By the by, my dress arrived today, you remember, you helped me choosing this staff at Coburg.

Oh, how difficult the Russian verbs are! I fear I shall never learn it! Today we read about a bear & little children, who took him for a big dog & played at solo with him,—oh, such good stories, aren’t they?

;There is one flower perfect in the wilderness of life. That flower is Love. There is only one fixed star in the midst of our wandering. That star is Love. There is only one hope in our despairing night.—That hope is Love.;

O dass ich werde fromm wie Du,
Und Lieben lern’ und trauen,//
Lass’ mich Dir Heute und Immer zu
In’s liebe Antlitz schauen.
Die Liebe gl;ht wie die Sonne,
So hei;, so hei;, so hei;,
Dass sich dass Herz vor Wonne
Kann recht zu fassen weiss.

;Oh my dear one, how I love you,
Better, better every day!
With unending true devotion,
Deeper, far than I can say.
When at evening dies the day light
Lost at length in night’s embrace
All the gloom is steeped in sunshine
By the memory of your face.
And with morning comes the whisper of the name that I adore (Nicky).
And I waken, sleep forsaking;
Wake to love you more and more;.

Welch' ein Gl;ck ist treue Liebe,
Unsere Herzen sind vereint,
Traumen kann sie Tod allein
Lieben, und geliebt werden,
Ist der Freuden h;chster Gipfel
Ist des Lebens Wonne und Gl;ck.//

My pen is like a pin & makes vile holes. They are pretty these little verses, don’t you think so? I wish I could compose such pretty things, when my heart is so full, oh, so full, who has filled it so, one little boysy, my Nicky dear, oh—what a naughty thing you are!

«Eine Blick in Deine Augen
Ist wie Tiefe ruht; dar;ber hin
Gehen Wellenschlag und Sturmgebraus.
Ein Blick in Deine Augen
Ist wie ein Blick zum Himmelszelt,
Das l;chelt klar und still herab
Auf die verworrne, fr;he Welt».

Oh, my sweety’s big eyes, no photo shows them properly, I kiss them in thought. How many heads have they already turned, will you tell me, naughty boy?//

«Weil auf mir, du dunkles Auge,
Hebe deine ganze Macht,
Ernste, milde, tr;umerische
Unergr;ndlich s;;e Nacht.
Nimm mit deinen zauberdunkel
Diese Welt von Heimen mir
Dass du ;ber meinem Leben
Einsam schwebest f;r und f;r»

No, the ladies are killing when Gretchen can’t the words out I tell her to sneeze & to spit, & really then it is easier. I beg your pardon humbly for saying such a wicked thing about your language, you see ein kein be a spotter too. – Is this not true?

«Was das Herz gesprochenen laut
Nur voll sagen anvertraut,
Plaudert oftmals bunt und kraus
Die geschw;tzige Feder aus.

Our case, love, is it not? A good long hug, Nicky dear!//

Now enough verses for tonight! I must say bye-bye. Sleep well, adored child, & may God bless & protect you.

30th. Good-morning, my darling Nicky dear! At last the sun is shining—it is warmer if it only lasts.

This morning I got an invitation to perform the opening ceremony of an Institute for young men’s Christian association. They wrote so kindly asking me to do it in remembrance of Mama, us, not in remembrance but so as to meet one of her family. But Gretchen must write now & decline it, as I have no gentleman here, & am on purpose in incognito, so as to avoid any such thing, otherwise I would willingly have done it, tho’ not amusing, but anything in dear Mama’s county, is of interest to me. It is not here// but in Lancashire.

I have sent Madeleine out to get snips of velvet.

What a disappointment when I got into bed last night. My bottle was leaking & swamped the bed, so I had to wrap my toes up in a shawl as they were like a bit of ice.

The musicians have been performing down here again, & really not so bad at all.

The Ladies are also out making the purchases, & I am left in solitary glory to write letters.

I rather like being alone & quite and not always someone fidgeting around me.—I am an unsociable creature as you see.

There, now a wind is getting up & clouds are gathering together.

Hang it, I can’t even have the window open, the people begin to stare, I feel inclined to smack them.//

But now good-bye my pet, I press you tenderly to my heart, & kiss you. God bless you! Ever Nicky mine, your own truly & deeply loving & devoted bride
Alix.

The length of my skirt is ___.

Madeleine is not back yet, too tiresome as I ought to be off to my waters.

She is back & the patterns are bad, she is going to look out for more this afternoon, & ten I will send you patterns. The Dr. kept me so long, I could not write more, sweety.

I am longing for the afternoon post wh(ich) I hope will bring a good sweet letter again.


№ 30.       Хэррогейт.
                29 мая 1894.

Мой дорогой, любимый Ники,

Нежно целую и бесконечно благодарю за твое дорогое письмо, что пришло ко мне сегодня вечером. Теперь, когда ты пишешь из Красного, твои письма приходят вечером, а не утром.

Итак, к вам тоже пришла наша плохая погода, мне, в самом деле, очень жаль, бедный мальчик вынужден забираться в постель так быстро, как только может. У меня в спальне нет огня, но признаюсь, что пользуюсь бутылкой с горячей водой: у меня очень мерзнут ноги.

Пришли книги, за что горячо благодарю. Если бы только у меня было больше времени для чтения. Не знаю, почему, но иногда дни кажутся очень длинными, а иногда – очень короткими. Ты можешь догадаться, почему, мой ненаглядный малыш, любимый Ники.//

Итак, твои офицеры задают вопросы и смущают моего мальчика – о, как это мило! Нет, я хочу сказать, что мне жаль тебя – ты видишь, какие неприятности я доставляю тебе, и насколько счастливее ты был бы без меня. Но без твоей любви я больше обойтись не могу. Люблю тебя, люблю – это все, что могу сказать. Могу сказать, что вижу сны об этом ночью, и мечтаю днем.

Погода не очень хорошая, но мы со Шнайдерляйн катались час на трехколесных колясках.

Ты знаешь, за день до нашего приезда привезли близнецов, и я попросила, чтобы их принесли показать сегодня. Им всего лишь 8 дней отроду, нежные малютки. Мальчик немного больше девочки, но у нее густые темные волосы.// Они очень милы, но так крохотны.

Гретхен занимается русским, а я лежу на диване – нога болит. Кстати, сегодня пришло мое платье; помнишь, ты помог мне выбрать ткань в Кобурге.

О! Как же трудны русские глаголы! Боюсь, никогда их не одолею. Сегодня мы читали про медведя и маленьких детей, которые играли с ним, как с собакой. О, такие хорошие рассказы!

«Есть один прекрасный цветок в безумии жизни – это Любовь! Есть только одна путеводная звезда в наших странствиях – это Любовь! Есть только одна надежда, когда ночью к нам подступает отчаяние – эта надежда – Любовь!». [Cлова Айши – героини романа Генри Райдера Хаггарта (1856-1925) «Она».]

О, была б я как ты благочестива,
Училась верить и любить.//
Пусть же на меня ныне и всегда любимого лик глядит.
Любовь жжет как солнце,
Пламенно, жарко, горячо.
И лишь упоенное сердце
может правильно понять.

С каждым днем люблю тебя все больше,
Нет границ у верности моей,
В час вечерний, как закат
Солнца лик от нас скрывает,
Образ твой в душе моей
Отступить мрак заставляет,
Утра щебет оживленный
Мне то Имя говорит,
Что всего теперь дороже (Ники),
Оживленна, весела, пробудилась
Ото сна, чтоб любить тебя все больше.

Какое счастье в верности любовь,
Сердец соединение.
Смерть попрать одна любовь
Лишь может, и для влюбленных
Вершину радости являет
Наслажденье и счастье жизни составляет.
[Либретто барона Готтфрида ван Свитена (Gottfried van Swieten) к оратории Франца-Йозефа Гайдна «Времена года».]//

У меня перо, как игла: оставляет дыры. Они очень милы, эти стихи, не так ли? О, если бы я тоже могла сочинять так красиво, когда мое сердце переполнено, настолько переполнено! И кто наполнил его, о, Ники, дорогой, ты, несносное создание!

Смотрю в твои глаза как в глубину морскую;
пучина порождает.
И бег волны и шторма глас.
Гляжу в твои глаза как в небеса,
Что тихо и светло улыбку шлют
С рассветом в мир сумбурный.

Ах, эти огромные глаза моего любимого. Никакое фото не в состоянии передать их, и я целую их мысленно. Сколько голов ты успел вскружить – скажи мне, негодник?//

«Когда касаются меня
Твои задумчивые очи,
Серьезно, нежно, вдохновенно,
Пленяюсь я их скрытой мощью
В невыразимой сладости ночи.
Очарованная взором,
Готова в мир я колдовской идти,
Что б в жизни навсегда с тобою,
Передо мною этот взгляд парил».

Нет, дамы решительно невозможны. Когда из Гретхен не получается вытянуть ни слова, я ей советую чихнуть и сплюнуть; на самом деле, потом становится легче. Смиренно прошу прощения за то, что сказала гадость о твоем родном языке. Ты видишь, что кое-кто [нем.] тоже может быть дерзкой [нем.]. – Не так ли?

«Что сердце гулко замышляет
Лишь слово полно раскрывает,
О чем перо доносит подчас суетливо,
Бурно и болтливо».

Как раз наш случай. Крепко тебя обнимаю, Ники, любимый.//

Достаточно стихов на сегодня, пора прощаться. Сладких снов, любимое дитя, Господь да благословит и защитит тебя.

30 мая. Доброе утро, мой дорогой Ники! Наконец-то светит солнце и погода становится теплее, если только это продлится.

Этим утром я получила приглашение совершить церемонию открытия Института христианской ассоциации для молодых людей. Они написали, любезно осведомляясь, смогу ли я там присутствовать в память  Мамa, даже и не в память, а чтобы встретить хоть кого-то из ее семьи. Но Гретхен сейчас напишет письмо с отказом, поскольку у меня здесь нет джентльмена для сопровождения, и я специально здесь инкогнито и избегаю таких вещей. Иначе, конечно, я с удовольствием бы откликнулась, церемония не очень-то веселая, но все, что происходит в графстве дорогой  Мамa, глубоко интересует меня. Это не здесь,// а в Ланкашире.

Я послала Мадлен за образцами бархата.

Что за несчастье было вчера вечером, когда я легла в кровать: моя бутылка с водой протекла и промочила постель, так что мне пришлось завернуть ноги в шаль, ибо они были, как ледышки.

Здесь снова играют музыканты, и совсем не так плохо, честное слово.

Дамы отправились за покупками, а я оставлена в совершенном одиночестве – писать письма.

Мне хорошо одной, когда никто не вертится вокруг. Как видишь, я малообщительное существо.

Вот, снова поднимается ветер и становится облачно.

Боже, я даже не могу открыть окно, потому что люди начинают глазеть. Хочется их отшлепать!//

Ну а теперь прощай, родной, нежно прижимаю тебя к сердцу, целую тебя, благослови тебя Боже, мой Ники! Всегда твоя, искренне любящая и преданная невеста
Аликс.

Длина моей юбки ___.

Мадлен еще не вернулась, очень утомительно, так как мне надо отбывать на воды.

Вот и она, но образцы не годятся. После полудня она посмотрит еще, и потом я тебе их вышлю. Доктор продержал меня так долго, что я просто не могла писать больше.

С нетерпением ожидаю послеполуденной почты, которая принесет мне твое милое письмецо.